Читать книгу Детство ушло вслед за ней - Наталья Скорых - Страница 3

Провожая Надюшу, все весело дошли до подъезда. На скамейке около входа сидела унылая и растрепанная женщина. Рядом, держа в руках пакет, стоял усатый мужичок в домашнем трико и нелепой футболке с крокодилом. Улыбка исчезла с лица Нади. Катя крепко сжала ее руку.

– Надька, дура, где тебя носит, зараза? – женщина была пьяна.

Надюша неловко вытащила свою руку из Катиной, подошла к маме, расплывшейся по скамейке.

– Мама, мамочка, зачем? – в ее глазах блестели слезы, в голосе слышалась мольба.

Хрупкая девочка подняла непослушное тело матери со скамейки и поволокла в подъезд.

– Надюш, подожди, помогу, – Максим ухватил тетку и повел, – Галина Борисовна, ну сколько можно.

Мужичок с усами, мелкими шажочками семенил следом, теребя пакет.

– Толян, пошли. Надька, он будет жить с нами, – невнятно произнесла женщина и махнула Толяну рукой.

Катя последовала за этой странной процессией.

– Надь, пойдем ко мне. Пойдем а? – она погладила подругу по спине.

Надя молча шла вперед. По ее щекам текли слезы. Это не было для девочки сюрпризом. Но смириться с тем, что твой единственный родной человек, твоя мама – алкоголик, – для подростка было очень сложно. Надя жила в постоянном страхе, в ожидании беды, и это напряжение давило на девочку изнутри.

Максим затащил Галину Борисовну в квартиру, положил на диван. Надя подошла к маме, села рядом.

– Надька! Жизнь – поганка! Сволочи, все сволочи. Пятьдесят рублей ей не дали… а сама, выдра драная, на новой тачке ездит. Вот чем я хуже? Я тоже денег хочу, тачку, – бормотала женщина в пьяном бреду.

Надя очень стыдилась пьяной матери, и ребята уже знали – надо уйти. Надя постоянно жила в этом страшном мире алкоголя, брани и рукоприкладства. Она знала все мелочи этого ужаса, но привыкнуть так и не смогла. И каждый раз слезы предательски текли по щекам, пока она выносила за мамой грязное белье, слушала бредни и оскорбления, и, гладя вонючее тело, укладывала спать. Ее душа от этого не очерствела. Она болела до кровавых ран, выплескивая боль слезами.

– Максим, ну как жить дальше? Как? – Катерину трясло от негодования и злости.

– Годик еще. Один годик потерпеть. А там школу закончит и в общагу. Ну не в детский же дом!

По дороге домой Катя со всей силы сжимала руку Максима. Она злилась. Парень знал свою подругу. Ей нужно было выговориться

– Какая она после этого мать? Мегера. Она же никого не любит. Ей лечиться надо, – Катя ругалась, Максим слушал.

Надя проводила взглядом друзей и, вытирая слезы, села с мамой. Она взяла ее руку с облупленными ногтями и начала гладить. Мама расслабилась и засопела. Странный мужичок по имени Толик сидел на краешке кресла, прижимая пакет. Надюша, не обращая внимания на этого человека, молча прошла в свою комнату. Она ненавидела маминых новых ухажеров. Слишком часто менялись их лица, и Надя даже не пыталась их запомнить. Ей было и без того горько. Радуга над их домом не появлялась уже много лет.

Надя знала, что слова «он будет жить с нами» – пустые, и не принимала их всерьез. После шумной попойки и веселой ночи мужики обычно не возвращались. Вот и сейчас Надя спокойно ушла, закрыла за собой дверь и начала рисовать: это ее отвлекало и успокаивало. Пусть делают, что хотят, лишь бы ее не трогали. Она давно привыкла спать под громкую музыку, звон стопок и веселые тосты, под ритмичное поскрипывание кровати и ночные хождения, под шумные драки и крики. Жила так давно, с тех пор как умер папа, и научилась приспосабливаться. Ей некуда было деваться.

Но в этот раз все сложилось по-другому.

Толик уснул в кресле, свернувшись калачиком. А на утро Надю разбудил аромат жареной яичницы.

– Кушать подано, – на кухне суетился мужичок в нелепой футболке.

Надя была удивлена. Она молча прошла мимо, взяла сумку и закрыла за собой дверь.

– Кать, этот тип с большими усами никуда не ушел, – делилась впечатлением от гостя с подругой Надюша, – он на почтальона Печкина похож. Заметила?

– Еще как заметила. Странный. Но, кажется, безобидный. Надь, а может маме лечиться? Она ж раньше другая была.

Но Надя промолчала. Она не любила разговоров о маме. Мама у нее одна. Хорошая ли, плохая – она одна. И Надя ее любила. И боялась. Это несовместимые чувства. Маму нельзя не любить – она мама. Но в порыве пьяного угара мама становилась зверем. Надя старалась угодить и не трогать. Знала – поорет, побьет посуду и успокоится. Она каждый раз старалась верить в чудо. Но чудо обходило детскую веру стороной.

Вечером Надю снова ждал сюрприз. Аромат жареной картошки разносился по всему подъезду, и у Нади в пустом желудке заурчало. На удивление, пахло из ее квартиры. Это снова был мужичок по имени Толик. Он сновал по кухне и мыл посуду. Мама, уткнувшись лицом в подушку, громко сопела – она снова была пьяна. Надя вошла на кухню, голодный желудок сам привел ее туда. Толик наложил полную тарелку горячей картошки, поставил на стол перед Надей и по-свойски сказал:

– Кушай, девонька. Худая-то какая. Мамка что, не кормит совсем?

Он глянул в сторону Галины Борисовны и осекся на полуслове. Толик был новым человеком в этой обители пьянства и разврата, и не знал ее тонкостей и пакостей.

– Как тебя зовут? Я вчера не расслышал, – мужичок оказался на редкость общительным.

– Надя, – Надюша ответила из вежливости, ей не хотелось поддерживать этот разговор.

Картошка выглядела аппетитно, и Надюша начала есть. Ей было вкусно. Свежая, еще горячая картошечка, – для девочки это был предел мечтаниям. Она и не помнила, когда ее ждал горячий завтрак или ужин дома. В школе ее кормили бесплатно, как малообеспеченную. Галина Борисовна всегда приносила нужные справки, подтверждающие льготы, хоть за это ей спасибо. Наде давали горячий обед и булочку, которую она забирала с собой, аккуратно завернув в салфетку. Это был ее ужин. Одноклассники смотрели на нее косо, как на нищенку. Надя стеснялась. Но есть хотелось, и она пересиливала стыд. Школьникам было не понять, что такое семья, где пьет мама, и где на ужин только булочка из школьной столовой.

– Да ты не думай про мамку плохо, она просто устала, – Толик не знал, чем ещё оправдать пьяный храп на весь дом.

– Ага, уже шесть лет как устала, – не доев, Надя положила вилку и вышла из-за стола.

Толик в растерянности ковырял вилкой в тарелке. От него тоже пахло перегаром, и ему стало стыдно перед этой девочкой. Но идти ему было некуда, совсем некуда, и Толик остался здесь. Не от большой любви к Галине Борисовне, а от острой необходимости в жилье, хоть какой-то семье и в попытке убежать от одиночества.