Читать книгу Книга ответов на особый случай. Открой на любой странице - Наталья Степанова - Страница 15

Из письма: «Поссорился я с тещей. Ссора, если честно, была не первая за те двадцать лет, что мы живем с ней под одной крышей, но такой серьезной еще никогда не было.

Перед праздником я пришел с работы сам не свой. Коллектив наш небольшой, но очень дружный, и мы всегда отмечаем праздники в складчину. Не подумайте, пожалуйста, что мы напиваемся: начальник нам этого ни за что не позволит – он мужик строгий, – да и мы все люди семейные, с детьми, не до выпивки, сами понимаете. Конечно, на праздник бывает что и пропустишь рюмочку-другую, но чтобы напиваться – этого со мной отродясь не было. А плохо мне было в тот день не от выпивки, а от закуски – видно, салатом отравился. Потом многие мужики мне жаловались, что им тоже нехорошо было.

Короче говоря, пришел домой и лег в постель: думаю, полежу часок, желудок пройдет, а там баньку растоплю.

Но в тот вечер теща кипела, как самовар. Только увидела меня, как тут же принялась орать, что я мешок сами знаете с чем, лежу тут, а по хозяйству работы немерено. Моя жена попыталась за меня вступиться: мы с ней хорошо живем, она понимает, что я устаю на работе, и знает, что пью мало. А в семье я действительно единственный, кто зарабатывает деньги. Жена с детьми занимается, а теща давно уже на пенсии и получает копейки. Вот я и вкалываю где только можно, часто даже без выходных. Не хочется, чтобы дети наши жили хуже других, да и жене нужно одеваться-обуваться. Она у меня красивая, незачем ей хуже соседских баб выглядеть. А дети у меня вообще замечательные, очень я их люблю и все для них сделаю.

И хотя я и устаю на работе, но и от домашних дел никогда не отлыниваю. Вся тяжелая работа на мне – дрова, огород, сумки из магазина дотащить. Никогда бы я не позволил, чтобы жена или теща, пусть даже мы с ней и ругаемся, надрывались, лопатой землю ковыряли или тяжелые сумки таскали. Но, видно, правильно люди говорят: на того, кто молчит, и немой кричит. Теща быстро поняла, что по характеру я не злой, а если когда и рассержусь, то быстро отхожу, и изводит меня с самых первых дней, что мы стали жить вместе. Я, конечно, не святой, иногда ей отвечал, но не подумайте, ради бога, что я на нее руку поднимал – ни в коем случае. Ну огрызнусь я, скажет она мне: «Дурак ты», а я ей в ответ – «Сама дура». Вот и вся моя ругань. Мог бы я ей и грубее ответить, но ведь дети в доме, а мне не хочется, чтобы они с детства всякие гадости слышали. Что это за семья такая, где что ни день, то крики да бранные слова слышны. Да и жена у меня переживает, а мне ее жаль. Ну я думаю, мужик я или нет, так чего со вздорной бабой воевать. Пусть себе орет, надрывается. Жена и дети для меня важнее какой-то там глупой гордости.

Так вот, лежу я в тот вечер на кровати, а живот не отпускает: крутит, огнем горит. Ну точно, думаю, грибами отравился, которые в салате лежали. А болеть мне тогда было никак нельзя, работы как раз было много. И вот лежу я расстроенный, плохо мне, а тут теща орет, надрывается так, что на соседней улице должно быть слышно.

Как она меня только не обзывала, чего только не говорила. Я молчал, молчал, а потом не выдержал и грубо ей ответил. Только она это услышала, как тут же кинулась на меня и когтями в лицо вцепилась – до крови поцарапала. Ну тут я, конечно, вскочил и оттолкнул ее. Что тут началось, мама родная! В мою голову полетели доски разделочные, скалка, чашка с жареными семечками… А самое обидное, что она опять стала орать, что это ее дом, а я голь подзаборная, и гнать меня к такой-то матери. Так мне стало обидно, что я собрался и ушел к другу.

Вечером ко мне пришла жена и стала звать домой, а я не могу – ноги туда не идут. Нет, говорю, пока она у меня не попросит прощения, ноги моей не будет в том доме. Мне уже пятьдесят лет, а все, выходит, нет у меня своего угла.

Жена ушла, а я совсем расстроился.

Прожил я у друга неделю, по дому, конечно, стал скучать, по ребятишкам своим. Ладно, думаю, нужно возвращаться. Черт с ней, с этой тещей. Столько терпел, еще потерплю! Стал собирать свои вещи, и тут звонок в дверь. Смотрю, теща пришла. Ну, думаю, мириться заявилась, ведь откуда же ей знать, что я без пяти минут дома.

Гляжу на нее, а глаза у нее такие злые, что мне даже не по себе стало. Тут теща говорит и от злобы даже не все слова выговаривает. Целую неделю ей ведь некому было устраивать свои концерты.

– Я тебя, гадина, сегодня в церкви отпела. Ты теперь, поганец, не жив и не мертв будешь. Я еще на крышке твоего гроба сыграю, как на барабане.

Высказала мне в лицо всю эту гадость, развернулась и ушла, а я стою как оплеванный. Куда теперь идти? Выходит, только она пришла, и я будто испугался ее и вслед прибежал. Короче говоря, домой я тогда так и не пошел, как бы мне этого ни хотелось. Нет, думаю, шалишь, нужно еще хотя бы день-два продержаться, чтобы уж совсем себя тряпкой не чувствовать.

Но ночью мне стало плохо – поднялась высокая температура. Друг мой перепугался и вызвал «скорую», которая отвезла меня в больницу. Там я пролежал неделю. Мне делали уколы, давали таблетки – ничего не помогало. Взяли анализы, которые показали – я здоров. Легкие чисты, а я хриплю и задыхаюсь.

Потом ко мне в больницу пришла жена. Оказалось, теща наврала ей, будто застала меня с какой-то бабой. Естественно, жена расстроилась и не стала сама звонить мне, я же о тещином вранье и не подозревал. Потом уже жене позвонил мой друг и сказал, что меня увезли в больницу и что мне очень плохо. Ну жена, естественно, побежала ко мне, а я лежу, еле языком ворочаю. Такое у меня было чувство, будто душа у меня с телом вот-вот расстанется. Словами не передать мое состояние.

Увидев меня, жена села рядышком и заплакала, и тут к ней подошла уборщица – наша соседка.

– А ведь твоя мать мужика твоего дней как десять тому отпела. Я в церкви была, и мы с ней вместе оттуда возвращались, вот она и хвасталась. Ты его лечи, иначе он умрет.

Потом соседка дала нам Ваш адрес и велела написать как можно скорее. Она сказала, что Вы женщина добрая и не откажете мне в помощи.

Не знаю, достоин ли я, но прошу Вас: помолитесь обо мне. Не хочу умирать: детей и жену жалко».

Отпевание живого человека в церкви – это очень серьезная порча, которая действует быстро. Но тот, кто решился на такое злодеяние, должен знать – он совершает страшный грех, ведь это фактически убийство, и придется за этот грех расплачиваться не только ему самому, но и его детям и внукам. Есть люди, которые просят меня рассказать им о самых эффективных порчах: мол, так быстрее можно решить свои проблемы. Но они, должно быть, никогда не задумывались, почему грамотные, сильные мастера не прибегают к этому оружию. Казалось бы, вместо того чтобы отмаливать человека от болезней и смерти, куда проще было бы перекинуть его беды и хвори на врага – и дело с концом. Но знающие мастера предпочитают болеть сами, но не брать на душу такой страшный грех. Они знают, что расплата в таком случае неминуема, и не смеют обрекать своих близких на страшные несчастья.

Как я уже говорила, отпевание живого человека – это очень сильная порча. Как правило, такие люди живут недолго и все это время страшно мучаются, ведь их Ангелы-хранители борются за их жизнь, пытаясь отмолить от смерти. Но поскольку человек отпет в церкви по всем правилам, то Ангел постепенно оставляет человека, и в этом случае смерть побеждает жизнь.

Но снять можно даже такую страшную порчу, как отпевание. Закажите службы о здравии в трех храмах и три сорокоуста. Раздайте двенадцать милостынь. Потом необходимо купить больному новую одежду, которую он должен надеть в день проведения обряда. Если отчитывают мужчину, то делают это в мужской день (понедельник, вторник, четверг), если женщину – то в женский (среда, пятница, суббота).

Обряд начинают с того, что открывают все шторы и дверцы всех шкафов. Затем стелют на стол чистую или новую скатерть и ставят на него икону Божьей Матери «Живоносный Источник». Больной садится за стол лицом к иконе, а знахарь встает у него за спиной и, держа руку над темечком заговариваемого человека, читает такую молитву:

Царица моя Преблагая, надежда моя Богородице, прибежище сирых и странных Предстательнице, скорбящихРадосте, обидимыхПокровительнице! Зриши мою беду, зриши мою скорбь, помози ми, яко немощну, окорми мя, яко странна. Обиду мою веси, разреши ту, якоже волиши: яко не имам иныя помоши, разве Тебе, ни иныя Предстательницы, ни Благия Утешительницы, токмо Тебе, о Богомати, яко да сохраниши мя и покрывши во веки веков. Аминь.

После нее читают следующий заговор: