Читать книгу Израиль без обрезания. Роман-путеводитель - Наталья Валерьевна Лайдинен - Страница 2

Через неделю я с новой стильной прической от модного парикмахера и новыми надеждами приехала в аэропорт, чтобы зарегистрироваться на рейс компании «Эль-Аль».

– Вы летите одна? – с подозрением спросил меня молодой широкоплечий человек, регулирующий очередь.

– Да.

– Проходите к третьей стойке. Я послушно прошла.

– Служба безопасности «Эль-Аль». Мы зададим вам несколько вопросов, касающихся безопасности вашего полета, – как робот, сообщил мне неулыбчивый человек в темном костюме. – Какова цель вашего визита в Израиль?

– Меня подруга пригласила… Представляете, с восьмого класса не виделись!

– Первый раз в Израиль?

– Да.

– Вы всегда летаете одна?

– Да, частенько.

Молодой человек посмотрел на меня с большим подозрением.

– А как зовут вашу подругу в Израиле?

– Мила Зильберштейн. Точнее… так ее звали шестнадцать лет назад. Сейчас – Мила Грубер.

– А где она живет?

– В Тель-Авиве, у нее своя квартира. Офицер, казалось, был удовлетворен ответом.

– Мы осуществим проверку вашего багажа. В нем есть предметы, связанные с электричеством? И что в вашей большой сумке?

– Я фотограф. У меня с собой камера, объективы, зарядные устройства к батареям фотоаппарата…

– Мы должны их проверить.

Мой бесценный кофр и чемоданчик с аппаратурой унесли. Минут пятнадцать ожидания оказались достаточно нервными.

– Вы можете забрать фотоаппарат, – сообщил наконец молодой человек, – но кофр мы оставим у себя до посадки. Кстати, что именно вы собираетесь фотографировать в Израиле?

– Все! – опешила я. – Достопримечательности, лица евреев, арабов, Иерусалим, сектор Газа…

– Сектор Газа? – вскинул брови офицер. – Подождите тут!

Я попыталась возмутиться – тщетно! После некоторой паузы и тщательного перебора трусов в чемодане, сборки-разборки штатива мне выдали-таки на руки заветный посадочный талон и паспорт, отпустив для прохождения паспортного контроля. Я насилу упросила стража порядка хоть кошелек из кофра забрать, чтобы кофе выпить. Хорошенькое начало путешествия!

Но этим дело не закончилось. На входе в самолет меня ожидал очередной сюрприз.

– Карина Малинина? – спросил меня сотрудник службы безопасности. – Пройдите, пожалуйста, со мной.

Я прошла в стеклянный аквариум, печально наблюдая за тем, как в самолет пропускают других пассажиров. Гораздо более подозрительных, чем я.

– Отдайте вашу камеру!

– Но ее уже досматривали! – возмутилась я. – Что за дела?

– Необходим повторный досмотр!

Тон офицера был непреклонным, я повиновалась.

– Пройдите, пожалуйста, сюда! – меня пригласила за занавеску строгая девица в форме. – Раздевайтесь!

– Как, совсем?

– До нижнего белья.

– Но почему?

– В интересах безопасности авиалиний. Я повиновалась.

Девица долго досматривала меня газоанализатором, это было похоже на издевательство.

– Может, еще куда-нибудь мне эту штуку засунете? – не выдержала наконец я. – Вдруг там что-то неожиданное обнаружится?

– Понадобится – засунем! – невозмутимо ответила сотрудница «Эль-Аль». – А будете хамить – снимем с рейса.

Я наконец-то поняла, что лучше мне помолчать.

– Ваши сапоги мы вынуждены сдать в багаж! – огорошил меня на выходе из кабинки офицер.

– Но почему? Вы объясните. Что, есть какие-то подозрения по их поводу?

– Имеются… – отводя глаза, сказал офицер. – У вас в чемодане есть другая пара обуви?

Еще через пятнадцать минут на борт подняли мой чемодан. Перерыв содержимое, уже изрядно помятое и прощупанное сотрудниками «Эль-Аль», я извлекла на свет божий старые кроссовки.

– А сапоги хоть можно в чемодан положить? – с надеждой спросила я.

– Нет, – офицер уже заворачивал их в целлофан.

– Осторожней, это очень дорогие сапоги, «Эска-да», – взмолилась я. – Каблук может сломаться.

– Нечего летать в такой обуви, к тому же на шпильке! – отрезал офицер. – Вы не на парад мод едете! И заберите ваш кофр! Чемодан с аппаратурой полетит в спецотсеке, получите его на выходе.

– Удивительно, что вы там ничего не обнаружили! – съязвила я.

Я последней вошла в самолет. Стюардессы посмотрели на меня неприязненно. Рейс уже задерживался.

На соседнем месте сидел черноволосый молодой человек. Прижимая к груди кофр с камерой, я протиснулась на свой трон.

– Простите.

– Ничего страшного! – улыбнулся он.

– Ваши места расположены рядом с запасным выходом! – нависая, пророкотала стюардесса. – Ваша ручная кладь должна быть наверху!

Проклятый кофр! Я направилась обратно к проходу. Вежливый молодой человек приподнялся.

– Там есть место! – доверительно сообщил он. – Давайте я помогу!

– Замечательно! – сквозь зубы пробормотала я, с шумом открывая багажное отделение. – Сама справлюсь!

Оценила обстановку. Наверху лежала пара пакетов, кейс и черная шляпа, занимавшая половину отсека. Я без колебаний взяла шляпу и попыталась пристроить ее на пакеты, чтобы освободить место для кофра. В этот момент, вскочив со своего места, истошно заголосил еврей с рыжей жидкой бороденкой и едва не набросился на меня.

Я вскрикнула и обернулась.

– Что случилось? – взорвалась я, не выпуская из рук злополучной шляпы.

– Шляпу его на место положите, – сказал мой сосед.

Я быстро положила шляпу. Еврей мгновенно замолк, однако через пару секунд с оскорбленным видом потребовал к себе бортпроводницу.

– Что произошло? – в сердцах спросила я у соседа.

– Это ортодокс, – с хитрой улыбкой ответил он. – Ты не имела права трогать его шляпу. Твои руки ритуально нечисты. Ничего, что я на «ты»?

Я не поняла, шутит он или нет.

– Тоже мне богатство нашел! И не такие шляпы видали. А у кого руки чистые – не ему судить! К тому же он едет как буржуй, один на трех креслах, ничего страшного не случится, если он положит свою драгоценную шляпу рядом с собой.

– Нашла дурака! – с улыбкой отозвался сосед. – А спать потом как? Ему даже к женщинам прикасаться нельзя.

К возмущенному ортодоксу прибежала взволнованная бортпроводница, громко посокрушалась на иврите и кое-как пристроила злосчастную черную шляпу поверх моего кофра. Пострадавший на некоторое время умолк, поглядывая в мою сторону торжествующе. Самолет набрал высоту, и уже через пять минут ему принесли еду. Он потребовал пива, которое было ему незамедлительно подано.

– А нам почему еду еще не принесли? – громко спросила я, поскольку мне тоже давно хотелось есть.

– Нам во вторую очередь! – спокойно отозвался сосед.

– Это почему?

– Ортодоксам положено – все самое кошерное! И сразу!

– Ко… ка… какое?

– Кошерное. Ты разве не знаешь?

– Нет!

– Сама невинность! Ничего, раз летишь в Израиль, узнаешь, – успокоил он меня. – Вот и нам закуски принесли. Читай, что на бумажке написано!

– Подтверждение кошерности! Что это значит?

– Значит, эту еду могут есть самые правильные евреи, вроде этого. Контроль качества! Все сделано по еврейским правилам.

– Что за правила?

– О! – хлопнул меня по плечу сосед. – Да у тебя все совсем запущено. Счастливый ты, оказывается, человек! Кашрут – правила еврейской чистоты во всем, в том числе в еде с точки зрения Галахи – еврейского закона. Кошерным может быть все – начиная от человека, заканчивая выпивкой!

– И что, интересно, для таких деятелей чисто? А что нет?

– О, это сложный вопрос! Без вина не разберемся. Пей, оно, кстати, тоже кошерное! Но для жизни не опасное.

Мы чокнулись.

– Так, о кашруте поподробней, пожалуйста! – попросила я. – А то мне в Израиле пару недель прожить предстоит… Подготовиться морально надо! Чтобы с голоду сразу не умереть!

– Не умрешь! – успокоил сосед. – В Израиле у всех туристов обычно другая проблема – лишнего веса поменьше набрать! А с кашрутом все сложно. Если в общих чертах, то запомни главное: из мяса можно есть жвачных парнокопытных, например телятина – кошерна. А свинина или верблюжатина – нет. Хищные, болотные и водоплавающие птицы нечисты и их яйца тоже. Нечисты еще яйца, если вдруг в них есть кровь. А также все пресмыкающиеся и насекомые…

– Фу, гадость какая! – поморщилась я.

– Но и это не все! Кошерных животных еще необходимо правильно забить, с использованием особых инструментов, за этим следят специально обученные люди. Важно, чтобы в мясе крови не было, она вся стечь должна. Правильные резники называются шахетами. Мясо потом еще солят или обжаривают. Не все части туши можно есть, в задней надо обязательно удалять жилу. А еще надо непременно разделять мясное и молочное… Может, лучше тебе не заморачиваться сразу?

– Ужасы ты сплошные рассказываешь! – Меня передернуло. – Я вообще-то вегетарианка, мяса никакого не ем… Хотя иногда люблю рыбку и морепродукты!

– Тем сложнее для тебя! – воскликнул сосед. – Запомни, из морепродуктов правильные евреи едят только то, что имеет хотя бы один плавник и легко отделяемую чешую.

– Например?

– Ну, креветок, раков, крабов точно есть нельзя. Некоторые виды тунца некошерны. Зато рыбу святого Петра – мушт – можно запросто лопать в любых количествах!

– А что с овощами, фруктами? – забеспокоилась я, предчувствуя обострение гастрита.

– Главное, чтобы их правильно выращивали и в них не было личинок насекомых, а так – все разрешено. И с мясом, и с молоком! Да, еще забыл: посуда должна быть правильная, разная для всех видов продуктов. В холодильнике продукты не должны соприкасаться. Уже давно для особо религиозных делают большие сдвоенные холодильники, с двумя дверьми. Иногда в доме бывает два холодильника. Ортодоксы в одном и том же холодильнике держать мясное и молочное никогда не будут, даже в разных углах. И мыть посуду после мяса и молока надо отдельно. А если пищу готовит нееврей – пиши пропало! Она некошерна. Бишуль акум, понимаешь!

– А ты сам кашрут соблюдаешь? – спросила я подозрительно.

– Я что, похож на больного? – расхохотался он. – В Москве кошерных ресторанов меньше, чем пальцев на одной руке. Ем что придется. Не страдаю при этом. И в Израиле кошерным ресторанам предпочитаю обычные, что и тебе советую. Там вкуснее. Кашрут когда-то был актуален из-за гигиены еды, сейчас все иначе. Значит, не имеет смысла особо напрягаться.

– А разве не все рестораны в Израиле кошерные? – изумилась я.

– Совсем нет! Полно марокканских, ливанских, русских. Многие израильтяне вообще едят в основном питы с индюшатиной, в них сверху для запаха еще кусок бараньего жира кидают, причем поедают все это дело на ходу. Слышала про «фалафельный фастфуд»?

– Нет!

– Это типично израильская заморочка, на каждом углу увидишь. И плевать большинству граждан на кашрут и прочие штучки.

– Удивительно! – задумчиво сказала я, переваривая услышанное. – В мозгах не укладывается. Даже не знаю, как к этому относиться.

– Не все так страшно! На месте увидишь, что съестное в Израиле очень даже ничего! – успокоил жизнерадостный сосед. – Это точно у нас не самое страшное!

Между тем я с опаской поковырялась в принесенной еде. На первый взгляд ничего особенного. Больше всего мне понравился мягкий белый сыр типа брынзы.

– Национальный еврейский продукт! – сообщил мне сосед. – Можешь пробовать и есть везде – самое безопасное!

– Про кошерность я, конечно, не все поняла, а вино вот неплохое!

– Израильское вино замечательное, даже если оно кошерное! Хотя лучше всего – обычные вина Голанских высот. Попробуй, не пожалеешь! Судя по всему, у тебя нет еврейских корней?

– Разве у кого-то в России их нет? – рассмеялась я. – Стоит только покопаться… Прабабушка моя, как говорят, была еврейка, Мария Моисеевна. Но это было давно и почти неправда.

– Ничего подобного! – воодушевился сосед. – Ты можешь доказать свое еврейское происхождение! И получить гражданство. Кстати, меня Арон зовут, – вдруг переключился он.

– Ой, никогда не буду этого делать! Не смеши! Я – Карина, – переключилась и я. – Приятно познакомиться! У меня есть и армянские предки, и многие другие. Жгучая смесь кровей! Что, теперь принадлежность к каждой доказывать?

– Это ты зря, – задумчиво сказал Арон. – Еврейская кровь особенная, она все равно о себе напоминает! Наверняка тебя в твоей жизни тянуло на жгучих еврейских мужчин! Ты не замужем?

– Да ладно… Не замужем и не собираюсь пока! – Я между делом припомнила своих мужчин – Рома Мюллер, Шурик Гейман, Алик Розенберг, Витя Пферд, Паша Левкин… Мне захотелось промолчать.

– Еврейская кровь притягивает свою кровь! – авторитетно сообщил мне Арон. – Все равно полюбишь еврея!

– А это мы еще посмотрим! – ухмыльнулась я. – А тебе с твоим именем в Москве не доставалось?

– Да нет… – Арон задумался. – Школу-то я в другом месте заканчивал. Ты будешь смеяться, но все думают, я армянин. Обычно Арой зовут, я и откликаюсь. А менты часто документы требуют.

– А меня, наоборот, за армянку никто никогда не принимает!

– Вот видишь! Ведь ты в первый раз в Израиль летишь? А знаешь, какие трудности поджидают на выходе незамужних девушек, летающих в одиночку?

– Какие еще препоны? Мне их в Москве хватило! – напряглась я. – Понятия не имею.

– Не пугайся, если тебя суровые мужики в форме потащат в службу безопасности, учинят там подлинный допрос по всем позициям… – зевнул Арон. – Еще кредитки обязательно проверят, платежеспособна ли ты.

– Да что же за зверства такие со въездом-выездом?

– Это меры для обеспечения национальной безопасности! Я часто летаю, такого понагляделся…

– Так это ради безопасности с меня сапоги сняли? И переобуться заставили? Ну, хоть знать буду! – снова вскипела я.

– У сапог, небось, две металлические пряжки были? Могло сработать зарядное устройство. Это молодцы наши стражи порядка, что тебя в такой обуви не пропустили!

– Куда я лечу? – задалась я риторическим вопросом, прикрыла глаза и уж совсем здраво продолжила: – И зачем мне это надо?

– А на самом деле, зачем? – то ли съязвил, то ли проявил интерес потомок Моисея.

– Да просто к подруге я лечу! Отдохнуть, повидаться. Шестнадцать лет не виделись! В школе за одной партой сидели! Нас столько всего связывало! А ты? – Я подозрительно посмотрела на Арона.

– А я – израильтянин. У меня паспорт синий. Только я не дурак, в Израиле не живу. Только отдыхать приезжаю. Да родственников навестить. Все деньги делаются в Москве. Знаешь совковый анекдот про два парома? Он не потерял своей актуальности!

– Нет…

– На одном пароме евреи-репатрианты плывут из Одессы в Хайфу. На другом бегут обратно из Хайфы в Одессу. Посередине пути паромы встречаются. И пассажиры обоих дружно крутят пальцами у виска…

Я рассмеялась.

– А как же ты тогда гражданином Израиля оказался?

– Очень просто. В начале девяностых с гражданством никаких проблем не было, у меня все евреи в семье. Получил даркон.

– Хотя, если честно, ты и вправду больше не на еврея, а на… выходца с Кавказа похож! – сказала я. – И внешностью, и акцентом таким… гортанным.

– Это все говорят. Я привык и не обижаюсь, – расхохотался Арон. – Я на самом деле из Баку. Там мое детство прошло. Эх, люблю этот город!

– А какой же язык у тебя тогда родной?

– В семье на иврите говорили. Отец был владельцем одного из крупнейших антикварных магазинов в Баку, отлично в предметах старины разбирался. Его в городе все очень уважали. А учился я в русской школе. На улице с пацанами и по-азербайджански говорить приходилось. И представляешь, все мирно жили до некоторых пор! А потом, когда весь бардак начался с национальной рознью, Сумгаитом, Карабахом… Меня однажды шальной пулей ранило на улице. Вот, шрам до сих пор остался. – Арон закатал рукав рубашки и продемонстрировал синеватый рубец. – После этого отец скрепя сердце решил, что надо бежать. Я ведь в семье единственный сын. У меня четыре младшие сестры… Кому-то надо обо всех заботиться. Продали имущество за бесценок и уехали. Отец, правда, без Баку любимого недолго прожил. А мать с сестрами нормально, акклиматизировались в Израиле. Сестры замуж повыходили. Не сильно счастливы, но живут пока. Там от мужа особо не уйдешь!

– А что же ты обратно в Россию уехал?

– Просто на святой земле выжить не смог! – вздохнул Арон. – Высшего образования законченного у меня не было, единственное, в чем хорошо разбирался, – в антиквариате, как отец научил. Но тут своих таких знатоков – пруд пруди. И пришлось мне работать строителем, слесарем, грузчиком, короче, везде, где брали. Сутками пахал, а деньги платили – копеечные! Двух лет репатриантского ада мне хватило. Поехал в Москву на заработки, стал заниматься тем же, чем и отец когда-то. Сейчас я признанный эксперт по антиквариату, у меня несколько магазинчиков. Вещи ко мне на оценку привозят из разных городов. Знаешь, я семье помогаю и сам неплохо себя чувствую!

– Это заметно! – подмигнула я, показывая на его дорогие, но неброские часы. – И костюм у тебя хороший, из последней коллекции.

– Ты что, в моде хорошо разбираешься? – удивился он. – Я понятия не имею, какой у меня костюм. Пришел в магазин, приглянулась вещь – взял, купил. Ну и что, что недешевая.

– Значит, просто со вкусом у тебя в порядке!

– Как интересно! Может, встретимся где-нибудь в Тель-Авиве? Вина выпьем? О моде поговорим?

– А как же это? – Я показала на безымянный палец с тонким обручальным кольцом.

– Я же восточный мужчина, женился по воле семьи рано, – пожал плечами Арон. – На той женщине, которую родители мне выбрали, из хорошей семьи горских евреев. Теперь жена с детьми живет в Израиле, а я в Москве. Навещаю их время от времени, помогаю материально. Что с того?

– Нет, братец! Не выйдет! – рассмеялась я. – Я хоть и не совсем восточная женщина, но с женатыми мужчинами не встречаюсь! У меня тоже есть некоторые принципы!

– Ну, Карина… Это же так несовременно!

– Закрыт вопрос! Лучше давай еще выпьем! Вино и вправду хорошее!

Мы выпили еще по бокалу вина, и я задремала. Когда проснулась, самолет уже снижался. В иллюминаторе показались силуэты небоскребов и длинные песчаные пляжи.

– Родной мой Тель-Авив! – протянул задумчиво Арон. – Что ж, Карина, добро пожаловать в Эрец Исраэль!

– Мои открытия уже начались! – улыбнулась я. – Спасибо, что просветил насчет горских евреев! И особенно – по части кашрута!

– То ли еще будет! Ты звони, если что. Вот тебе мой номер телефона.

– И не надейся, восточный мужчина! – самоуверенно заявила я, но визитку на всякий случай взяла.

– Тебя хоть встречают?

– А то! Лучшая школьная подруга! Милка! Мы давно не виделись, но я помню ее и школу до мельчайших деталей!

– Ну ладно. Бывай тогда!

– Пока, Арончик! Привет семье!

Миновав таможню на сей раз с минимальными сложностями, я получила багаж и переобулась в злополучные модные сапоги, которые по-сиротски прилетели в Израиль в отдельном отсеке, обмотанные целлофаном. Вышла через зеленый коридор, с чемоданом, кофром и аппаратурой, штатив – только что не в зубах. Еще умудрилась в самолете пару бутылок виски купить, чтобы было чем встречу с подругой отметить. Стою, кручу головой, кругом толпа разноголосая, шумная. Милки нет.

Я прошла к небольшому книжному магазинчику и еще раз внимательно осмотрелась. Может, время прошло, подруга юности изменилась, и я ее просто сразу не узнала? Зато меня и теперь не узнать сложно: я такая одна во всем самолете – с кофром и штативом наперевес. Странно!

Со всех сторон на меня посматривали мужчины арабской наружности, парочка из них и вовсе стала прохаживаться рядом со мной. Что делать-то? И Арон уже смылся, как на грех. Его встречал здоровенный джип. На святой земле я впервые почувствовала себя полной дурой.

Глубоко вздохнула несколько раз, прочитала аффирмацию, взяла себя в руки и вспомнила, что еще в Москве записала мобильный телефон Милки в память телефона. Стала лихорадочно набирать номер.

– Аллоу? – прозвучал в трубке ее расслабленный голос.

– Ну слава богу! С меня тут уже семь потов сошло! Милка! Ты где?

– А где ты? – удивилась она, что-то дожевывая.

– Я тут стою в аэропорту около книжного киоска… И рядом полно арабов!

– Ты что, уже прилетела?

– Да. Конечно!

– А что, самолет прилетел раньше?

– Нет, все по расписанию…

– Ой, тогда я опять что-то перепутала. Со мной всегда так! – хихикнула Милка. – Я еще только выезжать собиралась. Слушай, подруга, бери-ка ты такси и приезжай ко мне сама! Так быстрей будет!

– А ехать-то куда?

– Как бы тебе объяснить… – на мгновение задумалась Мила и вдруг быстро и нечленораздельно затараторила на иврите. Из всего сказанного я расслышала только нечто похожее на русское слово «яма».

– Стой, стой. Я ничего не поняла! Какая еще яма?

– Ну, скажи, что тебе нужно в Тель-Авив, в район набережной. Пусть тебя высадят рядом с отелем «Хилтон», там я тебя встречу. Живем мы неподалеку. И отель я для тебя рядом с домом сняла, недорогой, но вполне нормальный.

– Отель? – снова обалдела я, но быстро вернула себе самообладание. – Но я-то думала, я к тебе в гости еду!

– Так будет для всех удобнее, поверь. У меня небольшая квартира, дочь, к которой вечно подруги приходят. У меня тоже гости бывают. Да и ты взрослая женщина… К тому же отель со скидкой, совсем смешных денег будет тебе стоить, а завтрак уже включен в прайс.

– Ясно! – постаралась я ответить очень весело. – Уже беру такси и еду!

– Ой, как я тебя жду! – защебетала Милка как ни в чем не бывало. – Приезжай скорее! Не верю, что мы увидимся!

Я отключила мобильный, без удовольствия отметив, что мы проболтали пятнадцать минут в роуминге. Но что поделать? Я снова загрузилась своим барахлом, как ишак, и поплелась искать такси. Интересно, как тут это делается?

Наверное, я чересчур беспомощно озиралась по сторонам. Ко мне тут же подошел молодой любезный человек арабской внешности:

– Такси? Русски?

– Да! – обрадовалась я. – Такси! Такси!

– Ноу проблем! – Он уже подхватил одной рукой мой чемодан. – Ого! А куда едем?

– Набережная Тель-Авива, отель «Хилтон».

– Прекрасный отель! – Лицо таксиста мгновенно просияло и приняло почти праздничное выражение. – Едем!

Он попытался вырвать у меня из рук тяжеленный кофр с фотоаппаратурой, но я не поддалась.

– А далеко ехать? – с опаской спросила я.

– Ну… До Тель-Авива час точна будет, а там – как с пробка повезет. Ты садись в машина скорей!

Такси оказалось очень немолодой европейской машиной, я даже марки впопыхах не разглядела. Никаких особых опознавательных знаков на машине не было. Мимо проезжали нормальные такси, с табличками. Я попыталась было сделать шаг в их сторону, но расторопный араб меня притормозил.

– Эй, ты куда? Садись. У меня дешевле будет. И без очереди.

Я почему-то испугалась и подумала, что с ним лучше не спорить. К тому же по-русски говорит, разберемся в случае чего.

Прижимая к сердцу бесценный кофр, я опасливо уселась сзади и смотрела, как араб с трудом запихивает в багажник чемодан и пакеты, а вслед за ними и штатив. Радостно напевая что-то, таксист уселся за руль, врубил восточную музыку, и мы лихо стартанули.

– А мы что, не в Тель-Авиве сейчас? Тогда в каком городе? – спросила я.

– Аэропорта Бен-Гурион! – отозвался таксист и покачал головой. – Иерушалайм и Тель-Авив далеко!

Я немного струхнула. К тому же меня вдруг озарило, что я не успела поменять деньги.

– Стой! Мне обменник нужен!

– Что? – удивился он.

– Мани чейндж! У меня шекелей нет.

– Ноу проблем! – мгновенно успокоился и ощерился таксист. – Доллары?

– Да.

– О'кей! – заверил он.

– А где ты русский учил?

– Учился в Ленинград. Встречался с русски девушка! Все русски девушка красивый!

Я отвернулась к окну. Только этого еще не хватало! За окном пролетали невразумительные пейзажи. Я вдруг поняла, что мне жарко в теплой куртке и пора раздеваться. За бортом, несмотря на декабрь, было, наверное, градусов пятнадцать тепла. Время от времени приветливо помахивали резными листьями вечнозеленые пальмы. Ничего себе зима! Живут же люди!

Тель-Авив в первые минуты произвел на меня странноватое впечатление. Стеклянные небоскребы соседствовали с полуразрушенными панельными домами, к многоуровневым автомобильным развязкам прижимались узкие улочки – смешение всех возможных стилей, полная эклектика, по ощущениям немного напоминает Москву.

В глаза бросилась живописная пестрота населения: тут и мужчины в черно-белых одеждах а-ля сюртук и уже знакомых мне шляпах, и девицы с глубокими декольте, и дамочки в платках и юбках до пят! Интересно, как у них тут с модой?

Только когда мы выехали к набережной, я радостно оживилась: перед глазами успокаивающе плескалось лазурное, почти летнее море! Город как будто наступал на него своими небоскребами, а полоска пляжей казалась границей между безжизненным урбанизмом, которого мне в Москве выше крыши хватило, и ласковым южным пейзажем…

Из созерцательной задумчивости меня вывел голос водителя:

– Отель «Хилтон», – показал он пальцем на высокую бетонную коробку. – Приехали. С тебя сто пятьдесят доллар.

– Сколько?!

– Сто пятьдесят.

Водила смотрел на меня веселыми наглыми глазами. Было понятно, что меня дурят.

– Но это же дорого… – неуверенно пролепетала я.

– Надо было сначала договариваться! – тут же сменив тон, наехал он на меня. – Мы ехали долго, далеко, пробки, бензин… Да и вообще я не таксист. Надо была обычный таксист искать! Ты живешь в такой дорогой гостиница и тебе жалко сто пятьдесят доллар!

На меня обрушился колоссальный по интенсивности и громкости словесный поток. Араб кричал на незнакомых мне языках, извергая десяток слов в секунду, агрессивно жестикулировал, строил страшные рожи. У меня начала болеть голова. Я полезла в кошелек и вытащила деньги.

– Забирай! Вот тебе сто баксов. И ни баксом больше!

Араб довольно осклабился, как будто даже и не рассчитывал на такую сумму. Я, в свою очередь, мечтала только об одном: поскорее вылезти из этого такси и увидеться с Милкой. Водитель, громко пыхтя, выгрузил мои вещи и исчез, взвизгнув тормозами.

– Кариночка, дорогая! – услышала я и мгновенно оказалась в чьих-то мягких жарких объятиях. – Неужели ты? Сколько лет, сколько зим? Что-то ты долго ехала. Я тебя заждалась уже!

– Милка! – завопила я в ответ. – Ура! Мы нашли друг друга!

– Дай на тебя поглядеть! – расчувствовалась Милка. – Ой, какой ты куреночек! Худенькая какая, бледненькая! Не изменилась совсем, только косы отрезала!

– А ты…

Я открыла было рот и растерялась. Передо мной как монумент стояла с трудом утянутая в черные блестящие бриджи рыжеволосая дородная тетя, которой я бы в жизни не дала меньше сороковника. И это моя Милка, девочка-ромашечка, школьная подружка, которая больше всего на свете терпеть не могла математику? Я диву далась такой перемене.

– Ты так прекрасно выглядишь! – наконец выпалила я.

– Спасибо, дорогая! – крутобедрая Милка поправила рыжую копну на голове. – И правда, от мужиков отбою нет.

– Понятное дело… – протянула я, все еще приходя в себя.

– Что ж мы встали-то посреди улицы! – спохватилась подруга. – Ты же устала с дороги, наверное. А тут еще я, рассеянная! Пошли скорей, заселю тебя в отель. Он тут, тоже на Тайелет Хоф А-Ям, ближе к порту. Потом и наговоримся. Мне тебе столько всего рассказать надо…

Милка легко подхватила мой чемодан и резво понеслась вперед по улице, в сторону от набережной. Я с тоской посмотрела на море, подняла кофр, пакеты с подарками и поняла, что в моем багаже чего-то не хватает.

– Блин, Мила, у меня, кажется, водитель штатив стырил!

– Штатив? – нахмурилась Милка. – Это что такое?

– Такая штука, на которую фотоаппарат ставят. Она еще вот так раздвигается, – попыталась показать я.

– Наверно, подумал, что это оружие… – флегматично заметила Милка. – А сколько ты ему заплатила?

– Сто баксов.

– Сколько? – Подруга чуть чемодан из рук не выронила и заметно побледнела даже сквозь густой южный загар и обильные румяна. – Сто?

Я кивнула.

– А что, это много?

– Да это ты ему целое состояние подарила! Еще и штатив упер, подлюга! – вскипела Милка. – Сейчас мы его разыщем! Он из какой компании был? Мы его уволим к чертовой бабушке!

– Понятия не имею… Вообще-то он сам по себе был.

– Где ты его нашла такого? – изумилась Милка. – В Бен-Гурионе нормальная станция такси, там девушки-дайелат всем талончики дают, все организовано! Потрясающе просто и быстро!

– Со мной всегда так! Коллекционирую приключения! – развела я руками. – Это не я его, а он меня нашел, сам в аэропорту подошел и так быстренько меня поехать позвал.

– Все ясно. Такие случаи у нас единичны, но ты как раз попала! Надо же! Так ты и номер машины не запомнила?

– Нет…

– Ну, пиши пропало… – взмахнув руками, расстроилась Милка. – А так бы мы на него бумагу накатали в Министерство транспорта, в полицию и в суд бы подали. Бедный бы он у нас был!

– Да ладно… – отмахнулась я. – Он вообще не таксист был, бомбила какой-то левый. Ничего страшного, впредь внимательней буду! Проехали. Это ерунда! Главное, что мы увиделись.

– И то правда! – все еще расстроенно ответила Милка. – Долетела-то хоть нормально?

– Тоже с приключениями! – Я кратко изложила подруге свои мытарства в аэропорту.

– Обычное дело! – пожала плечами она. – Ты в первый раз летишь в Израиль, еще и одна. Зато «Эль-Аль» – самая безопасная авиакомпания в мире! А вот и отель, где ты будешь жить.

* * *

Мы вошли в небольшой, малопрезентабельный отель «Шалом». Стены обшарпаны, звездочки не указаны, и, войдя в лобби, я подумала, будет очень хорошо, если в нем хотя бы парочка звезд наберется. Маленьких таких.

Номер оказался неуютным пеналом. Я с трудом протиснулась в него с чемоданом.

– Ну как? – радостно спросила Милка. – В тесноте – не в обиде. Зато дешево, море рядом. И я живу через квартал. Тебе же тут только ночевать надо! Ну, еще завтракать.

– Отлично! – заверила я ее с некоторым скепсисом и вручила Милке купленный в дьюти-фри алкоголь. – Остальные подарки потом!

– Ладно! – кивнула Милка. – Ты принимай душ, переодевайся, приходи в себя! А я сбегаю домой, проверю, как там дела. И через час за тобой зайду. Пройдемся по набережной, в ресторанчике поужинаем. Идет?

– Отлично!

Милка отправилась домой, я наконец с радостью скинула с себя свитер и джинсы и отправилась в душ. Кое-как одолев смеситель, выяснила, что вода из крана течет или очень холодная, или очень горячая. Других вариантов не было. Я сполоснулась холодной на скорую руку, вытерлась полотенцем не первой свежести и быстро распаковала чемодан. Что у меня есть для вечерней прогулки и похода в ресторан? Я вытащила длинное трикотажное платье с разрезом до середины бедра, накинула шерстяную шаль и слегка подкрасилась. Вроде бы нормально.

Когда я спустилась, портье об меня чуть глаза не сломал, а Милка даже по телефону говорить перестала. Она была одета так же, как и днем: в непонятного вида обтягивающих бриджах и серой бесформенной хламиде.

– Я готова! – весело произнесла я.

– Ну ты и вырядилась!

– А что?

– Вообще-то тут так никто не ходит. Ну, только в исключительных случаях… Все прохожие будут знать, что ты только что из России.

– Почему это?

– Только ваши тут так наряжаются!

– Но это последний тренд сезона! – обиженно сказала я.

– Не знаю я, какие там у вас тренды. А у нас все по-другому!

– Ничего страшного, прохожих переживем! А потом я пригляжусь, как у вас одеваются, ладно? А сейчас идем, не терпится по вечерней столице пройтись. – Я взяла Милку под руку, и мы вышли из отеля. – Может, расскажешь, где мы находимся?

– Это Тайелет Хоф А-Ям, знаменитая прогулочная зона Тель-Авива. Тут все лучшие отели стоят. Влево – пляжи, вправо – порт. К югу – старый Яффа, откуда все начиналось. Мы с тобой сейчас к порту направляемся. Там самые хорошие рыбные ресторанчики.

На набережной было прохладно и довольно пустынно. В ресторанчиках тоже было немноголюдно. Мне приглянулся один, у которого, несмотря на зиму, работала открытая веранда.

– Хочешь сесть здесь? – искренне изумилась Милка.

– Да. Воздух, море, закат… Благодать! А в Москве, между прочим, мороз минус двадцать и все в снегу!

– Но здесь же холодно! Все нормальные люди сидят в ресторане, внутри. Хотя, как скажешь… – сдалась она. – Просто ты приехала не в самое лучшее время: у нас зима, дожди, вечера вот холодные.

– Да все замечательно! А виды какие потрясающие! – Я уже представила, как завтра в это же время приду сюда с фотоаппаратом.

– Да так, ничего особенного, – оглядевшись, пожала Мила плечами, – давай будем заказывать.

Пока мы изучали меню, нам принесли громадных размеров лепешки и большое блюдо с несколькими тарелочками, в которых были оливки, маслины и какая-то разноцветная жижа.

– Это что еще такое? – опасливо принюхалась я.

– Тут хумус, тут тхина! – сообщила Милка. – Смотри, как это едят.

Она отломила добрую половину лепешки, глубоко окунула ее в одну из тарелочек и смачно откусила здоровенный кусок.

– Ммм… вкуснятина! Пробуй!

Я для начала взяла небольшой кусочек лепешки и по чуть-чуть попробовала того и другого.

– И как? – продолжая с аппетитом жевать, спросила Милка.

– Ну… есть можно, – смущенно пожала плечами я.

– Мне сначала тоже не нравилось! – доверительно сказала подруга. – А потом втянулась. Теперь ужин без хумуса – и не ужин уже. Хотя вот за последние годы двадцать пять лишних кило набрала. Тут это называют хумусной задницей. Все пытаюсь худеть, но куда там! У нас еда – национальный вид спорта! Израильтян еще мангалоидами называют.

– А почему это монголоидами? – впала в ступор я, тщетно пытаясь припомнить что-то из антропологии.

– А потому, что жизнь без мангала и шашлыка для израильтянина – не жизнь вовсе! – расхохоталась Мила.

Продолжая уплетать лепешки и подтверждая только что сказанное, она заказала себе мясо на гриле. Я решила попробовать креветки. Запить все это дело мы решили вином.

Когда была опустошена первая бутылка и съедены все лепешки, наконец принесли горячее. Порции были просто невероятных размеров!

– Вот, всегда тут так! – вытирая губы, печально сообщила подруга. – Сначала хумуса с лепешками наешься, а потом нормальную еду несут. И есть уже вроде бы не хочется, и оставлять жалко. Вот и приходится напрягаться… Так тяжело порой бывает, но куда деваться?

– Ты о себе расскажи, как ты тут живешь, как привыкла? – попросила я. Выпитый алкоголь располагал к приятной задушевной беседе. В воздухе остро пахло рыбой и морем.

– Да все нормально сложилось. Приехали, жили сначала в кибуце, как новые репатрианты, язык в ульпане учили. Потом я в армии была…

– И как тебе это далось?

– Сначала не очень легко, конечно, потом привыкаешь. Тут все служат. Вот у дочери моей, Даны, подружка старшая, соседка наша Сонька, сейчас как раз на курсах молодого бойца. Познакомлю вас завтра, она приехать должна на выходные. Поболтай с ней – она тебе все расскажет. Курс молодого бойца – в армии самое сложное. Проходишь его – потом уже все проще становится.

– А училась ты где?

– Закончила специальные курсы, работала медсестрой. Чтобы медицинское образование получить, деньги нужны. А их не было… Родители тоже по специальности работу не нашли, да и с языком проблемы были, перебивались, как могли. Сейчас они на пенсии.

– Но они же у тебя в России вроде оба инженеры с хорошей работой были!

– Знаешь, сколько тут таких советских инженеров! – махнула рукой Милка и закурила. – Для многих работать кассиром в магазине – большое счастье. Пробиться очень трудно.

– А личная жизнь?

– По-всякому было. Познакомилась на пляже в Натании с Дороном, он коренной израильтянин – в третьем поколении. Хотя бабка тоже с Украины была, из Умани. Вышла за него замуж, в девятнадцать лет Данку родила…

– А что муж?

– А ничего, объелся груш. Пять лет назад разошлись. Все-таки тяжело с ними, с сабрами, жить. И скучно. Мне какого-то движения хотелось, а Дорону ничего не надо было, все деньги экономил. Это тут тоже национальное хобби. Хотя мы бизнесок тут раскрутили, и не один, у него с приданым от родственничков и так все в порядке было – они недвижимостью занимались. Но каким же он оказался жутким жмотом, ты бы знала! Мы с ним за границей в путешествии даже ни разу не были, он считал, это лишние траты. В общем, развелись мы по согласию, слава богу, осталась мне квартира в Тель-Авиве и небольшая турфирма. Так я ею одна занималась все последние годы, дела хорошо пошли, теперь у меня туристов – лом. Особенно из России. С каждым годом – все больше! Кстати, хочешь завтра на экскурсию поехать? – вдруг хлопнула себя по лбу Милка. – У меня VIP-группа в Иерусалим едет, всего четыре человека, а автобус – на шестнадцать.

– Конечно, хочу!

– Замечательно. К тому же поедет мой лучший экскурсовод, Шмуэль, между своими отзывается на Шмуль или Шмулик. Он тут уже лет тридцать живет, все знает. Очень умный и рассказывает хорошо, только стеснительный очень. Не обращай внимания!

– А ты сама не поедешь?

– Нет, – отрицательно покачала головой подруга. – Не люблю я Иерусалим, если честно. Мне мой Тель-Авив больше по душе. Молодой, в нем всегда кипит жизнь. Пусть снобы и говорят, что это город израильского порока, выросший вокруг кладбища, в котором нет истории… Мне дела до таких разговоров нет. Знаешь, как я люблю эти улочки, пабы, ресторанчики!..

– А как же Иерусалим, вечный город?

– А что Иерусалим? Чувствую себя пришибленной, скованной, чужой. Это же религиозный центр, святыня трех религий, я все понимаю. Город, где жил царь Давид, царем Соломоном был построен Храм и все такое. Но я не очень-то религиозный человек. Если честно, мне все это музей напоминает, мозг грузит. Это странно, – Милка вплотную приблизилась ко мне и, дохнув перегаром, сказала шепотом: – Там даже машины как-то по-другому водят, более тормознуто. Я люблю Тель-Авив, его свободу, суету улицы Шенкин, автобусную станцию Арлозоров, вывески, бурные ночки в шумных кафе. Такая я, грешница. Ты знаешь, как переводится «Тель-Авив»?

– Нет! – подняла брови я. – И как же?

– «Весенний холм»! Это город, полный жизни, любви, движения. У нас говорят, по жилам жителей Тель-Авива вместо крови течет адреналин. Мне это нравится! А Иерусалим – застывший призрак истории. К тому же иерусалимцы – все снобы, они нас презирают.

– Интересно, – протянула я. – У нас в России противопоставляют обычно Москву и Питер. А тут тоже свое соперничество городов. А как в Иерусалим одеваться надо?

– Ну ты даешь, Каринка. Скажи еще, тебя правда мода беспокоит? – Хорошо уже поддатая Милка расхохоталась.

– Ага… – Я попыталась наконец-то поведать о наболевшем.

– Да, впрочем. Я же читала! Ты в глянце работаешь, фото моделей делаешь, – опять хлопнула себя эмоционально по лбу Милка. – У нас тут в Израиле своя мода. Точнее, ее полное отсутствие. Каждый ходит как хочет, полная свобода! Хотя Иерусалим – особая песня. Там и одеваются иначе. Строже, что ли. С голыми плечами нельзя, в шортах тоже!

– А брендовые шмотки носят?

– Да ты что! – презрительно хихикнула Милка. – У нас таких модников сразу фраерами называют. Никто не хочет быть фраером. Фраер – это тот, кто платит много за то, что на другом углу можно купить лучше и дешевле.

– А у нас как раз в этом главный смысл! – Я рассказала Милке анекдот про спор о том, чей галстук дороже. Она хохотала до слез.

– Есть же придурки! В Тель-Авиве на площади Государства в бутиках в основном русские отовариваются. Или откровенные фраера. А ты, извини, выглядишь тут как полная идиотка в своем наряде. Видишь, даже официанты над тобой смеются? Нам надо тебя переодеть!

– Может, в другой раз? – спросила я неуверенно. – Мы выпили… Уже поздно.

– И что? Сейчас поедем с тобой на улицу Шенкин, приоденем тебя нормально. Можно было бы и на Дизенгоф рвануть, там в торговом центре тоже иногда интересные вещички попадаются, или на рынок в Неве-Цедек, но уже поздно…

– Это вообще-то «Ферре», – обиженно показала я на платье, которое было моей гордостью.

– Ничего не знаю, надо тебя нормально одеть, как настоящую израильтянку!

– Можно зеленого чая? – спросила я у официанта. Тот удивленно посмотрел на меня, потом на Милку, они что-то живо обсудили, как будто я попросила филе инопланетянина.

– А какой это зеленый чай ты хочешь? – спросила она. – С травой, что ли? С мятой?

– Да нет, обычный, зеленый. Можно с жасмином. Моя подруга и официант еще о чем-то довольно эмоционально говорили минут пять. Потом он ушел и вернулся с чашкой, в которой плавало несколько зеленых листьев мяты и пакетик-утопленник с черным чаем.

Удивлению моему предела не было.

– Пей что дают! – ответила Милка на мой незаданный вопрос. – А я вот диетическую колу буду. Надо как-то фигуру соблюдать, калории считать… И поторопись, мы едем на Шенкин!

Я поняла, что с подвыпившей Милкой спорить бесполезно. К тому же мне хотелось повнимательней присмотреться к местной моде.

– Ладно, едем. Можно, я заплачу за ужин? Милка для виду поломалась, но с нескрываемой радостью разрешила. Мы поймали такси и поехали покупать мне одежду.

– Видишь, в нормальных такси можно сразу согласовать цену, – сказала мне Милка. – Или попросить включить счетчик. Тогда точно никаких проблем не будет!

– И что, у вас женщины водителями работают? – удивилась я, увидев за рулем лихую дамочку средних лет.

– Да полно! Ничего особенного. Я так как-то и привыкла уже, внимания не обращаю.

– А что это за улица, куда мы едем?

– Шенкин? – переспросила Милка и глаза ее задорно блеснули. – Когда-то там жили евреи-ортодоксы. А сейчас – это одно из самых веселых мест нашего города!

– А что значит «Шенкин»? Перевод есть?

– Кажется, был такой политик, сионистский деятель с трагической судьбой, Менахем Шенкин, только не вспомню точно сейчас… – неуверенно сказала Милка. – Улицу в его честь назвали. Да какая тебе разница! Все, приехали!

Она рассчиталась с таксисткой, и мы вышли из машины. Уже стемнело, и кругом зажглись яркие неоновые огни.

– Я считаю, тут лучшие бутики во всем Тель-Авиве! – заявила Милка. – У местных модельеров нет раскрученных имен, но вещи – классные. Все в одном экземпляре. Давай заходить и смотреть!

– Это Поль Готье? – спросила я, увидев знакомую модель. – Ой, нет, это что-то местное, но дизайн – один в один! Правда, шовчик кривоват и строчка подгуляла…

– Зато стоит сто шекелей. Меньше тридцати долларов. Не то что твой Ферре! Подходит?

– Еще как!

Я просто не верила своим глазам. Ультрамодная Лола умрет от зависти! Надо ей потом тоже будет что-то приобрести, в том же духе. Вряд ли сразу догадается, что паленка.

В этом бутике мы купили мне кофточку и авангардные штаны. В следующем – несколько футболок и джинсы. Пакеты множились, настроение улучшалось. В последнем бутике я сняла наконец вечернее платье и туфли, переодевшись в новую кофту типа «капуста», широкие штаны и кроссовки.

– Это уникальная одежда! В одном экземпляре, – наперебой уверяли продавцы.

Почему-то мне хотелось им верить. Кажется, я тоже начала входить в бесшабашный ритм Тель-Авива.

– Вот, теперь немного на человека похожа! – удовлетворенно сообщила мне Милка, разглядывая меня. – Хотя тебя не мешает откормить! Гляди, груди совсем нет! Пошли в кафе!

– Да мы вроде ужинали недавно… – засомневалась я.

– Пошли-пошли. Посидим в кафе. На Шенкин надо обязательно посидеть в кафе!

Мы вошли в один из ярко подсвеченных баров и сели за столик.

– Еще вина? – спросила Милка.

– Почему нет? Кстати, тут все так пьют?

– Еще хлеще! А курят и вообще все поголовно. Правда, теперь штрафы большие ввели за курение в общественных местах, причем штрафуют и курильщиков, и хозяев – они это дело блюдут. Неудобно очень всем нормальным людям! – сказала подруга. – Кроме религиозных, конечно. Им нельзя ни пить, ни курить. А нам, простым девушкам, надо обмыть покупки!

– А ты права, – сказала я, прихлебывая вино, – на Шенкин есть очень интересные вещи.

– А то! – довольная собой, закивала Милка. – Это тебе не какая-нибудь Кикар-а Медина, площадь Государства! А если бы мы сюда днем пришли, во вторник или пятницу! На пересечении Шенкин и Алленби, вон за тем перекрестком, начинается улица Нахалат Биньямин. Какой там рынок бывает! Можно почти задаром купить уникальные вещи. Очень рекомендую.

– Винтаж есть?

– Вина у нас везде полно, и винтажного, и другого разного!

– Я не о том… Как бы тебе объяснить… – Я постаралась скрыть улыбку. – Короче, блошиные рынки, как во Франции, в Израиле есть?

– Обижаешь! Конечно! Надо поехать в Яффу. Там за бесценок можно купить все, что хочешь, если ты что-то в этом понимаешь. А то возьмут втридорога, с наших людей станется!

В этот момент в бар зашел интереснейший персонаж. Его пол я смогла определить не сразу. Несмотря на мини-юбку, белокурые локоны парика и пышно вздымающуюся грудь, он был больше похож на мужчину, чем на женщину. Лет ему было что-то около пятидесяти, хотя густая штукатурка явно была призвана закамуфлировать возраст.

– Мила! – бросилось оно на шею моей подруги.

– Нехамочка! Дорогая!

Последовала долгая сцена трогательных объятий. Моя подруга поболтала с персонажем о чем-то на иврите и снова весело расцеловалась с ним на прощание. Он уселся за столик в углу, где уже сидело человек пять.

– Что это было? – спросила я.

– О! Местная достопримечательность! – переходя на шепот, сказала Милка. – Просто она по-русски хорошо понимает.

– Это все-таки она?

– Да. В прошлом он, правда. Был одним из первых, кто в Израиле операцию по смене пола сделал.

Сейчас лидер движения геев и транссексуалов. Вон глянь, они там за столиком все такие… С ними еще Рони – лидер движения местных нудистов.

– И что, много у вас таких, как Нехама?

– Полно! – кивнула Милка. – У нас свободная страна, люди делают что хотят. Про Дану Интернешнл слышала?

– Конечно! Помню «Евровидение»… А потом Филипп ту знаменитую песню на русском перепел!

– Так вот и это наша легенда! Победа израильского таланта над предрассудками. Каждый год они в Тель-Авиве парады любви проводят. Прикольное зрелище! Меня всегда посмотреть приглашают. А что плохого? Люди собираются на площади Ицхака Рабина, потом идут в парк Аяркон на митинг, проходят по городу. Поют, танцуют, все яркие, кто в трусах, кто в костюмах, прикольные такие чудики! В прошлый раз танк в розовый цвет покрасили, все чуть со смеху не поумирали!

– И как к этому ваши власти относятся? – спросила я. – У нас вот мэр Москвы категорически против гей-парадов возражает!

– Это неправильно! – погрозила в пространство пальцем изрядно захмелевшая подруга. – Ущемление прав человека! Вот наш мэр и депутаты кнессета речи перед ними на парадах произносят. Даже в Иерусалиме один раз парад проходил. Ничего плохого в этом не вижу! Для них есть клубы и бары специальные, но нет ничего страшного, если они и в других местах тусуются, – они же обычные люди! Просто другие немного… Еще у нас секстиваль проходит, против этого тоже никто особо не возражает.

– А это что такое?

– Все, что есть в сексе в последнее время! – рассмеялась подруга. – Последние новинки стриптизклубов, секс-шопов и все такое. Занятно, ничего не скажешь. Я там такое белье купила, уму непостижимо!

– А в париках у вас тут только представители меньшинств ходят? – спросила я, глазея на Нехаму и ее приятелей. – Или обычные женщины тоже их носят?

– Ну что ты! – захохотала Милка, сгибаясь пополам. – Ты только это вслух нигде не скажи! В первую очередь все религиозные женщины обязаны носить парики, чтобы не смущать мужчин видом своих волос, демонстрируя это свое богатство лишь супругу.

– А разве париком нельзя смутить? – с сомнением спросила я и снова уставилась на платиновую блондинку Нехаму.

– Считается, что нет. Волосы религиозной еврейки могут быть распущенными только в чрезвычайных ситуациях! Многие женщины вообще бреются наголо и всю жизнь носят парики. Поэтому Израиль – крупнейший покупатель натуральных волос по всему миру. Это целая многомиллионная индустрия! Так что, если ты видишь в Москве объявления, что покупают волосы, с большой вероятностью – это в Израиль! При этом раввины постановили, что, например, волосы индийских женщин для этих целей не кошерны.

– Это еще почему?

– А потому, что индуски сдают свои волосы языческому богу Вишне, в одном из крупнейших храмов Индии. Это не может считаться правильным по еврейским законам. Теперь бедные еврейки жгут парики из натуральных волос и переходят на искусственные…

В этот момент у Милки зазвонил мобильный. Она заворковала на иврите, а я засмотрелась в окно, где в ярких вспышках рекламных огней продолжалась ночная жизнь веселой улицы Шенкин. Сидя здесь, в компании с разбитными девицами, раскрашенными транссексуалами и заводными юнцами, никогда не поверишь, что ты находишься в религиозном государстве. Которое к тому же все время вынуждено себя защищать.

– А что это у тебя на шее? – спросила я, показав на шестиконечную звезду. Меня давно занимал этот вопрос.

– Маген Давид, щит Давида, – ответила Милка, нежно погладив кулон.

– А что он означает?

– Точно не знаю. Наш символ. И защита от сглаза… – ответила она. – Давай лучше еще выпьем!

– Давай!

Улица Шенкин мне определенно нравилась.