Читать книгу Анатомия шпионства. Ищите женщину - Наталья Томасе - Страница 9

Быстро пролетел месяц и наступило Рождество. Все домочадцы в доме Д'Амбре верили, что он несет надежду на счастье, на исполнение желаний, на избавление от напастей и бед, на долгожданный мир. Изабелла любила Рождество, в это время ею всегда овладевало странное чувство, что должно случиться что-то волшебное и радостное. Она была верная католичка, но именно перед рождеством ее врождённая тайная тяга к мистике и магии усиливалась.

Проснувшись, она вертелась в постели, долго не решаясь засунуть руку под подушку, чтобы достать одну из четырех карт, положенных вечером перед сном.

– Итак, Белль, – сказала она сама себе, – кого вытащишь, тот и будет твоим суженым, – и она смело выдернула карту из-под подушки. – Карамба!8 – только и сказала девушка, уставившись на трефового короля.

«Ерунда все это, – молча подумала она и, встав с постели, накинула халат, – с какой стати я должна буду выйти за вдовца?!»

В этот момент в комнату вошла Николетта.

– Вы уже на ногах? А я думала вас будить, в сочельник-то вернулись поздно из собора, – громко и радостна сказала она, – с Рождеством, госпожа! Прохладно с утра, надо что-то потеплее надеть, – причитала она, распахивая занавески.

– Выбери сама что-нибудь, мне все равно, – равнодушно сказала она служанке.

Николетта бросила взгляд на подушку, где покоилась карта судьбы.

– Из-за этого? – она пожала плечами, – ну это ж не пиковый – старый и ревнивый. Трефовый вполне может быть и молодым, и богатым и любимым, – философски проговорила она.

Хозяйка грустно улыбнулась, и началась долгая процедура одевания.

Изабелла в черном строгом платье, расшитом золотом, вошла в гостиную и втянула носом приятный запах елки, подвешенной к потолочной балке по старой традиции. Символ Рождества был наряжен яблоками, собранными в октябре и сохраненными специально для этого случая, облатками9, золотыми «волосами ангела»10 и бумажными обёртками в форме роз.

Девушка дотронулась до креста на шее, привезенного Диего Альваресом, и улыбнулась, она поймала себя на мысли, что скучает по нему, скучает по его сарказму, острому уму, даже по его миндальным глазам. Она вздохнула и, мысленно поздравив его с Рождеством, позвала Николетту, чтобы отправиться в собор Святого Капрасия на дневную службу.

Молодой епископ Бартелеми д'Эльбен заканчивал службу поздравлением все верующих. Он только год назад прибыл в Ажен, и за его спиной многие шептались, как он умудрился из простого клерка прыгнуть в графы и епископы одновременно.

– Ах, жаль, что он прелат, – шепнула Николетта на ухо Изабелле, – он такой душка.

– А что же жаль? Назначение епископом одновременно не означает лишение его мужского начала, – хихикнула Белль, вспоминая, как она соблазняла отца Бенедикта.

– Вы думаете есть шанс? – служанка не сводила с Бартелеми своих больших зеленых глаз.

– Только не здесь и не сейчас, – Изабелла дернула Николь за руку, – пойдем.

Белль, склонив голову, подошла к чаше со святой водой. Вдруг человек, находившийся за колонной, перегородил ей доступ к святыне, и опустив руку в чан, зачерпнул воду и протянул ее Изабелле. Белль подняла глаза, и ее губы расплылись в улыбке. Перед ней стоял сеньор Диего Альварес собственной персоной.

– Вы? Тут? – она смотрела на него с удивлением и восторгом одновременно.

– С Рождеством, сеньорита Изабелла!

Девушка прикоснулась к агиасме11 в большой ладони мужчины и осветила себя крестным знамением, произнеся: «In nomine Patris, et Filii, et Spiritus Sancti!»12

Затем, пристально глядя в глаза Диего, спросила:

– Зачем вы тут? – она словно желала прочитать самые сокровенные мысли в его голове.

Альварес молча предложил ей руку, Изабелла облокотилась на нее, и они под шепот за их спинами, покинули собор.

– Ступай домой, – кивнула она, идущей за ними Николетте, и, повернув лицо к испанцу, повторила свой вопрос.

– Если я скажу, что много времени уделял мыслям о вас, вы мне поверите?

– Нет, – хихикнула она.

– И правильно сделаете, – театрально вздохнул Диего.

Лицо Изабеллы вытянулось от его нахальства, а Альварес продолжал:

– Я слишком много времени уделял этому, слишком много, непростительно много, сеньорита Изабелла.

Белль ужасно захотелось щелкнуть пальцами и воскликнуть «Вуаля!», но чувство такта удержало ее от этого.

– Знаете о чем я думаю, что мне не дает покоя? – он загадочно смотрел на Белль. – Этот ловкий трюк, что вы использовали фехтуя с вашим учителем.

Девушка широко распахнула глаза в удивлении:

– Трюк? Вы проделали больше ста лье в Рождество, чтобы спросить меня про какой-то фехтовальный прием? Сеньор Альварес, вы либо идиот, либо очень эпатажный человек, – ее голос не был злым, ей нравилась его честность, способность сделать «поступок», его эмоциональность и решительность.

– Кто бы говорил?! Дама, что обожает «жалить» своих собеседников, говоря им колкие, нелицеприятные вещи?! Вам тоже не чужды провокации, дорогая сеньорита Изабелла, чего только стоит ваш пальчик с паштетом, – и он соблазнительно облизал губы.

От него не ускользнуло, как легкий румянец покрыл щеки Изабеллы, и он двусмысленно и озорно улыбнулся.

– Значит, фехтовальный прием, – только и сказала Белль.

– А вы что подумали, сеньорита? Я что похож на человека, который будет целыми днями и ночами напролет думать о девичьих глазках, даже таких соблазнительно – манящих, как ваши?!

– Вы… вы…, – она не могла подобрать слово, – вы, сударь, пес бродячий. Я понимаю, почему ваши родственники не желают вас видеть на Рождество, и вы сбегаете во Францию, якобы узнать о каком-то дурацком фехтовальном приеме, – зло и язвительно выпалила Белль.

Оливковая кожа на лице Диего побледнела, узкие губы превратились практически в полоску, а тонкий орлиный нос казалось еще больше удлинился. Мужчина напрягся, словно сжатая пружина, и Изабелла вдруг поняла, что прикоснулась к какой-то тайне, до чего-то сокровенного, о чем Диего Альварес предпочитает умалчивать, ну или во всяком случае, не обсуждать. Он находился в таком эмоциональном ступоре какую-то минуту, затем, он кашлянул, словно прочистив глотку, и его губы разъехались в саркастической улыбке:

– Вы правы, сударыня, я отъявленный мерзавец и поэтому вместо того, чтобы присоединиться к свите моего короля в Толедо, я решил отыскать для себя бедную невинную овечку на гасконских пастбищах. Но случай посмеялся надо мной, и вместо «овечки» послал мне «скорпиона».

– Ну, почему сразу «скорпиона»? – Белль скорчила невинную физиономию, – я иногда могу быть очень милой. Раз уж вы не можете спать из-за дурацкого отскока, и это портит вам жизнь, я покажу вам технику, но…, – она сделала паузу и, ткнув указательным пальцем в грудь Диего, произнесла заговорщическим тоном, – но услуга за услугу.

– Ну это вы могли бы и не говорить, – засмеялся сеньор Альварес, – зная вас, я бы удивился, если бы вы согласились показать прием по доброте душевной.

– Вы считаете меня еще и меркантильной в добавок.

– Я сказал только то, что сказал, сударыня. Итак, ваша цена?

– Вы рассказываете мне все, что знаете о моих испанских родственниках.

– Только и всего?! – Диего откровенно был удивлен, – я ожидал, как минимум, просьбу сопровождать вас в Париж, как максимум, предложение на вас жениться, чтобы фехтовальный пассаж остался в семье, – и он рассмеялся.

Белль вспыхнула:

– За кого вы меня принимаете?

– За особу, которой предписано, как вы выразились, вашими испанскими родственниками, вернуться в монастырь и принять подстриг.

Изабелле показалось, что она проглотила жабу. Она не могла ни то, чтобы вымолвить слово, она не могла сделать вздох, в груди все сжалось, румянец сошел с ее лица, и ее бросило в пот. Она услышала, как Диего произнес только первые буквы ее имени «Исса…» и потеряла сознание.