Читать книгу Подъём в бездну - Нестор Чернов - Страница 2

Очень не вовремя задремал. Глаза открыл, когда уже падал. Упаковки для оборудования – короба, сбитые из досок и фанеры – посыпались, как костяшки домино. Я, сидящий на торце одного из коробов, так же падал. Перед глазами вырос деревянный край, от резкого удара онемела и сразу же отозвалась болью щека, заныло в шее, из глаз выдавило невольную слезу. Вскочил, чуть не упав при этом ещё раз – зацепился штаниной за выломанную доску. В том месте, где я приложился головой, остались на доске пара капель крови. Из рассечённой скулы по щеке медленно поползло тёплое. Чёрт, и наушник вылетел, разбился.

Я попал. Очень сильно захотелось просто исчезнуть. Навыком телепорта я, к сожалению, не обладаю, а единственная незапертая дверь ведёт к длинному коридору, и эта дверь вот-вот откроется. На шум прибежал директор и несколько девушек из отдела логистики. Подошёл вплотную.

– Совсем охренел? Это что такое?!

– Задремал… – растерялся, и не нашёлся сказать ничего, кроме правды.

– Посмотрите на него, на ходу спит!

Хоть я плохо вру, да и ошеломление не располагало к максимальной эффективности мыслительного процесса, всё же догадался не говорить, что сидел на товаре. Молча уставился в пол.

– А ты чего так долго? – накинулся уже на охранника, – ты первый должен был прибежать и проверить, что за шум.

Не дождавшись ответа, продолжил:

– Разберите тут. Всё разбитое припишу к твоему штрафу.

Девчата поглазели ещё немного и вышли вслед за директором.

Сходил за монтировкой, начал разбирать первый короб. Посмотрел на охранника. Тот притащил откуда-то стул, достал электронную сигарету и затянулся. Подумал сначала намекнуть, что это дело поручили обоим, да и не так уж и много дел у охранника, чтобы устать до полного изнеможения. Блюститель порядка и спокойствия молча наблюдал, изредка затягивался, выпуская клубы пара. Да ну его… Досада на себя, или на него? Раз уж не помогает, валил бы обратно на пост. Хочет посмотреть, разбилось ли что-нибудь? возможно. Но причина скорей не в служебном рвении, а в праздном любопытстве. Нет, досада больше на себя. Мне нет дела до бездельника, злюсь потому, что промолчал. Казалось бы: раз всё равно, зачем что-то говорить? Ан нет, мысль появилась, за ней мерзкое чувство мнительного страха. Аккуратно поднял деталь, прислонил к стеллажу. Вроде не помято. Охранник даже не подошёл посмотреть. Разобрал ещё два короба, содержимое так же было целым, никаких вмятин или трещин. Охранник лениво встал, убрал стул за стеллажи, но осматривать не стал, просто стал возле меня и прислонился к полкам. Вот ведь холера экстрасенсорная! Сразу же после этого вошёл директор. Хотя, какая мне разница, никаких замечаний по поводу того, что охранник ковыряется в носу, всё равно не последовало бы.

– Ну что?

– Вроде целое.

– Вроде? – Криво усмехнулся, осмотрел каждую деталь, – повезло тебе, иначе пару месяцев работал бы бесплатно, а так вычту только за упаковку.

Выжидающе смотрит. А что я могу сказать? Ничего. Вот и молчу.

– Ладно, упакуешь завтра, сейчас я открою дебаркадер, примешь груз. Только умойся сначала.

Увлекательное занятие – гвоздодёром работать, так увлёкся, что не заметил, как кровь стекла до подбородка и испачкала ворот робы.

В туалете смыл присохшую кровь, осмотрел в отражении вспухшую скулу и сказал вслух:

– Критический удар. Вы потеряли 1 очко здоровья. Отличный получился синяк! А шрамы будут привлекать внимание противоположного пола на вечеринках.

Мыло слегка пощипывало, зато синяк на глазах рассосался, а небольшой шрам порозовел и покрылся матовой плёнкой. Не нравятся мне эти аптечки, да и на медицину, в общем, у меня был особый взгляд, но мне сейчас с людьми разговаривать, нужно прилично выглядеть. Неохота получать от директора лишние замечания.

Остаток рабочего дня прошёл как обычно: скучный приём груза, сдача смены. Долгая поездка на подвижной дорожке, затем подземка. В метро два смуглых гостя столицы с богатой растительностью на лице долго на меня смотрели, менялись редкими фразами и громко смеялись. Нет, я не расист и не скин, ничего не имею против иностранцев. Люди все разные, всё зависит от воспитания. Или нет… Всё зависит от того, что показывают по ящику, и как часто человек добровольно садится перед мозгополоскателем. Вон взять братского нашего соседа. Ярые нодовцы, заходясь пеной, будут винить Заболотную янки-родину, забыв о великой мудрой политике своего государства. К чему бишь я вёл? Ах да, этническо-демографические проблемы. Я могу, конечно, ошибаться, но виной всему бестолковость и жадность. Люди из бедных стран приезжают в белокаменную в поисках лучшей жизни. Там, наверху, решили, что запреты это как раз то, что нужно этой стране. С каждым годом ужесточаются законы, появляются новые поправки. Простому работяге нужно собрать кипу макулатуры, отстоять пару километров очередей, потратить деньги, которые ещё не заработал, и всё ради того, чтобы получить разрешение махать метлой четырнадцать часов в сутки. С каждым годом множатся не только запреты, но и паразиты, любезно предлагающие получить нужные бумаги быстро и очень дорого. Вчерашние честные работяги стали ненавистными нелегалами. И нечему удивляться процентному соотношению в криминальных сводках. Те, кто не решался обойти закон, оставались дома. Те, кому закон не писан, оседали в крупных – и не очень – городах… или я чего-то не понимаю? Ну даже не пахнет такая политика хитрым планом.

Когда я вышел из подземки, уже смеркалось, начали моргать фонари.

– Девушка, а девушка! – и ржание.

Гопники? Куда же без них. Не оборачиваюсь, шагаю дальше. Никакой фантазии! Если хотели задеть, достаточно как можно громче объявить, что Цой мёртв, или что попса рулит, а русский шансон – лучший шансон в мире. Тянусь к внутреннему карману, отстёгиваю заклёпку, вынимаю руку, продолжаю идти. Сердце начинает немного быстрее гнать кровь по венам. Ошибочка вышла: парочка, что глазела на меня в метро, обогнала и преградила путь.

– Слушай, брат, а почему ты волосатый, как девушка?

Наклонил слегка голову, набычил взгляд, подождал, пока стихнет ржание:

– Вам чего?

– Друг, дай полтинник, не хватает на пиво.

Сердце глухо бьётся, противно вспотели подмышки. Прочистил горло, чтобы голос не оказался предательски дрожащим:

– Вам железо подойдёт? – чёрт, всё же проскочила лёгкая дрожь. Хотя, для данной инсценировки в тему, но выдержку стоит потренировать.

Парочка переглянулась, довольно усмехнулась. Я не стал ждать ответа, потянулся к внутреннему карману. Пусть думают, что я совсем обделался и готов им всё выложить. Крепко сжимаю железо, кустарно обмотанное медицинским пластырем, стараюсь поправить чехол, но он всё равно цепляется, и когда я медленно достаю руку из-за пазухи, ножны падают на землю. Парочка оторопела, ухмылки сползли с бородатых лиц. Секундное промедление, и удивление сменяется злобными взглядами. Я ещё крепче сжал рукоять, наклонил голову ещё ниже, полагая, что так буду выглядеть немного грознее.

– Кто первый? – На этот раз голос не подвёл, прозвучал приглушенно и почти спокойно, как если бы я поинтересовался, кто последний в очереди за хлебом. Адреналин ударил по голове, тридцать сантиметров рессорной стали в руке придали немного уверенности, но в то же время я боялся, что один их решительный шаг надломит мой настрой.

Не выпуская противников из виду, присел, подобрал ножны. Что теперь? Стоять, дожидаясь их ответного шага? Не думаю, что полезут, скорее, просто почешут языками, чтобы не потерять лица, и уйдут. Второй вариант – задавить их. Медленно и молча идти на них, заставить спасовать, сделать шаг назад. Можно спокойно вложить сталь в чехол, спрятать в кармане. Причём, не сходя с места, чтоб у них на виду. А потом развернуться и уйти. Рискованный вариант. Могут навешать люлей сразу же, как только спрячу оружие, могут немного зависнуть, но догнать. Так или иначе, нужно поскорей что-то сделать.

Все эти мысли пронеслись в один миг. Или чуть дольше? Во всяком случае, искатели приключений пока не сдвинулись с места. Выждал ещё пару ударов сердца. От напряжения оно стало стучать ещё реже, удары глухо отдавались в ушах. Наконец движение. Один отошёл в сторону, сказал что-то второму. Оба перешли проезжую часть и стали на противоположном тротуаре. Я не стал играть в Рембо, не помчался на них с гиком. Выпрямился и, не сводя с них глаз, пошёл. Пятиться не стал, но и поворачиваться к ним спиной не решался, с десяток шагов прошёл, медленно поворачивая голову. За мной не пошли, топтались на месте, сверкая злобными взглядами. Чтобы не свернуть себе шею – я всё же не сова – повернул голову и стал смотреть перед собой. Один из парочки не выдержал, крикнул что-то насчёт отсутствия у меня мужского достоинства. Не обернулся, лишь оттопырил на правой руке палец и вместе с тесаком поднял высоко над головой. Взрыв брани, но топота ног не последовало, значит ещё стоят. Так-то сволочи, давитесь пеной. Спрятал нож, когда завернул за угол. Тут сердце будто с цепи сорвалось – бешено заколотилось; ноги слегка обмякли, спина мгновенно взмокла. Рванул, оставил позади пару домов. Изредка оборачивался: вдруг всё же решат догнать. Ещё раз осмотрелся, перед тем, как зайти в подъезд. Не дожидаясь лифта, перескакивая через две ступеньки, добежал до двери квартиры. Несколько раз промахнулся ключом, наконец открыл, точнее рванул на себя дверь, заскочил внутрь, захлопнул. Сел, прислонившись спиной к обувному шкафчику. Дурак, дурак! Трус! И зачем было бежать? Никто же не гнался! Врезал по шкафчику затылком. Немного попустило, встал и громко засмеялся:

– А теперь не забыть бы сохраниться!

Хохотнул ещё раз, начал стягивать одежду. Лёгкий мандраж продолжал бить мелкой дрожью. Достал нож из кармана, прежде чем повесить куртку на гвоздь, поплёлся в комнату, плюхнулся на любимый диван. Освободил лезвие из самодельных ножен.

– Радость ты моя!

Впервые обнажил его против человека. В походе – вещь просто незаменимая: веток нарубить, консерву открыть. Не сомневаюсь, что и плоть с костями не устояли бы под его весом, но я же не маньячина какой, чтобы проверять. Конечно, иногда воображение по-детски наивно рисовало картины, на которых я, аки бравый молодец, стерегу покой спящего города. Воры и насильники дрожат перед моей тенью. В руке – мой верный спутник. От одного лишь взмаха враги разлетаются в стороны. Но в этих сценах нет крови. Не то чтобы я был ярым пацифистом, порой я даже думаю, что это не любовь к ближнему, а банально – страх и слабость духа. Могу ли я вообще переступить черту? Когда попробую – узнаю. Но я не спешил заглядывать за эту дверь, пороков у меня и без того валом. Оружие придаёт каплю уверенности, но я прекрасно знаю, как это глупо. В один миг я могу остаться без него, а в следующий – он уже у моего горла.

Да брось! Сегодня он тебя выручил, так что не гунди.

Тело полностью успокоилось, дыхание не частило и сердце никуда не торопилось. Ещё немного полежал, глядя на пятна на потолке. Надо бы пойти что-нибудь себе приготовить, сходить в душ. Но ничего этого не хотелось. Сейчас я просто немного поиграю, заслужил. Это был слишком насыщенный день для моего серого существования.

Присел на диване. По-иг-рать… да, очень хочется расслабиться. Понимаю ведь, что можно провести вечер с толком, и знаю, что стоит мне сесть на стул или нацепить очки и прилечь на диван – всё, пропал. Всё, о чём думал до этого, покажется настолько неважным, что я вовсе забуду, что нужно помыть накопившуюся посуду, прибрать в доме, постираться; забуду, что голоден. Про раскрытую недочитанную книгу, страницы которой покрылись приличным слоем пыли, так вообще промолчу. Тогда, кажется, соседи ремонт делали, что-то сгорело в щитке, и все выходные я провалялся на диване с давно купленным на барахолке томом. Эх, свалить бы в глушь, и горя бы не знать, растил бы я свиней, и ягоды лесные собирал. Но я пока тут. И раз недоступны мне прелести дикарской жизни, надо поиграть.

Окно загрузки. Неприветливые пустоши, стена когда-то высокого, возможно богатого, дома. В тени стены – ржавый кузов автомобиля. В углу крутится вокруг земной орбиты баллистическая ракета, ещё чуть ниже – логотип компании. Не знаю, как именно работает шлем, насколько вреден, и плевать на побочные эффекты. Пусть с этим разбираются спецы из корпорации и враги этой самой корпорации. А мне нужен просто отдых. В глазах зарябило, секунда – и кто-то погасил свет.

***

Холод заставил проснуться. Гуль прислушался к телу: спину не грело, вместо лучей тепла по лёгкой броне еле слышно постукивал крупный песок. Стало быть, костёр погас, а ночью поднялся западный ветер. Теперь надо найти в себе силы и сесть. Гуль нашёл. Сел. Протёр рукавом экран браслета. Семь утра. Дозиметр зашкаливает, стрелка нервно подрагивает между отметками 150 и 175. Вполне нормально. Осмотрелся: следов на песке не было, да и навряд ветер оставил бы их надолго. Снаряжение, слава Создателю, было на месте. На сотню вёрст вокруг не должно быть ни единой живой двуногой души, и ближайшую неделю ничего измениться не должно: до восточного сектора ой как неблизко, но гуль брёл наугад, и по слухам, живые города тут редкость. Зеленокожий на своём примере понял значение фразы «как до Китая на карачках». Нет, он, конечно, не передвигался на четвереньках, но после изматывающего дневного перехода иногда казалось, что он этот путь действительно прополз.

Странник взвалил на себя мешок. До чего же тяжёлый! В пустошах просто так ничего не выбрасывалось, как бы трудно ни было идти. Он даже сказал бы, что чего-то не хватает, совсем малого: всего лишь винтореза, или… винтовки Гаусса, вечного ядерного микрореактора и упаковки игл – штук, эдак, сотен пять. Ага, и про вечную аптечку не забудь. Но всё это меркнет рядом с блестящим хромом на солнце, урчащим автомобилем. Гуль многое сейчас за него отдал бы.

– Ха! Нашёлся умник. Будь у тебя мотор, ты не стал бы тащить эту чёртову бандероль к нему же, чёрту, на кулички. И ведь взял же кота в мешке. И что ты получишь? Пару жалких крышек?

Ему снова вспомнилась старая шутка, которую услышал в какой-то ночлежке для гулей: «Живёшь такой, грустишь, грустишь… а потом раз – и пошутил у себя в голове»

– Да, это про меня, точно про меня!

Мысли путника нагло были оборваны писком датчика движения. На открытой местности сенсор был скорее красивой бирюлькой на поясе, чем жизненно необходимой вещью. Такую безделушку мог позволить себе даже последний нор из трущоб.

Итак, гуль понял возможную критичность ситуации. Стоило на секунду отвлечься, и прозевал приближение врага. Откуда уверенность в том, что это враг? В пустошах иначе не бывает. Что же делать… бежать? Не будь странник зеленокожим, так и поступил бы.

– Так, без паники – шепнул себе гуль, – впереди никого нет, и если только там не сидит работорговец или рейдер со стелсом, то враг у тебя за спиной.

Странник держал темп шага, не прибавляя и не замедляя. Если за спиной человек – пусть думает, что всё ещё не замечен. Если животное – тем более нельзя останавливаться, а скорости больше обычного шага гулю всё равно долго не выдержать. Ещё немного, и поравняется с небольшим валуном. Есть! Резко повалился набок, налету стягивая с плеча ружьё. Обернулся вокруг своей оси так, чтобы упасть на бок лицом к противнику. Это был не человек, но это озадачило ещё больше: в укрытии теперь нет смысла. По направлению к нему медленно и неровно летел гигантский шмель. Медлить нельзя. Прицелился в крыло, выстрелил. Чёрт, промазал! Ещё выстрел, опять мимо. Ещё, и ещё раз… Есть! Шмель упал, беспомощно запищал, задёргал крыльями. Пока он неподвижен, скорее, разрядить в него оставшиеся патроны. На этот раз четыре попадания, один промах. Насекомое пищало и шелестело хитином, при каждом попадании вздрагивало. После промаха гуля, шмель поднялся в воздух и заметно медленней, чем прежде, двинулся к обидчику. Тот скинул мешок, встал и, пятясь, на ходу стал перезаряжать ружьё. Встал на колено, пустил три пули в цель. Из туши насекомого капало, две перебитые лапы висели мохнатыми гирляндами, но шмель и не думал останавливаться. Медленно, но верно приближался, несмотря на прилетающий свинец. Гуль бросил быстрый взгляд через плечо, снова попятился, выстреливая остатки магазина. Боеприпасов больше нет, а рыться в поясной сумке нет времени. Сорвал кнут, отбросил ружьё в сторону, продолжая пятиться, отчаянно отмахивался от еле живого, но всё ещё опасного противника. Тот не остался в долгу, первый удар пришёлся в плечо, и ещё один, прежде чем упасть замертво – в грудь. Гуль сделал ещё два шага назад, продолжая размахивать немеющей рукой. Кнут выпал из ослабевшей руки, браслет заморгал красным и зашипел, сигнализируя об отравлении.

– Да знаю я, знаю – прохрипел странник и как можно быстрее поплёлся обратно к рюкзаку. На поясе было два дежурных стимпака, но вводить их перед противоядием – крышки на ветер. Дышать было больно, каждый вдох давался с трудом, а выдох сопровождался хрипом. Перед глазами начало плыть, когда слабеющие руки, наконец, отрыли мешок и нащупали склянку. Последнее, что почувствовал бродяга перед тем, как отключиться – вязкая сладковатая микстура стекает по горлу в желудок.

***

Я проснулся и сразу же невольно застонал. Меня будто всю ночь охаживали ломом, не жалея сил: каждая клетка тела ныла от боли. Не скажу, что боль нестерпимая, но я привык просыпаться от звонка будильника, а не от… помяни чёрта! Механический голос поставил меня в известность, что уже десять минут седьмого часа, и мне стоит проснуться. Зажмурился. Голос, и без того неприятный, теперь резал слух, в затылок загоняли железнодорожный костыль. Потянулся к телефону, чтобы отключить негодяя и не дать ему повторить сообщение через пять минут. Как ни странно, рука не развалилась на части. Поднёс телефон к лицу, отключил повтор сигнала. Дело сделано, что же дальше? Можно продолжить лежать в ожидании озарения о причине недомогания. Уже начал перебирать в уме варианты отмазок. Что бы такого наплести шефу? Не думаю, что он поведётся на историю про грузовик, который летает по квартирам многоэтажек и давит спящих людей. Простуда, расстройство желудка, мигрень? Не – не… острое воспаление хитрости? Так и скажу. Он, конечно, смягчится, услышав такой диагноз, с невыразимым состраданием в голосе справится о влиянии страшной хвори на моё душевное состояние. Затем, после выражения глубочайшего сочувствия, предложит мне оплачиваемый отпуск на неделю… даже на две! Ааа, чего уж мелочиться – бессрочный больничный.

Размечтался, ага. Вчера накосячил, так что такой баян точно не пройдёт. Попробовал встать, как ни странно – получилось. Тело просто ныло, теперь уже не болело. Поплёлся к умывальнику. Посмотрел на своё сонное заплывшее лицо с покрасневшими глазами. Красавец, ничего не скажешь. Наклонился к умывальнику, отпил холодной воды, ополоснул лицо. Снова открыл глаза, от увиденного отпрянул назад, прижавшись спиной к холодной стали стены. Уставился на старую керамическую раковину, кое-где с жёлтым налётом. Я готов был поклясться, что секунду назад она была металлической, покрытая добротным слоем пыли, а руки над ней были не моими. Вот именно – не моими! Зелёные, как плесень, страшно обожженные, кое-где из-под кожи проглядывало голое мясо. Сейчас они снова мои, слава богу. Лицо в зеркале бледное, с растрёпанными волосами – обычная утренняя картина.

– Ну и галюны… доигрался, в буквальном смысле. Ты не красавец, но не хотелось бы увидеть кого-то другого в отражении.

Заметил, что тело больше не ноет вовсе. Причесался, наскоро позавтракал позавчерашним супом, натянул одежду, попрощался с цветком и поспешил к подземке.

Морозное утро, лужи покрыты узором льда. Нос слегка пощипывает при вдохе, я зарылся лицом в шарф и пробормотал:

– Ещё один прекрасный день. Заранее зачту его прожитым впустую.

Народ со всех сторон – из щелей дворов, пузатых автобусов, скоростных дорожек – стекался к широкой пасти подземки. Пробка начиналась уже под самыми ступеньками. Работяги, пенсионеры, жулики в офисных костюмах, паразиты-дельцы и воротилы, студенты – все спешат, и всем приходится терпеть. Огромная толпа людей, мерно переставляющая ноги. Кто-то шмыгает носом, кто-то кашляет, пьянь, как обычно, устроилась в закутке, куда не затекает людской поток. Каждый раз, глядя в затылки впереди идущих, вспоминаю многочисленные сериалы про зомби. Один – в – один: так же пошатываются, переставляя ноги. Ну-ка, вытянули разом руки и говорим хором «мозги-Ии-Ии!».

Улыбнуло. А когда грустно – так вообще на смешок пробивает. Но в каждой шутке… они же и есть зомби. Да и почему «они»? МЫ зомби. Мы спешим на любимую ненавистную работу, все деньги тратим на продление существования, на бесполезный хлам. «Дорогой, ты купишь мне новый гаджет с логотипом погрызенного яблока? А то ведь старый на десяток граммов тяжелее, да и подруги мои давно с такими не ходят». Дорогой сперва еле заметно морщится, но всё же выдавливает улыбку.

«Браток, подкинь мелочи – трубы горят» – осмеливается один из обывателей перехода обратиться к кому-то из толпы. Браток, хоть и в наушниках, несомненно, понял просьбу, с отвращением смотрит на протянутую руку. Наверное, хотел бы обматерить, но шёлковый костюм и брендовая обувь с ящерицей не позволяют снизойти до ответа.

Не люблю этот город.

Надо купить новую гарнитуру, привык, чтобы что-то играло в голове, но в переходе метро покупать – себе дороже. Придётся потерпеть, на выходных подыскать. Музыка глушит внутренний монолог, поучительные тона, шуточки о моей безнадёжности и тому подобное. Порой кажется, что стоит мне остановиться на достаточно длительное время и ничего не делать, и голова раскроится, все мысли, что бешенными сайгами носятся внутри черепа, вырвутся наружу, и я просто утону в собственных страхах, самокритике и всепоглощающей тоске.

Парочка подростков даже в этой толкотне не выпускает рук друг друга. Каждый день одни и те же мысли, но кто ты такой, чтобы осуждать? Ведь не всё пропало, может, есть надежда? Может среди всего этого мусора, цинизма и порока сможет вырасти человек, чистый сердцем и сильный духом, который поведёт людей к свету? Эти размышления мне лучше оставить баптистам и иеговистам. Если отбросить в сторону пафос и цинизм и спросить себя на полном серьёзе – какое право ты имеешь на осуждение? Без пафоса и цинизма не получится. Я причисляю себя к остальным, признаю и свои ошибки, значит, право имею.

На платформе и в вагонах так же тесно. Упасть, что ли, нечаянно под колёса… хотя нет, это слишком просто. Мне уже порядочно всё надоело, но всё же хочу посмотреть, что будет дальше, чем закончится этот большой эксперимент. Редко, крайне редко удаётся поставить всё на свои места, разложить, так сказать, по полочкам жизненные принципы, приоритеты, ценности, потребности и цели их достижения. Раньше меня спасал Бог. Обычно временное просветление проходит примерно так: в жизни случается что-то из ряда вон, вроде прогулки на край страны, во время которой приближаешься к понимаю того, что жизнь – вовсе не то, что ты привык видеть в видеоиграх, сериалах, и даже в книгах. Наверное, поэтому я и стараюсь раз в год выбраться куда-нибудь автостопом, вспомнить вкус свежего воздуха, побыть вдалеке от опостылевшего привычного мира. Если быть уж совсем до конца честным, это не единственные чувства, которые посещают меня. Я понимаю, что не выжил бы в тех условиях, которые идеализирую, поэтому после очередной прогулки я довольно долго помню, что деваться мне некуда, надо терпеть и тянуть ярмо, раз уж не в силах его сбросить навсегда. И Бог. Бывают ситуации, в которых находишься на грани – остаёшься без денег, ночью на пустынной дороге через тайгу, под дождём, и отчаяние помалу прокрадывается и сжимает сердце. Это, конечно, не соседство со смертью, но всё равно страшновато, и сразу вспоминаешь о том, кто всегда приходит на ум в трудную минуту даже атеистам. Сразу же вспоминаешь десять заповедей, вспоминаешь свои проступки, становится стыдно, действительно стыдно. Из-за лицемерия, малодушия, из-за того, что не единожды отворачивался от ближнего своего. Возвращаешься в обычный мир, и ещё некоторое время живёшь правильно. Но постепенно лёгкость и чистота испаряются, подкрадываются сомнения: неужто высшим силам есть дело до такого червя, или же твоё благополучное возвращение – всего лишь совпадение? И сам не замечаешь, как снова забываешь те доводы, те возвышенные мысли, которые помогают держаться на плаву. И медленно, шаг за шагом, скатываешься в объятия одиночества и отчаяния.

Самое страшное, что после каждого такого «просветления», следующее длится куда меньше, и наступит момент, когда начну обманывать сам себя, твёрдо скажу: ты – нормальный, так всё и должно быть.

Вот она, тяга к совершенствованию. Супер-Эго… Тень… цели не достичь. Никогда. Ты будешь метаться во тьме, не зная, что делать, что говорить самому себе.

Брр, снова заносит. Может, стоит почаще с обычными людьми разговаривать? А то ведь прокручиваешь постоянно в голове одни и те же монологи, и перестаёшь замечать, как глупо это всё звучит.

Моё ближайшее «дальше» заключается в давке подземки, посадке на подвижные дорожки и, как десерт и цель всех поездки – любимая работа. И не только сегодня: пять дней в неделю, двенадцать месяцев в году, и неизвестно сколько лет жизни. Тряхнул головой, отгоняя наступающую тоску. У меня есть чудо-очки, есть безграничный доступ к всемирной сети – они терпеливо дожидаются моего возвращения, они скрашивают моё серое существование. Вздрогнул от воспоминания утренней картины. Разглагольствуешь тут о вечном, переливаешь из пустого в порожнее, как ни в чём не бывало, как если бы ты утром вовсе не видел у себя в ванной частичку GF. В соглашении пользователя есть пункт, предупреждающий о побочных эффектах долговременного пребывания в игровом мире, среди прочих: галлюцинации зрительные и слуховые, фантомные боли, параноидальные состояния сознания, повышенная раздражительность. Кстати о фантомных болях: почему ломка утром так быстро прошла? Может, стоит прекратить засыпать в шлеме… но соединения всё равно не было, я просто вырубился. Очки, по-видимому, просто упали с меня во сне, валяются где-то под кроватью или столом.

Пять месяцев назад я принёс домой последнее слово науки и игровой индустрии: игровые очки. Вообще они больше походят на небольшой шлем с чёрным забралом из полимерных материалов. Внутренняя часть испещрена паутиной сотен тысяч наночипов и покрыта слоем прозрачного защитного лака. Такой дизайн не только обеспечивает максимальную синхронизацию, но и позволяет производителю оправдать заоблачную стоимость изделия. Всего и нужно показать покупателю внутреннюю сторону очков: «посмотрите, это чистое золото. Поверьте, это вовсе не роскошь, а необходимость. Золото является одним из наилучших проводников, а мы заботимся о том, чтобы наши пользователи почувствовали реальность выдуманных миров, насладились обладанием магии, попробовали себя в роли водителей суперкара, испытали себя на арене древнего Рима».

Добрая часть игровых новинок стала выпускаться с функцией поддержки С-синхронизации. Монополию на производство чудо – очков с одной стороны облегчала задачу программистам: необходимый софт нужно будет дорабатывать лишь для одной линейки моделей. С другой стороны – монополия, она монополия и есть: цены остаются весьма и весьма немалыми.

У входа в склад стоял охранник и курил, на этот раз обыкновенные папиросы. Две недели подряд у него дневные смены, затем ночные, и после – неделя выходных. В следующий раз увижу его почти через месяц. Прелестно. Почему он меня так раздражает? За всё время, что он тут работает, мы с ним и парой слов не перекинулись, он мне ничего худого не сделал. Он просто целыми днями ходит туда-сюда по складу, флегматично осматривается. Иногда, вот как сейчас, стоит у крыльца, подперев стенку, и курит. Не знаю, есть в нём что-то неуловимое, в его поведении, в его молчании, это настораживает и раздражает.

День прошёл, как и ожидалось – необычайно скучно. Пока я исправлял вчерашний косяк, несколько раз заглядывал директор, сделал пару замечаний насчёт места произрастания моих верхних конечностей и генетическом родстве с некоторыми представителями фауны, а именно моллюсков и пресмыкающихся. Приём трёх партий груза, и до самого вечера я просто сидел и ждал. Долгожданный звонок – и я свободен. Ну, почти. Дорога домой была бы такой же скучной, как и сама работа, если бы не один немаловажный факт: я скоро буду дома. Серые лица серых усталых людишек, серый тоннель, серая дорога. Даже небо, желая быть неотличимым от развернувшегося под ним города – свинцово-серое.

Я боялся встретить давешних знакомых, поэтому сделал приличный крюк. По дороге попалось пару собачников. Не псы, а телята настоящие, без намордников, на хлипком поводке. Будь это хоть стальной трос – сорвись такая образина с места, утащила бы за собой и хозяина. Законы, конечно, предусматривают наказание за нарушение выгула, но разве их когда-нибудь соблюдали? Эта страна никогда не изменится.

Наконец я дома. Не стал включать свет, просто присел на стул и с полчаса сидел в темноте, слушая звуки дома. Соседи сверху снова устроили бои без правил: какая-то возня, ругань, угрозы. Как кульминация каждого такого случая – угроза вызвать наряд милиции. Ещё минут пять хриплого крика с повторяющейся просьбой: «Отмени вызов! Отмени вызов!». Наверное, каждый раз отменяет, потому что на следующий день всё повторяется.

Начала накатывать тоска – вязкая, тяжёлая. Захлёстывает с головой и мешает дышать. Чтобы отогнать приступ, пошарил под мебелью. Как и подозревал, шлем сполз с моей тыквы и закатился под стол. Хорошо хоть не треснул, иначе пришлось бы распродавать свои внутренности на аукционе, дабы возместить стоимость «собственности корпорации».

Лечь на диван и запустить синхронизацию! – вот первый порыв. Попытался ещё раз вспомнить сон, но после картинки загрузки ничего не всплывало в памяти, одна лишь темнота.

Всё же не удержался, включил компьютер, и пока шла загрузка, думал о планах на вечер. Боязнь стать дёрганным сутулым параноиком пересилила желание играть. Я знаю, что это ненадолго, поэтому включил музыку погромче и принялся за уборку. Обычно даже и не замечаю, как тут всё-таки бывает захламлено. Забил стиральную машину вещами. Грязной посуды возле дивана, на столе и под ним собралось прилично, я бы даже сказал: это вся моя посуда, шкаф на кухне пустует. Спасибо ранней осени – мухи уже не летают. Мой энтузиазм иссяк после мытья посуды: долго отдирал заплесневевший пригоревший рис со дна кастрюли, да и вообще помыть всю имеющуюся в доме посуду, которая почему-то оказалась грязной – уже подвиг. Развалился в кресле, посмотрел на часы. Ну ёлки зелёные, даже часа не прошло. Собрал волю в кулак, решительно встал, и… подмёл. Да-да, в наш век высоких технологий я так и не обзавёлся пылесосом. Пыли и мусора поубавилось. Встал в гордую стойку с выпяченной грудью и подпёр бока руками: да я герой! Снова развалился в кресле. Из последних сил держался и не садился за компьютер. Назойливые бестолковые мысли, этот пси-фон всегда меня донимает, а во время бездействия я вообще чувствую себя шизоидом: ничем не занятая голова не стесняется и отвечает на мои риторические вопросы, разговаривает с отражением в зеркале, сама себе шутит, устраивает споры-дуэли. Ну вот, уже чувствую, как второй Я начинает копошиться на задворках сознания. Решено! В душ и спать, завтра на работу не нужно, но зато пойду пораньше на встречу с куратором. Симпатичный такой куратор, не будь я собой, пригласил бы на свидание. Она бы отказала, но я бы не парился – у такой красавицы наверняка есть парень, самодостаточный, сильный, и без тараканов в голове. Тараканы… таракашки… первый, второй… большие какие, чернобыльские что ли…

– Моя любимая мебель! – крякнул я, поудобней размещаясь на мягком кожаном диване. Девушка улыбнулась. Она сидела прямо в таком же кожаном кресле, пальцы сплетены и лежат на колене. От неё очень приятно пахнет букетом каких-то трав.

– Что теперь? Попросите меня прилечь, задёрнете шторы и сядете у изголовья?

– А вам так будет удобно?

– Нет… попытался пошутить, больше не буду. Просто вспомнился дер. Зигмунд.

– Вас беспокоят некоторые аспекты сексуальной жизни?

– Да нет же… я просто… я…

Раскраснелся, как мальчишка.

– Я не планировала менять формат нашей беседы, думала, что мы можем просто поговорить, как и прошлые разы. Вы не против?

Ловко она. Быстро завела в тупик, так же быстро разрешила неловкий момент, а это «Вы не против?» – чтобы у меня создалось ощущение, будто оказываю ей услугу, и она теперь моя должница. Не загнул ли, не вижу ли то, чего нет? Нееет, у ТАКИХ специалистов каждое слово имеет свой вес и своё место, так что я скорей не увижу даже части партии, чем перефантазирую.

– Как прошла ваша неделя?

– Да как обычно…

– Расскажите мне про свой обычный день.

– Ну… я просыпаюсь, умываюсь, завтракаю и еду на работу. Работаю. Вечером еду домой, по дороге от метро до дома любуюсь звёз… – я осёкся.

– В чём дело?

– Два дня назад чуть не подрался с хулиганами.

Кивнула, предлагая продолжать, затем спросила:

– Как вы разрешили ситуацию?

Я засмеялся.

– Вы можете мне рассказать всё, ваши слова не покинут этих стен.

Моё смятение сменилось снисходительностью.

– Я думал, у вас отчётность.

Подловил. Но виду она не подала, улыбнулась и проигнорировала моё замечание:

– Помните, на первой нашей встрече вы дали честное слово говорить только правду, и абсолютно всё, даже незначительные мелочи.

Примерно это же, но в более официальной и расширенной форме оговаривалось в контракте. Но не шантажировать же постоянно контрактом! Вот и сажают в кресло напротив миловидную особу с выразительными глазами, мягким голосом и дурманящим парфюмом.

Что она могла подумать об исходе такой встречи? Вообще она правильно поняла: я не раз удирал, сверкая пятками – особой воинственностью никогда не отличался, тем более, когда я в меньшинстве.

– Надеюсь, властям меня не сдадите, – и достал из-за пазухи нож.

Анна приподняла брови и поинтересовалась:

– Надеюсь, обошлось без крови?

– Что вы, – поспешил объясниться, – просто достал его, брякнул что-то в духе Клинта Иствуда и убежал, когда они уступили дорогу.

Девушка кивнула, и как ни в чём не бывало, продолжила:

– Как давно вы носите его с собой?

– Уже и не припомню.

– Значит, они уступили дорогу. Они были сильно напуганы?

– Не скажу, что напуганы, наверное, просто погрустнели, что не попьют пива вечером.

– Что вы при этом чувствовали?

– Решительность напополам со страхом. И ещё чувствовал, как встают волосы дыбом, даже те, что уже выпали.

– Вы столкнулись возле вашего дома?

– Неподалёку.

Пауза.

– Как бы вы поступили, если бы они не отошли в сторону?

– Перешёл бы сам на другую сторону.

Снова пауза.

– У вас богатое воображение, другие варианты наверняка приходили вам на ум. Попробуйте вспомнить мысли именно того момента.

– Я готов был дать бой, если вы об этом. Но желание, чтобы они просто ушли, было сильнее.

Анна понимающе кивнула.

– Что вы чувствуете сейчас, когда вспоминаете эту ситуацию?

– Немного стыдно: я всё-таки убежал. Да и… не пристало человеку надеяться на оружие, это слабость.

Анна ещё раз кивнула и сменила тему:

– Как вам играется?

Я напрягся.

– Всю неделю был в разных играх, играл не менее двух часов, но… в тот самый вечер что-то случилось с очками, после синхронизации я проснулся уже утром, с болью во всём теле.

– Вчера вы пробовали подключиться? – настороженно поинтересовалась Анна и потянулась прозрачному стеклу столика.

– Не рискнул. Я оставил очки в приёмной.

– Хорошо. Расскажите о вчерашнем случае.

– Проснулся, как после марафона: болело всё тело. Но после красочных галлюцинаций боль как рукой сняло.

Даже бровью не повела. Известие о поломке обеспокоило больше галлюцинаций? Спокойно так спрашивает:

– Что именно вы видели?

– Фрагмент из GF.

– В этой игре вы проводите больше всего времени…

– Да.

Выжидающий взгляд.

– Я увидел вместо своей ванной помещение, похожее на одно из тех, что можно встретить в игре. И… мои руки были как у моего персонажа.

– Как долго это длилось, насколько это вас потрясло?

– Всего лишь мгновение. Сначала оторопел, но потом… как-то быстро пришёл в норму. Наверное, сыграло то, что меня предупреждали о последствиях. Сейчас даже самому странно.

– Вы сохранили монитор?

– Предложите мне поиграть без шлема?

– Нет, – посмотрела на голографический экран, – наши техники разберутся с проблемой, и вы вновь сможете насладиться играми. Я просто хотела узнать, что ещё в последнее время вы делаете в сети.

Снова сменила тему. Узнала всё нужное, или просто не хочет меня стеснять?

– Всё так же смотрю сериалы, но со своей знакомой почти не переписываюсь. Знаете, я пишу ей, когда мне одиноко. Удовлетворяю потребность в общении… но чем дольше я играю, тем меньше мне нужно это общение. Но я и в игре не особо в чате болтаю, вот что для меня странно.

На мониторе забегали строки, Анна пробежалась взглядом и лёгким движением руки смахнула рамку обратно в столик. По симпатичному лицу пробежала тень беспокойства.

– У вас поменялся режим сна?

– Нет, сплю всё так же, примерно по шесть часов. Знаете, на днях я задремал на работе, сидя на грузе, упал и повредил три упаковки.

– Шрам у вас именно так появился?

Потёр щёку. Мужчину должны украшать боевые шрамы, а не полученные по глупости.

– Стало быть, шести часов вам становится мало. Вы хотите что-нибудь добавить?

Я опять слегка смутился. Как мальчишка, ей-богу!

– Я снова спал в очках.

Анна покачала головой и ласково-укоризненно сказала:

– Мы не раз обсуждали это. Корпорации интересны любые данные, и всё же не стоит подвергать свой организм таким испытаниям.

Я развёл руками – мол, виноват, но не исправлюсь.

– Что ж… неделя у вас выдалась весьма насыщенная. Вы хотите ещё что-нибудь добавить? Ну, в таком случае до встречи, ваши очки ждут в приёмной.

Я пожал протянутую руку. Тёплая, с бархатной кожей, и опять оставит на моей ладони приятный сладковатый запах, который продержится до самого приезда домой. По спине пробежали мурашки.

Пожалуй, из-за такого стоит приходить сюда. Одно рукопожатие заставило не задумываться о странном сегодняшнем допросе, который оказался не таким дотошным и намного короче обычного.

В приёмной мне показали на огромную коробку.

– Кроме очков мы упаковали усилитель сигнала и ещё железа по мелочи – для оптимизации вашего ПК. Всё, естественно, за счёт корпорации. Подпишите вот здесь, где галочки.

Что ещё за оптимизация? В контракте не было ничего подобного, свой компьютер я обслуживаю сам, это логично и меня вполне устраивает.

На мой недоумевающий взгляд ответа не последовало. Просмотрел пункты на бумаге. Первый обязует получателя (то есть меня) не передавать оборудование в пользование третьих лиц. Второй извещает, что продукция предоставляется бесплатно и с момента подписания временно переходит в собственность получателя. Ну и дела.

Контракт с корпорацией был скорее похож на сборник поэм Лермонтова, обязательное изучение всех условий заняло два дня, а тут всего два пункта. Я всего уже и не помню, но наверняка там были параграфы насчёт подписания новых бумаг.

– Желаете забрать сейчас? Наш сотрудник должен приехать и установить, он мог бы это всё привезти.

Ну, хоть так, не придётся таскаться в обнимку с коробкой по подземке.

– Да, конечно, если можно.

Вышел на улицу и обернулся. С виду серенькое неприметное здание в таком же унылом квартале, среди строительных магазинчиков и складских помещений, но на этом здании без вывески даже номера дома нет и названия улицы. Когда я вышел отсюда впервые, почувствовал себя героем фильма про шпионов: глубокая конспирация и все дела. А сейчас я стоял с чувством, что забыл сделать что-то важное, но, так и не поняв, что именно, махнул рукой и пошёл к остановке.

*******************

Гуль проснулся от нестерпимого жара в затылке и спине. Солнце, видимо, уже в зените, раз невосприимчивая к мелким раздражителям кожа почувствовала тепло. Перевернулся на спину и охнул: металлические пластины, вшитые в броню, проигнорировали слой дублёной кожи и обожгли спину. Браслет просигнализировал о получении урона. Во всём теле чувствовалась слабость. Но встать всё же получилось. Первый же порыв ветра чуть не сбил беднягу с ног, и тот решил не испытывать судьбу и присел на мешок. Гораздо лучше. Устроившись так, чтобы солнце не слепило, а ветер дул в спину, гуль взялся за браслет.

«Состояние здоровья – критическое

При получении нового урона возможна потеря сознания.

Внимание, вы отравлены! Степень отравления – лёгкая. Расчётное время до выведения яда из организма – 21 минута. Прогнозируемая потеря здоровья – летальный исход».

Гуль рывком схватил с пояса стимулятор и вогнал в ногу.

Повертел головой. Касадор лежал шагах в пятнадцати от него. От трупа насекомого куда-то в сторону и насколько хватало глаз, тянулась чёрная извивающаяся полоска. Эти были намного меньше своих подвальных и пещерных собратьев, и странно, что они не приняли камуфляжный окрас. Гуль встал, и хотя его ещё порядочно штормило, он не собирался уступать добычу этим мародёрам. Подобрал винтовку и повесил на плечо, кнут взял в руки. Не стал давить работяг, просто хлопнул несколько раз кнутом и пнул в сторону своей добычи пару камней. Живая цепочка замерла; муравьи, занятые разделкой, быстро сползли на землю и вместе с носильщиками откатились чёрной волной.

– Так и стойте! – скомандовал бродяга и наклонился над поверженным врагом.

М-да, немного от него осталось. Мясо было изрядно попорчено, жало сломано в бою. А вот железы не тронуты, они как раз поместятся в ячейке герметичного контейнера. Теперь голова: один фасетчатый глаз раздроблен пулей, но это не беда – экземпляры редко попадали в жадные руки торгашей совершенно целыми. Такой уж противник, не хочет добровольно головушку свою отдавать. Крылья избиты в хлам, или их уже успели разобрать? Обидно, можно было бы самому заделать несколько пар очков, ходовой товар.

Муравьи терпеливо ждали своей очереди. Странник сделал шаг назад и изобразил какое-то подобие реверанса:

– Прошу к столу!

Только этого и ждали – спокойно двинулись к добыче, облепили её, и через минуту по ожившей цепочке вновь пошли куски хитина и мяса.

Странник ещё какое-то время наблюдал за процессом, соблазняясь мыслью отследить цепочку и разорить муравьиную кладку, но подумал, что потерянное время того не стоит.

Решив подкрепиться на ходу, тронулся в путь.

Впереди замаячили какие-то пятна. Из-за колыхания воздуха не разобрать, что именно встанет вскоре на пути: деревня, лесок, простые холмы, или же там вовсе ничего нет, и Пустошь дразнит путника очередным миражом. Спустя час ходьбы загадочные объекты не особо приблизились, но их стало больше – теперь длинная гряда пятен застилала горизонт от края до края.

Вообще, хорошо бы идти ночью, а не днём. Под алым солнцем Пустошь прогревалась до адской сковороды, а зрение шутило злые шутки. Когда температура воздуха поднималась до определённой отметки, земля начинала превращаться в большую лужу. И так – куда ни посмотри. Поначалу делаешь десяток шагов в надежде дойти до этой зеркальной поверхности. Но сколько бы ни шёл, она всегда будет на том же расстоянии, что и раньше. Да и сам пройденный путь не чувствуется. Если местность без примечательных ориентиров, то так и кажется, будто находишься на небольшом пятачке земли, который плывёт по стеклянному морю, а сам ты, хоть и переставляешь ноги, на самом деле не сдвигаешься с места.

Наконец вышел к нескольким рядам невысоких холмов. Потрогал один из них, расковырял носком сапога – земля рыхлая, значит, ходы не совсем старые. Гуль взобрался повыше и осмотрелся. В версте на восток была рощица, через которую проходила ещё одна гряда таких же сопок. Немного севернее они смыкались. Хотя нет, скорей всего это развилка, и одна из землероек немного отклонилась от курса. Дальше, на юг, трассы всё больше и больше расходились. Браслет подсказал, что до наступления темноты осталось чуть больше четырёх часов, можно было бы заночевать и в роще, но не хочется терять время. Когда Данила бродяжничал по северному и западному секторам в зимний сезон, можно было спокойно менять распорядок дня. Днём, пока греет солнце – спать, а ночью – идти по своим делам. Конечно, в тёмное время суток выше шанс нарваться на неприятности, но схема всё же была удобной.

Сейчас такой план не пройдёт. Ночью температура падала, так что спать было временами прохладно, а идти – в самый раз. Но гуль не стал бы спать в степи днём. Он видел, что из этого получается. Что на открытой земле, что в небольшом вырытом углублении – беспощадное солнце найдёт и поджарит. А если хватает глупости перед сном хряпнуть чего-нибудь алкогольного – что ж, тогда можно больше ни о чём не беспокоиться. Кровь попросту закипает в неподвижном теле, вены закупориваются, вздуваются под кожей, и всё тело окрашивается тёмно-синими пятнами. Видал уже трупы гладкокожих, но с гулями, наверное, расцветка немного другая.

Лишь смерть, радиация и уныние неизменно сопровождают цепляющихся за жизнь скитальцев. А ведь он помнил мир до войны, вернее помнил какие-то фрагменты из далёкого прошлого – расплывчатые, как детский сон. Но в этих воспоминаниях были зелёные растения, насекомые были совсем маленьких размеров, небо не отливало спектрами красного, и самое странное – крышки валялись, как мусор, никто не предавал спутника за пару ржавый кругляшков. Путник понимал, что память его не многим надёжней кустарного самопала, но воспоминания о такой жизни, о мире без мутантов и убийц, грели душу старика. Реальность же сурова: человек человеку – волк, ни о каком доверии не может быть и речи. Для многих гладкокожих это в порядке вещей, потому что они никогда не знали другой жизни. Среди сородичей тоже были ожесточившиеся, ставшие «сильными» ради выживания, но в основном это народ добродушный, ностальгирующий по довоенному миру.

Идти в одиночку, без серьёзного снаряжения в далёкий восточный сектор – очень рискованно. Здесь его навряд подберёт караван. Впрочем, Мойша и его многострадальный народ сорок лет скитались по пустыне, так что рановато жаловаться.

Цепь курганов давно осталась позади. Время шло, тени от шагающего путника и редких сухих кустиков постепенно удлинялись. Герберт изредка смотрел по сторонам. Появление шмеля в этих краях оказалось необыкновенным казусом, но бдительность терять всё же не стоит. К вечеру на равнинной пустоши появились фонящие воронки немалых размеров. Вполне возможно, что здесь упали перехваченные боеголовки, но вот кто был отправителем, а кто получателем такого дара – неизвестно. За все эти годы ветер старательно выровнял края и засыпал дно, поэтому при желании тут можно устроиться на ночлег.

Уровень радиации хоть и не критичен, но всё ещё опасен для человека. Что ж, дополнительная страховка от непрошеных гостей не помешает. Скиталец выбрал воронку поглубже, где не так сильно задувает ветер, пристегнул сенсор к воротнику и положил бренную голову на вещмешок. Иногда на старика что-то находило. Полумесячная прогулка по безлюдным краям и очередной вальс со смертью накрыла гуля волной тоски и безнадёжности. Нестерпимо сильно захотелось отмотать время назад. Нет, не ради перемен, простой человек не смог бы изменить ход истории и предотвратить чистки. Но ему захотелось вновь стать человеком, оказаться среди таких же людей, побывать в лесу, искупаться в реке. А когда начнётся война – погибнуть от радиации, а не стать ходячим недоразумением эволюции, не влачить жалкое существование в качестве живого трупа, без возможности бегать хотя бы в половину той скорости, с какой бегают гладкокожие. Не видеть той разрухи, что оставила после себя война, не наблюдать моральное вырождение человечества, не прятаться от людей-тараканов, у которых в просушенных радиацией головах нет ничего, кроме насилия и чревоугодия. Но самое главное – не видеть этих бескрайних радиоактивных полей, которые во всём и виноваты. Эти пустоши… это они ожесточают сердца людей, вынуждая убивать друг друга за еду, воду, место для ночлега. Пустошь пожирает всё живое, неся лишь смерть и мутацию.

Ветер начал посыпать старика пылью, тот накинул капюшон, укутался в плащ и уставился на алую луну, желая поскорей окунуться в мир грёз и увидеть желанный сон. По щеке начала сползать одинокая слеза и исчезла в глубоких морщинах и трещинах лица.

**************

– О-па, смотрите, кто это! – мои привычные мысли о серой жизни прервал гнусавый голос, присущий в основном обитателям вечерних подворотен.

Оторвал глаза от дороги, подставив лицо морозному ветру и хлёсткому удару. Огни девяти этажей метнулись к небу.

– Я же говорил, что он другой дорогой пойдёт.

Этот голос знакомый, с акцентом. Я вскочил и огляделся. Наблюдай я эту компанию в другой обстановке, от души посмеялся бы над иронией судьбы. Дело в том, что довелось мне как-то слышать одно интересное интервью по радио. Речь шла об этническом вопросе. Не стану вдаваться в подробности, но запомнилось предположение о гетоизации приезжего населения. Гости с Кавказа и ближней Азии, при неудачном процессе ассимиляции могут постепенно образовать… что-то типа Гарлема, но уже в белокаменной.

И вот, вижу я недавних знакомых в компании ещё троих, местных гопников. Так что без паники, господа эксперты: слияние культур проходит на ура.

Будь их даже двое, мне хватило бы с головой – боец из меня никудышный, увы. А сейчас я стоял в кольце, спиной ни к чему не прижмёшься, и даже с моим верным товарищем шансы на хороший исход стремятся к нулю. Чёрт! Только теперь я понял, что так старательно пытался вспомнить, выйдя из здания филиала корпорации.

– Ну что, волосатик, я слышал у тебя карманы глубокие

Мозг в панике ищет выход из ситуации, но ничего не может придумать. Сбежать не получится, меня точно убьют. Убьют! Чуда не будет. Я лишь рефлекторно сжимаю зубы и кулаки.

– Ну, давай, бычара, быро отдал перо!

Говорит всё тот же, гнусавый.

Попробовать сыграть на их благородстве и вызвать один на один? Очень смешно, благородство, блин. Была не была, нужно действовать. Я уже хочу рвануть вперёд и достать хотя бы одного, но удар под колено сбивает меня с ног. Второй удар – коленом в подбородок – явно подсмотрен у телевизора, не отработан, и я остаюсь в сознании. Пять пар ног пинают меня, а всё, что я могу, это свернуться калачиком в попытке защитить голову. Удар в копчик прошёлся невыносимой болью по спине и заставил выгнуться и закричать от боли. Ноги не упустили шанса, стали работать по лицу, рёбрам, животу. Где-то далеко кто-то крикнул, удары прекратились, пара рук начала обыскивать мои карманы. Голос кричит теперь надо мной, где-то очень, очень высоко. Почему я ещё не отключился? Будто сквозь толщу воды слышны голоса, какая-то возня. Я начал куда-то проваливаться. Меня, кажется, взяли под руки, но я всё продолжал падать в пустоту. Это конец. Меня обыскали, а теперь тащат до ближайшей канавы, а может, уложат в багажник и подвезут до леса.

Я всегда считал себя очень везучим. Да, жизнь моя не отличалась яркими красками, я не пример для подражания, но мне всегда чертовски везло в тех случаях, когда я был на грани. Я редко голодал, никогда серьёзно не болел, не лежал в больнице с переломами, не терялся в лесу, не горел в пожарах, не отравлялся грибами. Путешествовал с дырой в кармане, по пути попадались лишь хорошие люди. Даже из таких вот стычек я умудрялся выйти без потерь для здоровья, лишь с пострадавшим самолюбием.

Но всему рано или поздно приходит конец. Вот и мой конец. Почему же я так спокоен? Вот-вот гул прекратится, меня выволокут в лес и всё закончится. Может, оно и к лучшему. Моя жизнь полна лишь отвращения ко всему миру и к самому себе. Это и жизнью-то не назовёшь – так, существование. Я хотел другого, но был слишком слаб и ленив, чтобы начать что-то менять. А сейчас и менять-то нечего.

Гул всё удаляется, боль давно уже не пульсирует во всём теле, я больше ничего не чувствую. Ну почему так долго?!!

*******************************************************************

– Душевая морга слушает.

– Привет, Гриша.

– Привет.

– Ты дома?

– Да.

– Хочу в гости зайти.

Пауза.

– Вообще я на рынок собираюсь.

– Ничего, если мы у тебя посидим?

– Мы?

– Да, пару человек.

Григорий медлил с ответом. Ему не особо хотелось оставлять кого-то в своём доме.

– Погода хорошая, в лесу тепло ещё – молчание – хорошо, но поторопитесь.

– Отлично, мы тут.

Григорий скривился. Поставить бы Жреца на место, слишком уж самонадеянный.

Собака заходилась лаем каждый раз, когда приходили ЭТИ гости. Грине не очень нравилось, что малознакомые люди бесцеремонно принимают его дом за перевалочный пункт. Почему он вообще нянчится с этими сектантами?

Первым в калитку вошёл Жрец. Такой же худой, как его наставник, такой же сутулый, с такой же маленькой, седеющей головой. Взгляд прямой, но с хитринкой, временами недобрый, зловещий, как у начинающего тёмного владыки. Лет пять назад Белоконь наверняка был таким же. За Жрецом к дому, как можно скорей скрываясь от собаки, юркнули две девчушки. Присутствие одной из них показалось Грине странным, Катя без своего парня никогда не приходила, была девушкой застенчивой и скромной. Она и её парень Олег казались самыми нормальными во всей этой шайке. Да, тоже говорят всякий безбожный бред, но нет у них во взгляде той нехорошей искры, что сверкает в глазах того же Жреца, да и ведут они себя куда скромней, с уважением. Такое чувствуется.

Хозяин подождал, пока гости закроют дверь, потрепал пса за ухом и отпустил ошейник. Дворняга сразу же умолка, и, вяло виляя хвостом, поплелась к будке.

– А где нерусский?

– Олег-то? – Жрец проследил за взглядом и усмехнулся – сегодня без него. Завари нам чай.

Григорий нахмурился. Гость явно наглеет.

– Плита всё там же, чайник тоже. Вода в кране ЕСТЬ.

Жрец, уже развернувшийся и собравшийся уйти, снова усмехнулся, взял с плиты чайник, наполнил и поставил на огонь.

– Мне надо уйти на час. Бублика не дразнить.

Григорий вошёл в спальню, которая по совместительству служила гостевой, а так же время от времени столовой. Самого хозяина это не смущало, он привык жить бобылём, а вот девушки явно чувствовали себя не в своей тарелке, несмотря на то, что были здесь не впервые. Гриня молча кивнул, оделся, взял кошелёк и вышел. Жрец сидел и гипнотизировал горящий газ. Ну вот умеют же выбесить! Послать бы всю их сверхъестественную шарашку куда подальше.

Пёс наполовину туловища выглядывал из конуры, сложив голову на лапы, печально смотрел на уходящего хозяина.

«Вот и бублику они не нравятся. Беснуется каждый раз, как их почует за калиткой, а вот пока в доме сидят – молчит, как болезный, или поскуливает».

Постепенно голова занялась другими, более насущными проблемами. Григорий накупил продуктов по хорошей цене, благо даже торговаться не нужно: знай себе молчи, перебирай товар, а когда называют цену – хмурь брови, делай вид, что собираешься уходить. Вонг или Ашот частит, уговаривает, сам сбивает цену, вежливо кивает, аккуратно всё складывает и желает хорошего дня.

Вот и родная калитка. Прошло много больше часа. Интересно, чем они занимаются? Неужели обязательно переться на «место силы», чтобы, лёжа на полу, смотреть в потолок и представлять себя пчёлкой? Григорий иногда сам удивлялся тому, что незнакомые люди так часто бывают у него в гостях, а он ничего почти о них не знает. Впрочем, такие визиты скрашивали одиночество бирюка, иногда одиночество начинало докучать. Появление незнакомого человека на пороге было поначалу, как глоток свежего воздуха.

Вошёл и увидел ЭТО. Секунду стоял, как обухом ударенный, затем резко развернулся и громко хлопнул за собой дверью. Через минуту вышел Жрец, в одних джинсах и встал рядом. Он не смотрел на Григория, смотрел куда-то вдаль. Достал сигарету и затянулся.

– На моей кровати, на МОЕЙ кровати!!!

– Гриня, ты мог бы ещё минут десять пог… подождать?

– Что-о-о?! – Григорий взревел, короткая борода затряслась от гнева, он вскочил и стал вплотную к юноше, который держался на удивления спокойно. Молотообразный кулак готов был затолкать нос наглеца в затылок.

– Быстро собрались, и чтоб я больше не видел ни твоих тебя, ни твоих поганых дружков!

Жрец сделал шаг назад, вытер лицо и снисходительно кивнул.

Бублик так же тоскливо смотрел на всё окружающее, даже на странных гостей не лаял. Девчата стыдливо прятали глаза, не смея посмотреть на Григория, спешно шли к калитке.

*************************************************************

– Да я тебе правду говорю!

– Ну да, так я тебе и поверил.

– Да честно, сам слышал, как несколько путешественников меж собой разговаривали.

– Я скорее поверю в одноголового брамина, чем в говорящего когтя смерти.

Данила сидел за угловым столиком одного из обшарпанных баров и слушал болтовню двух типов, которые большую часть дня стояли у барной стойки, пили кислое пиво и травили всякие байки. И внешностью, и одеждой, даже манерой разговора они были очень похожи. Братья, может? И хоть не говорили одновременно и не были мелкими пузанами, ассоциация со сказочными персонажами возникла и закрепилась мгновенно.

– А сам-то, сам-то веришь? Веришь, что коготь смерти вырезал целый караван?

– Так он ведь ночью напал.

Труляля задумался, почесал затылок, отхлебнул из кружки и неуверенно признал:

– А чёрт-ё знает, может и не врут.

– Не врут, точно не врут! – оживлённо подхватил Траляля, приложился к бутылке, потом подался к собеседнику и заговорщицким шёпотом добавил – а ещё он смеялся.

– Выживший? Я бы тоже радовался, если бы пережил такую встречу.

– Да нет же! – так же шёпотом продолжал Траляля – как раз коготь и смеялся.

– Тьфу ты, я уж почти поверил, ну ты и баламут.

– Эй, бездельники!

Разговор бесцеремонно прервала хозяйка заведения. Стройная, в кожаной броне общего типа. Такая броня всегда пользовалась большим спросом, и девушки щеголяли в подобных нарядах всё небоевое время.

– Брамины сами себя не накормят и не напоят, так что за дело.

Типы послушно оставили в покое пиво и двинулись к выходу. Гуль неодобрительно посмотрел из-под капюшона на хозяйку. Выразительные карие глаза изучающе смотрели в ответ. Не подал виду, даже голову не отвернул, он прекрасно знал, что его лица не видно. Девушка вышла из-за стойки, взяла за спинку тяжёлый стул и со скрежетом подтянула его к столу, за которым сидел странный посетитель.

– Желаете ещё нашего фирменного кваску?

Отрицательное качание головой. После минутного молчания и игры в гляделки, хозяйка решила не церемониться.

– Ты кто?

Едва рука в перчатке пошевелилась, как в грудь упёрся ствол непонятно откуда взявшегося обреза.

– Не _ надо.

Гость медленно поднял руку и указал по направлению двери и хрипловато произнёс:

– Вывеска у входа гласит, что в этом заведении рады всем, независимо от фракции и расы.

Услышав голос, девушка ещё раз осмотрела гостя с ног до головы и убрала оружие.

– Я уж подумала, опять работорговцы своих крыс подсылают. Я со всеми торгую, но руки марать не собираюсь.

– Так и понял. Я просто пришёл послушать новости.

Хозяйка покивала головой, смахнула со стола несуществующие крошки и вернулась за стойку. Как и полагается настоящему бармену, стала протирать обшарпанную, до блеска отполированную локтями стойку, затем взялась за стаканы и кружки, причём протирала всё одной и той же тряпкой. Гуль продолжал сидеть, положив руки на стол. Квас в большой деревянной кружке давно выдохся, в нём успела утонуть неуклюжая жирная муха с кривыми крыльями. Спокойно смотрел, как на край кружки села ещё одна муха, такая же откормленная, переливающая зелёным. Осторожно макнула щетинистый хоботок в густую жидкость и присоединилась к своей соплеменнице. Хозяйка тоже видела эту трагедию в одном действии и раздражено намекнула:

– Эти лодыри вернутся не скоро, а в обед обычно приходят работорговцы за припасами.

Гость наклонил голову, что-то обдумывая, пару раз отбарабанил по столу какой-то код и лениво встал.

– Квас забыл – звонко засмеялась девушка.

Обернулся, но ничего не сказал, тихо засмеялся и махнул рукой. Постоял на крыльце, о чём-то раздумывая, и вернулся к стойке. Выложил несколько крышек.

– Я поговорю с ними?

Барменша фыркнула, сгребла крышки и поставила на стойку бутылку мутного самогона.

– Так дело быстрей пойдёт.

Гуль взял бутыль за горлышко, но сильная женская рука не спешила отпускать.

– С тебя ещё пара.

Хмыкнул, пошарил в плаще, достал четыре.

– Не-а, вторую не дам, ты их мне споишь, работать кто будет?

– Второй не надо, вы первую сначала отпустите.

Довольная, разжала ладонь и уже спокойней, почти дружелюбно, добавила:

– В полдень и правда приходит два-три человека из гильдии. Сам знаешь, как они вашего брата любят.

– Как и мы их, в принципе.

Потряс бутылкой, поблагодарил и попрощался. Работники в грязных комбинезонах – действительно грязных, заношенных до того, что те лоснились на солнце – лениво водили по земле вилами, сгребали навоз, потом грузили в тачки и вывозили. Брамины стояли в соседнем загоне, пускали слюни и чесались головами, отгоняя назойливых мух.

– Привет, мужики! – гуль опёрся локтями о тын, держа обеими руками бутылку с мутной горючей жидкостью.

Траляля и Труляля выпрямились и впились глазами в желанный продукт подвального производства.

– Как-то жарковато, хлебнуть не желаете?

– Почему нет, можно, да, да…

Работяги закивали, воткнули вилы в землю и подошли к ограде.

– Тара есть?

– Да мы не гордые, и с горла не зазорно – Траляля посмотрел на напарника, тот серьёзно кивнул.

Данилу больше волновало умеренное дозирование и стимуляция выдачи нужной информации, нежели соблюдение канонов «культурного» выпивания. Возвращаться в бар за посудой не хотелось, поэтому просто протянул бутылку. Две пары цепких рук взялись за заветный эликсир, после недолгого противостояния Траляля отпустил бутылку и с натянутой извиняющейся улыбкой посмотрел на щедрого чудака, пока его приятель делал первый глоток. Снял капюшон, замер в ожидании. Никакой реакции, не похватались за вилы, не отшатнулись, не пялятся удивлённо. Добрый знак, лояльность это хорошо.

– Я тут нечаянно услышал, что вы говорили что-то об одноголовом брамине.

Труляля оторвался от бутылки и опередил своего приятеля:

– Да враки это всё, где же такое видано, что буренки уродцами рождались?

Данила не хотел, чтобы его вопросы вызвали очередные бесполезные споры, и поспешил перебить.

– Где вы это слышали?

Оба задумались, один протянул бутыль гулю, но увидев отказ, не стал настаивать, хлебнул сам.

– Дак… точно и не вспомнить…

– Может, кто из караванщиков болтал?

– Хм. Караванщиков со среды прошлой не было, они у Гаврилы всё чаще останавливаются, у него… ну это… дочки красивые. Наша Лизавета тоже хороша, но она барыня не такая.

– Вот в том караване, что в прошлую среду у нас останавливался, охранник был, он про когтя говорящего рассказывал.

– Такая же брехня, как и брамин твой одноголовый!

– Правда – и то, и другое!

– Ну а с брамином что? От кого услышали?

С минуту морщили лбы, по очереди присасывались к бутылке, морщились.

– Извини, друг, не вспомнить. Не могу вспомнить, кто и когда говорил.

– Ну хотя бы в каких краях такое диво родилось?

Опять долгое раздумье, отрицательное качание головами и извиняющиеся пожимания плечами. Тут, пожалуй, больше ничего не выведать, хотя…

– А с когтем что?

Траляля сразу оживился и начал торопливо рассказывать, отмахиваясь от приятеля и шикая на него, когда он снисходительно вздыхал или вставлял ироничное замечание.

А история была следующая. Отряд охотников напал на след когтя, шли без передыху полдня, в основном по пустынной местности, что для когтей странно, они редко выходят туда, где нельзя спрятаться. Возможно, гнались бы за ним и дольше, но когтю не повезло перебежать дорогу каравану, в буквальном смысле. Он пробежал под самым носом у караванщиков, не обратил даже на них внимания. Охранники оцепенели, но у кого-то сдали нервы и он пальнул уже в спину, когда коготь немного отдалился. Мутант такой обиды не стерпел, вернулся и стал потрошить всех, кто держал оружие. Скотинку не тронул. Охотники подоспели как раз к шапочному разбору, когда у караванщиков было намного меньше конечностей, чем полагается здоровому человеку. Отряд был из шести человек, великоват для охоты всего на одного полосатого. Все хорошо вооружены и экипированы, все закалены боями, как против людей, так и против всевозможных мутантов, и все они были разобраны на суповые наборы. Коготь не стал убегать, для такого хищника это не странно, странно было, что после всей этой бойни он не только выжил; сел возле одного из раненных, глядя куда-то вдаль. Раны стали заживать на глазах, окровавленные комки шерсти скатывались на дорожную пыль, потом он встал и пошёл в ту сторону, куда так спешил до этого. Вот этот-то выживший, после того, как дошёл до города, сменил портки, подлечился и примкнул к другому каравану.

Гуль откровенно улыбался, но перебивать не стал. Он и не такое слыхал, так что коготь смерти, в одиночку уложивший два десятка вооружённых людей – вполне терпимый баян.

– Накинь капюшон.

Труляля прервал затянувшуюся паузу и мотнул головой в сторону дороги. Данила поспешил последовать совету и спрятал лицо.

По дороге шли три бойца, при оружии, в кожаных куртках с одним рукавом. Тот, что катил тележку, выглядел самым раздражённым; сердито уставился себе под ноги, изредка смотрел по сторонам здоровым глазом. Работники дружно в сердцах сплюнули.

– Работорговцы, штрафники… лучше бы они друг друга перебили, а то ведь велико наказание: за молоком ходить.

Труляля взболтнул остатки на дне, поймал на себе сердитый взгляд и передал бутылку.

– И что главное-то – решил добавить работник – недалеко отседова и правда караван вырезали, охранник говорил, что тот самый.

Интересно, можно ли из них ещё что-то вытянуть. Пойло они уже прикончили, но, может, не станут клянчить добавку.

– Ещё что-то занятное в ваших краях есть?

– Та не, всё как обычно. В Большом Степном иногда видны в небе сполохи. Как радуга, только ночью.

– Это далеко?

– Да, полторы сотни вёрст, не боле.

– Караваны в каких направлениях ходят?

– В Мареевку, в Большой и Малый Степной. Очень редко на северные делянки, сразу несколько обозов вместе идут. Так же и в Деникино, очень редко ходят, и в основном под охраной Дружины.

– На восток ходят караваны?

Товарищи синхронно покачали головами.

– Чего там искать? Нет там жизни.

– Где-то да есть… – сказал гуль, но больше убеждая себя, а не работников, – что же, тут других городов нет?

– Больше деревни, но это в сторону северных делянок, там не так солнце лютует, и земля плодородная попадается.

Что бы ещё спросить… или для такой глуши и так немало узнал? Задумчиво посмотрел на работников. Те не спешили возвращаться к прежнему занятию, тоже опёрлись на ограду и снова начали обсуждать вероятность существования разумных мутантов, насколько разумными они могут быть, чего они будут добиваться, раз уж их умом наделили. Ладно, пора бы уже топать дальше.

– А где здесь гильдия ошейников?

– Слева от главной дороги на версту, на том конце города.

– Справа – поправил Труляля

– Справа, это если в город с той стороны заходить, а если идти отсюда, то слева.

– Но ты же… а, ну да, слева. А тебе зачем туда?

– Мне туда не надо, потому и спрашиваю, чтоб ненароком не набрести. Кстати, я уже слыхал где-то про брамина—уродца, вроде где-то далеко на севере есть такой. Вот и хотел узнать, верно ли мне край указали.

Траляля приосанился и свысока посмотрел на поникшего товарища. Обманывать нехорошо, но конкурентов кормить тоже не резон. Если новость свежая, то надо сократить количество соперников и попробовать найти первым.

– Ладно, парни, мне идти пора, спасибо за компанию.

– И тебе спасибо, добрый человек. Заходи ещё, рады будем.

«Ещё бы – подумал про себя, – алкаши они и в Африке алкаши»

Новости, новости… Одноголовый брамин… насколько это реально? Сколько людей по всему миру говорят об этом? Слышит он об этом впервые, возможно один из первых узнал об одной из городских легенд, или даже получил возможность поучаствовать в событии мирового масштаба. Где искать бурёнку – совершенно неясно. Можно будет поискать информацию о менее радиоактивных землях и попытать счастья там. К тому же, так же непонятно, что делать с находкой. Значит, нужно взяться за что-то другое, но держать руку на пульсе, отслеживать все подобные слухи и в других местах. Что имеется по говорящей ящерке? Возможно очередной трёп. Шести охотников там явно не было, может пара, максимум каре, даже для когтя это потолок, скорее всего, просто налажали и приукрасили историю, чтобы нагнать страху. Тем не менее, одному не справиться. Ближайшее время должны подскочить цены на запчасти мутантов, потом резко спадут из-за переизбытка товара, так что это скорее просто полезная информация. Остались сполохи в ночном небе. Это может быть как простым северным сиянием, которое забралось не в те широты, так и остатком секретного правительственного проекта. Ставить на такое дело тоже не стоит, просто взять на заметку и так же держать ухо востро. Да уж, всё не так красиво, как показалось на первый взгляд. Самым рациональным решением будет идти снова в восточный сектор, по пути подыскивая интересную работу для одиночек. Возможно, стоило бы позаботиться о силовой поддержке. Так вдруг нехорошо стало от этой мысли, что бродяга сразу же от неё отмахнулся. Снова от кого-то зависеть, на кого-то полагаться? Нет, спасибо.

Главная улица была единственной в этом захудалом городишке. Ближайший к нему посёлок был даже меньше по размеру, но там, в отличие от этого места, над единственным боевым лагерем развивался флаг с окрылённым мечом и шестерёнками, а не треклятый ошейник. Люди чувствовали напряжение, но всё же под крылом Дружины было спокойней. Торговля в обоих городах шла примерно одинаково, но в этом, кроме торговцев, никто не селился. Бродяга брёл по пустой улице, и ему из каждого окна мерещилась пара внимательных глаз. Он понимал, что может выглядеть слега подозрительно. Чтобы не выдать себя походкой, пришлось замедлить шаг. Лица не видно, но что, если его раскусят? Что стоит дать весточку в гильдию? Хозяйка бара и её работники были солидарны в вопросе отношения к работорговле, но нельзя с уверенностью сказать это про всех здешних жителей. При себе у него был верный пистолет, несколько обойм и старенькая винтовка. На пару супостатов хватит, но против большой группы ему никак не выстоять. Образ одноглазого, толкающего перед собой тележку, всплыл очень живо, и гуль тихо засмеялся. Большую роль тут играла потеря статуса, чем ограниченный доступ к забавам. В системе, где авторитет стоит чуть ли не на первом месте, его потеря особенно болезненна.

Солнце уже прошло зенит и медленно двигалось к горизонту, тени начали удлиняться; то тут, то там на крыльцо выходил хозяин почтовой конторы или бытового магазина, располагался в ободранном кресле или на простой лавке. Курились трубки, читались старые журналы, кое-кто играл на скрипке или флейте. Здания в основном одноэтажные и двухэтажные. Главная дорога, как ни странно, была почти на окраине города, наверняка её выбрали потому, что она была достаточно широка и строения в этой части города сохранились лучше, чем в фактическом центре города. Вообще немного странно, ведь размер города всегда определялся количеством жителей, а не сохранившихся строений. Так, к примеру, некоторые губернские города считались мёртвыми, потому что кроме рейдеров там почти никто не жил.

Дорога резко свернула вправо, последним на углу расположился оружейный магазин со стандартным названием «Егерь». У входа мужичок с пышными бакенами что-то выслушивал от бритоголового щупляка в зелёной кожаной броне с двумя чёрными нашивками на плече. Последний смотрел снизу вверх, одну руку держал в кармане, во второй держал толстый дымящийся окурок и активно жестикулировал, часто затягиваясь и пуская дым мужичку в лицо. Тот морщился, но не отходил, не возражал, лишь изредка кивал.

Странно, что разбойники и работорговцы враждуют меж собой, ведь обе фракции ведут себя одинаково мерзко, у них одинаково скудный словарный запас, их все одинаково ненавидят. Даже меж собой бандитские группировки чаще язык находят. Правда, если надвигается угроза в лице Дружины, все как-то сразу забывают о старых дрязгах ровно до тех пор, пока всем скопом не огребут люлей, или, что тоже бывает нередко, отобьют нападение просветителей. Но в отличие от разбойников, ошейники могут себе позволить вот так селиться в нейтральном городе и собирать «налог» с некоторых торговцев. С сочувствием посмотрел на торговца. Возможно, однажды дружинники выбьют отсюда всю эту шваль, но пока ничего поделать нельзя.

Нежилой квартал отличался от торговой улицы лишь отсутствием людей, пожалуй. Дома тут такие же облезлые, с трещинами в стенах и провалами в кровле. Тут так же нет заборов, вместо стёкол в окнах куски фанеры, или просто закрытые ставни. Интересно, кто этим занимается, кому надо в заброшенных домах окна заколачивать? Или хозяева, предчувствуя войну, покинула дома в надежде однажды вернуться? Скосился на вагончик, к верхнему углу которого много лет назад была прикреплена стандартная реклама. Теперь от неё остались ржавые проволочные кольца да куски трухлявой резины. Хорошее местечко. Было когда-то. Когда пионер находит город, такие вот объекты вскрываются в первую очередь, инструменты в Пустошах ценятся очень высоко, так как почти нигде не производятся и найти их можно разве что в убежищах, или в подобных мастерских.

Гуль свернул в нежилую часть города и прибавил шаг. Интересное дело – спустя всё это время некоторые дома очень хорошо сохранились. Срубы встречались редко, и все они обгорели или сгнили, и лишь по остаткам брёвен, да прямоугольным возвышенностям занесённого землёй фундамента, можно было понять, что некогда на этом месте стоял дом. Немногим лучше сохранились постройки из блоков известняка: сплошь груды обломков, из которых изредка возвышались одинокие стены. Все руины помалу зарастали травой и мелким кустарником, иногда через провалы крыш к небу тянулись одинокие берёзы. Редкие леса, попадающиеся по пути, были хвойными, а в руинах всегда растёт березняк. Странно.

Кирпичные и каменные дома проявили наибольшее упорство. Облицовка начисто осыпалась. От крыш редко оставался хотя бы остов, стены пошли сетью трещин, и всё же эти старички держались. В принципе, можно присмотреть какой-нибудь дом с целыми ставнями или погребом, и переночевать в нём. Но опыт подсказывал, что в подвалах всегда квартируется какая-нибудь мерзость – сухие мокрицы, сколопендры, тараканы. Даже если выбрать местом ночлега второй этаж или мансарду, с наступлением темноты могут заглянуть на огонёк те же насекомые, крысы, или даже залётные степные собаки. То ли дело заночевать на свалке. Почти в каждом поселении она есть, и туда свозят самый радиоактивный мусор. И не важно, что кругом – Пустошь, и мусор можно отвезти подальше от своего дома, люди просто складывают его там, где его уже довольно много скопилось. На карте свалка была обозначена как старая автостоянка. Кислотные лужи, фонящие жестянки, хищные плющи… красота. И живности там должно быть минимум, и что важнее, никому не придёт в голову бродить там ночью.

На подходе к свалке увидел нечто странное. Человек. Сидит. Естественно, от забора остались лишь… да ничего от него не осталось. Всё пригодное для строительства давно уже растащили местные. Так же дело обстояло и с машинами – легкоснимаемые части открутили, остались нетронутыми лишь вконец ржавые жестянки. Взамен горожане сносят сюда мусор. Конечно, ничто пригодное для повторного использования не выбрасывается, но кучи разнородного мусора всё же скапливаются на периферии свалки. Знаменательно так же и то, что практически на любой свалке имеются кислотные лужи, несмотря на отсутствие захоронений или утилизации здесь в прошлом соответствующих отходов. Бочек нет, а лужи есть. Парадокс.

И вот, среди остовов отечественных корыт и зарубежных автокаров, среди невысыхающих луж, подёрнутых жёлто-зелёной ряской, сидел человек в силовой броне. Голова зажата меж колен, руки стянуты под коленами, и всё тело обвивает с десяток витков толстой верёвки. Сбавил шаг, посмотрел по сторонам. Вскарабкался на груду металлолома, осмотрелся получше. Спрыгнул, подошёл к связанному и прошёлся вокруг. Броня как броня, поношенная, явных модификаций нет, скорей всего Дружина или наёмник из союзной фракции. Человек внутри не подавал никаких звуков и не шевелился. Помочь иль не помогать – вот в чём вопрос! Настораживает единственный, но немаловажный факт: человек в силовой броне связан, и находится посреди свалки ОДИН. Дружинники в одиночку не ходят, тем более на вражеской территории. если бы хотели наказать своего, то уж точно не оставляли бы на нём броню. И он вообще живой там внутри? Вопросы-вопросы… эх, была ни была. Взялся за верёвку, вставил лезвие кортика в узел и расшатал его. Славные узлы, вязал определённо знаток своего дела. Без посторонней помощи шансов освободиться мало, даже сервоприводы костюма тут бессильны. Распутывая узлы, поглядывал по сторонам – если кто-то связал человека, этот кто-то вернётся. Голова и руки уже развязаны, а человек всё так же сидит, лишь тихо посапывает дыхательный механизм на шлеме. В очередной раз, когда гуль поднял голову, чтобы осмотреться по сторонам, он лишь краем зрения успел уловить движение. Рванул в сторону, но было уже поздно. Рука в тяжёлой перчатке догнала скулу и высекла из глаз сноп искр. Сознание улетело куда-то глубоко, и в себя Данила пришёл от жуткой головной боли. Он не сразу понял, где находиться, перед глазами шаталась влево-вправо какая-то серая бугристая стена. На глаза давили изнутри, было тяжело дышать, а в пояс давило что-то твёрдое. Постепенно понял, что висит вверх ногами, точнее свешивается через плечо шагающего человека. В следующий момент вояка в силовой броне покачнулся, раздался треск вышибаемой двери, Данила не сильно, но очень больно ударился головой о булатную спину, и сознание вновь померкло.

– Ты как?

Гуль открыл глаза, из полумрака на него смотрело молодое, почти детское лицо.

– Извини, что ударил, я думал тот гад вернулся с подмогой.

Сквозь шум в голове промелькнула мысль, что можно не хвататься за оружие. Прислонился затылком к стене, закрыл глаза и стараясь говорить так, чтобы не болела голова, спросил:

– Ты кто?

– Мамо. Меня оглушили и связали, думал, отбегался. Спасибо, что освободил.

Понятно. Ух, что же так плохо-то. К чёрту этого Мамо, поспать бы…

******************

– Открыто!

Олег вошёл и прикрыл за собой дверь. Евгений лежал на сложенном диване лицом к стене. Из-за придвинутого вплотную компьютерного стола торчала только худая рука, обнимающая спинку дивана. Поисковик одёрнул шторы, в комнате сразу стало светлей, а человек на диване заворочался и простонал:

– Дневной свет, он обжигает!

– Ничего, не испортишься.

– Чего припёрся?

– Да ты само гостеприимство.

– Ой, извини… может, чаю?

– Да, пожалуйста.

– Чайник на кухне. А я буду кофе.

Олег, с трудом сдерживая улыбку, деланно покачал головой, пошёл на кухню и вернулся с двумя кружками. Долго искал место, куда бы пристроить. Стол полностью заставлен какими-то бумагами, книгами, деталями от детского конструктора, грязными тарелками и такими же кружками. Из одной поднимался добротный букет мохнатой серой плесени.

– Держи свой кофе.

– На стол поставь, – не оборачиваясь, помахал рукой Евгений.

– Некуда.

Парень приподнялся, ещё крепче закутался в плед и принял кружку.

– Так чего припёрся?

– Тебя проведать.

– Проведал?

– Ещё нет.

– Ладно…

Олег прошёлся взад-вперёд по комнате, остановился у стула, скинул с него вещи прямо на пол и сел.

– Как поживает твоя подруга?

– Надеюсь, что неплохо. Я ей больше не пишу.

– Вот оно как. Который раз по счёту?

– Четвёртый, – честно признался Евгений, ничуть не смутившись.

Он допил кофе, поставил кружку на пол возле дивана и зарылся в компьютер. Копался он больше часа, изредка посматривая на незваного гостя. Тот сменил стул на более удобное место – сел на пол, и ничуть не оскорбился столь долгим отсутствием внимания.

– Я уже по ней скучаю, – заговорил Евгений.

– Много времени прошло?

– Часов пять.

– Ого! Идёшь на новый рекорд. Слушай… а она хотя бы замечает? Или чего ты добиваешься?

– Я прекрасно понимаю, что нам не быть вместе, что я – слишком Я, и мне не измениться. Но не могу себя заставить забыть. К тому же, с ней приятно поболтать.

– Ты это… сам-то себя слышишь? Хватит сироп разливать.

– Сам же спросил.

– Так ты это нарочно?

Евгений пожал плечами и сменил тему, намекая на то, что гостю пора бы честь знать.

– Мне сегодня на работу вечером.

– Не забудь привести себя в порядок.

– Конечно, мамочка.

– Так у неё есть парень? – не унимался Олег.

– Уже нет.

– Ну, возьми да позови её на свидание.

– Пфф, дай покажу, – Олег наклонился через стол и заглянул в монитор. Оттуда смотрела миловидная особа с походным рюкзаком за плечами. Волевой взгляд, каштановые волосы до плеч, на губах – лёгкая улыбка. – Видал?

– Очень даже ничего.

– И я о том, – вздохнул Евгений, и обозначил ладонями пространство, – если вот здесь у меня есть время обдумать каждое слово, при встрече она меня за пару минут раскусит. Сейчас у меня есть хотя бы общение, так что…

– Не хочешь рисковать.

– Именно!

– Ты же сказал, что хочешь это прекратить.

– Ну… вечно это длиться не может.

– А как тебе такая мысль: пригласи её куда-нибудь. Если ты справишься с собой, вы подружитесь ещё крепче. Если нет – она начнёт тебя игнорировать, и тогда ты точно будешь знать, что обратного пути нет. Оба варианта тебе подходят, остаётся только её пригласить.

– Логично. Но фиг.

Олег закатил глаза и вздохнул, как человек, который устал биться головой о непробиваемую стену чужого восприятия вещей.

– Ладно, – отмахнулся Евгений, – лучше покажи какой-нибудь фокус.

– Фокусы в цирке, – ответил Олег, но всё же вышел из комнаты и вернулся с кастрюлей воды и бутылью шампуня, – иголки есть?

– В тарелке с пуговицами.

Поисковик нашёл несколько швейных игл, взял со стола лист бумаги, оторвал небольшой прямоугольный клок. Проткнул его иглой так, чтобы получилось подобие паруса, залил в воду шампунь и бросил бумажку с иглой. Вторую иглу бросил туда же, но вместо того, чтобы утонуть, она остановилась на поверхности, по воде пошла рябь, как от лёгкого дуновения. Евгений уже слез с дивана на пол, и теперь следил за манипуляциями гостя. Олег сидел, поджав под себя ноги, скрестив руки на груди, с закрытыми глазами. Вода задрожала, начала закипать, воздух поднимался к поверхности, и выше, превращаясь в мыльные пузыри. Один из них подхватил иглу с бумагой. Пузыри поднимались к потолку, кружили в причудливом танце, не касаясь друг друга, а солнце играло в них радужными отблесками. Под потолком рождались и рассеивались галактики, резвились животные, плясали дикие танцы человечки и складывались всевозможные геометрические фигуры. Лопнул первый пузырь, проткнутый иглой, за ним другие, и сидящих на полу людей полил мыльный дождь. Хозяин квартиры продолжал заворожено смотреть на потолок.

– Чек, пожалуйста! – нарушил тишину Олег, отряхнул волосы и вытер лицо рукавом.

– Круто… – еле слышно прошептал Евгений дрогнувшим голосом.

– Только не забудь – никому ни слова.

– Само собой, – так же тихо ответил парень, дополз до дивана, лёг на спину и отстранённо уставился в потолок, – когда ты придёшь в следующий раз?

– Как получится, – уклончиво ответил поисковик и направился к двери, – давай, не раскисай.

Евгений не ответил, а Олегу показалось, что он услышал всхлип. Не стал оборачиваться.

Солнце пригревало, захотелось махнуть на все дела рукой и поехать куда-нибудь, отдохнуть, набраться сил. Такие вот визиты страшно изматывают. Нет, простенькие трюки почти не забирают сил, но вот сама атмосфера – гнетёт. Тяжело находиться рядом с человеком, который постоянно страдает на пустом месте.

Проехался немного на подвижной дороге, потом прошёлся пешком, и прибыл к дому своей девушки. Можно было бы встретиться на месте, ехать всё равно в другую сторону, но всегда приятно идти рядом с красивой женщиной, не говоря уже об элементарной вежливости и проявлении внимания. Всем нравится внимание.

Катя ожидаемо ещё собиралась, и поисковик присел на лавочку, подставив лицо всё ещё жаркому солнцу. На соседней скамейке сидели две женщины преклонных лет – эталонные ходячие стереотипы. То бишь, сидячие. Сидели и полоскали кости соседям, редким прохожим. Про самого Олега ничего не говорили, но краем уха он всё же прислушался.

– … снова полночи шумели. Через стенку музыка – бум-бум-бум, в серванте посуда аж прыгает. И вечно ходют туда-сюда, дверями стук-стук. Участковому звоню, говорит, что разберётся. Ну, думаю, уложу своего Ивана снова спать, он уж валидола почти банку целую выпил. Лежим и ждём, пока эти безбожники успокоятся, а музыка-то только громче стала! Подождала ещё немного, думаю – пусть Пётр Михалыч позвонит, разберётся, или может время ему надо доехать. Ждала-ждала, позвонила снова, а он: «Я сейчас занят, вы уж потерпите, пожалуйста».

– А сама-то ходила к ним?

– Ходила.

– И что говорят?

– «Мы друга в армию провожаем». В армию, представляешь?! И почти каждые выходные так!

– Молодёжь, – сокрушённо покачала головой, – ничего святого, никакого уважения к старшим.

– А ещё Лёшка, Дементьев.

– Снова затопил?

– Да! Обои на кухне на половине стены буграми пошли, на потолке штукатурка отвалилась. Бегу к нему, стучу полчаса, он открывает – синий весь, на ногах еле стоит, язык заплетается, а всё равно меня старой каргой обозвал, и дверь обратно захлопнул. Я кричу, чтоб воду выключил, он меня через дверь обматерил.

– Алкаш конченный, хоть бы уже упился вусмерть.

– И не говори, – махнула бабулька иссохшей рукой, – каждый месяц заливает, и хоть бы копейку за ремонт заплатил. И знаешь что? Вот пойду я в воскресенье в храм, свечку свящённую возьму, и ему под дверь подложу, путь уже сгниёт, зараза.

Собеседница одобрительно закивала. Олег ни грамма не был набожным человеком, но с логикой дружил, и услышанное заявление его покоробило. Он как-то уже слыхивал про «Помолиться на смерть». Человек идёт в церковь и молиться Богу, чтобы кто-то умер. Даже простой здравый смысл разведёт христианство и пожелание зла по разным углам, так как же может говорить такое верующий человек??! Действительно – карга. Ведьма. Это ещё спорный вопрос – у кого ничего святого не осталось. Услышанные слова неожиданно сильно задели за живое, кровь закипела, краска прилила к лицу, кулаки сами собой сжались, поисковик уже обернулся к старушке, чтобы осадить её, поставить на место, но встреченный взгляд обжёг холодным огнём, и произошедшее вмиг стало понятным, стало стыдно за своё дилетантство, что повёлся на такой дешёвый трюк.

На плечо легла чья-то рука, от неожиданности Олег вздрогнул и резко обернулся.

– Ты чего? – рассмеялась Катя, очень мило улыбнувшись и склонив голову набок.

– Ничего, – Олег потёр пересохшее горло, встал, взял девушку под локоть. – Ты вообще в курсе, что у тебя в подъезде вампир живёт? – спросил он, когда порядочно отошли от дома.

– Нина Сергеевна? Она безобидная. И действует интуитивно, на инстинктах. Не при делах, короче.

– Ну-ну, – как можно беззаботней сказал Олег – не хотелось потерять лицо.

– А ты что, у Жени снова был?

– Ага.

– И зачем тебе это, – девушка прижалась к плечу поисковика и заглянула в глаза, – он уже отработанный материал.

– Какая ты бессердечная, – укоризненно сказал Олег, – как бы там ни было, от меня не убудет.

– Нашей вины тут нет, у него своя голова на плечах.

– Так-то оно так, но, возможно, эти редкие посещения удерживают его от второй попытки.

– Или же мешают ему сжиться с его новой реальностью. Со старой новой. Короче, ему бы поскорее всё забыть, как будто ничего и не видел.

– Говоришь как Жрец, – усмехнулся поисковик, зарываясь лицом в душистые волосы своей спутницы, – а я повторюсь: от меня не убудет.

Двое вышли на поле арены. Им дали некоторое время на адаптацию, и разрешили начинать по готовности. Глаза наблюдающих за поединком участников группы плавали в воздухе еле уловимыми тенями и постепенно слились в колыхающееся марево. Попробовать подойти к этому туману вплотную или попытаться скрыться бесполезно: дымка всегда будет держаться на одинаковом расстоянии от вышедшего на арену человека. Олег провёл перед глазами рукой, пытаясь стабилизировать зрение, и позавидовал Сценаристу: он-то на арене почти всё свободное время проводит, впрочем, как и полагается воину. Теперь он просто ждёт, полный снисходительности. Его силуэт слегка подрагивает. Ноги отчётливо видны, но чем дальше от земли, тем хуже просматривается его аура. Поисковик провёл ногой по траве, недовольно покачал головой, притопнул, и снова провёл пяткой – теперь уже по толстому слою пыли. Сгрёб жмень пыли, поднял высоко над головой и пустил тонкой струёй. Пыль, не долетая до земли, начала зависать в воздухе на уровне груди, ей навстречу начал подниматься тонкий столбик земли. Он всё рос, пока не столкнулся с пылью, сыпавшейся из руки Олега. Он взялся за получившееся древко и выдернул из земли алебарду. Сценарист по-прежнему стоял, спокойно наблюдая за приготовлениями спарринг—партнёра. Ну что же, раз время есть… Олег прочертил лезвием алебарды круг, снова наклонился и трижды хлопнул по земле. Пыль поднялась в очерченной области, поисковик резким движением кисти отсёк от земли пылевой столб и приказал ему следовать за собой. Выпрямился, несколько раз взмахнул оружием. Древко с лёгкостью рассекло пыль, но она тут же стянулась обратно, не оставляя прорех. Олег сделал шаг вперёд и дал сигнал готовности.

Илья низко поклонился, отчего его силуэт весь вспыхнул языками пламени. Олег сделал шаг назад, показывая, что не желает атаковать первым, и тут Сценарист, ступив вперёд, вскинул руку и с его кисти сорвался снаряд. Кружащая вокруг поисковика пыль мгновенно сместилась вперёд, загустела и поглотила большую часть силы летящего снаряда, а пролетевший сквозь защиту огарок Олег отмахнул рукой. Щит рассеялся и вернулся в прежнюю форму. Илья, делая небольшие шаги, начал концентрировать в руках энергию, затем на последнем шаге резким выпадом припал на одно колено, свёл руки и хлопком выбил ревущую волну огня. Олег взмахну алебардой, ударил в землю и в последний момент рывком поднял из земли каменный клин. Ревущая стихия пронеслась мимо и рассеялась, каменный клин осыпался раскалённым песком, и сразу же в грудь прилетел огненный клубок. Небольшой, но Олег не успел направить щит или уклониться, и он почувствовал, как сила струится из образовавшейся раны. Илья решил не давать время на отдых, наступая, стал выпускать один снаряд за другим. Олег выставил щит, по возможности уклонялся, выгадал момент, поднял горсть земли и приложил к груди. Рана стянулась, прекратив потерю сил.

Сценарист наступал быстрее, чем его соперник успевал отходить, его огненная аура становилась всё ярче, и по мере приближения атаки становились всё сильнее, щит всё хуже справлялся, приходилось иногда повторять трюк с каменным столбом, чтобы перевести дух. Наконец, когда Илья подошёл почти вплотную, Олег снова поднял каменный столб, принял низкую стойку, хлопнул по земле и поднял полуметровой высоты туман, и как только пилон осыпался под натиском огненной стихии, отправил пылевой щит влево, сам же рванул вперёд. Илья выпустил несколько снарядов в обманку, прежде чем различил в поднявшемся тумане ауру соперника и направил на него руку. Выстрелить он не смог, успел лишь уклониться от быстрого выпада и ушёл вправо. Олег провернул древко, поставив лезвие в горизонтальное положение, правой рукой взялся за хвостовик и рывком выбросил руку, рассекая загустевшее вдруг пространство арены и пытаясь достать воина. Тот же закачал в руки энергию, скрестил их на груди, заблокировал удар и выбросом сырой силы отбросил лезвие. Олег не смог удержать оружие, оно вырвалось из рук, упало поодаль и рассыпалось пылью. Воин немного отступил, давая сопернику возможность встать на ноги. Но Олег и не думал вставать, в пылу битву он принял заминку не за правило хорошего тона, а за слабость в защите. Припав обеими руками к земле, он сконцентрировался, земля под Сценаристом размягчилась и вновь затвердела, как только он по колени провалился в грунт. Олег, всё так же припадая к земле, увернулся от двух огненных снарядов, отскочил немного назад, набрал в руки пыли и метнул в Сценариста. Десяток образовавшихся дротиков вонзились в корпус и закрывающие лицо руки. Тут-то Илья не выдержал и развернул вовсю. Испепеляющая волна ударила из его тела, аура из тёмно-красной стала ослепительно-белой и выросла в размерах, он с лёгкостью выдернул из ловушки ноги. Земля под ногами плавилась, всё пространство вокруг накалилось до совсем уж невообразимого состояния. Илья наклонился, зачерпнул пригоршню земли, которая моментально оплавилась и начала медленно протекать сквозь пальцы. Он искал взглядом противника, чтобы метнуть в него магму, как насмешку – побит своей же стихией.

Однако, поединок и так был уже окончен. Олег выпал из пространства арены уже после первого шага разбушевавшегося воина в его сторону.

Сценарист ещё секунду промаргивался после возврата из астрала, а сидящие в круге члены обеих групп дружно улюлюкали обоим участникам поединка.

– Смерти моей хочешь? – поисковик сидел на траве, скрестив ноги, хлебал воду и пытался отдышаться. Катя откупорила вторую бутылку воды и подала своему парню, – вроде обещал сдерживаться.

На лбу Олега выступила испарина, а ворот и манжеты рубашки дымились.

– Да ладно тебе, – вмешался Жрец, – нормально же получилось. Можем засчитать Илюхе техническое поражение.

– Чего?

Возмущённо развёл руки, мол – как понимать?

– Ну, условие было, что будете на равных драться, – взял слово Вадим, – а ты после нескольких контратак Олега вышел из себя и начал в полную силу. К тому же смотри, что ты наделал.

Глава старшей группы указал на центр круга, где на выгоревшей земле бесформенной кляксой остывала лужа металла, которая за минуту до этого была мангалом.

***********************************

Немая сцена продолжалась уже минуту. Каждая секунда длилась целую вечность, в царившей тишине можно было услышать глухие удары сердца стоящего рядом человека. Каждый боялся шелохнуться, чтобы не спровоцировать другого на пальбу. Глава лагеря работорговцев буквально был загнан в угол, он стоял сбоку от своего стола, вжавшись в угол вагончика, и держал в руках тяжёлый пулемёт. Двое его бывших подчинённых стояли слишком далеко друг от друга, и одной очередью их снять не хватит времени. Лейтенант Глинка, меж товарищей – Глина, а за глаза называемый Грязью, нацелил на своего командира кустарный пистолет – пулемёт. Он уже озвучил своё требование, и обещал даже отпустить командира с миром, как только тот сам сложит полномочия. Разумеется, в живых он его оставлять не собирался, но сказать-то – язык не отсохнет. Двое его подельников и непосредственных подчинённых лежали у входа в вагончик, пулемётная очередь скосила их на подходе, прошив насквозь дверь. Четвёртый заговорщик – тупоголовый загонщик Козява. На него было меньше всего надежды, и сказали ему о намечающемся деле в самый последний момент. Но он вовремя забежал в вагончик, когда Тихий перезаряжал пулемёт, и нацелил на главаря пм. Парней жалко… нет, если Тихого сейчас уложить, то поддержка среди рядовых бойцов всё равно будет, им просто деваться некуда. Но как выбраться из этой патовой ситуации, Глина не знал. Главарь держит на прицеле его, Глинку. В ином случае, он, не задумываясь, пожертвовал бы Козявой и первый открыл бы огонь. Весь лагерь ждал, кто же выйдет из двери вагончика, никто не решился вмешаться и открыто поддержать ту или иную сторону.

Разрешилось всё в один момент. Козява перевёл руку влево и выстрелил. Красная клякса окрасила стену, а Глина, слегка задрав простреленную голову, свалился на пол. Сжатый в посмертной судороге пистолет-пулемёт выпустил короткую очередь, после которой в стене вагона осталась кривая пулевых отверстий. Козява спокойно засунул пистолет в кобуру, подошёл к Глине и принялся снимать с него трофеи. Цепочку с крестом сложил в карман, перстень снять сразу не смог, достал из сапога нож и отрезал палец. Сразу же примерил и довольно кивнул. Выпотрошил карманы, забрал подсумок с патронами к пп и само оружие. Встал, скривился от боли и сжал виски.

Тихий всё это время держал Козяву на мушке, решая для себя: они всё ещё враги, или можно ему более-менее доверять? Наконец опустил пулемётное дуло к полу, но палец с пускового крючка не убрал.

– И что это было?

– Это? – Козява пнул руку мёртвого лейтенанта, – попытка бунта. Надеюсь, за содействие мне полагается премия.

– Ты пришёл с ними. Почему передумал?

В ответ только пожал плечами и оскалился.

Пристрелить его сейчас? Однажды Козява может пожалеть, что поддержал не того, и грянет новый бунт. Вообще, дело это обыденное. Тихий и сам пришёл так к власти, это стало своего рода традицией, независимо от местоположения и размера филиала гильдии. Поэтому и лейтенант в лагере был только один, чтобы минимизировать риск заговора. Конечно, в процессе деления власти заговорщики и друг друга постреляют, но для мёртвого экс-главаря это не ахти какое утешение. Как бы там ни было, некоторое время стоит лично участвовать в особо крупных рейдах, утвердить пошатнувшийся авторитет. А Козява… пусть живёт пока. Повысить его, проверить в деле. Жизнь спас, как ни крути.

– Сержантом будешь?

– Лишь бы не лейтенантом, – снова оскалился Козява и посмотрел на лежащий на полу труп. Сочившаяся из головы кровь стеклась в приличную лужу. Низкорослый боец посмотрелся в зеркальную поверхность почерневшей крови и добавил, – хотя вон у входа и сержантам место нашлось. Как насчёт простого бонуса в виде личной благодарности? А там на твоё усмотрение.

Настала очередь Тихого ухмыльнуться: не дурак, ох не дурак, когда это он успел таким хитрозадым заделаться?

– Тогда прикажи кому-то тут прибрать. Отдохни. Если нужна кислота, сходи к доку.

Козява кивнул и вышел.

********************************************

– Сибиряков Даниил.

– Я! – подобно школьнику, тяну руку вверх.

Перенервничал, бывает. Нужно держаться спокойней и уверенней. Молодая симпатичная девушка жестом приглашает войти в кабинет. Секретарша из тех, что показывают в кино: стройная, приветливая, опрятно одетая, вежливая. Даже в кресло усадила. От запястий пахнет чем-то сладким, нежным и изысканным, явно духи не из дешёвых.

– Добрый день. Нет, не вставайте! Надеюсь, вам удобно? Вот и отлично. Желаете чего-нибудь выпить?

– Эээ… нет, спасибо.

– Ну же, я очень надеюсь, что разговор не будет скоротечным. Чай, кофе?

– Спасибо, я… – отказываться, глядя в эти глаза, излучающие радушие и дружелюбие, было выше моих сил, – просто воды, пожалуйста.

– Отлично! Наденька, принесите молодому человеку воды со льдом. Довольно жаркая выдалась весна, не находите?

Опять этот аромат. Передо мной появился высокий, слегка запотевший стакан.

– Спасибо.

– Благодарю, Наденька. Если мы задержимся, принесите нам чаю. Вы ведь не откажетесь?

Такое чувство, будто меня с кем-то перепутали. Лысый розовощёкий колобок изучающе посмотрел мне в лицо, побарабанил пухлыми пальцами по столу и глубоко вдохнул. Готовится к очередному залпу.

– Скажите, Даниил, вы догадываетесь, почему вы оказались здесь сегодня?

– Потому что… две недели назад я заполнил анкету? – ответил неуверенно – вопросительно.

– Угум. На какую должность вы претендовали.

Неужели зря выходной потратил? Не первый раз вижу такие роскошные кабинеты с большими книгами в кожаных переплётах на тяжёлых столах из цельного дерева. Девчушки с длинными ресницами и короткими юбками приветливо улыбаются, а «менеджер по персоналу» после пары стандартных вопросов предлагает распространять продукцию сомнительного качества. Насколько возможно, что такая контора шифруется под крупную фирму? Дерзко, но чего только не встретишь в наше время.

– Честно говоря, я и сам толком не понял, просто заполнил пункты, которые смог, и забыл на следующий день.

Сейчас начнёт затирать про жизненные приоритеты, про правильное мышление, дойдёт до внешнего вида. Проходили, знаем. На этот раз не постесняюсь, пожелаю им здоровья и как следует хлопну дверью.

Колобок в кресле поступил не по шаблону. Широко заулыбался, показывая мелкие, ровные белоснежные зубы.

– Всё верно. Анкета – всего лишь повод для знакомства. Итак, вы игрок?

– Вроде того. Нравится поиграть.

– Как называется последняя игра, в которой вы зарегистрировались? Вы ведь играете и в онлайн игры?

– Да, недавно запустился один проект, GF.

– Сколько в среднем времени вы проводите в игре?

Слегка смутился.

– После работы – около двух часов. В выходные… чуть больше.

Каждый мой ответ толстячок помечал в компьютере быстрым щёлканьем по клавишам.

– Скажите, а какое это…

– Имеет отношение к работе? – закончил за меня розовощёкий и заулыбался ещё шире, – дело в том, что наше предложение – не совсем работа. Но я практически уверен, что вам понравится идея. Вы когда-нибудь видели это?

Он наклонился и достал из-под стола странного вида приспособление. Какой-то шлем с наушниками и непрозрачным стеклом. Немного отличается от тех, что вечно мелькают на рекламных панелях.

– Кажется, это очки визуализации.

– Верно! – толстяк даже подпрыгнул в кресле от радости и хлопнул ладонью по столу, – ещё один вопрос и я перейду к самой сути. Но для начала распишитесь вот здесь.

Он подался через скрипнувший стол и вручил мне листок.

– Это расписка о неразглашении коммерческой тайны. Всё, что вы видели или ещё увидите, должно остаться секретом.

Мудрёно как-то, ну да ладно, от меня не убудет, где там крестик рисовать?

– Отлично! Итак, последний вопрос: вы когда-нибудь слышали о тестерах нашего оборудования?

Задумался, отрицательно покачал головой.

– Значит, вот это – розовощёкий потряс подписанной мной листом и засмеялся – и правда имеет силу. Итак, к сути.

Он встал, заложил руки за спину и стал расхаживать от стены до стены, изредка останавливаясь и поворачиваясь ко мне лицом.

– Наша компания разрабатывает всевозможное оборудование для компьютеров, игровых консолей, портативных приставок. Около года назад, как вам наверняка известно, был выпущен прототип очков визуализации и прошёл успешное бета-тестирование на нескольких несетевых играх. Но прогресс не стоит на месте! Из-за нерасторопности монополия может быть оспорена и часть рынка сбыта – утеряна. Кроме того, мы заботимся о наших пользователях и допускаем к использованию лишь тщательно проверенную продукцию. Однако, иметь достаточное количество штатных сотрудников для контроля всей разрабатываемой продукции – слишком расточительно даже для такой крупной компании, как наша. Именно поэтому нам требуются такие люди, как вы – любители поиграть. Мы будем предоставлять оборудование, а от вас потребуется лишь приятно проводить время, и раз в неделю встречаться с нашим консультантом, чтобы дать устный отчёт о работоспособности оборудования. Несмотря на безобидную должность, которую занимают наши тестеры – колобок перестал вышагивать, снова уселся в кресло, и лицо его посерьёзнело, – соблюдается полная конфиденциальность, а её нарушение может повлечь неприятные административные меры. Вы можете отказаться прямо сейчас и забыть об этом разговоре, или же ознакомитесь с контрактом по сотрудничеству. В случае, если вас что-то не устроит, вы так же можете отказаться.

Он достал из ящика стола толстую папку и положил передо мной. Ощущение, что меня приняли за другого, улетучилось. Теперь я чувствовал себя, как почтовый клерк, которым заинтересовались спецслужбы. Выражает мысли он весьма логично, но сами условия немного… странноваты, мягко говоря. Отхлебнул воды из стакана и взял со стола папку. Розовощёкий снова расплылся в довольной улыбке.

– Не торопитесь, читайте вдумчиво. Если что-то станет непонятно, сделайте пометку карандашом, мы вместе всё разложим по полочкам.

Открыл папку. Тёмно-зелёная бумага расчерчена бирюзовой сеткой, строки постепенно поднимаются к верхнему краю листа и исчезают.

«… многое на свете, друг Горацию, что и не снилось…

…я не верил, что я мёртв…

…новые солнцезащитные очки…

…перед вами голова гегемона, кто-то воздвиг её много лет…

…три пятьдесят…

…конечная, поезд дальше не идёт, просьба…»

Я пытаюсь понять эту бессмыслицу, потом понимаю, что тут нет никакой связи с рабочим контрактом, и поднимаю недоумевающий взгляд на толстяка.

– Что это?

Тот засмеялся в ответ, оскалил жёлтые клыки и хрюкнул.

Лампы на потолке начали тускнеть, стены плавились, меняя текстуру и цвет, а человек напротив продолжал визжать и хрюкать, царапая когтистой лапой каменную плиту стола.