Читать книгу Ветры Севера - Неда Гиал - Страница 5

Фиах сидел на краю полуразрушенного фонтана, оставшегося от эльфийского города, который стоял на этом месте более трёхсот лет тому назад. Он был заполнен мутной дождевой водой, покрыт листьями и лепестками от растущих рядом розовых кустов. Камни, из которых был построен сам фонтан и изящная статуя русалки посередине, были потёрты временем и частично покрыты мхом. Вокруг были рассыпаны нагромождения камней и стояли обломки стен и колонн, тоже покрытые мхом и другой растительностью. Без тщательного ухода садовников кусты синих эльфийских роз невероятно разрослись и почти полностью окружили фонтан, оставив лишь узкие проходы к нему. Эльф рисовал пальцем фигуры на воде и размышлял. Он представлял их себе по-другому, эту войну с людьми и союз эльфийских партизан с северянами. Он ожидал, что хатуки вторгнутся в королевства людей, да и краснолюдов, если уж на то пошло, а эльфы-партизаны помогут им, в то же время отвоёвывая свои земли. Но со времени тех переговоров посланника хатуки с эльфийским королём, при которых он присутствовал, прошло уже почти десять лет, и до сих пор никакого вторжения не предвиделось. Вместо этого северяне всё ещё подготавливали почву под будущее вторжение, проводя тайные и явные переговоры и организовывая покушения. Северная часть бывшего Чёрного Королевства, теперь называвшаяся Темногорьем, с радостью примкнула к своим давно потерянным союзникам. После Великого Разлома старые истории о короле-колдуне Черномире вновь всплыли на поверхность и каким-то образом превратились из легенды о невероятном предательстве и коварном убийстве прекрасной и смелой царицы змиекровных – в историю о великом и прозорливом короле, который узнал какую-то тайную правду о драконах и поэтому примкнул к их врагам. В тех историях наездники драконов из стражей сирхаалана превратились в предателей младших рас, старшие драконы – из творцов – в злобных разрушителей. Говорилось и о том, что если бы тогда победили хатуки, то Великого Разлома не произошло бы, что, как ни странно, вероятно, даже было правдой. Чернодолье, южная часть бывшего Чёрного Королевства, не особенно стремилось последовать примеру своего северного соседа. Во-первых, после того, как королевство распалось на две части, оба его осколка потратили много времени и сил на войны друг с другом и на утверждения, что они совсем разные. Поэтому если Темногорье чествовало Черномира как героя и возвращение хатуки было встречено положительно, то Чернодолье имело по этому поводу полностью противоположное мнение. А кроме того, Чернодолье вело вялотекущую войну с Эльфийским Королевством, и ему совсем не нравилось, что хатуки вели с эльфами переговоры. Король Чернодолья надеялся однажды самостоятельно сломить сопротивление Драйахгленн и завоевать остатки эльфийского королевства, и этим трофеем он не собирался ни с кем делиться, ни с северянами, ни с южанами. Ситуация с королевствами на дальнем западе была тоже не совсем ясна. Фьерваст – северо-западное королевство людей, чьи владения простирались дальше всех на север, почти до тех же высот, с которых начиналось Ырит’Юктэ, практически не имело дел с остальными королевствами южнее Великой Ледяной Стены, и поэтому невозможно было сказать, что они предпримут. С одной стороны, про жителей Фьерваста ходили слухи, что тысячелетия назад они смешивались с хатуки, и в их жилах до сих пор течёт кровь северян, а с другой стороны, в прошлой войне с хатуки они сражались на стороне «южан». Королевство Авлегсия, находившееся западнее Чернодолья и южнее Фьерваста, а также южные прибрежные королевства – Малискар и Вианея – и свободное гильдейское государство Толкреат тоже отнеслись к предложению хатуки без особого энтузиазма. Они не были заинтересованы в завоевании земель номадов, что лежали за великой пустыней, или же в вылазках в великую неизвестность, что лежала на востоке, за непроходимыми горами. Так зачем им присоединяться к чужому королевству и платить им дань, если им и так неплохо жилось? Что же касалось угрозы с севера, то особенно южные королевства не слишком волновались по этому поводу: между ними и северянами находилось несколько королевств и, если повезёт, то хатуки до них не смогут даже дойти. Поэтому пока что они сохраняли нейтралитет, впрочем, как и королевство краснолюдов. Краснолюды пока ещё зализывали раны, полученные во время последней войны с Белогорьем, закончившейся двести лет тому назад. Правда, Фиах был уверен, что как только им представится возможность, они не преминут всадить нож в спину своим соседям и захватят наиболее богатые рудами земли.

Настоящие сложности создавали восточные королевства людей – три государства, которые возникли на руинах бывшего Белого Королевства, и юго-восточное королевство Тушталай. Последнее было больше занято своими морскими завоеваниями и торговлей, ходили даже слухи, что оно создало колонии на границах земель номадов, рассказывали также и какую-то чушь об исследованиях других «континентов». Поэтому Тушталай не вмешивался в дела остальных королевств, пока те не трогали его, но при этом обладал многочисленной, хорошо обученной и закалённой в боях армией, что делало его серьёзным противником. Светлолесье и Срединоземье вообще даже не рассматривали возможность союза с вождём северян. Хотя Белое Королевство и распалось после Великого Разлома и, как и в бывшем Чёрном Королевстве, между его осколками было несколько кровопролитных войн, их мифологии сходились в том, что именно хатуки были врагом, причём весьма опасным. Их саги всё ещё воспевали героев древности из Белого Королевства, которые противостояли завоевателям, и чьи статуи ещё стояли в древних городах, переживших и Великий Разлом, и различные войны. И, хотя оба этих королевства не отличались особым благородством в отношении своих врагов и соседей, они, тем не менее, странным образом были готовы биться до конца против древнего врага, который так неожиданно появился вновь. А кроме того, они не для того так долго боролись за «независимость» от бывшего королевского дома Белого Королевства, чтобы преклонить колено перед кем-то ещё. Конечно, была и другая причина: и Светлолесье, и Срединоземье захватили земли, ранее принадлежавшие Эльфийскому Королевству, и они знали о переговорах между хатуки и эльфами. Никто из них не горел желанием возвращать эти земли эльфам: в конце концов, они заплатили большую цену за эти земли жизнями своих рыцарей и пролили немало эльфийской крови, неужели почём зря?

Вот тут-то и пригодились эльфы-партизаны. Вождь хатуки хотел, чтобы они подготовили эти земли к вторжению северян, ослабили его будущего врага, обескровили его. Они должны были поднять на бунт ещё живших в тех краях эльфов, что часто было несложно, поскольку люди обращались с ними всё хуже и хуже; атаковать крепости и поселения людей и сеять панику; распространять слухи и дезинформацию о планах хатуки и о местных правителях. Сначала эльфийских партизан было немного, всего около двухсот или трёхсот. Все они были молоды и, в отличие от своего старшего поколения, скорее готовы были вмешиваться в дела не-эльфов – в этом смысле со времён принца Сейгхина ничего не изменилось. Они всегда нападали ночью, пользуясь людской боязнью нечисти, и всегда исчезали так же быстро и тихо, как и появлялись, в результате и получив прозвище: «Нечисть» – Тайбшиахи. Поначалу им сопутствовал успех: несколько эльфийских поселений на границе с Эльфийским Королевством действительно восстали и объявили о независимости от Светлолесья, с последующим обращением в Драйахгленн с просьбой о помощи и защите. В ответ на это регулярная эльфийская армия появилась так же быстро и тихо, как и «Нечисть», и границы Эльфийского Королевства слегка передвинулись на север. Карательные отряды людей, поспешно отправленные на замирение мятежников, были встречены эльфийскими сторожевыми постами, словно выросшими за ночь и укомплектованными магическими сторожевыми башнями, которые были одной из главных причин того, почему людям до сих пор не удавалось прорваться сквозь узкие горные проходы в Заколдованную Долину. После нескольких безуспешных атак отрядам Светлолесья пришлось повернуть вспять не солоно хлебавши, и между Светлолесьем и Эльфийским Королевством разразилась яростная дипломатическая война. Эльфы утверждали, что у них не было другого выбора, кроме как защитить свой народ, который постоянно страдал от притеснений, полностью игнорируя язвительные вопросы «что же они, в таком случае, так долго медлили?» И хотя король Светлолесья был взбешён, его армия не была готова к полномасштабной войне с регулярной армией соседнего королевства из-за пары ничего не значащих приграничных деревень. Что было хорошо, так это то, что первоначальный успех Тайбшиахов принёс им поддержку. К ним примкнуло множество новых бойцов из тех поселений, которым удалось вернуться в Эльфийское Королевство, и из тех, что пока ещё оставались под правлением людей. А вот плохо было то, что люди нанесли ответный удар по эльфам как в Светлолесье, так и в Срединоземье, которое всё больше беспокоилось, что и в нём могут подняться повстанческие настроения. Им конечно ни разу не пришло в голову попытаться разрешить дело мирным путём – после столетий отношения к не-людям как к гражданам второго сорта и разговоров о том, что эльфы несомненно приложили руку к Великому Разлому, поскольку их земли остались подозрительно нетронутыми, никто в здравом уме не стал бы учитывать их опасения и нужды. Если рассуждать по справедливости, то вряд ли постоянные убийства эльфов и ущемление их в правах могли поспособствовать развитию фанатичной преданности нынешним правителям в их среде, но люди считали, что чёртовы недолюди, к которым в зависимости от области относили всё, от лесной нечисти до эльфов, не заслуживали ничего другого. И поэтому люди отреагировали полным уничтожением особенно непокорных поселений и созданием гетто для не-людей, при этом не делалось никаких различий между эльфами и краснолюдами, как, впрочем, и гномами, и другими «странными» расами. Наиболее радикально настроенные считали, что не-людей вообще нужно уничтожать, как кикимор или троллей.

Лицо Фиаха окаменело. Он говорил себе, что не Тайбшиахи начали всё это: жизнь эльфов под правлением людей была нелёгкой задолго до того, как они начали вести против людей партизанскую войну. Но почему-то его собственные воспоминания о его разрушенном городе и убитых родственниках и друзьях всплывали в памяти каждый раз, когда он слышал про ещё одно уничтоженное поселение, оставляя гложущее сомнение в том, кто же действительно виноват в этих смертях. Резня не-людей провоцировала месть Нечисти, и если вначале они в основном атаковали лишь военные крепости и, нападая на гражданские поселения, старались минимизировать жертвы среди мирного населения, со временем ситуация вышла из-под контроля. Сложно было сдерживаться после увиденных изувеченных тел эльфийских женщин и детей в сожжённых поселениях, и со временем эльфы тоже становились всё более безжалостными: от убийств только солдат они скатились к убийствам и купцов и ремесленников… и их семей… Фиах вздрогнул, увидев отражение собственного взгляда в воде, и ударил кулаком по водной глади, разбив отражение и разогнав волны по поверхности. Во что он превращался? Разве мог он когда-нибудь подумать, что он, ребёнок, тогда едва избежавший смерти, превратится в такое же чудовище, что и те, кто пришли за его семьёй? Разве всё это стоило того, если цена была столь высока? Эльф сжал челюсти, и на его губах заиграла странная злая усмешка. Он вынужден был признать, что всё то время, которое он пытался жить нормально, забыть, что произошло – всё это время глубокие раны его души, его ненависть, тлели под цивилизованным обличьем, под спудом рассудка и совести. В глубине души он считал, что люди должны были быть стёрты с лица земли за всё то зло, что они причинили эльфам, все – и молодые и старые. Ужасы партизанской войны всего лишь сорвали эту его цивилизованную оболочку и усугубили его ненависть к людям. А кроме того – он снова провёл ладонью по воде – из-за зверств людей всё больше эльфов вливалось в отряды Тайбшиахов: теперь их количество приближалось уже к трём тысячам.

Фиах снова погрузился в размышления. Самую сложную задачу представляло Белогорье. Им по-прежнему правили гордые потомки королевы Милолики, и, согласно преданиям, в их жилах текла кровь легендарной королевы Драгомиры, а значит, и эльфийская кровь. Они всё так же считали себя «северным щитом». Более широкий проход сквозь Ледяную Стену выходил к их королевству, и, как и тысячи лет тому назад их предки, они были готовы заслонить собой остальной мир от угрозы с севера. Кроме того, здесь невозможно было разыграть эльфийскую карту, поскольку это было единственное королевство, в котором к эльфам относились так же, как и к людям. Да и та часть Эльфийского Королевства, которая теперь входила в состав Белогорья, присоединилась к нему добровольно – тогда, когда эльфам пришлось отступить под защиту хребтов, окружающих Драйахгленн. Было неясно, как отреагировала бы королева Белогорья, если бы Эльфийское Королевство захотело вернуть свои земли, подойдя к её границам, но пока что эльфы Белогорья считали её своей королевой и отказывались присоединяться к Тайбшиахам. Правда, и в этом королевстве не всё было безоблачно. Здесь тоже были свои влиятельные аристократические дома, которые, с одной стороны, стремились к большей власти, а с другой – опасались, что эльфы могут попытаться вернуть свои земли. Вдобавок в последнее время пошли разговоры, что во времена надвигающейся войны во главе королевства не должна стоять женщина. Фиах ухмыльнулся: это явно были происки хатуки, у которых только мужчины имели право становиться вождями. Что же касалось Белогорья, то там традиция женского правления уходила далеко в древность: по каким-то непонятным причинам со времени первой войны с хатуки все первенцы, а иногда и единственные дети, были девочками. Поэтому идея предпочтительности мужского правления для белогорцев была по меньшей мере странной, хотя её приверженцы подчёркивали, что именно король возглавлял армии Белого Королевства во время прошлой войны с севером, а также напоминали, что, с другой стороны, именно женщина, принцесса Милолика была не слишком удачлива в вопросах ведения войны. И всё-таки пока что Белогорье твёрдо стояло за свою королеву, а местные эльфы отказались с ним разговаривать и отослали его прочь. И вот сейчас он сидел в этих старых руинах – напоминании о древних войнах – и размышлял, что же делать дальше. Одним из очевидных решений была бы организация провокаций: нападения и на людские, и на эльфийские поселения в Белогорье, в надежде настроить их друг против друга и столкнуть королевство в гражданскую войну. Однако подобные мысли вызывали в нём внутренний протест. Одно дело – нападать на поселения людей в Срединоземье и Светлолесье, где эльфов притесняли, но совершенно другое – нападать на своих и платить чёрной неблагодарностью тем, кто относился к его народу по-справедливости. Кроме того, его всё больше раздражало то, как вождь-хатуки относился к своим эльфийским союзникам. Начиналось всё подчёркнуто уважительно, но было очевидно, что постепенно правитель Ырит’Юктэ всё больше стал рассматривать Тайбшиахов, как своих подданных, предъявляя им требования и иногда даже грозя своим гневом. Фиах нахмурился: это могло привести к осложнениям; может быть, всё-таки эльфийский король был прав в том, что не доверял хатуки?

Лёгкий топоток прервал его размышления. Он бесшумно поднялся и отступил в тень ближайшей колонны: хоть в Белогорье на него никто бы не напал лишь за то, что он эльф, будет лучше, если он останется незамеченным. Он с удивлением увидел, что у фонтана появилась маленькая людская девочка лет шести или семи. Какое-то время она радостно расплёскивала воду своими крохотными ладошками, а затем обратила внимание на розовые кусты, растущие вокруг. Она заприметила особенно красивый цветок и захотела его сорвать, но оказался для неё слишком высоко, даже когда она встала на цыпочки. Она предприняла несколько бесплодных попыток, забавно пыхтя от усердия, а затем вдруг замерла на месте с широко раскрытыми глазами. Фиах понял, что она его заметила. Несколько секунд они смотрели на друг друга, а потом девочка вдруг широко улыбнулась и сказала «lе do thoil»[2], показывая на цветок. Фиах вздрогнул – эта странная девочка не только не испугалась его, но и обратилась к нему по-эльфийски. Хотя поскольку она сказала лишь одну фразу и только показывала на цветок, она видимо не знала больше. Затем он вспомнил, что он всё-таки находится в Белогорье, эта девочка не знала, кто он, и у неё не было причин бояться эльфов. Что-то в её ярко-синих и невинных глазах заставило его судорожно сглотнуть, он сделал несколько шагов, сорвал цветок и с едва уловимой, вымученной улыбкой протянул его девочке.

– Gorai mait[3], – поблагодарила она его и снова улыбнулась.

Эльф изучал её несколько растерянно. Его прежние сомнения вновь вырвались на поверхность – если на свете был такой маленький ангелочек, который не испугался чудовища, которым он стал, может, ещё есть надежда? Прежде чем он успел сказать себе, что она его не боится лишь потому, что не знает, на что он способен, он услышал голоса.

– Мечи, Мечи! – с беспокойством кричала женщина, – Мечи, где же ты?

Девочка хитро улыбнулась и приложила палец к губам, призывая его молчать. Затем она взяла его за руку, и они оба спрятались за колонной, у которой он стоял до того. Мгновение спустя богато одетая женщина заглянула в узкий проход между розовыми кустами и окинула взглядом фонтан.

– Мечи, ты здесь? – позвала она и, не получив ответа, заторопилась дальше.

Девочка хихикнула и отпустила его руку, снова залюбовавшись цветком и полутанцуя вокруг фонтана. Фиах наблюдал за ней со смешанным чувством. Дочь даойне[4], его врага, столь невинная и открытая к миру, ещё не ведающая о его опасностях. Он сжал челюсти. Да будь проклят вождь хатуки! Он не станет участвовать в разрушении этого королевства. Девочка повернулась и посмотрела на него, что-то в его взгляде заставило её посерьёзнеть. Она какое-то время размышляла, потом подошла к нему и пристально посмотрела ему в глаза. Затем она улыбнулась и невероятно царственным жестом протянула ему цветок. Фиах полуусмехнулся-полувсхлипнул от умиления: девочка вела себя как благородная дама, одаривающая своего рыцаря. Он осторожно опустился перед ней на колено и с лёгким поклоном головы принял цветок. Вдруг они снова услышали голоса.

– Мечи! – панически кричал уже знакомый женский голос, – девочка, где же ты?

– Как ты могла её потерять? – с недовольством спросил мужской голос.

– Ты же знаешь, какова она: в одно мгновение была рядом, а в следующее – её и след простыл! – пыталась оправдаться женщина.

Эльф с беспокойством посмотрел в сторону приближающихся голосов, девочка слегка похлопала его по руке, словно поняв, что он хотел остаться незамеченным, снова прижала палец к губам, затем помахала ему на прощанье и выбежала из кустов.

– Мечи! Вот ты где!! – с облегчением сказала женщина. – Где же ты пряталась?

– Я не пряталась! – ответила девочка звонким серебристым голосом, – Я играла у фонтана и не слышала, что ты меня звала!

– Но… – запнулась женщина, – но я же там смотрела, я не… Ну, теперь это уже не важно, нам пора обратно, моя маленькая принцесса.

Фиах дождался, пока голоса стихли вдали, затем поднялся и посмотрел на розу в руке. Эльф из Нечисти положен в рыцари маленькой человеческой девочкой. Он усмехнулся и после секундного сомнения прикрепил цветок к отвороту кольчуги. Его дела здесь были завершены, эльфы Белогорья не были заинтересованы в его партизанской войне, а он не был заинтересован в том, чтобы обратить в ад эти земли.