Читать книгу Хозяйка его виноградников 1 - Наталья Шевцова - Страница 2
Глава 1
ОглавлениеЗа один день до описываемых в прологе событий…
О-у-у-у! Боже! Боже… Моя голова! Как же сильно она болит! О-у-у-у! И не только болит, но и кружится… Все как в тумане. В густом тумане. Во рту пересохло. Не знала б точно, что я вчера не пила, решила б, что у меня зверское похмелье…
Стоп! Вчера… А что было вчера?! Или хотя бы позавчера? Или неделю назад?
Сквозь туман блеснуло какое-то воспоминание. Девушка отчаянно потянулась за ним, пытаясь понять о чём оно… Но раскалывающаяся от боли голова не выдержала подобного напряжения и сознание отключилось.
В следующий раз, когда она пришла в себя, голова болела столь же немилосердно. А вот пить, пить хотелось ещё больше.
– Пи-ить, – простонала она без всякой надежды на то, что будет услышана. Это был скорее крик души, чем просьба. Крик души, который она не могла в себе больше держать. И потому очень удивилась, когда её сухие губы вдруг перестали быть сухими.
С жадностью облизав губы, она теперь уже попросила: – Пи-ить… Ещё… Пи-ить…
– Прости, милая, старший целитель пока разрешил лишь смачивать тебе губы, – извиняющимся ласковым тоном ответили ей.
«Старший целитель?! Это она о ком? О старшем враче, что ли? Значит ли это, что я в больнице?..»
Она попыталась открыть глаза, чтобы подтвердить свою догадку, но веки категорически отказались это делать… Как в тот раз в девятом классе, когда она уснула с накладными ресницами, которые сама же и приклеила, использовав для надежности весь клей в тюбике. Ну что сказать… Накладные ресницы приклеились не просто надёжно, а, в прямом смысле слова, намертво. Настолько намертво, что отдирать их пришлось вместе с ресницами и кожей век. К слову, именно поэтому она с ними и уснула. Надеялась, что до утра они сами отпадут.
Не отпали.
Зато на всю жизнь отпало желание, когда-либо вновь самой себе клеить накладные ресницы.
«Странно… – Вдруг пришло ей в голову. – Про ресницы помню. Причём помню так, словно это было только вчера. А что вчера было не помню. И как я попала в больницу, тоже не помню. Если я, конечно же, в больнице… Разумеется, ты в больнице, где же ещё? Но та женщина, она сказала: «Старший целитель» – напомнила она себе. И тут же сама себе возразила: – Тебе послышалось!»
Решив, что зачем мучиться сомнениями, если можно просто спросить, она спросила:
– Где я? – она планировала спросить и про больницу тоже, но решивший было передохнуть от праведных трудов молотобоец вновь принялся с силой лупить отбойным молотком по стенкам её черепа.
– В целебнице Святого Августина, милая.
– Где-где?
– В целебнице, говорю, Святого Августина! – повторила неизвестная женщина.
«А я точно вчера не пила? – усомнилась больная. И тут же себе и ответила: – Сама ж знаешь, что не точно! Не помнишь же ничего! Ни про вчера. Ни про позавчера. Ни про, кажется, последний год… Или два?.. Или три…
– А вы кто?
– Теми я, милая.
– Это ваше имя?
– Да, милая. Это моё имя. А ты своё имя знаешь?
«Имя?.. Да, кажется, знаю…»
Она собиралась назвать полностью своё имя, фамилию и отчество, но молотобоец в её голове позволил с трудом вытолкнуть из горла лишь:
– Виктори-и…
– Умница, – похвалила её женщина. – А сколько вам лет, помните?
«Конечно! Мне… Ой! Девятый класс помню. Что ещё? Девичник… Кажется это свадьба Кожемякиной. Да, точно, это был последний раз, когда я пила шампанское…»
– Двадцать се?.. – предположила она.
– Вы уверены?
– Тридцать се?..
Но женщина молчала.
– Сорок се?..
Продолжала гадать Виктория.
– Двадцать пять, – наконец подала голос женщина.
«Двадцать пять?! Но я точно помню, что на свадьбе Кожемякиной мне было двадцать семь! Потому что Кожемякиной тоже было двадцать семь! И я тогда ещё подумала, что мне тоже пора замуж… Значит ли это, что я не замужем?.. Разумеется, не значит, потому что одно с другими никак не связано. А вот то, что ты не помнишь своего мужа, это да, это может значить, что ты не замужем, – менторским тоном мысленно объяснила она себе. И тут же сама себе и возразила: – Я и сколько лет мне не помню, но это не значит, что мне двадцать пять!»
Она не знала откуда она это знает, но она точно знала – ей не двадцать пять.
– Мне не…
– Вы вспомнили и это! – обрадовалась Теми. – Ну уж простите меня, что добавила вам один день. Зато вы сразу вспомнили сколько вам лет! Меня – двадцать пять лет тоже когда-то пугали! Но, поверьте мне, ничего страшного в этом возрасте нет. Наоборот… – она мечтательно вздохнула. – Ах, где вы мои двадцать пять лет! Не верите?.. Ничего доживёте до моих лет, поверите! Но продолжим. Вы помните, что с вами произошло?
– Нет, – покачала головой Виктория и тут же вновь поморщилась от пронзившей виски боли, настолько сильной, что перед её мысленным взором, словно бы огненная молния промелькнула.
А в следующее мгновение, она, задыхаясь от ужаса, уже мчалась куда-то в кромешной тьме. Её сердце колотилось как сумасшедшее, в боку кололо так, что было невозможно дышать, ноги подгибались, но она знала, что ей нужно бежать…
Потому что слышала за своей спиной:
– Стой дура! Все равно ж догоню!
Бежать! Только бежать! Ей нельзя останавливаться! Нельзя останавливаться ни на мгновенье! Бежать! Только бежать!
И гонимая животным ужасом она бежала. Бежала, не разбирая дороги. Бежала, пока…
Однако тут её виски вновь пронзила нестерпимая боль, только на сей раз перед её мысленным взором пронеслась не ослепительно-яркая огненная молния, наоборот, она, словно бы влетела в бездонный чёрный омут… Точнее, даже не влетела, а нырнула вниз головой, подобно пловцу, прыгающему с вышки с разбега.
Горло вдруг перехватил спазм. Грудь зажглась огнём.
– Прости, милая, – услышала она, словно издалека. – Прости, меня любопытную старую дуру. Отдыхай, милая.
В следующий раз, когда Виктория пришла в себя. Ей было очень жарко. Очень-очень жарко и душно. И ещё это одеяло! Подумала она и скинула его с себя. Однако ни легче дышать, ни прохладней ей от этого не стало. Зато начало трясти.
– Не могу… Не могу дышать! – пожаловалась она. – Не могу…
– Сейчас, сейчас, милая! Да, ты горишь! – сообщили ей и её вновь поглотил бездонный чёрный омут.
А вот четвертый раз порадовал. Во-первых, придя в себя, она, хотя и с огромным трудом, но разлепила веки, а во-вторых, она смогла почти безнаказанно не только пошевелить головой, но и даже немного приподнять её с подушки, чтобы осмотреться.
О Боже… Куда я попала?..
Проникающие в комнату сквозь распахнутое окно солнечные лучи освещали чисто выбеленные стены. Балдахин над кроватью. Божницу с иконами и лампадой. Стоящий рядом с кроватью резной комод и широкую резную скамью. На комоде в похожей на граненный стакан вазе стоял букет полевых цветов.
Что происходит? В смысле – что произошло?! Почему я здесь?.. Где я?.. И как я сюда попала?..
Виктория прозондировала свой мозг, вот только толку от этого было столько же, как, если бы на плечах у неё была не голова, а, хотя и очень тяжёлый, но совершенно пустой чугунный котелок.
Мне нужно кофе. Хорошая такая большая чашка кофе. А ещё лучше две. Подумала она. И предприняла ещё одну попытку прозондировать свой мозг. Но в голове было по-прежнему так же пусто, как и в уже упомянутом выше пустом, котелке, который с каждой секундой всё тяжелей и тяжелей было держать на весу, пока…
Не выдержав веса «котелка», Виктория уронила его на подушку и, закрыв глаза, принялась ждать, когда пройдёт приступ головокружения и вызванный нею приступ головной боли.
«Пожалуй, к кофе мне не помешал бы также цитрамон, – подумала она. – Может тогда бы я хоть что-то вспомнила… Как же меня всё-таки сюда занесло?.. Может я в командировке? В командировке? В такой глуши?! – Мысленно фыркнула она и тут же сама у себя поинтересовалась: – А почему нет? – И вынуждена была признать, что она понятия не имеет, почему она не может оказаться в командировке в подобной глуши. Впрочем, о том, почему она решила, что находится в глуши, она тоже не могла себе объяснить. Да, обстановочка странненькая, но мало ли какие у людей странности? Вот она, например, не помнит, что тут делает… Что тоже очень странно.
Открылась дверь и на пороге появилась средних лет женщина в тёмном, прямого покроя, одеянии. Виктории оно чем-то напомнило монашеское, но так как на женщине не было апостольника1, то, поразмыслив, она решила, что вряд ли вошедшая является монахиней. Хотя смотрела женщина неё именно так, как в одном из фильмов, названия которого она, правда, не могла вспомнить, смотрели монахини: с искреннем участием и благодушием. И так же, как они, светло и ласково улыбалась.
Женщина прошуршала длинным, до пола, одеянием, подходя к ней.
– Наконец-то ты пришла в себя, милая, и даже глазки открыла. Как самочувствие?
Едва она заговорила, Виктория поняла, что это та же женщина, которая дежурила у её постели, и в прошлый раз, когда она приходила в себя. Точнее, прошлые разы. Кажется, её звали Теми…
– Э-э… лучше. Намного лучше.
– Судя по голосу, и правда, лучше. А как голова? Не болит? – приложив прохладную, пахнущую травами, ладонь ко лбу девушки, уточнила женщина.
– Болит, – кивнула Виктория. – Но уже не так. А вот пить хочется по-прежнему. Нет, даже ещё больше! Мне уже можно пить, Теми? По-настоящему, я имею в виду, – нарочно, дабы проверить свою дырявую память, упомянула она имя своей сиделки.
– Уже можно, – кивнула Теми. – И я тебя даже уже поила, когда у тебя была горячка.
«Горячка?..» – мысленно повторила за ней Виктория, отмечая очередное странное слово.
– Сейчас принесу тебе чай, – меж тем пообещали ей и отправились за обещанным.
Проводив её взглядом, Виктория приготовилась долго ждать, однако дверь Теми вернулась почти мгновенно. На сей раз в ей руках была глубокая чаша.
Она подошла к кровати, села рядом, подождала пока Виктория примет более или менее сидячее положение и поднесла чашу к её губам. В нос ударил резкий запах неизвестных Виктории трав. В том смысле, что это была не мята, не ромашка, не липа и не валериана. Как пахнут остальные травы она не знала.
– Может я сама? – протянула она руки к чаше.
– Успеешь ещё сама. Мне не сложно придержать, – мягко заметила женщина. – Чаша тяжелая, а ты всё ещё очень слаба. Смотри вон как руки дрожат. И голова небось не только болит, но и кружится. Шутка ли два дня в горячке провести!
– Два дня? – удивилась Виктория.
Теми кивнула и продолжила сетовать:
– И откуда только напасть эта взялась? Ты ведь уже на поправку шла. Уже думали, не выдюжишь, но обошлось, слава святой Эржине! Ты пей! Пей! – вспомнила о чаше Теми.
Но в том-то и дело, что Виктория уже отпила. И выяснила, что, так называемый, чай был на редкость отвратнейшим пойлом. Настолько отвратнейшим, что ещё мгновение назад умирающей от жажды ей резко перехотелось пить. И всё ещё сжимавшийся от пережитого ужаса желудок её в этом поддерживал. И сказал большое человеческое спасибо, когда она, дабы удалиться от запаха пойла, вжалась головой в подушку.
– Пей, – повторила её бессердечная сиделка.
Виктория тяжело вздохнула и с тоской посмотрела на насмешливо подмигивающую ей красноватую жидкость.
Бессердечная сиделка понимающе улыбнулась, и… само собой разумеется, не сжалилась. Хуже того, перешла к угрозам.
– Пей, если не хочешь, чтобы вернулась горячка.
«Угроза» подействовала, и Виктория разжала плотно сжатые губы.
«Пожалей!» – завопил желудок.
Но Виктория не хотела опять метаться в лихорадке и потому сжала волю в кулак и сделала на сей раз большой глоток и с удивлением поняла, что в первый раз ей, оказывается, не показалось, ей, и в самом деле, становилось лучше с каждым глотком пойла. Дрожь уходила прямо на глазах. А её тело, в прямом смысле слова, наполнялось силой.
«Забористая штуковина! Очень надеюсь меня только что не наркотиком каким-то напоили! И не первый раз, как я подозреваю!»
– Что это? – опасливо уточнила она, хотя и понимала, что «поздно пить боржоми, после того как почки уже отказали».
– Особое зелье нашего старшего целителя, – с улыбкой ответила Теми. – Он держит состав в секрете. Как теперь себя чувствуешь? Стало лучше? – поинтересовалась она.
«Так я и думала, – со вздохом подумала Виктория. – Без наркотиков не обошлось! Надо будет попробовать хотя бы до окна добраться, как только она уйдёт, чтобы хоть попытаться понять, что это за место» – решила она и залпом допила остаток отвратного особого зелья.
– Стало, – честно ответила Виктория и не менее честно уведомила: – Но больше я этой гадости даже и капли в рот не возьму.
– Все так говорят, – рассмеялась Теми. – Но как припечет, возьмёшь как миленькая! И не только каплю!
«Вот сволочь! Таки подсадила на наркотики! А с виду вся такая из себя добренькая, прям как сестра божья!»
В этот момент в дверь комнаты постучали. И следом, не дожидаясь разрешения, открыли дверь.
– Там снова стряпчий пришёл, – сообщила худенькая, молоденькая девушка в таком же тёмном платье, какое было надето и на Теми. – Просится пустить его к госпоже. А старший целитель сказал, что пускать его или не пускать, это на ваше усмотрение, целительница Теми.
1
Апостольник – предмет одежды православной монахини. Представляет собой головной платок с вырезом для лица, ниспадающий на плечи и покрывающий равномерно грудь и спину.