Читать книгу В городе, который не Москва - Наташа Смехова - Страница 3

Не то Самаре,

не то Человеку.

В целом Человеку и Анекдоту.

Я смотрела на него из окна кафе, что на переулке Толстого и Мухортова. Мне принесли карамельное мороженое и чашку кофе.

Человек играл на гитаре. В его шляпе блестели монеты. Возможно, человек был здесь уже давно, и ему самому хотелось уйти, но он все играл, и играл.

Салфетки в этом кафе были подобраны к стульям, стулья к шторам, шторы к барной стойке. Тихо играла музыка в стиле ретро, было уютно и тепло.

А человек был там, за окном, под дождем, и пел песни охрипшим голосом.

Иногда он заходил в это кафе промокший до нитки и, отсчитав мелочь, заказывал горячий чай с лимоном. Я смотрела на него, он на меня не смотрел. Намокшие волосы прилипли к его лбу, правая кисть сжалась в кулак и лежала на столе.

Он был похож на мокрого упрямого котенка, который положил себе за правило стаскивать колбасу со стола.

Он допивал чай и уходил.

В кафе не было слышно, что именно он поет. И если бы можно было представить, что это не окно, а стенка гигантского аквариума, то казалось, что он, как рыба беззвучно открывал рот.

Он хмурился, хотелось хмуриться тоже, в глазах появлялись веселые искорки – я хохотала, пугая степенных официанток в кафе.

Я заметила, что у него две морщины на лбу, две складки между бровями и когда он улыбается, в уголках губ появляются еще одни.

Мне нравилось представлять, как он встает по утрам, умывается, гладит рубашку, совершенно не думая при этом, что кому-то может быть интересен.

Я сказала ему в один из дней: «Я хочу нарисовать тебя углем», он хмыкнул и продолжил пить чай.

Я приготовила необходимое, и пришла в кафе к десяти. Рисовала его около трех часов с перерывами.

А он все пел за окном своим слегка охрипшим голосом.

Я попросила девушку за барной стойкой передать ему рисунок и зонтик для шутки. На следующий день она отдала мне рисунок обратно – он взял только зонт.

В другой раз я пригласила его на мороженое, а он сказал, что и без того холодно. В целом это была плохая идея есть мороженое в дождь, если после этого надо стоять на улице и драть глотку.

Пригвоздила рисунок к стене в своей комнате.

Мне приснился сон, что Человек, игравший на улице, попал в банку. Самая обыкновенная стеклянная банка, в которой маринуют огурцы.

Я разглядывала его, все у него было таким крошечным: черные ботинки, кепка, гитара заняла бы половину моего ногтя.

Я открыла крышку и спросила шепотом, чтоб не напугать его: «что ты тут делаешь?», а он вдруг захохотал: «дамочка, у вас такое огромное лицо, что, пожалуй, здесь поместится только ваше ухо или, например, глаз. Так что закройте банку и идите с миром».

Я наблюдала за ним уже около недели, и тут мне пришла в голову мысль посмотреть, где он живет.

Поздно вечером он вытряс свои карманы, пересчитал заработанные деньги, и отправился в путь. Я тут же выскочила из кафе и пустилась следом. Мне, конечно, не удалось быть незамеченной.

Он оборачивался и лукаво подмигивал мне, мол: «ну что, не устала еще?». Переулки, улочки, дворы, какие-то переходы… Силы мои были на пределе.

Вскоре я стала значительно отставать, он удалялся от меня все быстрее и быстрее, пока исчез за углом какого-то каменного здания. Я с трудом доползла до этого угла, он стоял прямо за ним.

– Ну что, – сказал он, – устала? А мне еще столько же!

Я опешила и судорожно соображала, как поступают нормальные люди в таких случаях.

– Ну, пока! – улыбнулся он и весело зашагал прочь.

Я оказалась в незнакомом районе поздним вечером, плюс ко всему накрапывал дождь, и я промокла до нитки, добравшись до дому. На следующий день не могла встать с постели.

И в полубреду мне снились полу-бредовые вещи.

Снилась однокомнатная хижина из бамбука в Японии на берегу моря. Большая кровать с постельным бельем коричневого цвета. Сумерки. Стеклянная дверь.

Море неспокойно. Было слышно, как неистово свистит ветер, как отчаянно разбиваются волны о камни. Если бы не дождь, я бы поддалась этому стихийному отчаянию и тревоге. Но капли дождя падали однообразно и скучно. Иные расползались по стеклянной двери, иные просачивались сквозь соломенную крышу и падали на земляной пол.

Мне было хорошо и нехорошо одновременно.

Не знаю, откуда я узнала во сне, что это именно Япония, хотя я никогда там не была. Не знаю так же, существуют ли такие хижины, где стены из бамбука, крыша из соломы и современные стеклянные двери. Но во сне ты мало сомневаешься и знаешь какие-то особенные вещи.

Потом еще снился Человек, идущий ко мне по дороге. Лица видно не было, но я знала, что это Он.

Те же самые светло-голубые потертые джинсы, руки в карманах, веселый свист. Песенка про Ганса.

Я проснулась. Был вечер.

Рисунок углем, который я сделала в кафе, теперь висел на стене напротив моей кровати. На нем Человек стоял, прищурив глаза, как будто ему мешало солнце.

Я запомнила этот его жест, он вставал в эту позу каждый раз, когда заканчивалась песня, или на улице не было ни одного прохожего.

Глядя на рисунок, я пыталась вообразить, что делает он сейчас. Возможно, он взял в руки карандаш и пытается что-нибудь нарисовать. Например, кота. Почему нет. Или, скажем, другого человека.

У него складки между бровями и довольно серьезный вид.

Но тут он решил сделать шарж на своего соседа, и сама по себе возникла улыбка. Он не знает, не замечает ее. Он слишком сосредоточен на шарже.

Улыбка… Возможно, никто кроме меня так пристально не изучал ее красоту.

Улыбка, да улыбка. Но, кажется, она совершенна.

«И почтенный фонарь был у Ганса,

А веселый солдат даже жил у Ганса…»

Промаявшись от скуки ночь, чуть свет я бродила по городу в поисках того интересного, что способно было отвлечь меня от дум о Человеке.

На Горьковской улице я встретила одинокую собаку. На Самарской собака исчезла. У памятника Дзержинскому мне захотелось есть, а у памятника Пушкину подул такой сильный ветер, что мне пришлось забежать в ближайший подъезд и греться у батареи. Люди, идущие на работу, с недоверием рассматривали меня, в восемь утра разгуливающую по подъезду. Надо было убить время до десяти. Я принялась отколупывать штукатурку на подоконнике третьего этажа. К половине десятого штукатурка кончилась.

Шагая в сторону кафе, я думала, подойти мне к Человеку или не подойти. Если подойти, стоит ли что-нибудь объяснять насчет позавчерашнего происшествия или не стоит?

Я пришла в кафе. Заказала чашку кофе, и с ужасом обнаружила, что кошелек, очевидно, остался дома.

Мне принесли кофе.

Бармен был сегодня не выспавшимся, и лениво протирал бокалы. Одна из официанток сбежала покурить, другая в белоснежном фартуке пыталась вести себя, как будто ей нравилось рабочее место.

Честно говоря, я их раздражала. Конечно же, тем, что просиживала за этим столиком с утра до вечера с перерывами, в то время как кому-то с кошельком не хватало места.

Они мне тоже не нравились.

– Девушка, боюсь, что не смогу за него расплатиться, – сказала я той, которой нравилось здесь работать.

Поскольку она принялась пристально смотреть на меня, мне ничего не оставалось, как глупо улыбаться.

Я повторила, правда, грубее, чем следовало: