Читать книгу Понедельник. № 6 - Наталья Терликова - Страница 5
Авторы ЛитО «Понедельник» – Израиль
Денис Камышев, Ашдод
ОглавлениеКнига жизни
Сорок восемь лет мама хранила книжку, которую завела, когда я родился. Она хранила бирки с моим именем из клеенки, которые мне привязали на ногу, чтоб не потерять среди других замечательных младенцев.
В эту книгу мама записывала мои смешные фразы:
Мне три года. Увидел развивавшееся на ветру сохнущее белье.
– Ой, мама, смотри, белье корчится от смеха…
– Мама, ветер стучит в окно, как война…
– Тихо! Я хочу пить…
Рассматривая картину Фрагонара:
– Мам, дядя раздетый?
– Да.
– А что они с тетей делают?
– Целуются.
– А дядя хороший, да мама? У него же есть штаны?
– Мама, помнишь мы были у бабули: я, папа, мама и горшок…
– Мама, а Сальери почему Моцарта отравил?
– Потому что завидовал…
– А где сейчас Сальери? Его тоже кто-то отравил?
– Умер от старости.
– Так ему и надо.
Первая сочиненная сказка в четыре года:
Жила была муха. Полетела она гулять. А навстречу ей стрекоза
– Здрасти! Вы куда?
– Гулять
– Можно к вам в гости?
– Можно.
Полетели, а навстречу им моль.
– Здрасти! Вы куда?
– Мы, вот, к мухе в гости.
– Можно я с вами?
– Можно.
Прилетели они к мухе. Стали прыгать и плясать. А моль в это время сожрала ковер.
И тут из-за угла вдруг появляется таракан… ой, паук… Он проглотил муху и подавился косточкой…
Мама обрызгалась грязью.
– Мама, ты свинья…
– Нет, я нечаянно.
– Да, ты – так нечаянно, а я – так свинья… Я тоже хочу нечаянно…
– Мам, ты никогда не умрешь?
– Нет, не умру.
– Мам, ты люби… Когда любят, тогда не умирают.
– А кого любить?
– Ну, папу люби… Вы делайте любовь, а я вырасту и изобрету лекарство от старости, а вы не умрете, и я сделаю вас молодыми… Я буду изобретателем…
Все у него хорошие, всех Денис очень любит.
Смотрю мамину запись за май семьдесят второго. Мне два года.
«Дениска, умер дедушка 2 мая. Как страшно мне. Ведь папа совсем не старый. Горько и страшно. Не могу, а надо жить и тебя растить, сын. Твой дед безумно тебя любил, да ты на него очень похож. Милый мой малыш, надо быть тебе на него не только похожим внешне. Дед был энциклопедией и прекрасным музыкантом. И первая запись в этой книге твоей жизни его рукой сделана… Боже мой, как плохо, как горько…. Всего сорок восемь лет…»
Сейчас мне сорок восемь лет. Я умирал и воскресал неоднократно, был под огнем противника, меня убивали бандиты и любимые женщины. И я выжил. Выжил, потому что у меня замечательные родители, которых я очень люблю. Я похож на деда. Очень похож. Спасибо вам, мои родные люди. Ближе вас у меня никого нет. Только сын. И кот. Толстый, наглый кот, который похож на меня как две капли воды.
«Ангелы в глазах моих смеются…»
Ангелы в глазах моих смеются,
Разбегусь и прыгну в небеса.
Мне на землю больше не вернуться,
На земле мне быть никак нельзя.
Я взлетаю над смешной планетой,
Там внизу веселый водевиль.
Посылаю всем свои приветы,
Я люблю и помню этот мир.
Бог-отец слепил его из грязи,
Жизнь вдохнул и дал надежду жить.
И не вспоминал о нем ни разу,
Хоть и продолжал его любить.
Мир прекрасен, очень многогранен,
И не всем дано его понять.
Только тем, кто миром был изранен,
Тем, кто в небо прыгнул умирать..
«Время – пепел в кофейной чашке…»
Время – пепел в кофейной чашке,
Время – полночь без сна и света.
Где ты? В чьей ты сейчас рубашке?
Абсолютно сейчас раздета?
И кому шепчешь страсти гимны?
И о ком ты в мечтах, до дрожи?
Поцелуев следы, как стигмы,
И мурашки бегут по коже…
Время лекарь, палач иль дьявол?
Жизнь проходит красиво, стильно…
Я укроюсь, как одеялом,
Беспощадной плитой могильной…
Ты затянешься тонким «Вогом»,
Ты посмотришь, куда-то мимо…
И беседуя в мыслях с Богом,
Может, вспомнишь поэта имя…
«Разговоры ночные помешивал, словно помешанный…»
Разговоры ночные помешивал, словно помешанный,
Словно турку на газе, подогревал теплой похотью.
И святые хотят любви, и святые совсем не безгрешные,
Их сияние душ покрывается временной копотью.
Все от Бога… и мысли, и страхи, грехи и желания,
От лукавого лишь безнаказанность и безответственность.
Нам всего-то и нужно немного людского внимания,
Чистым помыслам сложно душою нагой соответствовать,
И похмельем любви к нам приходит за это страдание…
«Заполняю осмысленными иероглифами любви…»
Заполняю осмысленными иероглифами любви
Твою напряженную душу, словно страус
Прячущую голову в песок быстротечного времени…
Тихо поет Синатра… кофе… я молча каюсь,
Что вел себя, как спортивный болид, убегая от тьмы.
Болит? Нет, уже весело мне, поверьте,
Весело и легко, как пузырьки в шампанском,
Улетают дни… Где та девушка в красном?
Где те глубокие, разноцветные сны?
Новый год пригубив, слышу зовущий запах весны…
Ору, как помоечный кот, от страсти…
Мы были друг с другом враждебно честны,
Мы рвали зубами на части счастье…
Мы были любовью напряжены,
И каждый хотел над другим своей власти…
Сегодня, выпив кислого яда прозрения,
Выстреливаю угловатые, как подросток, стихотворения…
В никуда… никуда, на иврите – конечная точка…
Все… пробел… кончились пули слова,
Рассыпалась бисером рванная нестихотворная строчка…
Ты, как всегда, оказалась права…
Я снова рву письмо к тебе в клочья…
«Они оба смотрели в окно…»
Они оба смотрели в окно.
У него шел холодный злой дождь.
У нее было солнце и лето.
Они жили вдвоем на планете
Под названием Наша Любовь…
Жили в разных местах и эпохах,
Жили с кем-то и жили отдельно.
И порой одному было плохо,
Он был с ней… только в разных постелях…
Одиночество свило гнездовье
В его пыльном захламленном доме.
Он смотрел в серый дождь и безвольно
Плакал вслед… Потому что был в коме…
«Хочется наблюдать дождь, в теплом гнездовье пледа…»
Хочется наблюдать дождь, в теплом гнездовье пледа,
Чувствуя рядом родное бедро, есть колбасу с хлебом.
Чай в подстаканнике, кислый лимон, жёлтое полнолуние,
И та, в которую я влюблен, маленькая колдунья.
Я прихожу в пустой пенал студии обитания,
Гневно мне кот с порога орал о недостатке внимания.
Дождь за окном, словно хладный труп, бьется в стекло оконное.
Интеллигентно и как-то вдруг воняет ведро помойное.
В пледе завернуто не со мной, теплое нежное прошлое.
Я возвращаюсь один домой… Рама лица перекошена…
Пива пушистая пена… Пью… Пачкаю словом бумагу.
Я никого больше не люблю… Кроме мохнатого гада…
«Не удерживай солнце, сожжешь ладони…»
Не удерживай солнце, сожжешь ладони,
Не удерживай счастье, сожжешь и душу.
Не удерживай скорбь, в квинтэссенции боли,
Только ты можешь жизнь от отчаянья рушить.
Не кляни тех, кто мучил тебя надеждой,
Будет лучше прожить до конца в бусидо.
Пусть не будет уже ничего, как прежде,
Ты скажи лишь с улыбкой за все спасибо…
«Сквозь беспощадных лет унылый бег…»
Сквозь беспощадных лет унылый бег,
Мужей меняя, покупая соль,
Встречала в ожидании рассвет,
Хотя была Мариной… Не Асоль…
Михайлов Стас, как дрозд, пел по утрам,
В шкворчании глазуньи и кота.
Ты разгоняла утренний туман
По-прежнему его еще ждала…
Где постаревший, разжиревший принц?
В чужом краю, забыв давно мечты,
Он хлебным мякишем кормил на море птиц,
Высматривая парус, как и ты…
«Мой город, словно старый трансвестит…»
Мой город, словно старый трансвестит,
В вечерний макияж цветных теней,
Одет, и под дождем унылым спит.
В уютной неподвижности своей,
Ему лень шевелиться и спешить.
Он просто есть, нейтральный для людей.
И нам лишь остается только жить
Во влажной сути долгих зимних дней…
«Не умея любить, говорим невпопад о любви…»
Не умея любить, говорим невпопад о любви,
Не умея понять, мы не слушаем чувства других.
Не умея простить, остаемся все время одни,
Не умея терпеть, бьем под дых самых близких, родных.
Мы умеем давить, обижать, забывать, заставлять,
Доводить до психоза, лишая надежды и сна.
И уже не спасет приглашение в вашу кровать…
Ожидает в прихожей распутная сука весна…
«Ко мне приходила в снах женщина-кошка…»
Ко мне приходила в снах женщина-кошка,
Тихонько скреблась в моей жизни окошко.
Пила молоко из красивого блюдца,
Но только однажды забыла вернуться.
Искал я ее по дворам, по помойкам,
В богатых домах и в чужих жизней койках.
Пока не увидел с другим котом кошку…
Она приходила ко мне понарошку.
«Цветные кубики мечты…»
Цветные кубики мечты,
Сложить в реальность слишком трудно,
И можно быть безмерно мудрым,
И быть счастливым лишь почти…
Когда нелепая деталь
Разрушит все строенье сразу.
Осознавая свой маразм,
Ты строишь дальше… но в печаль…
Ты строишь то, что разрушают,
Упорно, черный красишь белым
И остаешься неумелым,
А раны все не заживают…
Ты красишь в красный, кровоточа,
Но понимаешь: все подделка.
Ты пишешь сердцем, жизнь пророча,
Ныряя там, где слишком мелко…