Читать книгу Сердцебиение - Наталья Шагаева - Страница 4

Злата

В восьмом классе я влюбилась в парня из одиннадцатого класса. А он, наверное, даже не знал о моем существовании. Я наблюдала за ним издалека, и выводила в тетради его имя. И вот однажды, на новогоднем вечере, я решила первой признаться ему в любви, наивно полагая, что мое признание сблизит нас. Я передала ему бережно свернутую записку с признанием. А он лишь посмеялся надо мной и выкинул записку в урну. Все новогодние каникулы я рассматривала его фото в социальных сетях и рыдала в подушку, когда он выложил кучу фотографий с девушкой из своего класса. Мама тогда мне сказала, что это не настоящая любовь. А я кричала, что она ничего не понимает и он – моя любовь. Я давно забыла про этого мальчика и даже как-то долго смеялась вместе с Катькой, когда рассказывала ей историю своей первой детской любви.

Сегодня мне снился Никита, так звали этого мальчика. Мне снилось, что он гладит мои щеки кончиками пальцев, а мне щекотно и смешно. Когда я проснулась и открыла глаза, то поняла, что мои щеки щекочет глубокое размеренное дыхание Яра. Он спит рядом со мной, а моя рука накрывает его грудь. Я боюсь пошевелиться, отодвинуться и разбудить его. Я просто замираю, затаив дыхание, и рассматриваю его лицо: нос с маленькой горбинкой, густые длинные ресницы. Почему у большинства мужчин всегда такие красивые ресницы? Смотрю на его мужественные скулы и ловлю себя на мысли, что хочу обвести их пальцами. Зажмуриваю глаза, пытаясь отогнать от себя навязчивые, неправильные мысли об этом мужчине. Что со мной происходит? Я сошла с ума на фоне стресса?! Меня тянет к человеку, который хотел меня убить?! Боже!

Медленно убираю руку с его груди, пытаясь бесшумно подняться с кровати. Зачем он лег спать рядом со мной? Чтобы я не сбежала? Немного отодвигаюсь, хочу подняться, но тут же падаю назад из-за того, что сильная мужская рука сгребает меня в охапку и прижимает к себе. Вскрикиваю от неожиданности, но тут же зажимаю рот рукой, поскольку Яр делает это неосознанно, во сне. Он так сильно меня сжимает, что становится нечем дышать. Начинаю вырываться, уже не боясь его разбудить, поскольку понимаю, что рубашка на мне задралась, а полотенце, которое я повязывала на бедрах, куда-то исчезло. Но главное – я не чувствую отвращения, внутри меня вновь что-то переворачивается от его объятий и мужественного запаха. Так не должно быть! Только не с ним!

– Ты всегда, так рано встаешь? – спрашивает он, продолжая удерживать меня на месте.

– Отпусти меня немедленно! – требую я, продолжая безуспешные попытки вырваться.

– Не дергайся. Я взрослый мужчина, сейчас утро, а на тебе только рубашка и миленькие белые трусики, – усмехается он. Может я и девственница, но далеко не дура, и понимаю, к чему он клонит.

– Отпусти! – отталкиваю его со всей силы. Он резко разжимает свои объятия, и я почти падаю с кровати, но Яр хватает меня за руку, не позволяя упасть. Он переводит взгляд на мою грудь, в то место, где рубашка расстегнулась и оголила мою грудь в бюстгальтере. Резко вырываю свою руку, быстро поднимаюсь с кровати и убегаю в ванную. Я бегу не от страха, а потому что мне понравилось, как он смотрел на мое тело. Умываюсь холодной водой, хлопаю себя по щекам, чтобы прийти в себя и не ощущать проклятый жар, который будоражит тело. Быстро снимаю с себя рубашку, надеваю свои джинсы и белую блузку, застегиваюсь на все пуговицы. Приглаживаю волосы и собираю их в хвост. «Злата, веди себя хорошо, но держи его на расстоянии, тебе нужно выбраться отсюда», – говорю я в зеркало, и сама себе не верю.

Решительно выхожу из ванной и сталкиваюсь с мужчиной в коридоре. Он осматривает мою одежду, награждает меня пронзительным взглядом, и заходит в ванную, прикрывая за собой дверь.

– Можешь приготовить завтрак! – кричит он мне в след. Завтрак, значит! Хорошо, будет ему завтрак. Интересно у него острые ножи? Усмехаясь сама себе, прохожу на кухню. Но на самом деле внутри меня по-прежнему страх и ужас, но уже от волнения за Кэт и маму. Пока со мной все хорошо, не считая того, что я подвернула ногу и сошла с ума. Но они этого не знают. И я даже не могу просто послать им весточку, что я жива и здорова. Но я пытаюсь не впадать в истерику и отчаяние и не злить Монаха. Хочет завтрак, будет ему завтрак.

Открываю холодильник, достаю яйца, ветчину, помидоры и сливки, решив приготовить омлет. Ставлю чайник, нахожу в шкафчике чай с бергамотом. Начинаю готовить, и только сейчас понимаю, насколько я голодна. Вчера, пристегнутая к кровати в ожидании Монаха, я съела только печенье. И то от злости, что не смогла оторвать чертовы наручники или сломать кровать. Сама не понимаю, как уснула и не почувствовала, что рядом со мной Яр.

Когда омлет готов и чай разлит по чашкам, на кухню заходит Яр. Он одет в простые спортивные штаны и черную майку, которая до неприличия липнет к его мокрому после душа телу. Отворачиваюсь, продолжая резать хлеб, и странно себя чувствую. Мне не по себе в его присутствии, и если вчера я его боялась, то сегодня… Я сама не пойму, что со мной сегодня.

Слышу, как он садится за стол, спиной чувствую его взгляд. И мое сердце, как по щелчку, начинает ускорять обороты.

– Ай, – отвлекаюсь на мысли и полосую палец острым ножом. От неожиданности и боли роняю нож и сжимаю ладонь, по которой начинает стекать алая кровь. У меня с детства плохая свертываемость крови. Стоит мне просто порезаться и можно вызывать скорую.

– Аптечка над раковиной, – произносит Яр. – Там есть бинт и перекись, – не оборачиваюсь, мою окровавленную руку и достаю белую коробочку. Лью над раковиной перекись, но это мало помогает, из небольшого, глубокого пореза продолжает капать кровь. Нужен йод, но его нет в аптечке. Мокрыми руками, пытаюсь перевязать палец, чтобы остановить кровотечение. И так гадко и тошно на душе становится, что на глаза вновь наворачиваются слезы. Зажмуриваюсь, пытаюсь сдержаться и уже сделать что-нибудь со своим пальцем. Даже не замечаю, как ко мне подходит Яр. Он отодвигает меня от раковины, бесцеремонно хватает за запястье и осматривает мой палец. Хмурится, сводит брови, увидев, как маленькие капельки крови стекают на пол. Яр глубоко вдыхает, сам берет перекись, заливает мой палец. И мои проклятые слезы вырываются, наружу начиная стекать по щекам.

– Больно? – спрашивает он.

– Нет.

– Почему плачешь? – а я не могу ответить, потому что плачу не из-за пореза, а от того, что моя жизнь неожиданно повернулась на сто восемьдесят градусов. Я хочу домой, хочу, чтобы все встало на свои места. Я хочу проснуться и понять, что это был всего лишь страшный сон. А еще, я совершенно не понимаю реакцию своего тела на этого мужчину. Он держит мое запястье, пытаясь перебинтовать мне палец, а моя кожа начинает гореть в месте его прикосновения. Отворачиваюсь от него, качаю головой, не желая отвечать на его вопрос. Не больно мне. Совсем не больно. Со мной что-то другое. Еще бы понять, что.

– Понятно, – отвечает он и отпускает мою руку, берет нож, которым я порезала палец и отрезает бинт.

– Прекрати плакать. Думаешь, я сам в восторге от этой ситуации?

– Тогда отпусти меня. Пожалуйста… – всхлипывая, прошу его. Ведь он адекватный мужчина. Должен же он меня понять? Но он не понимает. Или я его не понимаю…

– Не могу, малышка. Не плачь, – а у меня от его «не плачь», текут градом слезы. Хочется кричать, обвиняя его. Но какой в этом смысл? Все происходит неожиданно. Яр прекращает бинтовать мой палец, и резко притягивает меня к себе, обхватывая мокрое лицо. Стирает слезы большими пальцами, смотрит на меня пронзительным взглядом. Его пальцы подбираются к моим губам, лаская их, немного сдавливая, а по моему телу табуном пробегаются мурашки. Сердце начинает неровно биться, словно хочет выбраться наружу, от того, что он медленно тянется к моим губам и снова целует. Но не так, как вчера – напористо и жадно, а медленно, невесомо, будто ждет моей реакции, аккуратно исследует языком мои губы, ожидая, когда я открою их сама и разрешу ему продолжить. Сердце бьется все быстрее и быстрее, и я уже сама пугаюсь своей реакции, потому что губы живут своей жизнью, открываясь, впуская его нежный язык, позволяя ласкать, целовать. Сама всасываю его нижнюю губу, пробую его терпкий вкус с примесью мятной зубной пасты. Его руки на моем лице хаотично гладят щеки, скулы, сорвав резинку, медленно зарываются в мои волосы. Сама вскидываю руки, исследуя его лицо, очерчивая мужественные скулы с легкой щетиной. Незакрепленный бинт слетает с моего пальца, и я пачкаю его своей кровью. Неосознанно, ведомая непонятным желанием, подаюсь к нему, прижимаясь к сильной груди. Задыхаюсь от того, что Яр углубляет поцелуй, сплетая наши языки. Еще несколько мгновений прекрасного сумасшествия и он отстраняется от меня, но лишь для того, чтобы целовать мои щеки, скулы, обжигая кожу горячими губами. А потом он отрывает мою ладонь от своего лица и ведет губами по окровавленной ладони, целует порезанный палец, слегка всасывая его, причиняя легкую, но такую сладкую боль. Он ласкает меня, а я смотрю на него, и мне кажется все это так естественно, прекрасно, и очень красиво, несмотря на то, что его щеки и губы перепачканы моей кровью. А у меня из-под ног уходит земля, и подкашиваются ноги. Боже, что мы делаем?! Зачем все это? К чему?

Яр не останавливается, отпускает мою руку, обхватывает талию, притягивая меня к себе теснее. Он опять накрывает мои губы, передавая мне металлический привкус крови, которую я, потеряв весь стыд и разум, слизываю с его губ, полностью отдаваясь этому поцелую. Цепляюсь пальцами за его майку, сильно сжимаю ткань в попытке унять дрожь и жар, разливающийся по всему телу. Я понимаю, что все неправильно и нам нужно остановиться, но я не могу. Мне хочется остановить эту планету и жить в этом мгновении вечно. Он сам от меня отстраняется, немного отодвигая от себя. А я глубоко дышу, заставляю свои пальцы раскрыться и отпустить его. Что я творю? Зачем позволяю ему делать это со мной? И в этот момент становится так неловко, что я не знаю, куда себя деть. А он смотрит на меня так откровенно, с блеском в темно-зеленых глазах. Но вот он закрывает глаза, и наша непонятная связь теряется, возвращая нас в реальность. Я отворачиваю голову, облокачиваюсь на раковину, совершенно забывая о порезанном пальце.

Яр берет мою руку и начинает забинтовывать мой палец настолько умело, словно делал это тысячу раз.

– У тебя кровь на лице, – тихо произношу я, заполняя душащее молчание. А он стер кровь с щек, посмотрел на свои пальцы и стиснул руку в кулак. Отошел от меня и вновь сел за стол, принимаясь за омлет, будто и ничего не было.

– Садись, ешь, – говорит он, смотря куда угодно, только не на меня. Заставляю себя сдвинуться с места, сесть напротив Яра и съесть омлет, запивая его горячим чаем и разбирая бардак в своей голове.

– Что между нами происходит? – спрашиваю я, когда мы заканчиваем завтрак.

– Если бы я знал, Златовласка. Если б знал, – как-то обреченно произносит он, награждая меня ледяным взглядом, от которого становится холодно. Он встает из-за стола, и быстро покидает кухню. А я так и остаюсь сидеть, смотря в одну точку с кучей мыслей в голове. Он назвал меня Златовлаской…

***

Весь оставшийся день я просидела на кухне, а Яр в комнате. Я боялась с ним столкнуться и посмотреть в глаза. Боялась собственных мыслей и реакции на человека, который хотел меня убить. Я пыталась читать книгу, которую нашла в столе, но строчки плыли перед глазами. Нет, я читала не прекращая, но не понимала ни слова из прочитанного. В какой-то момент я просто заставила себя выкинуть из головы все лишнее и думать только о том, как вырваться из этого заточения. К вечеру, смотря в окно на спокойно гуляющих людей, живущих своей жизнью, я совсем впала в отчаяние и решила использовать любой попавшийся шанс сбежать.

И этот шанс настал быстрее, чем я думала. Когда я вышла из ванной, в дверь позвонили, я застыла в коридоре, провожая взглядом Яра, который направился открывать дверь. На нем та же самая майка и штаны, где он никак не мог спрятать оружие. Он откроет дверь, и у меня будет шанс выскочить в подъезд или заорать во все горло. Тогда я еще не понимала, насколько мои планы были глупы, я просто не могла больше находиться в плену. Мне нужно на свободу, на свежий воздух, вдохнуть полной грудью и понять, что это все не по-настоящему.

Вжимаюсь в стенку в надежде, что Монах не видел меня в темном коридоре. Крадусь к двери, когда он ее открывает. На пороге какой-то непонятный мужчина, который говорит, словно у него задержка речи – медленно, тягуче. Он протягивает Яру какой-то пакет, предлагая что-то купить. Но мне все равно, кто он. Мне нужно выскочить в подъезд и привлечь к себе внимание. Яр лениво выслушивает мужчину, будто он его знает, а я глубоко вдыхаю и дергаюсь вперед. Почти выскакиваю в подъезд, налетая на мужика, который резко отшатывается назад, не понимая, что происходит. Но судя по виду и запаху, исходящему от мужика, он вообще мало чего понимает.

– Помогите! – только и успеваю выкрикнуть я. Сильная рука Яра хватает меня за блузку, и зашвыривает назад в квартиру.

– Пошел вон! – кричит он мужчине и захлопывает двери перед его носом. Все происходит настолько быстро, что я не успеваю опомниться. Он впечатывает меня в стену, вжимаясь всем телом, прожигая тяжелым пугающим взглядом. И мой страх возвращается. Я полная дура! И у меня, наверное, действительно нет инстинкта самосохранения, раз я только сейчас поняла, насколько глупа и ничтожна моя попытка сбежать. Он сдавливает меня настолько, что мне становится нечем дышать. А когда мой убийца обхватывает мою шею, немного сдавливая, меня парализует страхом как тогда, на крыше.

– Малышка, – вкрадчиво произносит он, сильнее сжимая шею. – Разве я не предупреждал, не злить меня? Скажи мне, ты хочешь умереть?! – уже раздраженно, со злостью спрашивает он, а я не могу сказать ни слова , кажется, он еще немного сдавит мою шею, и я задохнусь.

Ярослав

Смотрю в ее расширенные от ужаса глаза, и задыхаюсь от злости, не в силах совладать с собой. Я знаю, стоит мне применить всю силу и Злата задохнется. Ее глаза закатятся, а рот широко распахнется в надежде вдохнуть кислород. Больно не будет. Она просто отключится и уже не придет в сознание, и все вернется на круги своя. Мой мир вновь станет прежним. Но я сам себе нагло вру. Я не смогу. Уже никогда не смогу лишить ее жизни. Меня одолевает ярость от глупости и наивности этой девочки. От того, что предприняла очередную попытку вырваться. Но это не главное. Меня словно перемыкает, снося все планки от мысли, что девочка не так проста, как кажется. И то, что она отвечала на мои ласки и поцелуи, кажется огромной ложью, лишь для того, чтобы усыпить мою бдительность и заставить поверить в ее кротость и наивность. Еще несколько минут назад мне казалось, что эта девочка – насмешка судьбы и наказание за мои грехи, потому что со мной еще никогда не происходило ничего настолько чистого и настоящего. А сейчас мне все это кажется банальной фальшью, к которой я привык. Хочется встряхнуть ее, и потребовать каких-то ответов. Только вот вопросы куда-то потерялись, как только я вновь утонул в ее бездонных небесных глазах.

Я немного ослабил хватку, но тонкую шею так и не отпустил. Во мне бушует тысяча чувств и эмоций, и мне нужно срочно выплеснуть все наружу, иначе я взорвусь. И дрожащее тело Златы, которое я прижимаю к стене, подсказывает мне выход. Ее чертово сердце барабанит мне в грудь, словно хочет пробудить мое – холодное и расчетливое. А она даже не пытается вырваться, просто смотрит на меня во все глаза и дрожит как осиновый лист. Боится.

Подогретый яростью, я теряю контроль и набрасываюсь на ее приоткрытые розовые губы. Вновь ощущаю медовый вкус и окончательно схожу с ума. Она невероятно вкусная, сладкая и податливая. Ее руки упираются в мою грудь, пытаясь оттолкнуть. А губы отвечают на поцелуй, наши языки сплетаются в горячем безумном танце. Интересно, она осознает, что сейчас отвечает мне так же страстно и безумно, как и я? Она прекращает трепыхаться, всхлипывает в мои губы, сдается, и обхватывает мою шею руками, зарывается в волосы, сжимая их нежными пальчиками. И все! Меня срывает! Срывает от того, что она прекращает сопротивляться и молчаливо, податливым телом, дает мне разрешение делать с ней все, что хочу. А я так много хочу! Целую ее, словно одержимый, чувствуя, как на нежной шее заходится пульс, вторя ритму ее громкого сердца.

– Ты такая вкусная, малышка, ты понимаешь, что я сейчас с тобой сделаю? – спрашиваю ее, прерывая поцелуй и не узнаю собственного голоса. Смотрю в слегка поплывшие глаза, и вижу, что ни черта она не понимает. Сжимаю ее стройную талию, забираюсь под кофточку, чувствуя, как жжет пальцы от ее нежной кожи. Дышу ей в губы и веду руками выше, к небольшой округлой груди, накрывая упругие полушария. Она всхлипывает, и последние капли контроля летят к черту. Рывком распахиваю ее шелковую блузку, слышу, как маленькие пуговки рассыпаются по полу. Смотрю на грудь, вздымающуюся под простым белым бюстгальтером, и меня начинает трясти от возбуждения. Таким как она не нужно носить дорогое кружевное белье, не нужно сексуальных нарядов, они покоряют простотой и чистотой. Она настоящая.

Веду пальцами по ее соскам через бюстгальтер, а она прогибается, запрокидывает голову, предлагая мне себя, полностью сдаваясь в мой плен. Вожу пальцами по груди, находя застежку между грудей. Одно движение, и я распахиваю бюстгальтер, высвобождаю наружу красивую грудь с небольшими розовыми сосками. Опираюсь рукой на стену, теряя равновесие от нереальной красоты. Смотрю на нее, а у самого сводит скулы от желания втянуть в рот маленькие острые соски. Она, наверное, сама не понимает, что со мной делает. Девочка облизывает свои губы, и я вновь набрасываюсь на ее рот. И она отвечает, сбивчиво, но отвечает.

Накрываю ладонями грудь, немного сжимаю соски, перекатывая их между пальцами, чувствую, как они становятся еще тверже. Боже, она нереально чувствительна, стонет мне в рот от каждого прикосновения, зарывается в волосы на затылке и немного царапает ногтями. Член пульсирует до мучительной боли и дергается от каждого ее сладкого стона, который я пожираю ртом. Уже сам не понимаю, что творю, действую, ведомый инстинктами и бешеным желанием трогать и ласкать ее тело. Хаотично целую скулы, шею, из горла вырывается гортанный стон от того, что она нереально вкусная, медовая. Веду губами ниже, к груди, обхватываю соски, всасываю и почти кончаю от того, как она протяжно, красиво стонет. Расстегиваю ее джинсы, врываюсь в трусики, накрывая горячую плоть. Продолжаю ласкать грудь, слегка кусая маленькие бусинки сосков. Златовласка сжимает ножки, не позволяя мне пробраться к ее складочкам, и клитору, который я хочу поласкать и узнать, как малышка кончает.

– Расслабься, впусти меня, – хрипло прошу я, отрываясь от ее груди. – Открой глаза, смотри на меня, – и она подчиняется, впивается в меня слегка пьяным взглядом и кусает губки.

– Раздвинь ножки! – почти приказываю, а другой рукой щипаю за сосок, оттягивая его. И малышка позволяет мне пробраться к горячим, влажным складочкам, раскрыть их и нащупать клитор.

– Вот так, Златовласка, смотри мне в глаза, – говорю я, начиная обводить твердую вершинку. Она такая нежная, маленькая, красивая, отдается мне, подчиняется. Я смотрю ей в глаза, ласкаю клитор, а сам рисую в голове картины, как беру ее, на полной скорости вхожу в податливое тело, а она вот так же стонет и смотрит мне в глаза. Отпускаю клитор, вожу по складочкам, распределяя влагу, и подбираюсь к самому входу, скольжу пальцем, немного входя, и малышка рывком сжимает ноги, цепляясь пальчиками за мое запястье.

– Твою же мать! Златовласка! – почти кричу от понимания, что она действительно невинна. Читаю в широко распахнутых глазах, что ее еще никто не трогал. Со всей дури бью в стену возле ее головы, понимая, что это чистота не для меня. Не мне она должна подарить свою невинность! Кому угодно, только не мне.

– Ты девственница? – спрашиваю я, хотя давно знаю ответ. А она молчит и отворачивается от меня, продолжая дрожать. К чертям все! Я не стану ее первым мужиком. Но хочу подарить ей наслаждение, и освободить от этой жажды. Вновь накрываю мокрую плоть, хватаю за подбородок, и впиваюсь в губы, не давая опомниться. Растираю клитор круговыми движениями, и глотаю ее стоны. А самого рвет от желания. Хочу ее до одури, в разных позах. Хочу нежно и грубо, чтобы не стонала, а кричала мое имя. Возможно в другой жизни, я бы так и сделал: заласкал, зацеловал, делая ее только моей. Но не могу… Пусть эта чистота достанется кому-нибудь другому. И зверею от мысли, что кто-то другой вот так будет смотреть в ее небесно-голубые глаза с поволокой и входить в ее отзывчивое тело. Нежно, аккуратно ласкаю ее клитор, и грубо сминаю губы, кусаю их от злости, что у девочки все будет… только не со мной. Она достойна лучшего. Она – рай, а я – ад. И мы так далеки друг от друга. Наши жизни никогда не переплетутся, образуя одно целое.

Чувствую, как она плывет у меня в руках, оседает, цепляясь за мои плечи, сильно их сжимает. Ее клитор пульсирует под моими пальцами. Малышка выгибается, прикасаясь к моей груди твердыми сосками. Сама мои губы прикусывает и начинает кончать. Отрываюсь от ее губ, потому что хочу видеть каждую эмоцию на ее лице.

– Скажи мое имя! – требую я, потому что эгоистично хочу, чтобы кончила с моим именем на устах.

– Яр, – стонет она и всхлипывает, когда я отпускаю ее клитор, оставляя на грани оргазма.

– Ярослав, – говорю полное имя, и довожу дело до конца, интенсивно скользя пальцами по клитору, одновременно сжимая нежный сосочек. – Повтори! Кричи мое имя! – с рычанием требую я, смотря, как она закатывает глаза, запрокидывает голову и бьется об стенку.

– Ярослаааав! – протяжно стонет девушка и кончает. Это намного прекраснее, чем я представлял. Чувствительная малышка рассыпалась от наслаждения и зашлась в экстазе с моим именем на устах. И я не выдержал, скользнул пальцем в ее тесное тугое лоно. Совсем немного, у самого входа, и сам застонал ей в губы от того, что почувствовал спазмы ее оргазма.

Прикоснулся лбом к ее лбу, чувствуя, как она сжимает меня и вся дрожит. Понимаю, что, не смотря на адскую пульсацию в штанах, мне сейчас нереально хорошо от ее наслаждения. Пусть я никогда не узнаю, каково это – быть внутри нее и ловить ее настоящие оргазмы, я оставлю этот момент себе, для того, чтобы знать, что в моей жизни было что-то светлое и чистое. Я никогда не попаду в рай. Но теперь я знаю, как он выглядит. Она – мой персональный рай, с запахом луговых цветов и медовым вкусом на губах.

Подхватываю девочку под бедра, вынуждая обнять себя за шею, и несу в спальню. Опускаю ее на кровать, зацеловываю ее закрытые глазки, еще дрожащие губки, нежную шею, ключицы. Поднимаюсь, несколько секунд осматриваю ее прекрасное тело, и бегу прочь из комнаты, чтобы хоть немного прийти в себя. Прямиком в ванную, под холодный душ, глубоко дышать и тушить адский пожар, который бушует внутри меня. Не думая ни о чем, потому что если начну анализировать – свихнусь к чертям.