Читать книгу История дождя - Нейл Уильямс - Страница 5

Итак, я оставила в воздухе мальчика с размытыми очертаниями.

Конечно, вы будете рады узнать, что после каждого прыжка Дедушка приземлялся, но неизменно испытывал невыразимое разочарование.

Он достиг превосходных результатов в школе мистера Таппинга и потому был быстренько переведен в другую. Стандарт повысился. Дедушка перескочил через класс и все равно преуспевал. На праздники он приезжал домой с блистательными отзывами, но каждый раз Преподобный то ли был в своей церкви, то ли искал в Уилтшире те немногие дороги, по которым еще не ступала его нога. Философия допускает только один результат: мы не соответствуем Стандарту. Мы совсем маленькие, сваренные вкрутую камни разочарования во всем. Лица Суейнов узкие, а что касается моих тетушек, то кажется, будто они жуют собственные щеки.

Авраам поехал в Оксфорд, чтобы Подготовиться к Жизни – такие слова употреблял Преподобный для описания того, что Авраам должен был сделать, пока ожидает услышать Зов Божий. Авраам обязан был поступить в Оксфорд и читать Классику – которая не была на самом деле ни книгой Джеймса Фенимора Купера «Последний из Могикан» в красном твердом переплете (Книга 7, Регент Классикс, Сомерсет), ни толстым, вздувшимся от воды томом «Оливера Твиста» (Книга 12, Пингвин Классикс, Лондон), который расклеился на Главе 45 «Роковые Последствия»[50] и от которого шел удивительно приятный запах, как от ломтика хлеба, подрумяненного на огне, ни произведением «Хозяин и работник» Толстого (Книга 745, Евримен Эдишн, Нью-Йорк) – эта книга принадлежала когда-то кому-то, кто не оставил никаких других следов в этом мире, кроме слов, написанных на изумление твердым почерком на форзаце той заскорузлой книги в мягкой обложке: «Принадлежит Тобиасу Гривсу». Оказывается, Классика – вовсе не книги, подобные этим, а греческая и латинская литература – огромное количество одинаковых тонких томов в красных или зеленых твердых переплетах, и глянцевые страницы этих книг имели склонность к склеиванию и слипанию навечно.

Читать и ждать – таков был план.

У Бога было немало клиентов в те дни, и Он еще не заставил никого изобрести мобильные телефоны и эсэмэски, поэтому потребовалось время, чтобы призвать каждого по отдельности к тому, что тот должен делать. Таким образом, надо было просто ждать. Призвание прибудет в должное время. Преподобный был в этом уверен. Авраам собирался стать Священнослужителем. В конце концов, очищение Души было семейным предприятием.

Итак, мой Дедушка ждал. Он прочитал уйму латыни. Он нашел один из освященных веками шестов, хранящихся в Оксфорде, и с ним достиг Новых Высот.

Вы, наверное, считаете, что раз он так часто бывал хоть чуточку ближе к небу и у него было такое имя, как Авраам, то он услышит Зов Божий сразу же. Как будто он стучался в дверь. Мне кажется, Бог мог подумать, что со стороны Авраама это немного дерзко. Возможно, Он мог подумать, что у Авраама было то же, что и у Мики Нолана, про которого Бабушка говорит, что у него на волосах слой геля толщиной в три пальца и он верит, что остроносые туфли делают его Избранным. Поскольку это всегда срабатывало в отношении Полин Фроли, которая в женском туалете бара Райана поднимает свою юбку на четыре дюйма перед тем, как совсем задрать ее перед Мики Ноланом, тот уверен, что он – Божий Подарок.

Ну, как бы то ни было, оказывается, что как раз тогда у Бога было предостаточно таких подарков и вовсе не было нужды в Аврааме Суейне. И Дедушка проводил каждое утро в библиотеке за чтением лирических стихов на латыни, Катулла[51] и Горация[52]. Дедушка подружился с одиннадцатисложником[53], Большим и Малым Асклепиадовым стихом[54], Глаконовым стихом[55], – с такими вот крутыми парнями, – и взлетал в воздух на склоне дня, словно примеряясь к насыщенным влагой небесам Оксфорда и при этом будто крича: «Приве-е-е-е-т, Господи!»

Но нет, Зов Божий так и не прозвучал. Всевышний Рыболов в это время не был занят ловлей[56].

Полагаю, сын другого Преподобного вполне мог прикинуться моим Дедушкой. Он должен был вернуться домой и сказать: «Да, папа, Он уловил меня в среду», но мой Дедушка – истинный Суейн, и он ожидал совершенно честного личного общения, потому что вся его Философия целиком основана на том, что одна-единственная вещь несомненна: Бог соответствует Стандарту.

Когда Он тебя призывает, ты призван.

И потому мой дедушка не мог лгать. Возможно, он думал, что Призвание произойдет в церкви, и потому довольно много времени провел при вечерних свечах. И от стояния на коленях, должно быть, у его произошло некое просветление души, и все благодаря тому, что наша семья заплатила целое состояние изготовителям свечей «Ратборнс и Сыновья»[57], Дублин, и наш дом – единственный в Фахе, где занавески пахнут свечным воском.

(Я думала, что должна была бы назвать нашу деревню как-нибудь иначе. Я потратила целую неделю, записывая названия на последних страницах школьной тетрадки Эшлинг[58]. Музыкальные – Шрин, Глаун, Шида; таинственные – Скрейпул; осмысленные – Иски, что значит «Изобилующий рыбой», или Килбег, чье основное значение «Маленькая церковь». Я собиралась использовать слово Лиснеброушкин – так называлась деревня, где жил герой тощей белой книжицы в мягкой обложке «The Poor Mouth» «Поющие Лазаря, или На редкость бедные люди. Скверный рассказ о дурных временах»[59] (Книга 980, Фланн О’Брайен, Сивер Букс, Нью-Йорк), и ее первая строка «Я делаю заметки в этой рукописи, потому что следующая жизнь быстро приближается ко мне», но каждый раз, когда я произношу слово «Лиснеброушкин», я чувствую, что читатель будет немного запинаться на нем. Лиснеброушкин. Я боялась использовать «Фаха», потому что если эти страницы выйдут в мир, то может получиться нечто под стать Рулабуле[60], но не из-за скандала или нарушения чьих-то прав, но потому, что все попытаются выяснить, находятся ли они В Ней. Быть в книге – в наших местах все еще кое-что да значит.

– А я буду упомянут? – спросил меня отец Типп, садясь подле моей кровати.

Перед тем как сесть, он подтянул брюки на коленях, чтобы сохранить складку, и – хоть это и Веский Довод в Пользу Того, Чтобы Меньше Гладить, – выставил напоказ три дюйма[61] белой голени – самые непривлекательные, какие вы когда-либо видели. Этот священник – прекрасный человек, однако кожа у него ну слишком уж белая.

Оказаться Вне Повествования – самая настоящая катастрофа.

Что такого ты ей сделал, чтобы Оказаться Вне Повествования? Я могу представить себе, как их лица вытягиваются, словно у старого джентльмена в «Пиквике», нашедшего в сосиске обломки брючных пуговиц.

Ирландцы будут читать что угодно, если там написано о них. Так я думаю. Мы сами себе важнейший предмет интереса. Конечно, мы поездили по миру и многое повидали, однако пришли к заключению, что просто не существует ни людей, ни предметов, столь же завораживающих, как Мы Сами. Мы просто сногсшибательны. Итак, даже пока я пишу эти слова в тетрадь с материалами для книги, здесь, возле моей кровати, уже собралась целая толпа. Тут Аллены Барри Брины Консидайны Карти Корри Дули Демпси Данны Игэны Флинны Финакэйны Хейзы Хогансы – даже не буду перечислять тех, чьи фамилии начинаются с Мак и О’ – и все они заглядывают мне через плечо, желая узнать, есть ли они Там.

Ковчег.

Расслабьтесь. Выйдите из комнаты. Если я буду жить, то доберусь до всех вас.

Бог не смог добраться до Авраама Суейна, но Он отправил ему послание, причем самым необычным способом – через девятнадцатилетнего парня по имени Гаврило Принцип[62], который занял позицию неподалеку от моста через невинную реку Миляцку в городе Сараеве. Послание с грохотом вылетело из пистолета Гаврилы и попало в голову проезжавшего мимо эрцгерцога Фердинанда, а потом вылетело из уст лорда Китченера[63] в Англии. Собственно говоря, в то время была довольно неторопливая система передачи данных, работавшая медленнее, чем Интернет с доступом по телефонной линии в Фахе, но за месяц сто тысяч мужчин получили это послание и записались добровольцами, чтобы сражаться За Короля и Страну. Мой дедушка услышал то послание в переполненной комнате в Ориел Колледже[64], где бледные юноши, не обремененные практическими знаниями об окружающем мире, но с сияющими светлыми лицами людей, приверженных высоким нравственным идеалам, проголосовали все разом за то, чтобы вступить в ряды легкой пехоты Оксфордшира и Бакингемшира. Потом молодые люди вывалились наружу, в ночь, под сияние звезд, струящееся с неба, в которое упирались шпили зданий – мистер Александр Морроу, мистер Сидни Икретт, мистер Мэтью Читли, мистер Клайв Пол. (Их имена, как и имена всех Павших, перечислены в алфавитном указателе Книги 547, «Блистательные дни: История легкой пехоты Оксфордшира и Бакингемшира», Оксфорд.) А в то время им всем хотелось прыгать от радости и танцевать, как если бы для каждого из них тяжесть сменилась легкостью, будто в этом и заключалось значение слов Легкая пехота. Когда ставишь свою подпись на нужной строке, то ощущаешь легкость, какой-то подъем. В конце концов, жизнь не так уж и тяжела. Теперь лишь осталось пойти и сообщить родителям.

Авраам подготовил речь в поезде. Он записал Ключевые Фразы каждую на своем листке и разложил их на столе. Проблема была в том, что Образ Жизни Суейнов не допускал гордыни. Авраам не мог сказать: «Я должен Спасти Мою Страну». Не мог сказать: «Богу угодно, чтобы я сделал это, а не то». Не могло быть такого, что стать солдатом в любом случае лучше, чем стать Преподобным.

Щекотливая ситуация, как сказал Александр Морроу.

Авраам решил – пусть пока будет «Не Сейчас. Видишь ли, отец, сейчас Бог не хочет, чтобы я принял духовный сан. Прежде надо заняться военными делами, и было бы тщеславно и корыстно, если бы я посчитал себя лучше других».

Авраам сделает так, что Образ Жизни Суейнов будет противодействовать себе самому.

Молодой человек сошел с поезда и направился вдоль кладбища с покосившимися надгробиями, казавшимся Другим Миром. У Авраама был такой же вид, как и у других мужчин клана Суейнов, – будто у каждого есть какое-то Секретное Задание. Они здесь, с вами, и заняты обычными, повседневными делами, но какая-то часть их все время отсутствует, думая о Секретном Задании. Потому-то женщины влюбляются в таких мужчин – из-за неуловимой малости, которую, как женщинам кажется, они смогут выудить из глубины омута Суейнов. Но это на потом. До темы «Женщины и Суейны» я доберусь позже.

Авраам сказал своей матери Агнес о принятом решении, и она, извинившись, вышла из комнаты – так, как делали дамы в те дни, чтобы хоть Ненадолго Уединиться, пока печаль и тревога, как волки, грызли ее сердце.

Преподобный вошел и, увидев сына, выдвинул подбородок.

– Авраам?

– Отец.

Возможно, именно в этот момент Преподобный все понял. Возможно, ничего больше и не требовалось. Мужчины клана Суейнов не великие мастера вести разговор. Я вижу в своем воображении, как потемнела оставшаяся после бритья маска Преподобного, как холодный блеск рыбьей чешуи мелькнул в его глазах, как при вдохе дернулись ноздри его узкого носа, когда он осознал, что это дано ему в наказание за предположение, что Авраам будет Следующим Великим в Богоданном Мире. Преподобный отвернулся к высокому узкому окну, сжал одну руку другой, ощутил холодок от Присутствия Господа и начал молиться, чтобы его сын бросился навстречу славной смерти.