Читать книгу Убей Зверя сам!.. - Наум Баттонс - Страница 2
Действие первое
ОглавлениеКрестьянский сарай, оборудованный под камеру заключения. Внутри остатки прошлогоднего сена. Достаточно темно. Из двух небольших окошек дневной свет плохо освещает помещение. В сарае находятся два человека. Они арестанты. Один мужчина, крепкого телосложения, среднего роста, уже пожилой. Ему на вид около шестидесяти лет.
Второй: совсем молодой человек в форме красноармейца. Он подстрижен практически под «ноль», уши оттопырены, от этого выглядит совсем как подросток. Петлицы сорваны, поэтому сразу не понять, в каких войсках он служил, и в каком звании состоял. У него повреждена нога и рана на правом боку. Состояние его удручающее, но молодой человек находится в сознании. Нога перевязана грязными бинтами. Он лежит на небольшой кучке сена. Пожилой мужчина сидит на полу в углу сарая и внимательно смотрит на молодого красноармейца, а тот, отвернувшись, молча смотрит в противоположную сторону. Каждый думает о чём-то своём. Благушин первый нарушает молчание.
БЛАГУШИН: Ндаа…, сынок, влип я из-за тебя по самые уши. И чёрт тебя дёрнул здесь летать! Ни разу не летали за целый год, а тут, на тебе…. Да ладно бы еще ас залетел, а то асёнка какого-то послали! Господи!.. Тоже мне, «сталинский сокол»! «Соколёнок» ещё неоперившийся, два шага до дистрофика, а его, видишь ли…, в бой! Какой вылет-то?
(Красноармеец не отвечает и продолжает молча смотреть в другую сторону)
Ну, не хочешь отвечать – не надо! Видать тайна это очень большая, военная…. Но, а звать-то тебя хоть как? Второй день с тобой вожусь, под расстрел, скорее всего, попал, а знать не знаю ради кого! Чего молчишь-то? Слышишь? Звать-то как?
(Красноармеец поворачивает к нему голову. Во взгляде чувствуется какая- то неприязнь и в то же время проскальзывает какой-то детский испуг и поиск защиты от надвигающейся большой несправедливости).
КРАСНОАРМЕЕЦ: Николай! Николай Жирков! Лейтенант Красной Армии!
БЛАГУШИН (с иронией): Лейтенант…. Коля, значит! Ну что же, лейтенант Коля, а я Василий Михайлович Благушин – староста местный! Ну, энто, похоже, уже в прошлом! Так что можно просто – Василий! Возраст говорить не буду, потому что годы нам уже сравнивать ни к чему. Скоро Господь уравняет их…. Откуда ты, Коля?
НИКОЛАЙ: С Тулы….
БЛАГУШИН: Ну, почти земляк тогда! Лет-то тебе сколько?
НИКОЛАЙ: А вам то, что? Свои, поди, не назвали….
БЛАГУШИН: Мне-то? Мне-то, конечно, дела нет! Мне только одного хочется сейчас!..
(Василий делает паузу и внимательно смотрит на Николая. Тот, глядя в глаза, не выдерживает его взгляда).
НИКОЛАЙ: Чего тебе хочется?
БЛАГУШИН: Потом, может быть, скажу! Так лет-то сколько тебе?
НИКОЛАЙ: Девятнадцать в мае исполнилось.
БЛАГУШИН: Господи! Совсем дитя ещё! Родители-то есть? Живы?
НИКОЛАЙ: Мать жива…. Я надеюсь…. В Туле она…. А отец…. (Делает паузу и отворачивает голову от собеседника)
БЛАГУШИН: Что отец?
НИКОЛАЙ: Нету у меня отца! Был и весь вышел!
БЛАГУШИН: Погиб что ли?
НИКОЛАЙ: Не знаю…, но лучше бы погиб…. Враг он…. Народа нашего….
БЛАГУШИН (после небольшой паузы): Эх, хлопец! Много ли ты знаешь, чтобы судить так?..
НИКОЛАЙ (грубо): Достаточно! Раз посадили, значит не без веских оснований! Подлец он и враг! Шпион английский!.. Хотел наш завод оружейный взорвать!..
БЛАГУШИН: Английский, говоришь…. А я слышал, что англичане теперича союзники сталинские…. Ну, да ладно!.. Их там и сам Господь не разберет. Вчера враги, а сегодня друзья…. И, наоборот…. Вон прямо, как с немцами…. Но энто не нам решать…. Им там наверху виднее, с кем дружить, а с кем воевать…. Вот они и порешали….(небольшая пауза) Так…, он подлец значит, а ты хороший? Тогда может он не твой отец, а? В кого же ты тогда?
(Николай в гневе пытается привстать, но раны заставляют его со стоном упасть обратно на солому).
НИКОЛАЙ: Сын за отца не отвечает…. Разные мы!..
БЛАГУШИН: Да лежи ты! Чего так раздёргался? Разные, так разные. Спорить не буду, хоть и сомневаюсь…. Ибо не бывает такого, чтобы сын и отец разными были…. Ты что, отказался от него?
НИКОЛАЙ (стонет от боли, но на вопрос всё равно отвечает): Да! Да! Да! Отказался! Чего в душу-то лезешь? Сам-то, кто такой? Я так понимаю, что и ты, дядя, недалеко от моего отца ушёл! За сколько Родину продал? За курицу? За поросёнка? Прихвостень фашистский!..
БЛАГУШИН (спокойно, с какой-то загадочной улыбкой в усах): А я, сынок, Родину не продавал….
НИКОЛАЙ: Ага! Это ты потом, на народном суде расскажешь…. Знал бы я в лесу, кто подобрал меня….
БЛАГУШИН: И, что бы тогда? Тебе даже пистолета с собою не дали, а что про народный суд, то ты про него даже не фантазируй! Завтра шлёпнут нас с тобой без суда всякого, а там (указывает пальцем в потолок), там судить по другим законам будут…. Там мы с тобой, каждый за своё ответит: я за своё, а ты за своё. (Делает паузу). Только, вот почему-то кажется мне, что ты, комсомольчик, там, в проигрыше окажешься, несмотря на то, что прожил меньше меня на тридцать шесть лет. Но, шанс человеком умереть, и в образе человека на тот Суд явиться, всё-таки у тебя ещё пока есть.
НИКОЛАЙ: Ты эту поповскую ересь своим полицаям проповедуй, а я в это мракобесие не верю! Суд…. Нету там Суда никакого…. Нету! Не верю!
БЛАГУШИН: Да что ты?.. А вот товарищ твой, Сталин – он верит! Ей Богу, верит! Ибо, как тут, во время такое ужасное, когда всё и вся на волоске висит от гибели, человеку в Бога-то не верить? Или в дьявола…
НИКОЛАЙ: Слушай, дед! Если бы не ранен я был, я бы тебя сейчас собственными руками задушил! Зубами бы в горло впился! Ты, имя товарища Сталина не марай словами своими! Ты, Родину предал, которая за товарища Сталина кровью умывается, борясь с этой гадиной немецкой! Ты хоть и постарался спасти меня, хоть и пострадал за это – но это не умаляет предательства и измены твоей. Сколько ты фашистов накормил досыта? Скольким ты приют в своём доме дал? И откуда ты знать можешь, что товарищ Сталин в Бога твоего верит?
БЛАГУШИН (ухмыляясь): Ну не знаю, как в моего Бога или нет, но в какого-то всё-таки он верит! В Сатану, скорее всего! И не просто верит…. В Сатану все верят, даже те, кто в Бога не верят. Служат Ему не все. Вот ты, например, веришь в Сатану? Ну, хотя бы, глядя на всё вокруг творящееся, глядя на судьбу свою и мою – не отвергаешь его существование?
(Благушин с интересом наблюдает, как Николай борется сам с собой, в попытке решить, продолжать этот разговор или нет).
БЛАГУШИН: Да ты успокойся! Давай поговорим! Жаль, что покурить нечего, да и грамм по двести под разговор этот неплохо бы было. Но, что делать…. Нам немного осталось, и поверь, что не враг я сейчас для тебя…. Да, никогда им и не был…. Это всё Сатана так устроил, что люди русские между собой, как волки жить стали и дети от отцов отрекаются. Ну, есть Сатана или нет? Как считаешь?
НИКОЛАЙ: Я смотрю на тебя, Василий, и думаю, что есть! Такие, как ты и немцы эти, и Гитлер ихний – вот, если есть Сатана, то в вашем образе он здесь и появился. А товарищ Сталин – он жизнь нам дал хорошую! Вольную! А дальше бы, если бы не такие, как ты и хозяева твои немецкие, мы бы ещё лучше жили…. Всё у нас было для этого!..
БЛАГУШИН: У вас – это у кого?
НИКОЛАЙ: У всего советского народа!
БЛАГУШИН: А я разве не часть этого народа? И скажи мне, пожалуйста, а почему одна часть народа в обществе, так сказать, самом справедливом и социалистическом, должна жить и иметь все перспективы счастливой жизни, а другая: с голоду пухнуть и в Сибири пропадать?
НИКОЛАЙ: Если враг не сдается – его уничтожают!
БЛАГУШИН: Во как! Согласен! Только вот я что-то не знал, что два брата моих старших, а у них у обоих семеро ребятишек было, плюс жены их – врагами народа советского были. Жили, поле пахали, скот выращивали, не пили, трудились день и ночь, а потом пришли эти белевские НКВД-шники, всех на телеги и в Белёв. А оттудова – неизвестно куда. С тех пор не слуху, не духу! Кулаки они, видите ли…. Чем они так твоему товарищу Сталину не угодили? И ладно, взрослые…. А детишки-то чем? Вот твои родители – кто были, что твою мать пожалели, тебя пожалели, а только отца забрали?
НИКОЛАЙ: Мать – домохозяйкой была. Со мной и с сестрой моей сидела. А отец инженером был на тульском оружейном. В партию затесался….
БЛАГУШИН: Не надо, Коля! Не надо! Не знаешь ты ничего, чтобы отца родного осуждать! Ты отцу не веришь, а гнидам этим из душегубных органов – веришь?
НИКОЛАЙ: Смелый ты, дед, я посмотрю! При немцах-то…. Органы-то наши грязью поливать….
БЛАГУШИН: А я не перед немцами…. Я перед смертью теперь уже смелый стал. Смерть она, когда шепчет на ушко, что пришла – она любого русского очень храбрым делает. А вот ты, Коля, русский человек, или советский?
(Возникла небольшая пауза. Николай опять задумался, а Благушин не стал ему мешать).
НИКОЛАЙ: Я…, я – советский! Меня Советская власть вырастила, образование дала, воспитала….
БЛАГУШИН: Отца убила….
НИКОЛАЙ (в гневе опять пытается встать и дотянуться до Благушина, но опять со стоном падает): Заткнись! Слышишь?! Заткнись! Тебе-то, что до отца моего?! Враг он был! Ты, слышишь? Враг!.. За то и поплатился! И смотрю я на вас, предателей Родины своей, и думаю: прав был товарищ Сталин! Ох, как прав! Много вас, скрытых вражин, сидело по городам и деревням! Вот вы себя и показали!.. Как только враг пришёл, все повылеза́ли и служить ему бросились!..
БЛАГУШИН (подходит к Николаю и, внимательно глядя ему в глаза, приседает прямо перед ним на корточки. Долго смотрит на него. Николай немного теряется от такой реакции Благушина, но затем начинает ругаться с новой силой).
НИКОЛАЙ: Чего выставился-то? Не нравится, правда-то? Убить хочешь? Так давай, недобиток кулацкий! Чего ждешь-то? Выслужись! Может, простят тебя фашисты! Сколько ты уже убил-то людей советских? Небось, руки-то по локоть в крови женщин, да детей невинных! Давай, прихвостень фашистский, убивай!
БЛАГУШИН (спокойно): А вот у меня такой же, как ты сын, сейчас где-то в Красной Армии. Как в июне прошлого года забрали, так ни слуху о нём, ни духу! Я ведь когда увидел, как немец сверху твой самолёт к лесу жмёт, думал: ну вот, не моё энто дело, сбитых летчиков по лесу выискивать. И тут, словно бес, какой в меня вселился. Одна часть моя говорит: ступай дальше по своим делам, а бес, наоборот, иди, говорит, в лес, найди большевичка и немцам сдай. А потом тебя увидел и Леньку, сына своего, вспомнил. Думаю, что может, лежит сейчас так же раненый, где-нибудь, а такой же, как я, стоит и думает: немцам сдать, пристрелить или помочь? Ну, вот помочь тебе, к сожалению, не вышло. Думал, что смогу тебя спрятать незаметно, да Сашка Мытарь увидел меня, как я тащил тебя в сарай свой. А ты ж ведь, сынок, смерти-то не хочешь! Боишься её! Ибо её все боятся. Ты же, когда ещё не знал, кто я, плакал у меня на плечах, просил: дяденька, спаси Христа ради! Что, забыл? Ты уж прости, что не получилось у меня….
НИКОЛАЙ (отведя взор): Да ладно, дед! (После небольшой паузы) Нам, похоже, вместе смерть принимать. А что, семья-то есть у тебя?
БЛАГУШИН (встает с корточек и отходит обратно в свой угол): Семья-то – есть! А как же без семьи-то? Жена, да четверо детишек. Это те, которые здесь остались и старший…. Про которого говорил уже.
НИКОЛАЙ: А чего с ними будет-то теперь? Эти душегубы не пощадят никого!..
БЛАГУШИН: Да не это страшно! Не тронет их никто…. А вот без кормильца остаться сейчас – вот энто беда настоящая! Ты думаешь, почему я в старосты пошёл? От жизни хорошей? Меня немцы назначили, так как грамотный я, опыт работы в колхозе имею, уважением пользуюсь среди народу нашего. При мне здесь ни одну бабу не обидели и ни одного ребёнка. Все работают…. А как без работы-то?
НИКОЛАЙ (раздражённо перебивает): На фашистов работаете! А они нас потом на фронте тысячами убивают. Вот сын твой – дай Бог, чтобы жив был, воюет против гадов! А вы тут!..
БЛАГУШИН: А что же дети малые, с голоду должны помирать? Бабе-то, матери, ей всё равно, чья власть-то! Ей бы главное, чтобы дитя её живо и здорово́ было! А там Сталин или Хитлер: хрен редьки не слаще!
НИКОЛАЙ: Ты опять за своё?! Не смей имя товарища Сталина марать так: с Гитлером его сравнивая!
БЛАГУШИН (не обращая внимания на слова Николая): Они там до войны в дёсны целовались, а теперь: два бандюги подрались…. А детям, что, с голоду из-за них пухнуть? Немцы, когда пришли, никого не тронули. Ни одной бабы, ни одного ребёнка! Да, что их! Я, в Гражданскую с Деникиным воевал, ранен был…, красноармеец, и ничего…. В старосты назначили…. А вот на сталинские прелести, я, что до войны насмотрелся, то и теперь…. Мороз по коже!.. Немцы нас в Сухотчево возили…. Там ваши, красные, немцами переодевшись, такое устроили…. Командовал ими, как выяснилось, некто Яшка Гринберг. Я этого кадра ещё до войны знаю. Белёвский НКВД возглавлял. Там почти одни евреи до 38-го года были. А потом усатый их всех в запас отправил….
НИКОЛАЙ: Посадил что-ли?
БЛАГУШИН: Если бы!.. Сейчас бы сухотчевские бабы, да ребятишки живы были. Ванька да Лёнька Носовы живыми остались с той мясорубки…. То ли Бог спас, то ли душегубы специально оставили, чтобы свидетель зверств немецких был, не суть…. В общем, повезло мальцам….
НИКОЛАЙ: А с чего взяли, что там этот Яшка был?
БЛАГУШИН: Так энто потом уже немцы взяли одного партизана, который там, в энтом во всём участвовал. Они же тоже заинтересованы были в том, чтобы на них напраслину не гнали…. Ну, тот хлопец и признался, что они тогда Сухотчево вырезали и дома пожгли. Отряд специальный НКВД, в форму немецкую одетый, из-за линии фронта приходил. Сам знаешь, что она недалече отсюдова будет. Вот он, про комиссара партизан, который и сопровождал отряд энтот, рассказал. Я как услыхал фамилию-то его, сразу вспомнил хорька энтого. Он братьев моих с сестрою, да с ребятишками малыми в обозы сажал. Сидит эта тварь на коне, а Нинка, жена брата мого, ему в ноги вцепилась…. Орёт, плачет, пожалеть просит…. Но, неет! Он её ногой оттолкнул, да как гаркнет: садись, мол, в телегу сука кулацкая, а то пристрелю на месте и тебя, и мужа твово, и детишек постреляю…. Раньше думать было надо, когда вредили Советской власти!
НИКОЛАЙ: Врёшь ты, дядя! Не могут красные, советские партизаны зверства творить! Ещё раз убеждаюсь: контра ты недобитая! Мне помочь старался – признаю! Но вот слушаю тебя, а цели твои для меня непонятны. Зачем спасти хотел? Думал, преступления твои спишутся, когда наши придут?
БЛАГУШИН (перебивает его): Да не совершал я никаких преступлений! Всё моё преступление, что я баб и детей, в оккупации брошенных, от голодной смерти спасаю, да хфиннам на растерзание не даю….
НИКОЛАЙ: Каким финнам?
БЛАГУШИН: Да стоят тут в Уткино, расквартированные. Вот эти – звери! Мстят якобы Сталину, а на самом деле на русских бабах и детях отыгрываются. Здесь недавно картину вижу в Мишенском посёлке. Это от нас недалече, к Уткино принадлежит. Слышу рёв и причитания бабьи на всю округу стоят. Ну, побежал. Вижу хфинн энтот, идёт в сторону Бобриков и младенца годовалого за ноги вниз головой держит. Тот орёт, мамаша его тоже…. За хфинном энтим бежит, причитает, ребёнка отобрать пытается. А тот, ногу ребёнка отпустит одну, руку освободит, ей по морде вмажет и дальше идёт. Та подымается и опять за ним…. Я прикидываю, куда энтот хфинн идёт…. (делает паузу).
НИКОЛАЙ: И куда?
БЛАГУШИН: К колодцу шёл он! Благо до колодца-то энтого еще метров пятьсот-семьсот было…. Я соображаю, что делать надо. Сам-то не могу на военного напасть, так я в избу к Митрохиной заскакиваю, она крайняя в посёлке, а там немец живёт…. Медицинский ихний охфицер…. Я к нему…. Мол, нерр офицер, аларм! Хелфен битте! Киндер гетотен! Он выскочил на улицу, как раз и хфинн мимо него идёт! Немец ему в морду сходу кулаком. Тот на землю. Ребёнка матери отдал, а того ещё ногами попинал, ругаясь при этом по-немецки.
НИКОЛАЙ: А за что он ребёнка то утопить в колодце хотел?
БЛАГУШИН: Так спать мешал….
НИКОЛАЙ: Звери!
БЛАГУШИН: А кто сейчас не звери-то? Все уже зверьми стали, как Сатана на Руси к власти пришёл. Знаешь, как выглядит Сатана этот?
НИКОЛАЙ (с любопытством, не чувствуя подвоха): Как?
БЛАГУШИН: Такой сухоручка, весь в оспинках, роста маленького и усы носит. Сам грузин, или еврей, черт его разберёт, а русскими правит. И так их околдовал, так запугал, что они за него идут погибать безропотно. Кто по умней был, али прозрел кто, тот немцам сдался….
НИКОЛАЙ (опять в гневе): Ты что ль, дед, опять на товарища Сталина?.. Ты меня этой агитацией вражьей не проймёшь! Не доводи до греха, дед, а то ползком доберусь и в горло твоё зубами вцеплюся….
БЛАГУШИН: Ишь какой! Как тебе тоже Сатана энтот мозги промыл!.. А знаешь, почему он псевдоним-то такой взял – Сталин?
НИКОЛАЙ: Чую, дед, что опять подвох контрреволюционный в твоём вопросе есть, но любопытно мне всё же! Я-то знаю ответ: от слова «сталь» псевдоним этот. А теперь давай, что там контрики недобитые говорят про это?
БЛАГУШИН: А контрики эти говорят, что был такой колдун в давние времена, в Германии в той же. Умел он бури, градобития, ураганы и другие всякие разрушающие силы вызывать и на людей обрушивать. Так в одной книге древней написано было. Не помню, как называлась, но что-то про ведьм и колдунов. Я сам-то не читал. Это наш местный священник Григорий, Царство ему Небесное (крестится), рассказывал аккурат перед самой коллективизацией.
Так вот звали его – Сталин. А энтот, наш Сталин, тогда еще фамилию грузинскую, настоящую имел, ей Богу – не помню какую, так вот, он в духовной семинарии в молодости обучался. Наш священник-то и говорил, что должен был он энту книжку самую читать. И ещё говорил, что вот энтот самый колдун Сталин сейчас в этого воплотился и ничего, кроме бурь, разрушений и бед всяких, народу русскому он не принесёт. Вот так и получилось! Священника нашего, Григория, Яшка Гринберг собственноручно при всём честном народе пристрелил, когда тот пришёл анафеме его и его подчиненных предавать, за мужиков высылаемых и детишек их заступаясь. И, что? Думаешь, наказали Яшку энтого? Как бы ни так! Орден дали и в запас! Я всё Бога молю, чтобы встретить тварь эту сейчас…. Но, теперь, видимо, только на Том Свете увижу!
НИКОЛАЙ: Врешь ты всё! Не могут органы наши такими преступлениями заниматься! Это же не немцы! Ты хоть и выгораживаешь их, хозяев своих новых, но у тебя к этому свой интерес. А нам политрук рассказывал, какие они нелюди, немцы эти! В газетах наших такое про них пишут…. Хочется душить их голыми руками…. И всех (недобро смотрит на Благушина), кто служит зверям этим!
БЛАГУШИН: У немцев приказ есть…. Нам его зачитывали…. Не мародёрствовать, местных жителей не обижать, жить в хатах мирно и по возможности бабам нашим в хозяйстве помогать. В случаях мародёрства, насилий там всяких необоснованных, велено обращаться с жалобой к командованию их и виновных судить будут по всей строгости военного времени. Вот так вот, сынок! И ладно если бы этот приказ только на бумаге был…. Я сам жалобу в комендатуру подал на двух солдатиков, что Нюрку Крюкову по пьянке чести лишили и убили потом…. Так их немцы сами расстреляли перед строем…. С тех пор – тишина в округе! Если бы партизаны воду не мутили, вообще бы мы вашу Советскую власть сатанинскую и не вспоминали бы. А из-за них – и немец лютует.
НИКОЛАЙ: Похоже, что партизаны-то жизни спокойной не дают вам и хозяевам вашим? И это правильно! Бить врага в тылу – так товарищ Сталин и партия нас учит! Везде…, чтобы земля под ними горела!
БЛАГУШИН: Если бы они врага били…. Они-то в лесу сидят, за линию фронта радиограммы шлют, про то, как славно они тут немцам житья не дают. А не дают-то только своим…– русским. В лесу-то жрать и пить чего-то надо! Вот они местное население, ещё похуже немца обирают. А немцам вредят, так себе… – относительно. То избу крестьянскую подожгут, в которой немцы останавливались, то вот коровник колхозный спалили со всей живностью, что там была. Сами на гадости эти из леса не выходят, а вот мальцов беспризорных, да девок посылают. Что б Яшка Гринберг сам куда-то вылазку сделал? Против немцев, которые подстрелить ненароком могут? Да не в жизнь не поверю! Эта категория паскуд ещё та!.. Всё чужими руками! Я уже про Сухотчево тебе говорил. Вот тут такие, как он – мастера: Родину и народ защищать! А немец-то лютует не против нас, а против тех же детишек бездомных! Теперь, ежели поймают мальца какого, а родителей нету – не церемонятся! В расход пускают моментально…. Страшно за них! Ведь сдуру детки-то гибнут, а энти Яшки в лесу самогон пьют и радиограммы шлют с отчётами.
НИКОЛАЙ: Страшные вещи ты, дед, рассказываешь! Не укладывается это в моей голове! Отказывается она верить, что человек на такую подлость способен! Это же вне всякой логики и морали человеческой – преступления такие, что комиссар партизан, заслуженный чекист, вытворяет. Не верю я тебе, дед! Не верю!
БЛАГУШИН: Да уж поверить сложно! Я когда услыхал, что Сухотчево всё вместе с жителями сожгли, тоже чуть с ума не сошёл. Тут все родня друг другу. Все друг друга с детства знают. Ванька с Лёнькой Носовыми прибежали…. На них смотреть страшно…. Это за что такое детство русским ребятишкам выпало? Ужасы такие смотреть, как твою мать сжигают заживо! И кто сжигает? Свои, как потом выяснилось! А сначала ненависть-то закипать к немцам начала. На это Яшки-то и рассчитывали. Чтобы усатый палач дитём невинным казался по сравнению с Хитлером-то энтим. Слыхал я, что такие операции партизаны по всей тульщине устраивали.
НИКОЛАЙ: Что, местные своих же земляков жгут и убивают? Дед! Хватит фашистскую сволочь выгораживать! Не пойму я тебя! Тебя расстреляют они завтра, как собаку, а ты продолжаешь защищать нелюдей этих!
БЛАГУШИН: Если бы местные…. С ними мы быстро разобрались бы. Из местных только там Яшка Гринберг был, да ещё пара выродков, бывших энкэвэдэшников. Да и Яшка-то: какой он местный? Жидок, в самом худшем смысле этого слова…. А у таких местности родной не бывает…. Мы для них, что овца для нас…. Расходник…. Ох, повстречать бы энтого Яшку…. Ответил бы он мне за всё…. Так вот…. Яшка и ещё пара мерзавцев диверсионный отряд из-за Оки встречали и сопровождали. После того, как сделали они своё дело чёрное, те опять за Оку ушли, а энти обратно в отряд. По дороге на немцев нарвались. Яшка-то и ещё один ушли, а третьего немцы-то раненым взяли. Не спасают жидки энкэвэдешные своих раненых! Бросают! Они только одно ценят: жизнь свою! Да Родину любить учат у себя в застенках, когда ты, к стулу привязанный сидишь, а он тебе сигаретку горящую, в морду тычет и орёт: не любишь Советскую власть, паскуда! Я тебя научу!
(Николай слушал Василия уже более спокойно и даже с каким-то нескрываемым интересом)
НИКОЛАЙ: Мать мне один раз тоже сказала, что с отцом всё не так просто. Её к нему не пускали и передач не принимали. Он сознался примерно через неделю после ареста во всём. Я тогда не придал значения – почему так быстро, а вот сейчас слушаю тебя и начинаю понимать. Только зачем это органам надо? Зачем людей невинных понапрасну губить, мучить, пытать? Ведь эти люди, если они невиновны, могли бы жить и приносить пользу: стране, народу, партии, Сталину…. Зачем? Это ведь вне всякого человеческого понимания! Вне морали! Вне совести! Вне всего человеческого, того, что делает человека – человеком.
БЛАГУШИН: Так там и не люди…. Они себя так называют…. И выглядят так же…. И с каждым за стол сядь за бутылочкой – душа-человек будет…. И анекдоты станет тебе рассказывать, и шутить, и песни со всеми петь, и выпивать со всеми, и целоваться с тобой будет…. И душу ему откроешь…. А он тебя потом в своём подвале папироской в морду…. Не нужны на Руси счастливые люди были раньше, а теперь, и подавно…. Преступление это на Руси – счастливым быть!
НИКОЛАЙ: Ну почему, дядя?
(Тон Николая уже стал изменяться на более дружелюбный, мирный и даже немного уважительный)
Почему? Ведь сам товарищ Сталин говорил, что жить нам стало лучше, жить стало веселее! И, ведь действительно! Ты посмотри, как перед войной мы жили!.. Ведь всё в магазинах было…, везде порядок, чистота, мир…
БЛАГУШИН: И у отца твоего тоже жизнь сложилась? Ведь тоже наверняка радовался жизни-то столь хорошей и мирной…. Покуда, не пришли за ним…. И для матери твоей, наверняка, жизнь-то та прекрасная в одну ночь оборвалась…. А для братьёв моих, жён ихних, да детишек?.. Если честно, то она для них никогда сладкой и не была…. Пахали день и ночь, а их за то – в Сибирь, на смерть верную…. А вы все смотрели, что бесы эти в деревнях творили, как тут люди с голоду пухли, чтобы вас в городах кормить, и ничего…. Не ваше энто дело! Вас не касалось! Товарищ Сталин вам сказал, что жить вам веселее стало!.. На чужой крови…. Только это не чужая кровь…. Это вашу кровь Яшки Гринберги реками лили, а вы радовались…. Ибо, кровь наша русская – она одна на всех…. И вот сейчас они её реками льют на фронтах, шкуру свою спасая! Думаешь, они Россию спасают эти Сталины, да Яшки Гринберги? Неет, сынок! Они свою шкуру спасают, власть свою звериную, людоедскую, с которой ни один Хитлер по своей жестокости сравниться не может.
НИКОЛАЙ: Да хватит уже Гитлера выгораживать!.. Зверь это…. Не мы к нему войной пришли – а он к нам! Да, наверное, ошибки и перегибы где-то были! Может, кого и по ошибке посадили…. Или расстреляли…. Классовая война, как товарищ Сталин сказал, только усиливается…. И среди Органов тоже враги сидели и специально невинных губили…. Но и с ними, пришло время, тоже разобрались….
БЛАГУШИН: Я вижу, как разобрались! Ещё раз скажу, что если бы разобрались, или хотели бы разобраться, то Сухотчево сейчас бы целое было…. Неет, сынок! Душегубы любой власти нужны! Именно для этих целей и нужны! А уж Советская ваша власть без них – всё равно, что рыба без воды! Как только, если душегубство ослабнет вдруг, так и власти энтой – конец скоро придёт!
(Возникает пауза. Каждый думает о чём-то своём. Николай первый нарушает молчание).
НИКОЛАЙ: А он мне приснился за пару дней до этого вылета….
БЛАГУШИН: Кто?
НИКОЛАЙ: Отец мой…. Лицо его избитое всё…. В крови…. Я к самолёту иду, а он мне навстречу…. Я испугался…. А он мне говорит: «Чего боишься, сынок? Не бойся меня! Я же тебя люблю и всегда любил! Ты же единственный сынок мой! Надежда моя!».
А я ему в ответ: «Не боюсь я тебя вовсе! Что ты делаешь здесь? Тут не положено тебе ходить. Тем более, в виде таком! Тут вообще гражданским не положено! Уходи, а то опять тебя арестуют, как шпиона немецкого!».
(Николай замолкает. Глаза его увлажняются. Он закрывает лицо руками и начинает тихо, немного поскуливая и подвывая по-детски плакать. Василий опять подходит к нему, по-отцовски обнимает его голову и жалеет).
БЛАГУШИН: Ну, сынок. Успокойся! Ты же воин…. Воин Красной армии…. Лётчик! Сокол!..