Читать книгу Посторонним В. - Наташа Апрелева - Страница 6

00.15

Уфффф, собираюсь прямо сейчас записать про Первое Настоящее Свидание с В., сколько можно какие-то отрывки, и не буду отвлекаться ни на что. Сейчас только про Машку.

Сезон мы с ней открыли, прикололись под мокрым снегом, или как назвать всю эту сволочь, что сыпалась с неба, вдоволь наобсуждали молодую толстую Гретхен, причем вспомнили всего раза три-четыре, как: 1) Машка с ней подралась на улице, около метро – с вырыванием волос и царапанием щек, как все нормальные люди, и как 2) Вера не пустила Гретхен на порог, Гретхен собиралась дружить со мной семьями и разговаривать о вечном, невероятно это оказалось сложным: отказать кому-то от дома.

Как это ранее АнныПаллныШерер устраивались, не знаю.

Еще Машка буквально наизусть зачитывала отрывки из характеристик, заливаясь смехом, она теперь большой начальник, и у нее заведующие пишут на сотрудников, мне очень понравилось: «…особенно ей удается проведение русских традиционных праздников, таких как День Победы, День независимости России, 8 Марта, День пожжилого человека…» – и показывала фотографии из туалета Губернской Думы, шедевр.

Замерзли с ней, как две собаки. Но пиво выпили.

Вечером достаточно мило говорили по телефону со Снежаной Константиновной, она даже мне читала свои стихи, точнее свой стих, он один, четверостишие, примерно такое: «ах ты ушел, ну и не надо, мне больно-то тебя любить, тебя я буду ненавидеть и поскорей тебя забыть», и в это время пришла Соседка из 2-й квартиры, которая насчет почитать книжек.

Я в одно ухо говорила со Снежаной Константиновной, в другое запускала Соседку из 2-й квартиры к книгам, что-то приветливо ей пробалтывая: ах, дддобрый вечер, Снежана Константиновна вдруг прервала литературно-поэтический утренник и заговорщицким тоном сказала: а я сейчас что-то тебе важное сообщу.

– Ах, Снежана, – испугалась я, – а стоит ли? Сможем ли мы с тобою после этого остаться Настоящими Друзьями? Не много ли испытаний нам и так пришлось вынести?

– Сможем, – твердо заявила Снежана Константиновна, – так вот слуууушай. Я тебе прочитаю сейчас ВСЕ СМС-КИ за день, что прислал мне этот Гад.

– Вера, – спросила Соседка из 2-й квартиры, а вот «Я тебя люблю, и я тебя тоже нет»,[5] это про что? Вот, вот, маленькая такая.

– Про любовь женщин к женщинам, – быстро ответила я Соседке, – очень хорошая, читала несколько раз.

– Может, ну его? Гада? – осторожно ответила я подруге.

– Нет. Ты послушай. А хочешь, я тебе СЕЙЧАС ПЕРЕШЛЮ их все? – взволновалась Снежжана Константиновна.

– Это про лесбиянок, что ли? – недовольно поморщилась Соседка из 2-й квартиры.

– Не надо пересылать! – возразила я Снежжане Константиновне. – Я Гадов почерк плохо разбираю.

– Не люблю слово «лесбиянки», какое-то оно мерзкое, – объяснила Соседке, – но, в общем, да.

– И ты читаешь такую пакость? И еще перечитываешь? – Соседка сделала такое высоконравственное лицо, будто это не она позавчера мне доверительно шептала в подъезде: «Приходил любовник. Потрахались. Абсолютный ноль. Но смотрится».

– Не хочешь поучаствовать в жизни подруги? – Голос Снежаны Константиновны приобрел знакомую мне пионерскую звонкость.

– Нет, Вер, я бы хотела что-то такое, знаешь, про настоящую любовь…

– А любовь всегда настоящая, и у бабушки к внучке, и у девочки к кошке, – сказала я Соседке из 2-й квартиры, – а уж у людей-то.

– Читай, слушаю тебя… только буду отвлекаться, у меня – Соседка. Из второй квартиры.

– Гони ее на фиг, – потребовала подруга со знанием дела, – она тебя использует и не любит.

Сумасшедший дом. Подумала я. Ничего более, ничего более.

00.30

Вера, давай уже соберись. Про свидание. Первое. С В.

Ночь перед свиданием я не спала: дополнительно и нервно вылизывала квартиру, добираясь до труднодоступных и неожиданных мест, в ядовитых парах доместоса начищала все, до чего дотянулась рука в перчатке, даже и кафель в ванной, даже и плафон в туалете, отдувалась и думала примерно так: «Через 16 часов 42 минуты я его увижу, через 16 часов 41 минуту я его увижу, через 16 часов…» – в общем, понятно; уверена, кстати, что В. спокойно почивал, смотрел прекрасные сны и уж точно не считал никаких дурацких минут. И часов.

После длительных раздумий и смен около трех десятков вариантов нарядов я надела: а) рваные на коленке узкие черные джинсы, б) черный свитер.

За полчаса до события я уже прыгала в гардеробе выбранного кафе, пытаясь хоть как-то забросить свой берет на высоченную вешалку, не получилось, засунула, отвратительно скомкав, в пуховиковский рукав, туда же втиснула шарф. Неважно.

Устроилась за каким-то столиком, замечательным тем, что он непосредственно находился напротив входа. Правильное место. Если он сам только не Великий Слепой, думала я, не промахнется. Купила бутылку пива.

От волнения выпила чуть не залпом бутылку холодного пива, уже любовно ласкала взглядом другую, но – Облом Обломович Обломов – за пять минут до назначенного времени по телефону позвонил Мужской Голос и сообщил, что В. подойти, к сожалению, не сможет, так как занят, к сожалению, на работе – не закончил плановую операцию. К сожалению. Очень извиняется.

Мужской Голос попрощался, я ощутила такое острое чувство утраты, потери, сиротства, горя, просто конца всего, обрушения Вселенной, что на малое время забыла, что нахожусь в присутственном месте и надо соответствовать. Пару минут бурно пострадала. С заламаванием пальцев и протяжжными беззвучными стонами. Далее прошла к барной стойке, расплатилась за выпитое холодное пиво, одна бутылка, машинально оделась, размеренным шагом вышла.

Огляделась вокруг, нашла вывеску ПРОДУКТЫ 24 ЧАСА ВСЕГДА В ПРОДАЖЕ МЯСО БОРСКОГО РАЙОНА, поспешила туда. Отыскала алкогольный отдел, пристроилась в небольшую очередь из неосознавших алкоголиков:

– Будьте добры, дагестанский коньяк пять звездочек! Да, да, маленькую фляжку. Спасибо.

Еще не выйдя из магазина, отвинтила пробку, глотнула, воспринимая жжение во рту, жар по пищеводу и распространяющееся тепло по телу – как счастье.

Вышла, не думая и не взвешивая никаких за и никаких против, побежала на стоянку такси. Быстрей. Прыжками. В голову не пришло, что неудобно, что не захочет видеть. Что так вообще не делают. Что

Девичья Гордость. Что Женская Скромность. Что понятия не имею, где его искать. В каком кабинете, с каким четырехзначным номером. И в кабинете ли вообще. Уселась в машину, перевела дыхание, уже достаточно бодро назвала адрес Больницы, это было довольно далеко, времени хватило на граммов сто коньяку, на протереть сапоги «мгновенным блеском» и на посмотреть в зеркало. Поправила глаз. Намазала губы блеском. Надушилась Гипнозом, он пахнет ванилью, очень приятно. Понюхала с удовольствием личную руку, и еще раз. Бегло лишний раз заметила, что офигительная дура.

А вот задуматься о том, что Бог, может, хотел мне сообщить: «Нечего ввязываться в эту шнягу, иди, Вера, домой, и вообще», – нет, это я не успела. Я была слишком занята, поправляя макияж.

01.00

Много раз убеждалась, что надо прислушиваться к каким-то намекам и помигиваниям судьбы. Не знаю, как назвать точнее. Вариант интуиции. Но дело в том, что я никак не могу определить, есть ли интуиция у меня, и как она себя проявляет, если есть. Ну матренаиванна, да.

Угадал все буквы, но не смог прочитать слово.

Моя подруга Маша называет любые свои предчувствия «проницательность личной ауры» и очень верит этой своей личной ауре.

Например: дождь на улице – сиди вроде бы дома, мокнуть как-то не хочется. Личная аура против твоего похода куда-либо. Нет, ты валишь за какими-нибудь коржиками с сахаром, падаешь в лужу, рвешь куртку, ломаешь ногу, два месяца ковыляешь потихонечку на костылях, все счастливы.

01.30

Никогда не допишу.

Звонок. Подруга Лидонька из города на Неве решила проинформировать меня о состоянии своей непростой личной жизни.

С Лидкой мы дружим с какого-то прямо младенчества, когда-то она была меня младше года на три, а сейчас мы ровесницы, даже она немного уже постарше. На годок.

Долгое время родители Лидки защищали рубежи нашей Родины в Западно-германской группе войск, Лидка болталась в Самаре с бабушкой, стоматологом Доротеей Марковной, а от мамы и папы получала трикотажные костюмцы производства дружественной ГДР и жвачки. Жвачками угощалась я. Неподходящие тощей Лидке по размеру трикотажные костюмцы отдавались тоже мне. Все были довольны.

Сейчас у Лидки есть муж (кодовое название Зануда), Любимый Человек (кодовое название Любимый Человек) и ребенок Глебушка, замечательно рыжий-рыжий и конопатый.

Лидка живет с Занудой, ребенком Глебушкой и бабушкой Доротеей Марковной, стоматологом, в Санкт-Петербурге, а Лидкин Любимый Человек – с женой и взрослым сыном – в Москве.

Лидка очень увлекается рассказами о вредоносности Зануды, душевной красоте Любимого

Человека, убожестве и непривлекательности его жены-Квазимодины и катастрофической нехватке секса как такового.

– Прикинь, Верк, – возбужденно заговорила она, – а Зануда мне и говорит: «Свитера из кашемира, моя дорогая, либо стирают вручную в мыльной пене, либо чистят в сухой химчистке…» А я ему, прикинь, такая отвечаю: «Ты бы член свой простирнул вручную в мыльной пене, может, был бы толк!»

– Грубая ты, Лидия. Мы вот прямо не понимаем вас, Лидия. Вы же культурный человек, классику читаете. Знаю, новую Донцову покупали третьего дни… «Повесть о настоящем снежном человеке»…

– Вера, иди на фиг, у нас с Занудой секса вообще, блин, с августа не было!

– А с Любимым Человеком?

– Бывает, но непростительно редко, мы видимся раз в месяц!.. – вздохнула Лидка горько.

Следующий час и десять минут я слушала про Любимого Человека и его проблемы: Квазимодина-жена, даун-сынок, квартира на Садовой-Триумфальной – не знаю географии Москвы, но полагаю, что это в центре, умница, Вера, догадавшись, «…вот и стааало обручааальным нам Садооовоооое кольцо, трам-пам-пам».

02.00

Поздравляю тебя, Вера, опять отвлекшись. Едешь ты, значит, в такси, вся в слезах и губной помаде. Перепачканное лицо.

Шикарно, выразительно шурша гравием, откуда там гравий, такси подкатило к мрачному (особенно в декабрьской темноте) зданию Больницы. Я выползла из машины, утвердилась на пустом просторном крыльце. Мраморном. Как приятно видеть проект «национальное здравоохранение» в действии: мало что может обрадовать тяжелобольного больше, чем мраморное крыльцо. Такое приятно скользкое, убедительно твердое.

Чтоб совсем не загрустить, очередной раз приложилась к коньяку. Вот она, моя фляжечка, привет-привет. Зажмурила глаза. Зажала ладонями уши. Симулировала отрыв от реальности. Роскошно было бы написать: открыв глаза, увидела В., стоящего с букетом, допустим, роз. Не люблю цветов, тогда вот лучше: с коробкой конфет наперевес. «Рафаэлло, это может быть только от него».

Ничего похожего я не увидела. Кругом не было ни одного человека, ни даже одной собаки, хотя собаки бы меня не порадовали однозначно. В детстве на меня немного напала собачка, цапнув за коленку, я орала так громко и продолжительно, что, когда мама пришла спустя время спрашивать у собачкиной хозяйки насчет бешенства, та грубовато ответила, что из нас с собакой бешеная я. В чем-то, может быть, она и…

А В. подошел минут через пять, наверное. Вывернул откуда-то из-за угла, в рыжей куртке поверх халата. Белого. Куртка немного подсвечивала в темноте, было красиво. Сказал:

– А у меня возникло какое-то призрачное, мистическое чувство, что найду тебя где-то здесь!

И засмеялся. Смеялся он здорово.

Потом наклонился ко мне и поцеловал в нос:

– А кто это здесь так приятно пахнет пивом? Это кого сейчас доктор Айболит поругает за злоупотребление спиртными напитками?

– Злоупотребления? – возмутилась я. – Злоупотребления? Я пиво-то, может, и бутылки не допила, а если решилась на пару глотков коньяка, то только для поддержания теплового равновесия… чтоб не замерзнуть здесь… в лесу.

– В лесу? – обиделся он. – Да это географический центр города, чтоб ты знала. Да к нам из Швеции Кронпринц приезжал на днях, с визитом. Остался доволен, между прочим. Поехал бы он тебе в лес!..

Я сделала несколько шагов, убедительно покачнулась, пряча фляжку в пуховиков карман. В. поймал и установил меня.

– Идет бычок, ша-та-ет-ся… – вкрадчиво проговорил он.

Потом замолчал. Не шутил. Не смеялся. Просто смотрел.

04.00

Завтра ведь мой очередной визит к Вам, доктор. Все думаю.

Самое сложное – это с самого-самого низкого низа, казалось бы, оврага, с нижней точки синусоиды, параболы, глубины Мариинской впадины вперить свои слепошарые блеклые глазочки в сияющие насмешливо и паскудно небеса и просто физически ощутить, что ни хрена это не конец падения, не дно, просто выступ по пути, и хуже может быть всегда, и тебе еще лететь и лететь, вниз-вниз, да здравствует белокроличья дыра, твоя личная излюбленная дорога; хорошо уметь перевернуться в полете, имея в виду приземлиться как-то более-менее на четыре лапы – женщина-кошка. А потом идти, прихрамывая, подволакивая одну из ног, лучше левую, в голос потешаясь над тем, что ошиблась в сотый раз, и заранее очень зная, что позволишь себе точно так же ошибиться и в сто первый, и в сто второй. И в сто третий. Если Бог даст.