Читать книгу Соло под аккомпанемент белой флейты - Нэлли Журавлёва - Страница 4

Оставив на кухонном столе записку, о том, что может задержаться в городе и переночует у тети, Наташа поехала утренней, семичасовой электричкой: она считалась рабочей, ее никогда не отменяли.

Уютно устроившись в углу возле окна на свободной скамейке, Наташа сняла сапожки, и приняв удобную позу, поджав под себя ноги, открыла карманный томик стихов.

В вагон зашел «крутой», выхоленный сноб, со сверкающим белизной воротничком, в черном, длинном, из дорогой ткани пальто, без головного убора.

Напротив Наташи было свободное место, сноб быстро узрев его, сел, предварительно приторно вежливо спросив: «Разрешите?», на что Наташа равнодушно пожала плечами. Но сноб равнодушия не понял; беззастенчиво уперся в Наташу взглядом. Потом ему, видимо, захотелось общения, и он ничего умнее не придумал, как спросить:

– Читаете?

Наташа уколола его взглядом: мол, неужели не видно.

– Интересно?

– Очень, – язвительным тоном ответила девушка.

Ее раздражало черное пальто, холеное, гладкое, «сытое» лицо. «Банкир, наверное, какой-нибудь, или бизнесмен, или бандит, – подумала она. Для нее все эти понятия были равнозначны. «А руки какие белые, и ногти, как отполированные, а может, под лаком…», – подумала девушка.

Сноб на какое-то время замолчал, потом снова заговорил, будто обращаясь вовсе не к ней:

– Мир тесен … («Кого-то убрать захотел, чтоб тебе просторнее было?» – мысленно отреагировала Наташа) Не знаешь, где можешь когда-нибудь столкнуться с человеком, которого когда-то проигнорировал. Однажды в Лондоне («Ого, в Лондоне?!») мне пришлось повстречаться с нашим, русским. («С каким это вашим? – Новым русским?») Я совсем не предполагал его когда-либо встретить, настолько наше знакомство здесь в России, было случайным и мимолётным, но! – он поднял указательный палец кверху – запомнившимся. Господин этот («Хм, господин!») оказался таким интересным и нужным человеком («Главное – нужным» – снова хмыкнула про себя Наташа), что мы уже не могли обойтись друг без друга. Мы и сейчас дружны («Интере-есно: вы знакомы и с таким понятием, как дружба? Может, ещё знаете, что такое любовь к ближнему?»).

– Что вы делали в Лондоне?

– У меня там были важные дела.

«Ясно, – подумала Наташа, – пристраивал наши денежки в лондонском банке». А вслух сказала:

– Что же, там по Лондонам разъезжаете, а здесь электричками не брезгаете?

– Не брезгаю, – улыбнулся сноб, – езжу навещать маму.

– У вас и мама есть?

– Есть, как у всех, – рассмеялся сноб.

– Что же вы свою маму не пристроите где-нибудь в своем Лондоне?

– Моя мама не хочет быть пристроенной ни в чьём-то Лондоне, ни в Москве, ни даже в нашем городе. У неё есть домик в деревне с русской печкой, банькой и огородом. Она хочет жить там и копаться на своих грядках. А дороги в деревню, кроме железной, нет.

– Возьмите, да постройте.

Сноб продолжал широко улыбаться, Наташа не выдержала:

– Что вы все улыбаетесь? Я такая смешная?

– Нет, что вы! Вы совсем не смешная… вы очень красивая. И занозистая. И, наверное, умная.

– Почему это – наверное? Может, я действительно умная.

– Не возражаю.

Он всё так же улыбаясь не сводил с Наташи глаз, отчего ей было и приятно, и вместе с тем неуютно: хотелось что-то поправить на себе, изменить позу, не допустить ненужного выражения на лице. Еще полгода назад она решила поступать в театральный: руководитель школьной самодеятельности прочил ей большое будущее. Но сейчас она вдруг почувствовала себя бездарной. «Что ни делается, все к лучшему, – подумала она, – у меня голос, причем редкий, и с ним моя дорога к славе будет короче. И придёт время, когда такие, как этот сноб будут преподносить мне роскошные букеты цветов и надеяться на мое благосклонное к ним отношение. И им, таким, будет стыдно вспоминать, как они когда-то воспринимали её не всерьёз».

– И куда же вы так рано направляетесь? – снова заговорил сноб.

– В консерваторию, – подняв подбородок, ответила Наташа.

– Очень мило. И что же вы там будете делать?

– Петь. А вам какая разница?

– Вы правы, никакой. Но у меня там есть большой друг, профессор Богатова.

Часто в пути завязывается разговор с человеком, с которым вряд ли придётся ещё столкнуться. Сноб говорил и говорил, о погоде-о природе, а Наташа будто язык проглотила. В голове её лихорадочно металась мысль: «Прав он: мир тесен. Хорошо, что он не знает меня, а то доложит своей Богатовой. А ничего хорошего не жди, если с самого начала в консерватории, в которой вдруг придётся учиться целых пять лет, обо мне кто-то будет думать плохо. Неизвестно еще что это за Богатова. Вдруг какая-нибудь желчная кикимора».

В этот момент в вагон вошли двое: джинсовые девушка с парнем. Парень заиграл на флейте, девушка запела. Казалось бы, явление заурядное: в электричках не только торгуют разной разностью, но и постоянно то поют, то играют на всевозможных музыкальных инструментах. Люди к такому явлению давно привычны и чаще всего никак не реагируют. Но эти двое своим репертуаром и исполнением вызвали оживление среди пассажиров, и когда шли по проходу в следующий вагон, парень, с благодарностью раскланиваясь, не успевал подставлять шапку не только под звонкие монеты: кое-кто, у кого кошелек потолще, особо расчувствовавшись, протягивал хрустящие купюры.

Сноб положил в шапку парня сотенную бумажку, отчего тот, удивлённо подняв брови, благодарным жестом приложил руку к сердцу.

Наташа сузила глаза и полувопросительно произнесла:

– А вы щедры. Вам понравилось, их исполнение?

– А почему нет? У девушки чудный голосок, а звук флейты мне вообще нравится. Но я думаю, не от хорошей жизни они с шапкой в руках подаяния просят. Вы бы стали ради подаяния петь в электричке?

Наташе тоже понравилось исполнение, но она дёрнула плечом:

– Я? – от возмущения у Наташи затрепетали тонкие крылья носа. – Никогда! Лучше умереть.

– Не стоит зарекаться. Жизнь – штука коварная. Но, честное слово, я вам этого не желаю.

Когда стали подъезжать к городу, уже на выходе, сноб вручил Наташе визитную карточку:

– Возьмите это, милая девушка, вдруг пригодится когда-нибудь. Как вас зовут?

– Наташа…

– Хорошее имя, и вам оно идёт. Наташа… Натали… Прекрасное имя, – повторил он, и уже при выходе добавил, – а Пушкина читайте, Пушкин в электричке – это просто замечательно!

На визитке, поданной «снобом», значилось – «Родионов Андрей Николаевич». И ещё – «Вице-президент ООО» … и телефоны, и факс…

«С ума сойти! – подумала Наташа, – а я так грубо с ним разговаривала! Надо извиниться. Срочно!». Но Родионов уже исчез из виду.

Наташа была в растерянности. И не мудрено: ехала в областной центр на разведку в театральный институт, в тайной надежде позвонить импресарио. Зорин Вилен Захарович – значилось в визитке. Это была первая в жизни Наташи подаренная визитка, сулившая большие перспективы. Сказал же он: «Вам, принцесса, нужны другие сцены, электрички – не для вас». Принцессой назвал. Наташа уже видела себя на большой, столичной сцене. А может… Кто знает? Может, и Париж… Вот мама была бы счастлива! А сегодня… Надо же! Ещё и второй сюрприз. Бывает же так! Этот крутой бизнесмен подарил свою визитку. Вице-президент… Сказал, что может пригодиться… И связи-то у него какие, связи! В консерватории! Профессор. Богатова. Вот бы узнать, что за Богатова. Сейчас только забегу к теёте Варе и сразу… у неё же телефон.

Варвара Степановна, тётя Варя, собиралась на работу, когда в дверь позвонила Наташа.

Удивившись и обрадовавшись неожиданному приезду племянницы, тётя Варя посокрушалась, что ей никак невозможно не пойти на работу, придётся Наталичке самой себя пообслуживать, покормиться тем, что есть в холодильнике, а уж она постарается прийти пораньше. Договорится со сменщиком, у них же на работе радиотелефоны выдают. Так что… уж тогда-то устроят они с Наталичкой пир горой ради встречи, давненько уже не виделись.

– А сейчас всё. Побежала, побежала, милая. Никак нельзя опаздывать, сейчас не советские времена, чего доброго и работу потерять можно.

Оставшись одна, Наташа сразу кинулась к телефону… и застыла. «Нет, так сразу нельзя. Чего доброго, посчитает за нахалку какую-нибудь. Подожду. Да он, наверное, так рано на работу не ходит… А по домашнему телефону звонить и вовсе неудобно: не подружка ведь».

Убедив себя, Наташа пошла в ванную. Но у неё не хватало терпения тянуть со звонком. Наспех ополоснувшись, накинув на себя огромный тётушкин халат, Наташа начала набирать номер телефона Родионова, и набрав последнюю цифру, тут же бросила трубку на рычаг: «Лучше чай поставлю. Приличные люди всё-таки так рано не звонят».

Проходя мимо зеркала, Наташа задержалась, туго обтянула себя халатом и с удовольствием отметила: «А всё-таки правда, я красивая… Интересно, сколько ему лет… Наверно, тридцать. Или сорок… или больше? Ну и что? «Любви все возрасты поко-орр-ны-ы» – пропела она.

Поставив на газ чайник, Наташа села за стол. «Господи, ну как же медленно ползёт время, стрелки будто привязанные», – она поднесла будильник к уху, часы исправно тикали… Терпенье у Наташи иссякло, она набрала номер домашнего телефона Родионова, решив: «Ну и что, если вдруг жена подойдёт? Я же по делу, не просто так».

На другом конце провода трубку взяли сразу, как будто стояли рядом и ждали звонка:

– Алло… алло, я вас слушаю… алло…

Родионов кричал в трубку, а Наташа почему-то подумала: «А вдруг у него нет жены?»

– Это я, Наташа… Вы мне говорили…

– Алло, вас плохо слышно…

– Это я, Наташа! Вы мне в электричке визитную карточку дали.

– Натали?

– Извините меня… Я вам нагрубила, кажется.

– Вас очень плохо слышно? Скажите ваш номер, я перезвоню.

После первого же зуммера Наташа лихорадочно схватила трубку.

– Алло… Кажется, сейчас нормальная слышимость. Я вас внимательно слушаю, Натали?

Наташе показалось, что он снова улыбался чему-то. «Наверное, считает меня бесцеремонной и деревенской дурочкой», – подумала она.

– Я просто хотела извиниться перед вами. Я была невежлива. Просто…

– И только-то? Ничего страшного. Не волнуйтесь. Извините, я спешу. Желаю успехов.

И всё! И ничего больше! – Наташа сникла: «Ну, зачем? Зачем я так поторопилась позвонить? Второй раз уже будет неудобно. А он сам… нет, нет… Зачем я ему? Я же для него обыкновенная провинциалка, к тому же грубиянка. Чего можно было ожидать от незнакомого человека? Важная птица? Визитку подарил? Ну и что? Увидел, что красивая, вот и поддался настроению»

Наташа поехала в театральный институт, не в консерваторию. «Я ведь только узнать условия приема, – оправдывалась она перед собой за свое непостоянство. И какая разница? И там, и там – на сцене. И времени до приёмных экзаменов ещё вагон и маленькая тележка. Можно и туда и сюда попробовать». Но у самого входа замедлила шаг и повернула обратно: «Хоть посмотреть, что за подружка такая у него – Богатова эта».

Оказавшись в вестибюле консерватории, Наташа вдруг заробела: было такое чувство, будто она попала в храм. Не портили впечатления ни обшарпанные колонны, ни хромоногое, облупившееся зеркало, возле которого девицы сорили волосами.

Из вестибюля вверх поднималась широкая лестница. Наташа решила подняться по ней, в надежде на счастливую случайность в поисках профессора Богатовой – табличку с её фамилией на дверях, что ли. Вскоре она поняла, что занятие это бессмысленное, можно потерять день и вернуться ни с чем. Спросить было не у кого: Все кучковались стайками, бурно обсуждая свои проблемы, куда-то спешили.

Ей повезло, в коридоре у окна одиноко стоял парень. Правда, слово «парень» ему не очень подходило, скорее, подошло бы «юноша» или совсем старомодное – «молодой человек»: что-то чересчур интеллигентское было в его внешности. Невысокого роста – видимо, от того с чересчур прямой осанкой, с внушительной шевелюрой тёмных, волнистых волос, с откинутым назад затылком, отчего подбородок его поднимался кверху, он производил впечатление большой знаменитости. У него было мужественно красивое еврейское лицо.

Поравнявшись с ним, Наташа спросила: «Вы не знаете, как найти профессора Богатову». Тот вскинул брови и, будто обрадовавшись нечаянной встрече, произнёс: «Я как раз её жду. Это её класс, – он показал подбородком на двери напротив. – Мне сказали, она должна подойти. Если хотите, подождём вместе».

Познакомились. Его звали Константин Вайсер. Учился он на третьем курсе композиторского отделения.

– У Богатовой? – спросила Наташа.

– Нет. Муза Архиповна ведёт вокал.

– Зачем тогда к ней?

– Я отдал ей свою музыкальную композицию для двухголосия с фортепиано. Надеюсь, что она поможет с голосом. Мужской у меня есть – Олег Чурсин из музыкального училища.

– А для чего это?

– Что? Композиция? Планируется конкурс «Молодые таланты».

Когда Вайсер узнал, что Наташа ещё школьница и собирается поступать в консерваторию, на вокальное отделение, что у неё редкий голос – контральто, глаза его залучились.

– Можно послушать? – спросил он.

– Не здесь же, – развела руками Наташа.

– Да, конечно. Жаль, класс закрыт.

Богатова, наконец, появилась. По выражению лица Вайсера Наташа сразу поняла, что это именно она. И душа её затрепетала от непонятной радости: совсем не такой представляла она профессора Богатову – друга Родионова. Это была крупная, расплывшаяся, древняя старуха с голосом, похожим на раскаты грома. Наташа сразу прониклась к ней горячим расположением, и ей уже было мало того, чтобы посмотреть и уйти. Хотелось заявить о себе, блеснуть своим талантом.

– Как вы считаете, – шёпотом спросила она у Вайсера, – можно попросить, чтобы она послушала меня?

– Конечно! – с жаром воскликнул Костя. – Муза Архиповна не откажет.

Старуха действительно не отказалась. И Наташа видела, как она удивлённо поднимала брови. А когда Наташа напела с листа, поданного ею, удовлетворённо не то крякнув, не то м-дакнув, спросила так, будто ответ ей вовсе не был нужен: «Где училась?». Потом, посмотрев на Вайсера, покровительственно произнесла: «Думаю это то, что тебе надо».

Наташа ушла уверенная в том, что дорога к славе ей открыта.

Из консерватории Наташа вышла вместе с Костей. Он вызвался проводить ее до дому.

Всю дорогу, не смущаясь прохожих, Костя наизусть читал незнакомые ей стихи древних классиков. Польщённая тем, что еще не поступив в консерваторию, уже, кажется, осела в сознании Богатовой, преподавателя по вокалу – профессора! – и пользуется вниманием будущей знаменитости – без пяти минут композитора, Кости Вайсера, и даже будет участвовать в конкурсе «Молодые таланты», она решила, что с пользой для себя использует ситуацию. В глазах Вайсера она видела интерес к ней гораздо больший, чем, как к исполнительнице сольного номера в его композиции. «Нельзя допустить, – думала она, – чтобы этот интерес пропал. У каждой великой певицы, всегда есть свой композитор».

Наташа и не заметила, как дошла до своего подъезда. Она остановилась.

– Вы здесь живёте? – спросил Костя.

– Здесь живет моя тётя.

– Почему вы не домой?

– Мой дом далеко, на электричке надо ехать. Сегодня переночую у тети, а завтра домой поеду.

– А как же заниматься?

– Можно я буду приезжать по субботам и воскресеньям? От школы меня никто не освободит. И так субботу придётся пропускать.

– Сегодня четверг.

– Да. Решила прогулять. Может, обойдётся без головомойки.

– Значит, послезавтра увидимся? – Костя взял руку Наташи и поцеловал. – А на каком этаже ваша тётя живет?

– Тётя Варя? Вон окно, на третьем этаже, с голубыми шторами.

Костя, ещё раз приложившись губами к руке Наташи, попрощался.

У тёти Вари вкусно пахло пирогом. С капустой. Любимый Наташин пирог.

– Ой, моя дорогушечка, тётичка Варичка! У меня сегодня такой день! – Наташа кинулась на шею тётушке и расцеловала её в мягкие прохладные щеки, – такой день! И еще пирог в придачу! Покайфуем!

Сев за стол, она сразу сообщила самую важную новость:

– Теть Варь, сегодня утром в электричке ко мне подсел такой весь из себя важный… в чёрном длинном пальто…

– Священник что ли?

– Сама ты священник, тётя Варя… такой важный чин – ни за что не догадаешься… Сказать? Президент ООО! Он сказал, что я красивая и визитку свою дал, чтобы я позвонила.

– Ну?

– Я и позвонила.

– Поди ж, ты! Смотри, красавица, голову не потеряй. Красота-то без царя в голове беду приносит. А красивая ты, правда, – не отнимешь. Не кружи только людям голову своей красотой, красота-то она приглядится, а ум пригодится.

– М-м, тёть Варь, как все замечательно.

– Да ты, поди, и не слушаешь меня вовсе, Наташенька

– Слушаю, тёть Варь, слушаю, не буду кружить. Мне и некогда будет… Между прочим, я сегодня прослушивалась у его друга – профессора консерватории Богатовой. Она меня похвалила. И я буду участвовать в конкурсе молодых талантов. – Наташа с удовольствием потянулась. – Представляешь, стану я знаменитой… афиши везде с моими портретами…

– Ишь, куда тебя понесло. Не хвастай на рать-то едучи. В уме держи, да помалкивай, оно так-то вернее будет. А хвастливо-то слово гнило. Поступи сначала в консерваторию эту, а потом уж…

На другое утро первой электричкой Наташа поехала домой. В школу она успела только к третьему уроку. И триста раз покаялась: химичка с возмущением вращала глазами, – не нравилось ей, что по классу в разных направлениях ходили записки, – потом взорвалась:

– Калистратова! Ты что решила дезорганизатором сегодня поработать? К доске!

Пришлось схватить трояк. В планы это никак не входило, и Наташа решила больше не забываться: все разговоры потом, после школы.

Про консерваторию и конкурс знал уже весь класс. Всем было интересно, поэтому домой Наташу провожала довольно приличная толпа. Женя Долганов со сведёнными бровями шагал в стороне.

– Женичка, ты что же потерялся? Иди сюда.

– Ха! – Женичка… Сейчас у тебя этих Женичек знаешь, сколько будет!

– Петров, ты опять?!

Когда дошли до Наташиного дома, остался один Женя. Вид у него был насупленный. Наташа смотрела на него и удивлялась себе, – как она могла целоваться с ним? Дутыш, ревнивец, главное – без причины. Нет, он, конечно, самый умный в классе, кто с этим спорит? И… – дальше её мысли обрывались.

– Женичка, ну, что ты все дуешься, это я должна дуться.

– Ты-то на что?

– Зачем ты всякие хамские слова говоришь? Так не долго и до мата…

– Не всякие, а «лапать». Потому что я не хочу, чтобы ты позволяла себя лапать.

– Ну, вот видишь, ты опять. Так ведь можно и разбежаться. От любви до ненависти один шаг. А мне бы очень не хотелось, чтобы между нами возникло какое-то непонимание. Женичка…

– Да не Женичка я, не Женичка! Меня Евгением зовут! И хватит уже рисоваться! Думаешь, я не вижу? – он убежал, не простившись.

«Фу, как глупо, ну ничего, еще покаешься, бегать за мной будешь», – подумала Наташа.