Читать книгу Девушки из бумаги и огня - Наташа Нган - Страница 5

Глава первая

Оглавление

Сегодня с утра у нас в лавке полно народу. Первая половина дня, а здесь уже толпятся покупатели, шум и смех, в теплом летнем воздухе слышится резкий голос Тянь, отдающей распоряжения. Солнечный свет струится сквозь щели ставень, снаружи звенят цикады и гудят пчелы. По деревянному полу шлепают сандалии. Ко всей этой какофонии добавляется привычный звук биения сердца нашей аптеки – в котлах кипят и булькают отвары трав. Вдоль стены стоят шесть высоких бочонков – больших, мне по плечо. Пять из них заполнены травяными отварами, которые издают резкие запахи, а шестой пока заполнен мной. И я уже тоже довольно резко пахну потом после получаса тяжелой работы: я сижу в бочонке и старательно отдраиваю изнутри его стенки от присохших остатков микстуры.

Я как раз оттираю особенно глубоко въевшееся пятно, когда над краем бочонка появляется лицо Тянь.

– Ну что, закончила, маленькая негодница? – спрашивает она, и ее усы сердито подрагивают. Кошачьи глаза с темной обводкой кажутся очень яркими – даже на фоне рыжеватой шерсти, которой поросло ее почти человеческое лицо. В шерсти видно много седых волосков, побелевших от возраста.

Я закатываю глаза. Она меня так называет… Всегда, сколько я себя помню.

– Тянь, мне семнадцать лет, – напоминаю я. – Семнадцать, понимаешь? Я тебе больше не маленькая.

– Но все еще негодница.

– Интересно, у кого я научилась скверным манерам?

Тянь усмехается.

– Делаю ставку на твоего отца. Ай, к слову сказать, где этот бездельник? Он должен был добавить в отвар дождевых ягод еще полчаса назад! – Она всплескивает руками. – Беги, найди его, а то мы загубим микстуру. К тому же госпожа Земби его ждет для консультации.

– Сбегаю, если скажешь «пожалуйста».

Уши Тянь гневно шевелятся.

– Еще чего! Любезничать с девчонкой из Бумажной касты!

– А ничего, что у тебя, гордой дамы из Стальной касты, начальник тоже из Бумажных?

– Я привыкла, но все равно жалею об этом каждый день, – фыркает Тянь.

Она спешит обслужить очередного покупателя – а я улыбаюсь ей вслед. Она так гордо топорщит усы, а на самом деле очень нас любит. Тянь проработала в отцовской аптеке всю мою жизнь, она – член нашей семьи, несмотря на кастовые различия. Да, собственно, живя с ней, очень просто забыть, что кастовые различия вообще существуют. Мы с отцом принадлежим к низшей касте, Бумажной, а Тянь – к средней, Стальной. То есть она – что-то среднее между нами, людьми, и демонами, высшей кастой Луны. Поэтому тело у нее почти человеческое, но притом есть некоторые черты животного. Лицом Тянь сошла бы за одну из Лунных – голова у нее почти совсем как у рыси, с кошачьими глазами и высокими ушками, но ниже ключиц ее тело совсем человеческое, с обыкновенной светлой кожей.

За дверью Тянь приветствует покупательницу, а сама машинально пытается заправить за высокий воротник непослушный клочок шерсти. Но он не желает заправляться.

Я невольно усмехаюсь: хорошая шутка богов – даровать такой щепетильной и сверхаккуратной личности настолько непослушную и жесткую шерсть!

* * *

Выбравшись из бочонка, я могу получше разглядеть заказчицу, с которой говорит Тянь. Судя по одежде, это довольно высокопоставленная дама, имеющая связи с королевским двором. Это редкость в нашей провинции – встретить кого-то настолько богатого и знатного. Дама одета в элегантную тунику кебая, украшенную серебряными нитями и вышивкой, волосы собраны на затылке, чтобы открыть всеобщему обозрению пару изящных оленьих рогов, покрытых тонкими отростками, как виноградная лоза. Каста Стали, нет сомнений.

И пока я удивляюсь, почему такая почтенная женщина удостоила посещением нашу скромную лавочку, взгляд покупательницы скользит мимо Тянь и упирается в меня.

Глаза ее расширяются.

– Так значит, это правда.

Ее слова достигают моего слуха даже сквозь шум магазинчика. И я краснею до ушей. Конечно, теперь все понятно – она тоже слышала россказни обо мне.

Я быстро отворачиваюсь и ныряю в завешенный нитями бус дверной проем, чтобы поскорее убраться на задний двор. Эта элегантная женщина-олень в очередной раз напомнила мне о моей особенности – а заодно заставила осознать, как я сейчас выгляжу. Потная кожа, грязная одежда – на мне сейчас пара свободных полотняных штанов песочного цвета и рубашка с запа́хом, кое-как подпоясанная потрепанным пояском. Ноги до лодыжек покрыты камфорным маслом, которым я только что чистила бочку изнутри, мокрые волосы прилипли к щекам. Откинув пряди назад, я собираю их в хвост – и в этот миг мой разум уплывает в прошлое, меня накрывает воспоминанием.

Нежные руки, перевязывающие мои волосы алой ленточкой…

Улыбка, похожая на рассвет. Смех, похожий на полуденное солнце.

– Ее больше нет с нами, – говорю я себе, не давая распуститься. И прикусываю губу, чтобы загнать обратно подступившие слезы. – Она не вернется.

Так странно проявляется в нас скорбь. Бывают дни, когда я с трудом могу вспомнить ее лицо. А бывают дни, когда присутствие мамы кажется настолько реальным, что стоит только обернуться – и она войдет в комнату, благоухая пионами, смоченными дождем, и движения ее будут легкими, как шепот, а улыбающиеся губы сами собой сложатся для поцелуев – один мне, один – папе…

Совсем иной она явилась мне во сне прошлой ночью.

Тот сон навалился стремительно, стоило мне закрыть глаза – и я оказалась в море огня и крика, кругом были когти и клыки, и пальцы мамы безнадежно выскальзывали из моей руки…

Хотя утро очень теплое, даже жаркое, мороз пробегает по коже. Этот кошмар довольно долго не возвращался – но вот снова пришел, и кажется таким знакомым, будто годы так и не смогли стереть воспоминания.

Я трясу головой, будто силясь вытряхнуть из нее остатки страшного сна, и спешу по коридору на веранду. На меня волной наплывает летний свет, нежное тепло. Наш садик совсем узкий, зато длинный, тянется вдоль замшелой стены. Старое фиговое дерево бросает на траву уютную тень. В летнем воздухе травы пахнут особенно сильно. Грядки тянутся лучами к середине сада, знакомые ароматы овевают меня: хризантема, имбирь, полынь. Над грядками натянуты ленты с бубенчиками, чтобы отпугивать птиц, и они тихо позванивают под дуновением легкого ветерка.

Я слышу радостный собачий лай. В траве на корточках сидит папа, а у его ног радостно распластался наш песик Бао, подставляя живот, чтобы его почесали. Папа ласкает его и угощает кусочками сушеного манго – любимым лакомством Бао.

При звуке моих шагов папа быстро распрямляется и прячет угощение за спиной. Бао недовольно гавкает – и в прыжке выхватывает у папы из рук последний кусочек манго, а потом бежит меня поприветствовать, его короткий хвостик весело виляет.

Я наклоняюсь погладить его, нахожу пальцами его любимое местечко между ушами.

– Привет, маленький обжора!

– Ты ничего не видела, ладно? – поспешно говорит мне отец.

Я бросаю на него косой взгляд.

– Да не волнуйся, я не собираюсь ябедничать Тянь!

– Вот и отлично. Потому что если наябедничаешь, я ей скажу, что сегодня утром ты проспала и забыла забрать у Мастера Оши нашу посылку с калганом.

О боги! Я и правда совершенно забыла про калган!

– Давай я сейчас сбегаю, – предлагаю я, но папа качает головой.

– Это не срочно, милая. Сходишь завтра.

– Да, пап, там пришла госпожа Земби и ждет консультации, а вот это действительно срочно. Если не хочешь, чтобы Тянь с тебя шкуру спустила…

Он дергает плечом.

– И не напоминай! Я и так отлично знаю, на что эта женщина способна с помощью обычного ножа для чистки рыбы…

Смеясь, мы вместе возвращаемся в дом, шагая в ногу. На миг я чувствую себя почти как раньше, когда наша семья еще была полной, когда наши сердца еще не были разбиты. Когда мысль о маме не причиняла боли. Когда можно было позвать ее – и не расплакаться от того, что она больше никогда не ответит. Папа все так же улыбается и шутит со мной, но его улыбка больше не отражается в его глазах, и это напоминает мне, что я не единственная, чья память навеки отравлена горечью.

* * *

Я родилась в первый день Нового Года, под внимательным взглядом полной луны. Под оком луны родители везли меня домой с церемонии благословления в нашу лавку травников, которой предстояло стать моим домом на следующие семнадцать лет. Мне дали имя Леи – с восходящим в конце мягким тоном: родители сказали, что выбрали это имя, потому что всякий раз, когда его произносишь, губы растягиваются в улыбку, а им хотелось всегда улыбаться при мысли обо мне. Так и вышло – даже когда я внезапно переворачивала поднос с перемолотыми травами, или запускала Бао в спальню, не помыв ему грязные лапы, все равно уголки губ мамы и папы неуклонно поднимались вверх при моем имени, как бы громко они его ни выкрикивали.

Однако в последние несколько лет даже это имя не может вызвать улыбки у моего отца.

Я очень похожа на нее. Я имею в виду – на маму. Иногда я замечаю, что папа вздрагивает, когда я спускаюсь в гостиную из спальни и неожиданно появляюсь в дверях – с распущенными волосами, в домашней одежде. Но ни один из родителей не знает, от кого из предков я унаследовала цвет глаз. Не представляю, что они подумали, когда впервые взглянули мне-младенцу в глаза и увидели ярко-золотые радужки.

Глаза цвета Новогодней Луны считаются благословением, редким символом удачи. Даром богов. Поэтому наши заказчики нередко просят, чтобы лично я смешала для них лекарство – думают, что это может добавить ему целительной силы. К нам в лавочку порой заглядывают даже демоны – вроде сегодняшней женщины-оленя: их привлекают слухи о человеческой девочке с золотыми глазами.

Тянь постоянно надо мной из-за этого подтрунивает.

– Они не верят, что ты чистокровная Бумага, – с заговорщицким видом сообщает она. – Говорят, что в тебе есть кровь демонов, что это от них у тебя глаза цвета Новогодней Луны.

Я никогда не признаюсь ей, что и в самом деле хотела бы, чтобы во мне текла кровь демонов.

В редкие выходные я ухожу в долину, окружающую нашу деревню со всех сторон, чтобы полюбоваться издалека на племя птицеобразных демонов, обитающих в горах к северу отсюда. Хотя они совсем далеко, и я различаю только их силуэты на фоне неба, глазами души я вижу каждую деталь. Я представляю их серебряные и золотые перья, отблески солнца на крыльях. Демоны парят высоко над долиной, ловя крыльями ветер, и движения их грациозны, как ритуальный танец. Они выглядят настолько свободными, что я чувствую боль где-то глубоко внутри.

И хотя я понимаю, что все это пустые мечты, все же не могу перестать думать – если бы у моей мамы были крылья, она смогла бы просто улететь от тех, кто забрал ее у нас. И снова вернуться домой.

Иногда я подолгу смотрю в небо, надеясь неизвестно на что.

* * *

Следующие несколько недель проходят спокойно, отмеченные знакомыми умиротворяющими звуками – бульканьем кипящих в котле зелий, дружелюбным лаем Бао. Мы работаем не покладая рук. К отцу приходят новые заказчики, он консультирует их, беседует с фермерами, покупает редкие травы у заезжих торговцев, ездит за покупками. Так что, в основном, управление лавкой ложится на Тянь. А мне, как главной счастливице, достается вся остальная работа, которую больше некому делать. Тянь то и дело появляется за плечом, чтоб поворчать – мол, я небрежно режу травки, слишком медленно пакую заказанные зелья, и неужели мне всякий раз надо напоминать, что она в бог знает каком поколении происходит от легендарных воинов клана Сиа и, в случае чего, будет вынуждена продемонстрировать мне свои великие боевые навыки…

– Увидеть наконец твои боевые навыки – и то интереснее, чем работать тут не разгибая спины, – бормочу я сердито, нагибаясь над полками кладовки, где мы храним заказы, готовые к отправке.

Моя последняя задача на сегодня – наполнить свежими травами банки и коробочки, которые стоят на аптечных полках, занимая пространство от пола до потолка. Это ингредиенты для лекарств. Вдоль стены идет стойка, а за ней стоит лестница на колесиках, нужная, чтобы добраться до самых верхних полок с травами. Я подкатываю лестницу, поднимаюсь на пару ступенек и как раз протягиваю руку к банке с надписью «Дождевые ягоды», но тут вдалеке слышится грозный звук.

Низкий гул боевого рожка.

Все звуки в округе мгновенно стихают. Разговоры, шлепанье сандалий по полу, – даже бульканье воды в котелках с лекарствами, кажется, затихло.

Несколько мгновений мы просто ждем и прислушиваемся. А потом тишину разрывает стук подков. Лошади. Они скачут быстро, очень быстро. И приближаются – их топот становится все громче, вот он уже почти оглушает. За окнами вырастают высокие кривые тени, заслоняющие дневной свет, и лавочка погружается в сумрак. Тени, похожие на те, что являются мне в ночных кошмарах. Жуткие пародии на людей.

Тишина. Темный трепет страха. Где-то в соседнем доме начинает тоненько плакать ребенок. Со двора слышится собачий лай – и мое сердце сжимается. Это же Бао! Он давно убежал погулять, поклянчить чего-нибудь вкусного у торговцев, поиграть с детьми на школьном дворе – он обожает, когда ему ерошат шерсть, и всегда готов лизнуть малышей в щеки…

– Леи!

У подножия лестницы стоит отец. Он шепчет еле слышно и напряженно, протягивая мне руку, чтобы помочь спуститься. Лицо его бело, как полотно, и искажено страхом.

Рожок снова гудит – на этот раз куда громче, чем прежде, совсем рядом.

Я спускаюсь с лестницы и хватаю папу за руку. Пальцы дрожат. Или это дрожит его рука? Потому что оба мы слышим звук, подобный тому, который возвестил похищение мамы. Такой же рог звучал той самой ночью, когда слуги Короля-Демона навсегда забрали ее. Что они могут отнять у нас на этот раз?

Девушки из бумаги и огня

Подняться наверх