Читать книгу Изувеченный - Наталья Якобсон - Страница 15

Воспоминания – как спящий дракон. Они затаиваются где-то глубоко в мозгу и обвивают его своими когтями и щупальцами. Всего миг – и они дохнут огнем. Для целого огненного взрыва достаточно лишь крошечной спички. Тонкого намека, неосторожно брошенного слова или какой-то случайно замеченной вещи, которая вдруг пробудила боль в памяти, снова сделала ее активной. В этот миг проснувшийся дракон становится неукротим, он спалит весь твой разум и все, до чего сможет дотянуться через него.

Клер понимала это. Будь на то ее добрая воля, она предпочла бы не вспоминать ничего. Но воспоминания оживали сами собой. Они будто ей и не принадлежали, а прокручивались, как картинки на экране. Как кадры какого-то готического фильма. Сад с роскошными благоухающими в ночи розами, под которыми в земле гниют трупы. Кровь в кубках на столе. Тела, изрезанные ножом практически до неузнаваемого состояния. Но Клер знала, кто эти мертвецы. Когда-то это были ее враги. Теперь это были изувеченные трупы. Потому что когда-то эти же самые люди изувечили его самого. Его… Клер щурилась на пламя свечей. Она не могла восстановить в своих воспоминаниях лица. Ей мерещились лишь черные свечи, истекающие не плавящимся воском, а кровью. Свечи для колдовства. В воспоминаниях она знала этот ритуал, но не помнила его смысла.

В воспоминаниях она сидела за дубовым столом для пира. Совершенно пустым, не считая кого-то, кто сидел по другую сторону от нее. И лицо его пряталось в тени. Хотя странно, откуда взяться тени, если вокруг него поставлено столько свечей. Красив он или безобразен? Как Клер ни силилась, а она не могла этого рассмотреть. Это было не в ее власти. Пока! Она видела лишь его руки, лежащие на столе. Вернее, только манжеты вокруг этих рук и блеск дорогих перстней. На ее пальцах тоже были дорогие кольца, которых в теперешней жизни она никогда не носила, и пышные манжеты, и нежнейшие рукава, перевитые нитями жемчуга. На лоб тоже давила тяжесть жемчужин. Жемчужины – свидетельства смерти устриц. И Клер ощущала каждой клеточкой кожи, как же они тяжелы. Казалось, что на коже лежат тельца мертвых насекомых.

А на изысканных тарелках перед ней действительно лежали мертвые черви и кусочки плоти. Она знала, что эта плоть была человеческой, поэтому не притрагивалась к столовым приборам из золота. Она чувствовала себя так, будто умерла сама. И это вовсе не из-за того, что корсет на китовом усе стискивал грудь так, что перехватывало дыхание. Она чувствовала себя тенью. Тенью в белом на омерзительном пиру. А он ждал. Ждал, пока она что-то решит. И она взяла в руки одну из золоченых вилок.

Клер казалось, что часы на комоде отсчитали уже, по меньшей мере, не одно столетие. Узорчатые стрелки вертелись по циферблату мимо римских цифр. Все цифры были ей хорошо знакомы, но она так и не смогла сосчитать, сколько же точно часов прошло.

Кажется, она впала в транс или просто слишком сильно задумалась. Маятник часов мерно раскачивался туда-сюда. В такт ему, не умолкая, разрывался телефон. Это до нее пытался дозвониться Брэд. Клер не хотела брать трубку вообще, но, подумав, все же решила, что это будет невежливо. С каких это пор она начала проявлять вежливость по отношению к Брэду? С тех пор, как поняла, что ей необходимо иметь хоть какую-то компанию, чтобы не остаться наедине с призраками. Она и так уже оказалась в плену у каких-то иллюзий. Присутствие живого человека рядом могло бы это изменить. Когда рядом хоть кто-то есть, все страхи становятся меньше, а зависимость от потустороннего слабнет.

Возможно, родители Клер были правы, когда внушали ей, что она не должна стремиться к одиночеству. Разумеется, творческому человеку необходимо оставаться иногда наедине с собственными мыслями, чтобы создавать свои произведения. Но друзей тоже не стоит прогонять. В их обществе жить спокойнее. У Клер всегда и всюду находилось полным-полно парней и девушек, которые хотели бы с ней подружиться. Это было редкое качество, достойное того, чтобы ему позавидовать, ведь другие мечтали оказываться всегда в центре внимания, но, как ни старались, добивались в общении лишь весьма скудных результатов. Клер же не приходилось делать совсем ничего для того, чтобы люди увлекались ею.

Наверное, их привлекала ее удивительно красивая внешность или загадочность. А может, заманчивое сочетание того и другого. Во всяком случае когда Клер давала понять, что не хочет слишком часто общаться с кем-то, эти люди сильно обижались на нее и начинали считать гордячкой. Ей было все равно. Чужое мнение ее редко волновало. Сама не зная почему, она стремилась к одиночеству. Наверное, она была права – не стоило уважать людей, которых из всех возможных качеств привлекала лишь ее слишком яркая внешность. Разве можно выбирать друзей по внешности?

Вместе с вопросом в сознании тут же всплыл загадочный хриплый голос: «Ты даже не представляешь, каким сокровищем обладаешь».

Она зажмурилась, тут же представив себе лезвие, полоснувшее по ее лицу. Она не хотела себе ничего подобного представлять, но черная фантазия никуда не уходила из мозга. Вот чьи-то изувеченные руки сжимают нож и подносят острие к ее щеке. Вот холодная сталь касается кожи, и на ней раскрывается рана, подобная багровому цветку или паразиту, севшему на лицо, словно большая пиявка или медуза. Жуткие морские паразиты тоже по яркости подобны цветам. Точно так же и раны. Они как алые паразиты на твоем теле. Они всасываются в кожу, чтобы расцвести болью и кровью.

Клер видела перед закрытыми веками, как рука с лезвием снова и снова наносит порезы на ее лицо, изгиб шеи, плечи. И кровь густо капает на белое подвенечное платье, которого сама Клер никогда в жизни не надевала. Она даже никогда не видела нигде такого платья. Оно было слишком старомодного покроя, чтобы увидеть нечто подобное в витрине современного магазина, пусть даже очень изысканного.

Она собралась с силами и подняла телефонную трубку лишь для того, чтобы сказать Брэду пару ничего не значащих фраз, а потом от души надеяться, что он не воспримет их как приглашение на чай. Ее приятель обладал редким талантом принимать самые простые замечания о спорте или погоде как прямое приглашение на свидание. Эта черта в нем ее часто раздражала.

Клер сейчас не хотела ни с кем видеться. И еще меньше ей хотелось ставить кого-то в известность, по какой причине на ее левой руке появилась такая ужасающая рана. Хорошо хотя бы, что ей не пришло в голову порезать правую руку. Что за художница без действующей правой руки? Клер часто преследовал страх ненароком поранить или вывихнуть себе пальцы и таким образом надолго лишить себя возможности продолжать работу. Она любила свое творчество. Какой бы зловещий акцент ни начали сейчас приобретать ее работы, они все еще продолжали оставаться тем, что наравне со страхом вызывает восхищение.

Вызывать врача Клер тоже не хотелось. Конечно, можно было соврать что-то про несчастный случай, но она не любила врать. К тому же ее мучил какой-то суеверный страх. Казалось, к порезу не имеет права прикасаться никто, кроме нее самой. И Клер решила перебинтовать рану сама. Конечно, это неудобно делать одной рукой. Но она ведь привыкла самостоятельно со всем справляться. Сама двигала мебель, сама чинила поломки, сама зарабатывала себе на жизнь.

Она могла со всем справляться сама. Вот если бы в зеркале только не поселился некто, готовый ей во всем помешать. Он был словно ее темная половина. Словно ухмыляющийся преступник Хайд в идеальной биографии джентльмена Джекила.

Кровь уже перестала течь, но боль все еще не проходила. Какая сила дернула ее руку, сжимавшую нож? Клер так и не смогла этого понять. Но ей стало страшно. Что, если такое повторится? Что, если ей захочется порезаться еще раз? Или кто-то просто внушит ей, что ей этого хочется?

На миг ей даже захотелось позвонить кому-то из подруг или друзей и попросить провести у нее ночь. Но потом она обратила взгляд на изящные венецианские маски, развешанные повсюду на стенах. Фарфоровые, гипсовые, керамические, с перьями и изящно подведенными глазами, с губами, улыбающимися сладко и ядовито одновременно. Они будто говорили: «Не стоит!»

И Клер невольно засмотрелась на них. Типично женские черты и причудливые очертания сов, павлинов, колибри или диковинных рыб – все эти сочетания в украшенных камнями и перьями масках будто переносили в дом атмосферу венецианского карнавала. Клер ни с кем не хотела делиться этой таинственной атмосферой. Со всех сторон ее окружали маски, и она невольно подпала под их влияние.

Что такое пара капель крови в сравнении со спокойствием души и блаженным одиночеством? Клер бессознательно вытерла руку о первый подвернувшийся плед и даже не попыталась продезинфицировать рану. Все мелкие заботы вдруг куда-то ушли, как будто их и не было.

Под окнами раздавались какие-то шумы, но это были уже не привычные звуки магнитолы. Наверное, у соседей случилась драка или какие-нибудь еще неприятности. А может, обвалилась крыша или какое-то строение, как это вышло возле кинотеатра, где они недавно были вместе с Брэдом. Клер даже не выглянула из окна, чтобы проверить. К тому же сейчас уже вечер. Кругом темно. В темноте ничего особо и не рассмотришь.

Клер взяла со столика газету, которую бросила туда еще утром, и начала просматривать заголовки. Взгляд скользил по ним. Никакие новости на самом деле ее вовсе не волновали. Она просто хотела на что-то отвлечься. Но шум под окнами не стихал. Возможно, все-таки стоило надеть тапочки и выйти на крыльцо, чтобы глянуть, в чем дело. Внизу ведь есть фонарь. Клер задумалась.

Кто-то постучал в ее дверь. Удивительно, как после внешних шумов она смогла отличить стук в собственную дверь от любых других громких звуков. Но стучали точно к ней. Причем так отчаянно. За человеком по ту сторону двери как будто гнались.

Спустя мгновение Клер решила приоткрыть входную дверь, не снимая цепочки. Человека, который стоял за порогом, будто облили краской. Густой красной краской.

– Помоги мне!

Клер немного удивилась и насторожилась. Она вроде узнала его по светлым волосам и одежде. Но не может же это и впрямь быть тот соседский парень, которого она замечала здесь не раз! А если это и вправду он, то что с ним приключилось? Он весь целиком упал в горящую печь или каким-то другим способом сумел содрать с себя почти всю кожу?

– Впусти меня! – окровавленная рука лезла в дверь.

– Нет, – Клер испуганно отпрянула. – Я лучше вызову помощь, а вы подождите здесь.

– Только дай мне войти, – окровавленное создание упрямо лезло в дом. Однако Клер боялась его впустить, уж слишком оно было ужасающим. Она невольно вспомнила, как в фильмах окровавленные и озлобленные жертвы сами становятся мстительными убийцами. Существо за дверью выглядело перепуганным, как будто боялось преследования. Клер тоже боялась. Боялась того, что могло затаиться в ночи за его спиной.

– Неужели ты не понимаешь, что он за мной идет, – прохрипело окровавленное нечто. – То, что он сделал со мной, он потом сделает и с тобой.

Последнюю фразу он прошептал почти доверительно, будто между ними двоими могло быть что-то общее, чего пока нельзя разглашать. А потом внезапно отстранился от двери. Но Клер все еще чувствовала запах крови и паленой плоти, он ударял прямо в ноздри, пряный и неприятный.

Клер подумала, что неплохо бы было вызвать полицию или хотя бы сообщить им о том, что под ее окнами бродит какой-то сильно пострадавший человек и раздаются странные пугающие звуки. А что, если все это просто очередная ее галлюцинация и над ней только посмеются? Оцепеневшие пальцы так и остались лежать на филенках двери. Клер не сразу нашла в себе силы закрыть ее и запереть на замок.

Она выглянула в окна, но из-за темноты за ними ничего не разобрать. Только где-то протяжно скулили собаки. Самих псов Клер не видела, зато их протяжный вой чем-то напоминал стоны банши.

Собаки обычно так дико воют, когда чуют близкую смерть своего хозяина, припомнила Клер старую примету. А ведь у того белокурого соседа вроде были собаки. И не одна, а сразу несколько. Клер видела, как он выгуливал их по вечерам.

Ну и что? Это же просто примета. Она косо глянула на рану, перерезавшую ее руку от самого локтя и почти до вен на запястье. Как странно: человек, постучавший в дверь, впился взглядом в ее рану, как будто та была неким магическим знаком, с которым он уже сталкивался на практике. И этот знак тут же пробудил в нем неописуемое доверие, словно у него с Клер могло быть что-то общее. У нее мурашки пошли по коже от подобных ассоциаций. Наверное, ей все это только показалось. А человек за дверью был просто каким-то пьяницей, поранившимся о бутылочное стекло.

Лучше думать так. Ведь если пострадавшим и впрямь был тот белокурый парень, то все ее опасения неизменно сбываются. И с теми, на кого некая сила обращает ее пристальное внимание, действительно происходит нечто страшное. Рано или поздно.

Клер затаила дыхание. А венецианские маски взирали на нее со стен спокойно и загадочно – может, хранили какую-то тайну? Об этой ночи, о порезе, о некоем древнем предназначении. И эта тайна тоже позволяла иметь с Клер нечто общее. Нечто такое, о чем не должен узнать никто.