Читать книгу Когда проснётся ангел - Наталья Викторовна Паршина - Страница 2

Олимпиада Аркадьевна, выпроводив сына из дома и запретив ему появляться ей на глаза, не находила себе места. Необходимо было, что бы кто-то выслушал её. Нет, ей совершенно не нужна была жалость, тем более обвинение в бессердечности, она привыкла слышать от окружающих только слова восхищения её мудростью и прозорливостью. Те же, кто не пел ей хвалу, немедленно вычёркивались из списка узнаваемых. Исключение составляла только соседка и подруга детства Лидия, лишь она могла позволить себе покритиковать Олимпиаду, и отчитать её, если посчитает нужным.

Поправив причёску, Олимпиада вышла на лестничную площадку и направилась к квартире напротив, где и жила Лидия, переводчица с французского и английского. Благодаря её трудолюбию и невероятной работоспособности многие зарубежные новинки появлялись в книжных магазинах в русскоязычном формате. Та открыла не сразу, видимо, корпела над очередным переводом, а увидев на лице Олимпиады страдальческую мину, которую та успела изобразить, когда в двери повернулся ключ, спросила:

–Что с тобой!

В Олимпиаде, однозначно, пропадала артистка, она, обессиленная упала на пуфик в прихожей, и, тяжело дыша, простонала:

–Лидия, дорогая, воды.

Получив желаемое, она сделала два глотка и вернула стакан подруге, забыв при этом поблагодарить её.

Лидия пригласила гостью в просторный кабинет, больше похожий на библиотеку. Две стены от пола до потолка занимали книжные стеллажи, у окна стоял широкий письменный стол, на котором среди стопок бумаг, словарей и письменных принадлежностей соседствовали ноутбук и старинная печатная машинка. И в довершение всей картины на подставке из карельской берёзы занимали своё место пресс-папье и чернильница из малахита. Этими приборами хозяйка не пользовалась, они достались ей в подарок от какого-то издательства ещё в юности, и она считала их своим талисманом.

В центре кабинета стоял чайный столик и два глубоких кресла, на одном из них и расположилась Олимпиада. Хозяйка принесла кофе и тарелочку с пирожными, села во второе кресло и внимательно посмотрела на подругу:

–Ну, рассказывай.

–Я отреклась от Игоря, – страдальчески произнесла Олимпиада, подняв глаза на Лидию в ожидании бурной реакции.

–Что, прости? – Лидия подумала, что ослышалась.

–Ты прекрасно всё поняла.

–Ты сдурела! Вот, что я сейчас прекрасно поняла.

–Послушай меня, и ты поймёшь, что иначе я не могла поступить.

И Олимпиада начала длинный монолог, из которого следовало, что только Игорь виноват во всех её бедах, что она отдала ему всё, а он не взял ничего, чтобы достойно продолжить их династию, что из-за него она потеряла свою единственную радость – Святослава. Она припомнила сыну все его ошибки и все невыполненные наставления.

Лидия слушала гостью молча, внешне без эмоций, но внутри её росла грозовая туча. Она внимательно смотрела в глаза подруге, та иногда вытирала их кружевным платочком, хотя слёз не было и в помине.

Закончив рассказ, Олимпиада спросила:

–Ну что ты молчишь? Разве я неправильно поступила?

Лидия вздохнула, ей и до этого приходилось выслушивать бредни этой избалованной дамочки, но то, что было раньше можно посчитать безобидными причудами. А услышанное сегодня, не лезло ни в какие ворота, эту информацию нужно было ещё переварить. Помолчав немного, хозяйка квартиры заговорила медленно, чеканя каждое слово:

–Ты… сошла… с ума… Ты, действительно, сошла с ума. Потеряв Святослава, ты должна была денно и нощно стоять на коленях перед образами, моля всех святых, чтобы Игорь остался жив, после таких ранений! Сколько он пролежал в реанимации? Нормальная мать спала бы на коврике у его палаты, прислушиваясь к его дыханию. Слава Богу, врачи поставили его на ноги. А ты отрекаешься от него. Я никак не могу понять, что творится у тебя в голове. Игорь – последний твой родной человек, твоя плоть и кровь. Кому ты ещё будешь нужна? Я сначала подумала, что твой ум повредился, когда ты узнала о гибели Святослава. Но нет. Тебе всю жизнь нужна была только ты сама. Сколько хороших людей приходило в ваш дом, пока был жив Рюрик! Сколько приходят теперь? Я сама отвечу: ни одного. Ты всех отвадила своим снобизмом, высокомерием, пренебрежением. Позволь узнать, а что ты такого сделала за всю свою жизнь, чтобы так высоко себя нести?

–Я родила двух сыновей, – возразила Олимпиада.

–Да, Липонька, в том-то и дело, что только родила. А занимались ими бабки да няньки. Ни одного дня ведь малышек грудью не кормила, всё за фигуру свою тряслась. Тебе только и забот было, что причёска, маникюр да наряды.

–Лидочка, разве ты не помнишь, какие люди бывали у нас дома? Мне нужно было соответствовать… а быть женой академика, ты думаешь, что это просто? Рюрик был совсем не приспособлен к быту.

–Зато ты приспособилась неплохо, с утра раздашь указания прислуге и свои обязанности считаешь выполненными.

–Ты же понимаешь, Лидочка, что прислуга нам по рангу была положена. Где ты видела, что бы жена академика сама у плиты или у корыта стояла?

–Только ты к своим помощницам относилась как к скотинке. Доброго слова от тебя не слышали, – Лидия махнула рукой, – ну как у таких добрых людей, какими были твои родители, могло вырасти такое чудо?

Олимпиада начала сердиться:

–Да что с тобой сегодня, Лидочка? Я к тебе с болью своей пришла, душу открыла, а ты как злая собака на меня бросаешься. Ухожу я.

–Иди, иди. А совет мой тебе такой: беги к Игорю, падай в ноги, и моли, чтоб он тебя, дуру, простил. Иначе я за твою душу и гроша, ломанного не дам, – Лидия встала, вышла в прихожую, распахнула дверь, провожая гостью, – только сразу беги, может, ещё не поздно.

Олимпиада гордо прошествовала мимо подруги, не сказав ни слова, зашла в свою квартиру и громко захлопнула дверь.

–Сумасшедшая, – сказала ей вслед Лидия, и, сокрушаясь, пошла в свой кабинет.

В ту ночь Олимпиада Аркадьевна почти не спала, её мучили кошмары. То младенец из чёрной пустоты тянул к ней руки, то она сама искала выход из мрака и никак не могла найти. Она просыпалась, вставала, ходила по комнате, снова ложилась, долго ворочалась, но как только Морфей брал верх над бессонницей, сон повторялся. Уже под утро, выпив лошадиную долю снотворного, она провалилась в невесомость без сновидений.

Проснулась она ближе к обеду и весь день пыталась отогнать от себя воспоминания о ночных кошмарах. Домработница оказалась несведущей в разгадке снов, но постаралась успокоить свою хозяйку, сказав, что всё это последствия тяжёлой утраты. Вечером Олимпиада Аркадьевна нарочно долго просидела у телевизора, а в постель взяла книжку, надеясь заснуть от усталости. Так и произошло, но среди ночи она подскочила в кровати от того, что увидела Святослава и услышала его голос, как наяву. Он наклонился над ней, погладил её мягкие волосы и сказал: «Мам, сына моего найди. Обязательно найди». Она почувствовала прикосновение его рук, их тепло, уловила аромат его одеколона, и на миг ей показалось, что Святослав жив, а всё остальное – только страшный сон. И тут она проснулась.

Олимпиада зарыдала, впервые после страшных событий, давая волю слезам. Не в силах больше оставаться в постели, она стала ходить по комнате из угла в угол, как зверь в клетке, и вдруг наступила на что-то мягкое, наклонилась, подняла и обомлела – в руках её была шёлковая игольница в виде сердечка. Её во втором классе сшил Святослав и подарил матери на восьмое марта. Ранние солнечные лучи, пробиваясь сквозь плотные шторы, освещали пёструю шёлковую подушечку мягким светом. Олимпиада давно забыла о существовании этого подарка, шить она никогда не умела, поэтому игольница со временем затерялась среди множества подобных мелочей в коробках на антресоли.

Забыв о том, что она поссорилась с подругой, Олимпиада прямо в пеньюаре выбежала на лестничную площадку и нажала на звонок в её квартире, так и звонила, не прекращая, пока та, заспанная и испуганная не открыла дверь. Увидев на пороге заплаканную, в полуобморочном состоянии соседку, что-то крепко прижимавшую к груди, Лидия убрала её руку от звонка, втащила за шиворот в свою квартиру, и, придерживая за локоть, проводила на кухню. Там она усадила Олимпиаду на мягкий диванчик у окна и стала отсчитывать капли валерьянки.

Олимпиада покорно выпила лекарство.

–Святослав приходил, – сказала она дрожащим слабым голосом.

Лидия подумала, что её подруга медленно сходит с ума и спросила:

–Куда приходил?

–Ко мне во сне. Понимаешь, он сегодня впервые приснился мне после стольких месяцев, но кажется, что это был не сон. Я чувствовала, как он меня по волосам гладил. И вот ещё…– Олимпиада оторвала руки от груди и показала подруге шёлковую игольницу, – это он подарил мне на праздник, он тогда ещё совсем ребёнком был. Я не знаю, где хранилась столько лет эта подушечка… Эти домработницы так часто менялись, вечно всё перекладывали с места на место, хорошо, что вообще не выбросили такую мелочь. Я проснулась, а она на полу лежит… Как она могла там оказаться?

–Ну, выпала откуда-нибудь. Ты вчера что-то искала и не заметила, как она выпала, – предположила Лидия. Она знала, что Олимпиада практически беспомощна в быту, без прислуги не сделает и шагу. Рюрик позаботился о безбедном существовании своей жены до конца её жизни. Он оставил ей в наследство хороший счёт в банке, плюс к этому Олимпиада получала гонорары от переиздания его научных трудов. Так что она могла позволить себе и домработницу, и все привычки беззаботной жизни. Иначе трудно представить, как тяжело пришлось бы ей самостоятельно приспосабливаться к реалиям бытия.

–Нет, нет. Я сама ничего не искала, а Соня (так зовут домработницу) вчера только продукты занесла, а уборку не делала, и в мою спальню вообще не заходила. Вечером на полу ничего не было, я долго не спала и обязательно заметила бы игольницу, она такая яркая. Всё-таки, я думаю, что Святослав постарался, что бы я отнеслась серьёзно к этому сну.

Олимпиада дрожала всем телом и всё ещё не могла придти в себя. Лидия присела рядом с ней, обняла за плечи и попыталась успокоить подругу, сказав:

–Ну, хорошо, давай разберёмся. Что он хотел сказать своим появлением в твоём сне? Возможно то, что он рядом, что он видит и оберегает тебя оттуда.

–Нет, Лидочка, то, что он хотел сказать, я услышала так ясно, как слышу тебя сейчас. Святослав хотел, чтобы я нашла его сына. А что бы мне его просьба не показалась бредом, подбросил игольницу. Понимаешь?

–Какого сына? – Лидия знала, что невеста Святослава Ксения, дочь влиятельного бизнесмена и политика и не думала в ближайшие десять лет обзаводиться детьми. Она была желанным клиентом в модных магазинах Милана и Парижа, холодную русскую зиму пережидала в Майами на собственной вилле, куда нередко приглашала и Олимпиаду. Будущие свекровь и невестка сразу нашли общий язык, на жизнь они смотрели под одним углом. Святослав был счастлив оттого, что, наконец, угодил маме. Да и Ксения была доброй девушкой, разве что избалованной и беззаботной.

Олимпиада тяжело вздохнула:

–Ох, Лидочка, ты ведь ничего не знаешь.

–Так расскажи, буду знать.

Олимпиада опустила глаза в пол, а сама всё поглаживала игольницу, собираясь с духом. Лидия не торопила, она встала, чтобы сварить кофе. Когда ароматный напиток был разлит по чашкам, рассказ Олимпиады уже подходил к завершению.

Года два тому назад в квартиру Олимпиады позвонила девушка. Выглядела она неважно, бледное измождённое лицо и тёмные круги под впавшими глазами красноречиво говорили о её состоянии. В коляске, которую она держала перед собой, сладко спал розовощёкий малыш. Олимпиада сначала подумала, что это наркоманка или попрошайка, а на таких людей она даже не смотрела, считая это ниже своего достоинства. Она уже хотела захлопнуть дверь, но девушка тихо спросила:

–Здравствуйте, Святослав Гражинский здесь живёт?

Олимпиада чуть в обморок не упала. Что может быть общего у Святослава с этой замухрышкой? Правда, одета девушка была опрятно, хоть и простенько, её провинциальные наряды явно были куплены не в модных бутиках.

Олимпиада подавила в себе желание сразу прогнать незнакомку, но раздражение в её интонации так и искрило.

–А что тебе, милочка, нужно от него? – спросила она.

Девушка улыбнулась:

–Я пришла сказать, что у него есть сын, – произнесла она робко.

Это был гром среди ясного неба, Олимпиаде не хватало только незаконно рожденного внука. Она допускала, что вокруг такого состоятельного жениха, каким являлся её сын, будут увиваться разные бесприданницы, и даже могла себе представить, что он, как настоящий мужчина, кого-то из них и осчастливит, но ей хотелось, чтобы всё это не имело последствий. Надо было как-то выкручиваться из ситуации. Она изобразила надменную мину и, чётко проговаривая каждое слово, донесла до девушки свои соображения.

–Понятно, – сказала она, сверля незнакомку взглядом генерала КГБ, – может, и свидетельство о рождении покажешь, где отцом ребёнка записан мой сын?.. Нет?.. Ну, тогда послушай! Святослав уже давно в Америке живёт со своей семьёй. А такие, как ты, охотницы за сокровищами, приходят сюда с завидной регулярностью. Не пойму, как они умудряются забеременеть, по факсу, что ли? Вот, что я тебе скажу, дорогая, убирайся-ка ты отсюда вместе со своим заМКАДышем и никогда больше здесь не появляйся, а не то вызову милицию, скажу, что ты – воровка. Дитё у тебя отберут в детский дом, а сама попадёшь в места не столь отдалённые. И вообще, как ты сюда попала? Кто тебя сюда пустил? Сейчас же позвоню консьержу, что бы выпроводил тебя.

Олимпиада тараторила, не давая опомниться непрошенной гостье.

Девушка отшатнулась, схватила коляску, и почти бегом рванула к лифту. Олимпиада была удовлетворена произведённым эффектом и удалилась в квартиру, нарочно громко закрыв дверь.

В то время в их подъезде работал консьерж-новичок, заменяющий постоянного привратника всего на несколько дней, тот уехал на свадьбу дочери. Всех жильцов новый консьерж запомнить ещё не успел и ограничивался вопросом: «А вы, простите, в какую квартиру?» Видно, девушка с коляской не вызвала подозрений, и он, задав свой дежурный вопрос, с чувством выполненного долга вызвал для неё лифт. А когда через несколько минут она вышла из лифта белая, как полотно, и направилась к выходу нетвёрдой походкой, он распахнул перед ней дверь на улицу. В растерянности девушка остановилась на широких парадных ступеньках, размышляя, куда же ей теперь пойти, она смотрела то в одну сторону, то в другую. Консьерж видел через высокие стеклянные двери подъезда, как она спустила коляску по пандусу, и пошла, понурив голову, не обращая внимания на то, что вязаная шапка её сбилась набекрень, что пояс от пальто развязался и волочится по тротуару. Вскоре она скрылась из виду.