Читать книгу Часовщик с Филигранной улицы - Наташа Полли - Страница 7

Катцу – это осьминог. Еще не до конца проснувшись, Таниэль пытался вспомнить, откуда ему это известно и почему он об этом думает. После нескольких неудачных попыток в его памяти, наконец, возникли фигурка иностранца и дом средневековой постройки, наполненный механическими чудесами. Он лег на бок и свернулся калачиком, чувствуя, как царапает подушку отросшая за сутки щетина. Утренняя комната была залита золотом. Ему все еще казалось, что вчерашнее приключение – это только сон, но он видел неровный пол, а его кожа пахла лимонным мылом. Он услышал тихие шаги спускающегося вниз по лестнице часовщика. Перед этим иностранец стоял на маленькой площадке между спальнями и с кем-то разговаривал. Когда он ушел, исчезло и золотое сияние, погасло, уступив место обычному солнечному свету. Золото – это не английский цвет.

Где-то в доме часы пробили восемь. Уже восемь. Таниэль с трудом сел в кровати и натянул на себя одолженную ему вчера рубашку; повязка на руке при движении задела подсохшую кровь на ране, и он выругался. Он осторожно закатал рукав и размотал бинт. Рана выглядела не так уж и страшно – почти как разбитые коленки в детстве. Он подумал, что чувствует себя намного лучше, решил не обращать внимание на звон в ушах и потянулся за носками. Натягивая носок, он вдруг услышал первые аккорды фортепьяно. Это была утренняя песня. Заслушавшись, он не сразу заметил, как сам по себе открывается верхний ящик комода.

Из ящика выглянул механический осьминог. Щелкая металлическими сочленениями, он протянул в сторону Таниэля одно из щупалец с обмотанной вокруг него цепочкой и часами. Не без колебания, но Таниэль в конце концов взял у него свои часы. Цепочка скользнула по металлическим щупальцам с высоким тонким звуком, вроде того, что издает море во время прилива. Осьминог ведь, хоть и механический, – морское существо, так что совпадение было удивительным, и Таниэль стал раздумывать, нет ли в этом особого смысла, но в это время Катцу стащил другой его носок, шлепнулся на пол с металлическим стуком, после чего выкатился в открытую дверь и съехал вниз по перилам.

Таниэль ахнул и пустился вдогонку за осьминогом, который, не обращая на него никакого внимания, юркнул в гостиную. Там Катцу начал карабкаться вверх по ножке стоящего возле пианино стула, но был пойман. Часовщик конфисковал у него носок и через плечо перебросил Таниэлю, поймавшему его кончиками пальцев. Осьминог уютно устроился у часовщика на коленях.

– Спасибо, что нашли его, – сказал Мори. В это дождливое утро цвет его лежавших на клавишах рук казался необычно теплым. – Я искал его все утро. Он играет со мной в прятки.

– Может быть, вам легче будет найти постоянного жильца, если вы уговорите Катцу оставить эту привычку? – спросил Таниэль и, сощурившись, посмотрел на осьминога, разглядывавшего его из-за ноги часовщика.

– Я пробовал… Нет, оставьте их у себя, – сказал он в ответ на попытку Таниэля вручить ему часы.

– Что? Нет, я не могу. Я могу их разбить… – запротестовал Таниэль.

– Вы не сможете этого сделать, это даже слону не под силу. Я их протестировал в зоопарке. Как ваша рука?

– Спасибо, гораздо лучше. Простите, вы сказали «в зоопарке»?

– Да, – ответил часовщик.

Таниэль ждал, но продолжения не последовало. В комнате не было никакой мебели, кроме фортепьяно и низенького столика подле камина. Таниэлю пришлось устроиться на полу, чтобы натянуть второй носок. Сидящий перед ним часовщик использовал всего одну педаль: когда он нажимал на нее, инструмент отзывался мягким толчком, и из-под пола лились звуки. На каблуках его коричневых ботинок стояло клеймо японского изготовителя – тесно расположенные пиктографические знаки.

Таниэль сдвинул брови. В Лондоне довольно много китайцев, да и кто его знает, что именно видел Джордж. Если он даст волю своей подозрительности, привидения начнут мерещиться ему повсюду. Ему совсем не улыбается до конца жизни разглядывать чужие туфли. В голове у него вновь раздался вчерашний пронзительный рев часов. Он закрыл глаза, и перед ним замелькали белые пятна.

– Мистер… Морей, – я правильно произношу ваше имя? – спросил он несколько громче, чем требовалось.

– Мори.

Таниэль кивнул.

– Спасибо, что разрешили мне у вас переночевать. Вы были очень добры ко мне, но теперь мне нужно отправляться на работу.

Часовщик повернул голову в сторону, как бы обозначив этим взгляд на собеседника, хотя и не делая при этом попыток посмотреть через плечо на Таниэля.

– Сегодня суббота.

– Это не имеет значения. Я работаю в Уайтхолле. Все должны быть на месте и работать.

– Ерунда, вы чуть не погибли. Они ведь не знают: вдруг вы были сильно контужены.

– Я не был контужен.

– Но о вас и не скажешь, что вы в отличной форме, – он снял руки с клавиш, и в воздухе, постепенно тая, повис последний аккорд. – Я собираюсь выйти позавтракать. Составите мне компанию?

Таниэль слегка растерялся, сраженный его дружелюбием.

– У меня из жалованья вычтут дневной заработок.

– Ваше присутствие на службе обусловлено государственной необходимостью? – В его тоне не было ни малейшего следа иронии. Это был серьезный вопрос, и он требовал столь же серьезного ответа.

– Нет, я всего лишь клерк. Но мне нужны деньги, – вяло возразил он.

Часовщик встал.

– В таком случае лучший выход для вас – прийти попозже, а затем прямо на работе потерять сознание. Это будет воспринято как героическое усилие, они не станут урезать ваше жалованье, и вы проведете на службе не больше пяти минут. Но это только в том случае, если вы сумеете разыграть все правдоподобно, – добавил он все так же серьезно.

– Э-э… хорошо, – сказал Таниэль и улыбнулся. Он начинал думать, что приключение стоит потери однодневного заработка. – Я попробую.

Часовщик протянул ему руку, и она оказалась неожиданно сильной.

Вчерашний дождь оставил на дороге большие лужи, и им пришлось прыгать по торчавшим из воды булыжникам. За ночь в воздухе сгустился плотный туман, почти поглотивший наклонившиеся друг к другу дома. Натянутые между соседними домами бельевые веревки, с которых сняли белье, провисли, и с них капала вода. В этот ранний час витрины лавок еще не были освещены, за исключением лавки часовщика. Спрятанные в витрине тут и там маленькие лампочки сияли и вспыхивали, освещая миниатюрную модель Лондона: среди церковных шпилей и знакомых правительственных зданий высились странные стеклянные башни. Он наблюдал их всего несколько секунд, после чего они разрушились, превратившись в руины. Часовщик поежился и пожаловался на холод. Теперь, когда они шагали рядом, он казался выше, чем вчера, хотя и ненамного.

– Мистер Мори, вы, наверное, наполовину англичанин? – спросил Таниэль, когда они свернули с Филигранной улицы на Найтсбридж. Туман, рассекаемый кэбами, вновь сходился позади них; из него раздавались свистки – это невидимые велосипедисты подавали сигнал на поворотах. Он увидел впереди яркое сияние. Напрягая глаза, Таниэль с трудом смог разобрать название магазина «Харродс» – надпись, тянувшуюся сверху вниз по центру фасада. Электрифицированная вывеска. Это не Пимлико. Он был неожиданно рад тому, что поддался на уговоры остаться здесь на ночь. В течение долгих месяцев его однообразный маршрут пролегал между домом и службой. Если бы все произошедшее с ним за последние сутки стерлось из его памяти, он решил бы сейчас, что, наконец, приходит в себя после долгой-долгой болезни. Он снова мог думать.

– Нет. Почему вы так решили?

– У вас светлые волосы.

– Они крашеные. Мне нравится быть иностранцем, но так, чтобы это не бросалось в глаза с расстояния в сотню ярдов. В Англии ни у кого нет черных волос.

– Это не так, – запротестовал Таниэль.

– Они коричневые, – твердо возразил Мори.

– Расскажите мне про Японию, – улыбнулся Таниэль.

Часовщик задумался.

– Очень похоже на Англию, – сказал он наконец. – Те же заводы, политика и любовь к чаю. Но вы сами увидите.

Таниэль хотел спросить, как он сможет это сделать, но в этот момент они прошли через огромные красные ворота и оказались в самом сердце Токио.

Бумажные фонарики освещали их путь сквозь туман. Они свисали с деревянных рам над маленькими магазинчиками, уже открывшими для покупателей свои раздвижные двери. Стоя на коленях у входа в лавки, поближе к жаровням с горячими углями, трудились ремесленники. Один из них поздоровался с ними кивком и снова сосредоточился на тончайшей резьбе, которой он украшал деревянный предмет неизвестного назначения. Таниэль остановился рядом, чтобы посмотреть на его работу. Руки мастера были такого темного цвета, что было непонятно, грязь это или загар. Он каким-то нелепым образом держал в руках свои инструменты, но при этом работал столь виртуозно, что вскоре уже стало ясно, что из-под его рук выходит основа для зонтика.

– Три шиллинга, – сказал человек, заметив, что Таниэль наблюдает за ним. Его английское произношение было смазанным, но, тем не менее, можно было разобрать, что он говорит. Таниэль помотал головой, сожалея, что у него нет трех шиллингов. Аннабел бы понравился настоящий зонтик восточной работы, хотя трудно представить, какие обстоятельства заставили бы ее пользоваться таким зонтиком в Эдинбурге.

За лавкой, торгующей зонтами, они увидели горшечника, накладывающего эмалевый узор на высокую вазу. Перед ним в черепках из грубой глины были расставлены краски, но сверкающая роспись на вазе была изысканно-прекрасной. Тут же поблизости портной разговаривал на ломаном английском с белой женщиной, по-видимому, гувернанткой, судя по непритязательному стилю ее одежды. Она и Таниэль были здесь, кажется, единственными европейцами. Таниэль подскочил, услышав удар, и звон в ушах вернулся, но это была всего лишь женщина, раздвигающая тяжелые двери чайного домика. Она ушла внутрь, мелькнув подолом зеленого платья. У нее за спиной был заткнутый за пояс сложенный веер.

– Но это… – начал он.

– Все это прибыло сюда из Японии, – объяснил часовщик. – Это часть выставки. Она открылась на прошлой неделе. В чайном домике можно съесть английский завтрак.

– Это все на самом деле похоже на Японию? – спросил Таниэль, когда они проходили мимо часовни с раскрашенной статуей внутри – по-видимому, изваяния бога, а может быть, создания, пожирающего богов. Маленький мальчик, стоявший внутри, положил в миску рядом с божеством монету и зазвонил в колокольчик.

Часовщик кивнул.

– Довольно похоже. Погода в Японии лучше, и трудно будет найти английскую еду. Но, кажется, черный чай они здесь у себя все же не допускают.

Таниэль теперь почувствовал горьковатый запах зеленого чая.

– А что не так с черным чаем?

– Не говорите глупости.

Таниэль фыркнул и пропустил часовщика вперед.

На веранде чайного домика под бамбуковым навесом сидела компания мужчин. Они, ухмыляясь, передавали по кругу какой-то журнал. Подняв глаза от журнала и увидев Таниэля, они уставились на него в упор. Он замедлил шаг. Вид у мужчин был брутальный. Несмотря на утреннюю прохладу, они сидели с засученными рукавами, открывающими мощные мускулистые руки. Казалось, их наклоненные вперед торсы и скрещенные ноги заполняют собой все пространство вокруг.

– Доброе утро, – поприветствовал их часовщик тоном, каким он мог бы обратиться к человеку, одетому как шекспировский персонаж. Те из них, кто загораживал проход, с готовностью подвинулись, удивив Таниэля своим миролюбием.

Чайный домик стоял на возвышении. Как и в других лавках, здесь были раздвижные двери, а на пропитанных, для защиты от дождя, воском бумажных стенах чернилами были изображены две бредущие по реке цапли. Из домика доносилось позвякивание фарфоровых чашек. К ним плавной походкой подошла женщина в бледно-зеленом платье и слегка поклонилась, ее руки с плотно сдвинутыми пальцами были прижаты к бедрам. Таниэль обратил внимание на стоявшее у нее за спиной пианино – колченогое, с серебряными подсвечниками по сторонам от пюпитра и поднятой крышкой.

– Доброе утро, Мори-сама. Вы хотите сесть возле окна?

– Да, пожалуйста.

Она улыбнулась и подвела их к столику. Необычные окна скорее напоминали раздвижные двери, но вместо традиционной бумаги в них были вставлены стекла. За окном короткая лестница вела к лужайке, частично затопленной водой, там стояли, выстроившись неровной линией, шесть маленьких цапель. Для живущего рядом с рекой Таниэля птицы-рыболовы и водяные курочки были привычным зрелищем, но часовщик придвинулся ближе к окну, чтобы разглядеть это чудо света. Девушка тоже засмотрелась на птиц, и, заинтригованный их интересом, Таниэль снова посмотрел на цапель. Птицы, может быть, и выглядели странно, но часовщик и девушка являли собой еще более странное зрелище. Ее черные волосы и весеннего цвета одежды, на первый взгляд, контрастировали с его обликом, но при ярком свете было видно, что у них одинаковые глаза, а хрупкое сложение делало их фигурки похожими на детские.

– Миссис Накамура готовит завтрак, – сказала девушка, поймав взгляд Таниэля и ошибочно приняв его за знак нетерпения, – но у нее это не очень хорошо получается. Вы все же хотите попробовать?

– Да, пожалуйста.

– И чаю? Чай у нее хороший.

Он кивнул и, глядя на ее удаляющуюся фигурку, заметил, что часовщик погружен в свои мысли.

– В Японии вас, наверное, ждет миссис Мори? – спросил он.

– Нет, – ответил часовщик. – Женщины считают, что у механика весь дом забит моделями поездов.

– Так оно, скорее всего, и есть, – отметил Таниэль.

– Ко мне это не относится. У меня на чердаке хранятся в основном механические груши. Хотя должен согласиться, что, по большому счету, это то же самое.

– Но почему груши?

Часовщик пожал плечами:

– Мой старый учитель увлекался ботаникой, поэтому много лет назад я сделал для него такую грушу в подарок на день рождения, а потом не мог остановиться. Это вроде как делать оригами в виде лебедей.

Таниэль перевел взгляд на солонку, немного обеспокоенный тем, что слово «оригами», по-видимому, должно быть ему известно.

– Каких лебедей? – спросил он наконец.

– Вы не?.. – часовщик сделал лебедя из бумажной салфетки и осторожно подвинул его к Таниэлю, чтобы тот разобрал фигурку и понял, как она делается. Принесли чай, но Таниэль был занят изготовлением своего лебедя. Правда, у него получилось нечто, больше напоминавшее утку. Часовщик рассмеялся, приоткрыл окно и пустил обеих бумажных птичек плавать в луже, чтобы те присоединились к насторожившимся цаплям.

– О! – воскликнул часовщик и, наклонившись вперед, поймал скомканную газету, которая в противном случае попала бы в Таниэля. Он сделал это не торопясь, как будто подхватив в воздухе маленького паучка, и Таниэль не сразу понял, откуда она прилетела, пока не заметил стоящего в дверях мальчишку.

Паренек смотрел на Таниэля не отрываясь. Он был одет так же, как мужчины на крыльце, – в традиционное платье унылого цвета, с засученными рукавами, но выглядел при этом иначе. Взрослые мужчины имели угрюмый вид, у мальчика же взгляд казался застывшим, лишенным всякого выражения. По спине у Таниэля пробежали мурашки. Ему приходилось видеть такой мертвенный блеск в плоских глазах щуки, вывешенной перед входом в рыбную лавку. Мальчик медленно рвал пальцами следующую газету, у него выходили ровные, одинаковые по длине полосы.

– Ты промахнулся, – сказал часовщик.

Мальчишка огрызнулся в ответ по-японски. Таниэль не понял, что он сказал, но видел, что слова сопровождались резким кивком в его сторону.

– Это Англия. Здесь живет множество иностранцев. Мне кажется, тебя искал твой отец, шел бы ты к нему, Юки-кун.

– Юки-сан.

– Тебе всего пятнадцать. Лучше не торопись становиться взрослым – тебе ведь тогда не спустят и половины из того, что ты вытворяешь, – сказал часовщик. Таким тоном мог бы говорить школьный учитель: строгое внушение, высказанное нарочито спокойным голосом. Это заставило Таниэля взглянуть на Мори по-новому: он раньше полагал, что тот молод, но теперь понял, что японец гораздо старше.

Парень швырнул в них еще один комок из рваной газетной бумаги, но промахнулся, попав в крышку старого фортепьяно; плохо закрепленная крышка с грохотом захлопнулась, струны инструмента отозвались окрашенным в красное гулом. В нем слышалась гармония, несмотря на мешавший сквозняк. Затем раздвижную дверь с резким стуком швырнуло к стене и обратно, и мальчишка исчез. Другие посетители, сидевшие за столиками, замолчали; в комнате надолго повисла тишина. Таниэль заметил, что все они были белые, этот район не имел ничего общего с китайским кварталом, вроде того, что в Лаймхаусе. Люди пришли сюда как на ярмарку, и в их молчании не было неловкости, скорее, раздражение, как если бы актеры посреди спектакля, забыв о своих ролях, перешли к перебранке между собой. Наконец, сидевшая через два столика от них женщина громко высказала пожелание, чтобы местные не выносили свои распри на публику.

– Это ведь так не похоже на наших, всегда спокойных и никогда не устраивающих взрывов, – пробормотал Таниэль, достаточно громко, чтобы она его услышала. Таниэль с удовольствием заметил, что часовщик перевел глаза на чашку с чаем.

– Из-за чего этот мальчик был так зол? – уже тише спросил он.

– Он целился в меня, – объяснил часовщик. С этими словами он подошел к фортепьяно, снял с него бумажный комок и снова поднял крышку. – Эти люди снаружи, по-особому одетые, – националисты, они хотят, чтобы японцы выглядели и вели себя как японцы; мальчик принимает их идеи ближе к сердцу, чем остальные. Простите и не обращайте внимания.

– Вчера меня чуть не взорвали, швыряние газетой я как-нибудь переживу.

Несколько клавиш в центре утратили накладки из слоновой кости, но остальные были так отполированы, что в них отражалась цепочка часов Мори. По-видимому, часовщик что-то заметил, так как откинул верхнюю крышку и заглянул внутрь инструмента. С легким скрипом он повернул один из болтов, натягивающих струны. Вместо гула теперь раздались странные резкие звуки. Таниэль обхватил руками чашку; манипуляции Мори были ему не вполне понятны, однако он чувствовал, что, если начать спрашивать об инструменте, вся его история с музыкой выплывет наружу. Часовщик вернулся на свое место.

– С вами все в порядке? – спросил он. – Вы побледнели.

– Я просто думал, что было бы, если бы я смог зарабатывать на жизнь каким-нибудь иным занятием, – ответил Таниэль, до боли сжимая пальцами горячую чашку.

– Почему вы этого не делаете?

– Нет денег.

– Простите. Кажется, такое случается довольно часто.

– Кажется? – повторил, снова посмотрев на него, Таниэль.

Часовщик неловко помотал головой.

– Я двоюродный брат лорда Мори, мое детство прошло в замке. Потом я стал помощником министра, так что… да, – сказал он и затем, после небольшой паузы, добавил: – Я закажу чай.

Таниэль поставил чашку на стол.

– Тогда объясните мне, бога ради, почему вам требуется квартирант; разве вы не в состоянии платить за дом самостоятельно?

– Дело не в этом. Мне просто одиноко, – сказал, Мори, отхлебнув из чашки.

Таниэль едва не сказал, что тоже чувствует себя одиноким, однако вовремя спохватился.

– А что случилось с министром?

Часовщик медленно сморгнул, казалось, что он слышит сразу двух человек, говорящих ему что-то одновременно, и ему трудно соотнести произносимые ими слова с каждым из них по отдельности; при этом люди вокруг них по-прежнему переговаривались очень тихо, еще не успев прийти в себя после выходки странного мальчика.

– Ничего. Он сейчас ведет переговоры в Китае. Я просто предпочитаю занятия механикой государственной службе. Вы говорили мне, чем вы сейчас занимаетесь? – спросил он после некоторого колебания.

– Я телеграфист в Хоум-офисе.

– Ну что ж, ставлю гинею на то, что скоро вы получите должность повыше.

– Почему вы так думаете?

– Сколько вам лет, я думаю, около двадцати пяти? Люди редко продолжают до конца жизни заниматься тем же, что они делали в двадцатипятилетнем возрасте.

– Идет, – пожал плечами Таниэль. – Гинея мне пригодится.