Читать книгу И оживут слова. Часть II - Наталья Способина - Страница 6
Глава 5
ОглавлениеВ тихом сумраке старого дома,
Где живут по углам поверья,
Где танцуют древние тайны
В ярком пламени гибких свечей,
Где ты стал мне опять незнакомым,
Где я снова тебе не верю,
Я запру на замок свое сердце
И избавлюсь навек от ключей.
Я не представляла себе, что могло понадобиться Миролюбу, но готова была помочь ему всем, чем смогу. Как он сегодня помог Альгидрасу, рискуя своей жизнью.
– Что случилось? – прошептала я.
– Ищу дом, где хванец живет. Прямо спросить не мог, а окольными путями только улицу вызнал.
– Э-э-э… – пробормотала я, лихорадочно пытаясь сориентироваться. За разговором я не следила за дорогой. – Сюда! – наконец решила я, хотя, признаться, не была уверена. Вот Миролюб удивится, что я в знакомом с детства городе не ориентируюсь. – А на что он тебе?
– Поговорить, да и посмотреть, как он.
– Следующий дом, – с облегчением воскликнула я, увидев в желтоватом свете фонаря резьбу на воротах. Любопытно, что на самом деле привело Миролюба сюда? И удастся ли мне это выяснить?
Мы подошли к воротам. Миролюб остановился и оглядел деревянные створки, явно изучая рисунок в свете горящего у дома фонаря. По окончании осмотра Миролюб хмыкнул, словно что-то для себя решил. Мне было интересно, к каким выводам он пришел, но спросить я не успела – княжич уверенно постучал в ворота. А я-то думала, он сперва меня домой отведет.
Миролюб повернулся ко мне и серьезно спросил:
– Ты хочешь с ним увидеться?
– С кем? – у меня даже пересохло в горле от волнения. Уж на что на что, но на это я даже рассчитывать не могла.
– Да с хванцем, – досадливо откликнулся Миролюб, словно сетуя на мою недогадливость.
– А можно? Радим же запретил, – я внезапно оробела, растеряв всякий задор.
– Радим тебя ругать не будет. Если что, скажешь, что моя воля была. Да мы и ненадолго. Я подумал, что ты за него тревожишься, – вполголоса добавил он, в то время как за калиткой послышался звук отодвигаемого засова.
Ворота распахнулись, и перед нами предстала встревоженная Велена. Она куталась в теплую шаль и не спешила радоваться незваным гостям.
– Что надобно? – неприязненно спросила она, окинув княжича цепким взглядом. На меня она даже не посмотрела, словно Миролюб был один.
– Здравствуй, добрая женщина, – Миролюб учтиво поклонился, и я вдруг подумала, что он понятия не имеет, как зовут Велену. – Олега проведать хотели.
– Не в том он виде сейчас, чтобы гостей зазывать.
– Я знаю, Велена, – примирительно отозвался Миролюб, удивив меня осведомленностью. – Поговорить мне с ним надобно.
Велена несколько секунд размышляла, не торопясь впускать нас во двор. Потом все же решила, что держать княжича у ворот не самое верное решение, и медленно отступила в сторону.
Миролюб бросил на меня быстрый взгляд, точно спрашивая согласия, я кивнула, и мы проскользнули во двор, будто крадущиеся в ночи преступники. Я подумала, видел ли нас кто-то из свирцев, донесут ли Радиму? Но сейчас все это было неважно, потому что где-то там, за бревенчатыми стенами дома, который был вдвое меньше Радимова, находился израненный Альгидрас. И моя мечта хоть что-то узнать о нем, кажется, вот-вот должна была стать явью.
– Ты пойдешь со мной или обождешь здесь? – взгляд Миролюба был испытывающим, и в другой раз мне стало бы неуютно, но сейчас я просто подумала, что он снова дает мне выбор, и уверенно кивнула.
– Не утомляй его, княжич, – недовольно бросила Велена и отошла к собачьей будке, рядом с которой, низко пригнув голову, скалилась крупная собака. В моей памяти всплыла ее кличка: Ветка. Псина была вправду такой огромной, как мне показалось той злосчастной ночью. Велена что-то тихо сказала собаке, и та перестала скалиться. Только шерсть на загривке так и не опустилась.
Миролюб пообещал управиться быстро и ничем не побеспокоить хванца и потянул меня в дом. Я поднялась по ступеням, которые видела совсем недавно во сне. В сенях я уверенно повела Миролюба в комнату, где во сне Всемила разговаривала с Альгидрасом. В печи теплился огонь, несмотря на то, что на улице сегодня стояла жара. Миролюб поклонился печи и что-то негромко произнес.
На влажном полу стояла большая миска с окровавленными тряпками, и это поубавило мой пыл. Я остановилась у миски и поняла, что не могу сдвинуться с места. В мозгу стучало «он ранен!». Не знаю, почему я замерла, ведь сама же видела, во что превратил его спину кнут Борислава.
– Неужто она сама его лечит? – хмуро прошептал Миролюб, оглядывая комнату, где царил беспорядок: на столе валялись чистые тряпки, стояли глиняные миски, кувшины. То тут, то там была разлита вода. – Сильно же Радим осерчал.
Мы синхронно обернулись к двери, которая, очевидно, вела в покои. Миролюб осторожно ее толкнул, и мы оказались в маленькой комнате, где стояли сундук, лавка и узкая кровать. Альгидраса не было. Увидев вязание на подоконнике, я озвучила мысль:
– Это Веленины покои.
Миролюб согласно кивнул и немного растерянно оглядел комнату. Было видно, что ему нечасто приходилось бывать в маленьких домах, потому он слегка потерялся, впрочем почти сразу отыскал еще одну дверь, за которой, как мне показалось, должен был находиться чулан. Впрочем, моя догадка не оправдалась, потому что из-под неплотно прикрытой двери пробивалась полоска желтоватого света.
Миролюб осторожно открыл дверь и шагнул внутрь. Для этого ему пришлось согнуться почти пополам. Я вошла в комнату следом за Миролюбом и почти врезалась в его спину. Вероятно, эта комната вправду некогда служила чуланом. Впрочем, все для жизни здесь было. Кровать, сундук, лавка, даже маленькое окно. В комнате резко пахло какой-то мазью и немного кровью. Я рассматривала стены без единой завитушки, кованый фонарь на сундуке, жестяную кружку рядом с фонарем, снова, как и у клети, оттягивая момент, когда мне придется смотреть на Альгидраса.
– Олег, – шепотом позвал Миролюб, и я невольно вздрогнула, когда с кровати раздалось слабое:
– Кто?
– Это я… Миролюб, – тут же откликнулся Миролюб, а я перевела взгляд на кровать.
Альгидрас лежал на животе, отвернувшись к стене. Его спину укрывала чистая тряпица, на которой проступили розовые разводы.
– Ты один? – едва слышно спросил Альгидрас, и я бросила быстрый взгляд на Миролюба. Тот посмотрел в ответ неуверенно, но все же честно сказал:
– С сестрой воеводы.
После этих слов Альгидрас пошевелился и, сделав над собой усилие, повернул голову в нашу сторону. На белом, как мел, лице четко выделялись глаза, которые сейчас казались почти черными. На потрескавшихся губах засохла корка.
– Воды вот попей…
Я даже не заметила, как в руке Миролюба оказалась смоченная водой тряпица, которую он тут же поднес к губам Альгидраса. Тряпица коснулась иссохших губ, и Альгидрас благодарно закрыл глаза. Я сглотнула и посмотрела на Миролюба. Стоило ли приходить?
– Как ты, хванец? – шепотом спросил Миролюб, вновь отступая к стене.
– Жив, как видишь, – губы Альгидраса скривила усмешка. – Сестру воеводы на что привел? Мы не побратимы, как слышал. Негоже девке ночью одной по чужим домам…
Я возвела глаза к потолку. Миролюб покосился на меня, коротко улыбнувшись.
– Тревожилась она за тебя. А я дорогу к тебе найти не мог.
Альгидрас уперся руками в узкую койку и привстал, шумно втянув воздух сквозь зубы.
– Ну, куда скачешь? – Миролюб бросился к нему на помощь и по пути едва не снес с ног меня, что в такой комнатушке было неудивительно.
– Сам, – огрызнулся Альгидрас и неловко уселся на койку, болезненно морщась.
– Не нужно было вставать, – пробормотала я, не в силах оторвать взгляда от его груди, где свежий шрам, спускавшийся с плеча, встречался с полоской строго рубца. И он мне рассказывал, что он не воин?
Я с усилием отвела взгляд от шрамов и посмотрела в его глаза. Комнату освещал лишь фонарь, стоявший на сундуке у кровати, потому половина лица сидящего Альгидраса терялась в тени.
– Радим-то прийти дозволил? – серьезно спросил он и тут же, словно не ожидая от меня правдивого ответа, поднял взгляд на Миролюба.
Миролюб скорчил гримасу и потер лоб.
– Он пока не знает, – наконец честно ответил он.
Альгидрас какое-то время молчал, рассматривая Миролюба, точно что-то для себя решал, а потом негромко проговорил:
– Ты ее домой сведи, а потом приходи. Поговорить ведь хотел?
Миролюб покосился на меня, потом повернулся к Альгидрасу.
– Хотел. Только Велена на меня собаку спустит, если снова приду, – коротко улыбнулся он.
– Если у вас разговор не для моих ушей, я во дворе побуду, – подала голос я, даже не пытаясь скрыть обиду. Как до дома доведи, так сразу нужна, как слова передай, так тоже…
Кстати, о словах.
– Не успела я княжичу о его доспехе сказать, – сказала я, разворачиваясь к выходу.
– А что с доспехом? – быстро спросил Миролюб.
– А на нем надпись на старокварском, – будто здесь не было Альгидраса, ответила я.
– Что?
Я посмотрела на Миролюба, и меня встретил совершенно потрясенный взгляд. Княжич тут же развернулся всем корпусом к Альгидрасу и навис над ним:
– На каком, говоришь?
– На старокварском, – сказал Альгидрас, выпрямляясь, отчего влажная тряпица сползла с его спины, заставив хванца на миг зажмуриться. Я тут же бросилась к нему, отодвигая Миролюба, и подхватила край пахнущей мазью ткани.
– Вы разговор никак отложить не можете? – прошипела я Миролюбу, осторожно набрасывая ткань на исполосованную спину, отмечая про себя, что у вновь ссутулившегося от боли Альгидраса торчат позвонки, будто его не кормят.
– Я уезжаю на заре, – в голосе Миролюба послышалось некое подобие вины, хотя лично я сомневалась, что ему вправду жалко хванца.
Я бросила на княжича еще один сердитый взгляд, но он не заметил, пристально глядя на макушку согнувшегося Альгидраса. И мне снова не понравился этот взгляд.
– Может, тебе снадобья какие нужны? – спросил Миролюб.
– Есть все, – ответил Альгидрас, стараясь отдышаться. – Через пару дней уже подживет.
Лично я в этом сильно сомневалась. Миролюб, вероятно, тоже. Но что изменилось бы, если бы мы сейчас хором опровергли оптимистичное заявление хванца?
Альгидрас осторожно выпрямился, и я с состраданием заметила, что его слегка потряхивает. Я надеялась, что просто от боли, а не оттого, что у него начинается жар. Тонкие бледные пальцы теребили штанину на колене, а сам Альгидрас упорно не поднимал голову. Я смотрела на выступавший позвонок на его шее, и мне жутко хотелось сделать хоть что-то, чтобы он перестал так страдать. А потом я почувствовала на себе взгляд Миролюба и резко вскинула голову. Он смотрел так, будто все давно понял, и я снова вспомнила слова Добронеги о том, что княжич хорош и добр, пока его добро не трогают. Я постаралась справиться с лицом, чтобы не выглядеть так сочувствующе. Впрочем, вряд ли это смогло бы переубедить Миролюба, однако вслух он не сказал ничего, так что я снова, в который раз, почувствовала себя виноватой, а еще в голове всплыла мысль о том, что помолвка теперь под вопросом и, возможно, мне самой придется решать судьбу наших с Миролюбом отношений. От этого что-то тревожно сжалось в груди.
– Хванец, если у тебя силы есть, расскажи про доспех. Да мы пойдем. Мы вправду только справиться зашли.
Альгидрас чуть тряхнул головой, убрал волосы с лица и поднял голову:
– На пластине дядьки твоего слова на старокварском, – повторил Альгидрас то, что я уже сказала и без него.
– Откуда они?
– А вот то у отца своего спроси.
– Но домыслы у тебя есть?
Кажется, в эту минуту обо мне напрочь забыли. Альгидрас с Миролюбом смотрели друг на друга, не отрываясь. Альгидрас медленно кивнул.
– Эти слова… древний уговор со Святыней.
– С какой?
– А вот этого я не знаю, княжич. На острове хванов хранился Священный Шар. Для него совершали обряды. Он хранил род. Слова «да не перервется род» – слова договора.
– Но хваны погибли, – Миролюб, прищурившись, прислонился спиной к стене, настраиваясь на долгий разговор. – Прости, Олег. Я понять хочу.
– Погибли, – медленно кивнул Альгидрас, – потому что она не хранила всех – лишь род старосты. Они погибли, но род не прервался. Я выжил.
– Как? Выжил как?
Я покосилась на Миролюба, злясь на его неуместное любопытство. Вваливаться к полуживому человеку и выспрашивать, как погибла вся его родня – это, по-моему, было верхом бестактности. Однако никто из них не обращал внимания на такие мелочи.
– Они взяли меня в обряд.
Миролюб выдохнул и нервно убрал с лица упавшую прядь.
– Ты был в обряде, хванец?
По его тону я поняла, что с Альгидрасом там случилось что-то страшное. Я бросила быстрый взгляд на хванца. По его лицу было невозможно что-либо понять. Он был все так же бледен, на лбу блестели капельки пота, влажные волосы в беспорядке падали на лицо, мешая ему смотреть на Миролюба. Однако он не спешил их убирать, равно как и отвечать на вопрос, который, похоже, не требовал ответа.
– Ты прошел обряд до конца? – все тем же странным голосом спросил Миролюб и покосился на меня. Мне даже не пришлось притворяться испуганной – я и так в ужасе переводила взгляд с одного мужчины на другого. Миролюб выглядел так, будто был близок к тому, чтобы схватить меня в охапку и опрометью броситься прочь из этого дома – столько тревоги было в зеленых глазах. Однако, когда Альгидрас заговорил, он просто перевел на него взгляд и остался стоять, прижимаясь спиной к стене.
– Прошел, княжич. И выжил, как видишь, – взгляд Альгидраса был тяжелым. – Я не мог умереть. Святыня хранила.
– Так это не сказки? – в голосе Миролюба слышалось недоверие. – Если хранит, так и от стрелы не погибнешь?
– Коль нужен ей, не погибнешь.
Миролюб пожевал губу, словно размышляя.
– Так то хванская Святыня. А ты сказал, что те же слова на моей пластине да на кварском. Что это значит?
Альгидрас медленно покачал головой:
– Я не могу знать точно, княжич. Это лишь догадка. Но по всему выходит, что того, кто носит эту пластину, хранит Святыня.
– Но почему на кварском?
– Видно, Святыня кварская.
– Думай, что мелешь!
Мне показалось, что Миролюб отшатнулся бы, если бы не стена. – Ты обвиняешь меня в том, что у меня уговор с кварами и Святыня их меня от стрел бережет?
Я впервые видела Миролюба в такой ярости. Сегодняшнее холодное бешенство на площади нельзя было сравнить с той ненавистью, которая полыхала в его взгляде сейчас.
– То-то они меня хранят! Так, что часть меня на память той Святыне отдали! – зло выплюнул он.
Я попыталась слиться со стеной, отчаянно жалея, что не ушла из комнаты, когда у меня еще была такая возможность. Этот разговор явно не предназначался для посторонних ушей.
– Я ни в чем не обвиняю тебя, княжич, – устало произнес Альгидрас. – Лишь говорю, что твой дядька носил пластину с заговором.
– И умер!
– Значит, перестал быть нужен Святыне. Дядька умер, но род не прервался. Есть ты. И то, что тебя мальцом не всего забрали, а часть, – ее заслуга.
Миролюб зло выдохнул и потряс головой.
– Это лишь догадки, хванец. Как точно узнать?
– Должны быть свитки. Вспомни, не видел ли ты где такие же письмена?
Мне показалось, что после этих слов Миролюб замешкался, всего на секунду, но все же. Я бросила быстрый взгляд на Альгидраса, чтобы понять, заметил ли он эту заминку, но Альгидрас смотрел в пол и пропустил то, как на миг сузились глаза княжича, а потом Миролюб спросил:
– А ты откуда старокварский знаешь?
– Я – тот, кто ведает, княжич. Младший сын, которому передают знания в роду.
– Но почему кварский?
Альгидрас усмехнулся.
– Не только. Я много языков знаю. А кварский и хванский похожи.
Я вновь внимательно посмотрела на Альгидраса. Хванский язык не был похож ни на один из слышанных мною ранее. И если они схожи с кварским, то это может означать, что оба эти языка принадлежат к одной языковой группе. И значит, когда-то вполне могли быть вообще одним языком, на котором говорил один народ. Я мысленно поставила себе галочку попытаться выяснить подробнее историю хотя бы хванов, коль уж желающих рассказать про кваров здесь немного.
Миролюб вновь пожевал губу, бросил на Альгидраса еще один сочувствующий взгляд и медленно проговорил:
– Как оправишься, в Каменицу поезжай, хванец. Будут тебе свитки.
Альгидрас вскинул голову так резко, что я невольно поморщилась. Влажная тряпица вновь соскользнула с напряженных плеч, однако хванец даже не заметил.
– У тебя свитки есть? На старокварском?
Альгидрас осторожно встал, придерживаясь рукой за стену. Мой взгляд зацепился за кожаный шнурок на его шее. Я тут же вспомнила свое любопытство в нашу первую встречу, когда я задалась вопросом, что же висит на шнурке, уходящем за ворот рубахи. И вот теперь я могла рассмотреть небольшую резную бусину, кажется, похожую на те, что Альгидрас подарил Злате. В тусклом свете невозможно было рассмотреть нормально. Альгидрас покачнулся, бусина мотнулась из стороны в сторону, и я очнулась. Первым моим желанием было броситься к хванцу и поддержать. И я почти сделала движение навстречу, только вдруг смутилась от того, что он неодет, а я собираюсь за него хвататься, тем более на глазах у Миролюба. К тому же сам Миролюб по-прежнему стоял у стены и не делал попыток подхватить раненого.
Я замерла и осмелилась поднять взгляд на Альгидраса. Между нами было меньше полуметра. В дрожащем свете лампы Альгидрас в упор смотрел на княжича, точно взял того на прицел. Тишину нарушало лишь его сорванное дыхание. И в этот миг я вдруг поняла, что меня едва не смывает волной нервной надежды. И она совсем не моя.
– Отвечай, княжич! – произнес Альгидрас таким тоном, словно выше него тут никого по рангу не было.
Я затаила дыхание и посмотрела на Миролюба, которого, по-моему, даже не позабавил приказной тон Альгидраса. Он смотрел на хванца серьезно. Почувствовав мой взгляд, Миролюб покосился на меня и тут же быстро ответил:
– Чего у меня только нет, хванец. Приезжай. Все покажу.
Ну, не могла же я всерьез рассчитывать, что кто-то начнет открывать тайны при мне? Я и так, признаться, была сильно удивлена, что эти двое наговорили уже столько всего, что не предназначалось для посторонних ушей. Неужели они оба настолько мне доверяют? Или же Миролюб прикопает меня в ближайшей рощице? Я нервно усмехнулась и покосилась на Альгидраса, встретив такой же вороватый взгляд. Миролюб кашлянул, и Альгидрас перевел на него взгляд, явно говоривший, что нам с княжичем пора бы и честь знать.
– Ну, поправляйся, хванец. Я до рассвета еще в Свири. Коль надо будет чего… Хотя… – перебил он сам себя, – не Велену же ты ко мне пошлешь? Хочешь, на заре к тебе загляну?
– Не стоит, княжич. Радим осерчает. Ты и так набаламутил тут сегодня. Не стоит на глазах у всей Свири еще и к бывшему воеводиному побратиму бегать.
Я вздрогнула от этих слов, Альгидрас же сказал их совсем спокойно. Я больше не чувствовала никаких его эмоций. То, что он мог хорошо себя контролировать в таком состоянии, представлялось мне маловероятным. Значит, он вправду ничего не чувствовал на этот счет. Мне бы его умение так быстро расставаться с привязанностями. Миролюб меж тем согласно кивнул:
– Твоя правда. И так я сегодня…
Мне показалось, что Альгидрас что-то хотел спросить, но, бросив на меня взгляд, передумал. Мне надоели эти переглядывания, и я негромко сказала Миролюбу:
– Я во дворе тебя ждать буду, – и добавила, уже глядя на хванца: – Поправляйся. В гости ходить не обещаю.
Он выдавил из себя подобие улыбки:
– Куда уж теперь ко мне в гости. Разве что с кем из семьи.
Краем глаза я видела, что Миролюб демонстративно изучает потолок, делая вид, что его здесь нет. Это меня отрезвило, и я, бросив последний взгляд на хванца, быстро вышла из комнаты.