Читать книгу Камасутра от Шивы - Наталья Солнцева - Страница 5

Индия, Северный Гоа

– Нам нужен труп, – заявил Гор.

Аля не поверила своим ушам.

– Что-о?

– Труп, дорогая. Мертвое тело. Ты же хочешь стать настоящей шиваиткой?

– Ты перегрелся?

Они с Гором поселились в дешевой гостинице с видом на море. Кондиционер был сломан, непривыкшая к жаре Аля спасалась холодной водой и зеленым чаем. Благо, холодильник в номере работал. Публика на побережье собралась разношерстная, экзотическая. В первый же день Гор познакомил свою спутницу с Джоном.

– Сколько ему лет? – удивилась она.

– Семьдесят уже было.

Джон днями напролет сидел с трубкой в тени под пальмой и пускал дым из ноздрей. Длинные белые космы, борода, морщинистое, коричневое от загара лицо, повсюду пирсинг и такая худоба, что можно пересчитать ребра.

– Он старый хиппи, – объяснил Гор. – Я каждый год встречаю его тут. Он медитирует и курит, курит и медитирует.

– Он нищий?

– Вовсе нет. У него ранчо в Америке и большая семья. Дети, внуки. Все занимаются бизнесом.

– Ему нравится такая жизнь? – недоумевала Аля.

– Он балдеет, разве не видишь? Здесь много богатых людей, которым надоели люксовские отели, благовоспитанные жены, жесткие рамки и общественные условности. Они приезжают расслабиться, а потом остаются надолго. В Гоа каждый волен делать, что хочет. Всем наплевать, как ты одет и какую религию исповедуешь, банкир ты или обычный клерк, отец семейства или желторотый юнец. Хиппи давно облюбовали это побережье для своих тусовок. Теперь они привозят сюда своих детей.

Огромный пляж на берегу Аравийского моря был полон самых диких личностей, от молодых до стариков. Тела некоторых сплошь покрывало тату, кто-то купался голым, кто-то распевал песни и танцевал прямо на песке. Женщины без макияжа и маникюра, с волосами, заплетенными в тонкие косички, босые, в бесформенных балахонах из хлопка. Никто, казалось, не обращал ни на кого внимания.

Аля чувствовала себя не в своей тарелке среди этой пестрой толпы. Острые кушанья раздражали ее желудок, на улицах было шумно и днем, и ночью. Она не высыпалась, нервничала и жаловалась Гору на ужасные условия.

– Как тут можно отдыхать?

– Ты привыкнешь, – с неизменной улыбкой отвечал он.

Они спали в одном номере, но на разных кроватях. На стене висело изображение богини Кали: худая длинноволосая женщина с голубой кожей и двумя парами рук. Язык ее торчит изо рта, с него капает кровь.

– Темная ипостась супруги Шивы, – представил ее Гор. – Сеет смерть и разрушение.

Иногда он позволял себе некоторые вольности, которые не переходили в настоящий интим. Гор словно дразнил Алю, выказывая ей то неподдельное восхищение, то обидное равнодушие. Она не роптала. В конце концов, за поездку платит он. Не хватало ей испортить человеку отпуск.

В ее голову закрадывались мысли, не гей ли он. Вдруг он предпочитает мужчин, а ее притащил с собой, чтобы не возбуждать слухи? Хотя где-где, а в Гоа дозволено все. Полная свобода нравов.

Когда Гор заговорил о трупе, Аля испугалась. По сути, она ничего о нем не знает. Он привез ее в чужую страну, за тысячи километров от Москвы. Отсюда ей самой не выбраться. У нее нет денег на билет даже до Бомбея.

– Я должен раздобыть труп, – заладил Гор. – Иначе ты не сможешь познать Шиву.

– Может, я как-нибудь обойдусь?

Аля засомневалась, надо ли ей «познавать Шиву» столь экстравагантным способом. Однако Гор был непреклонен.

– Я обещал сделать тебя истинной шиваиткой. Идем же!

На окраине селения Гор отыскал босых полуголых мужчин, которые, вероятно, ни разу в жизни не брились и не стриглись. Он подошел к ним и заговорил на ломаном английском. Аля напрасно прислушивалась, она ничего не сумела понять.

– Кто это?

– Местные садху, – объяснил он.

– Кто-кто?

– Странствующие аскеты.

Индусы безмятежно улыбались. Их лица раскрашены, тела покрывают рисунки, нанесенные яркой красной пастой, а ноги и руки вымазаны каким-то серым порошком. У одного из них висит на плече коробочка, куда он обмакнул палец и потянулся к Але. Она попятилась.

– Не бойся, – рассмеялся Гор. – Он хочет поставить тебе на лоб тилаку.

Гор подтолкнул ее вперед, а садху моментально коснулся пальцем ее лба. Аля вскрикнула.

– Красная метка, – молвил Гор. – Мне тоже не помешает.

Садху с удовольствием пометил его лоб и опустился в позу лотоса. На камнях лежал грязный потертый коврик, который служил садху подстилкой. Другие садху бродили неподалеку, охотно заговаривая с туристами.

– Что это за порошок? – спросила Аля, брезгливо уставившись на ноги аскетов. – Пыль?

– Сакральный пепел.

– Как ты сказал?

– Священный, относящийся к ритуалу или обряду, – объяснил Гор. – Обычно такой пепел остается после кремации умерших.

Аля почувствовала, как съеденный обед подступил к горлу. Ее затошнило. Но худшее ждало ее впереди.

– Они… они… мажутся трупным пеплом? – выдавила она.

– Тебе противно?

Аля судорожно сглотнула и схватилась за живот. Ее организм протестовал, а ум отказывался понимать здешние традиции.

– Это всего лишь пепел, – добавил Гор, беря ее под руку. – Успокойся. Садху делают так испокон веков. В Гоа этим никого не удивишь. Восточная экзотика, за которой сюда приезжают туристы со всего мира.

– Ужас… Я не могу смотреть на них. Уведи меня отсюда!

– Хорошо.

Гор пожал плечами и увлек ее к небольшому каменному зданию с черепичной крышей. На ступеньках пестро одетый человек продавал чай с молоком. Он зачерпывал ложкой мутную зеленоватую жидкость и разливал в пиалы.

– Выпей, тебе полегчает.

Алю чуть не вырвало. Она икнула и отвернулась. Гор медленно проглотил чай, наблюдая, как садху позируют туристам для фото. Это способ заработать немного денег.

– Идем…

– Куда? – нервно спросила Аля.

– За трупом, я же говорил.

От зноя ее легкое платье прилипло к телу, платок сбивался, и солнце пекло голову. Она молча, как сомнамбула, следовала за своим спутником, не разбирая дороги. По сторонам теснились убогие хижины, бродили тощие коровы, не похожие на привычных буренок. От дурноты у Али мутилось сознание.

Она опомнилась, когда увидела на каменном постаменте неподвижное тело, завернутое в красное покрывало и усыпанное гирляндами желтых цветов. Аля не сразу сообразила, что человек мертв.

– Почему у него красное лицо? – повернулась она к Гору.

– Сандаловая паста.

Аля потянула носом, сладковатый запах тлена мешался с ароматом цветов и сандала. Мертвеца со всех сторон обложили дровами. Его приготовили к кремации.

Рядом на таком же постаменте запылал костер, распространяя запах горелого мяса. Если бы не ветер, уносящий дым в сторону моря, находиться там без привычки было бы невозможно.

Гор вел долгие переговоры с участниками церемонии. Те бурно жестикулировали, то ли возражая, то ли выражая согласие. Несколько купюр перекочевали от европейца к ним, и дискуссия пошла на убыль. Аля боролась с тошнотой, ей хотелось в туалет. От солнца разболелась голова, саднили натертые ноги.

– Все в порядке, – сообщил Гор, приблизившись. – Сегодня ты пройдешь обряд посвящения.

– Зачем?

– Без этого никак нельзя, – улыбнулся он. – Шиваиты поклоняются чарасу. Ведь Шива – Господь Чараса. Ты должна приобщиться его сути…

– Я хочу в туалет!

Он отвел ее в заросли колючих кустов и предупредил:

– Будь осторожна. Здесь водятся змеи и ядовитые насекомые.

Солнце клонилось к закату. Тени стали темнее и четче. На постаментах с треском догорали останки покойников. Черноволосый подросток сметал с камней пепел и мусор.

Остальное произошло словно в тумане. Аля слабо помнила детали «обряда». Все началось в сумерках. Кто-то в черном тюрбане и набедренной повязке, сплошь увешанный амулетами, взгромоздился верхом на готовый к сожжению труп. В раскрытый рот мертвеца набросали сухой травы и подожгли. Разгорелся крохотный костер.

Гор заставлял Алю смотреть на ритуал «поклонения чарасу», как он называл жуткое действо.

Индус бросал в разведенное пламя какие-то темные крупинки.

– Это семена черного кунжута, – нашептывал ей в ухо доктор. – Они символизируют скверну, которая привела тело к смерти. Сжигая скверну, мы очищаемся…

Аля чуть не упала в обморок от духоты и ужасных запахов. Гор поддерживал ее за талию горячей рукой и что-то непрерывно шептал. Этот шепот не давал ей отключиться.

– Точно так же поклонялись чарасу тысячи лет назад… Теперь этот обряд можно увидеть только в Гоа… Больше нигде…

Она хотела бы убежать отсюда, зарыться в гостиничном номере под простыню, заткнуть уши и уснуть. А утром убедиться, что это был жуткий сон.

– Это ведь сон?.. Правда?..

– Вся наша жизнь – сон… – откликнулся Гор. – Необходимо очнуться от иллюзий… прозреть…

Он сунул ей в руку раскуренную трубку и сказал:

– Попробуй, это чилом…

– Не могу!

– Божественный аромат Шивы… Через иллюзию постигаешь иллюзорную суть мира… Подобное лечат подобным…

В ее губы ткнулось что-то твердое – мундштук, влажный от чужой слюны. Аля отбивалась, и Гор сам сделал затяжку, а потом заставил ее вдохнуть дым изо рта в рот. Поцелуй со вкусом чараса. У нее перед глазами все поплыло.

– Шива благословляет тебя…

Вокруг раздавались заунывные песнопения мандо. Небо на западе покраснело, как шафрановые одежды буддистских монахов. Пальмы стояли, словно облитые кровью. Шумел прибой.

– Ты когда-нибудь курила?

– В юности…

Аля почти не ощущала, что делает. Кажется, берет в губы мундштук и втягивает в легкие дурманный дым чараса. Тело потеряло вес, она отделилась от него и поднялась над землей, увидела сияющие звезды так близко, что они ослепили ее…

Какая-то женщина в золотых одеждах кружилась в танце до изнеможения, до смертной истомы. Полыхал огонь… блистали молнии… Мертвый мужчина подал Але руку и повел ее под венец… Белое платье, кольцо на безымянном пальце… темные недра дома… вкрадчивые слова… выстрел…

– А-а-ааа! – кричала она, вырываясь из цепких объятий покойника. – А-а-ааа!.. А-а!..

Дым проникал в грудь юркими змейками, которые сворачивались, как детеныши кобры, жалили. Из темной воды вплывал распухший утопленник, цеплялся за Алины волосы, тащил ее в воду, приговаривая:

– Это я… не бойся… это ведь я…

Удары по щекам. Хлесткие. Сильные. Словно сам многорукий Шива бьет ее по лицу, окуривает дурманом и снова бьет. Больно…

– Это я!.. Посмотри на меня!.. Это я!.. Я!..

Сквозь ресницы и дым проступает образ Гора. Еще какие-то лица. Курильщики чилома качают головами. Одна Аля сидит на широкой каменной ступеньке, вокруг нее собрались садху с гирляндами цветов и трав на груди, смотрят, как ее обрызгивают водой. Другая Аля парит над ними в синей вышине, подобно птице. Ей так хорошо, что хочется петь. И вдруг, откуда ни возьмись, налетает гроза, гнет и ломает пальмы, вздымает морские волны. Горят факелы. Шива играет ими, перебрасывает из рук в руку… они мелькают, завораживают, погружают в транс…

Але страшно. Очень. Она зовет на помощь, но ее никто не слышит. Ветер уносит ее голос прочь… в далекую холодную Москву, где ее ждут три заснеженные могилы на разных кладбищах…

– Четыре… – шепчет она. – Уже четыре… Теперь еще мама…

Садху сидят на камнях, скрестив ноги, курят ритуальные трубки. Перед каждой затяжкой они выкрикивают мантры. Славят своего господина, призывают своих братьев разделить с ними этот непостижимый экстаз…

Над могилами воет метель, засыпает все белым, как пепел, снегом. Аля одновременно и там, и тут… среди каменных постаментов для кремации, в окружении блаженных шиваитов…

Гор окунает палец в пепел от чилома, мажет лоб сначала себе, потом Але. Садху кладут пепел на язык, как бы причащаясь Шивы…