Читать книгу Человекообразные - Ник Форнит - Страница 6

Алене опять снился этот сон. Было ощущение, что и не сон вовсе. Иногда бывает такое, что во сне как бы просыпаешься и некоторое время живешь так, сознавая все как в реальности. Алалотмель… Алена… что-то болезненно напоминало ей это имя, созвучное с ее собственным.

Она вошла в ванную. И там сразу увидела Большое Полотенце. Она сразу узнала его и вздрогнула. Теплые, но грустные воспоминания о том времени, когда ее воспринимали с бесконечной любовью как фею, закружили ее память. Она была феей… когда-то, так давно… Она остро знала, что Это сейчас опять произойдет и замерла в предчувствии. Вошел Он, ласково улыбнулся, и она снова стала феей. Она не хотела сейчас думать ни о чем другом. Просто с легким вздохом обняла его и очень нежно поцеловала.

– Сейчас мы искупаем ласковую, любимую девочку! – тихо сказал он, и этот воскресший вновь голос заставил затрепетать ее.

Приоткрыв ее халатик и обнажив плечи, он осторожно отвел локоны длинных волос и коснулся ее шеи нежными губами. Сводящая с ума волна разлилась по телу, с каждым легким прикосновением погружая в волшебный мир долгожданной, почти забытой истинной близости. Халатик упал к ногам, и она запрокинула голову, удерживаемая его рукой чуть выше талии.

Потом он перенес ее в ванну и, улыбаясь так, как будто хотел приоткрыть ей волшебное таинство, мягкой губкой принялся неторопливо намыливать ее груди, отчего захотелось закрыть глаза и дышать чуть приоткрытым ртом, ее чудесный животик… Она снова перенеслась в их новый мир Вечного Лета и увидела его, уходящего на первую охоту, чтобы накормить ее и дочь. Он опять по обыкновению думал о всяких своих ниоткуда возникающих проблемах.

Вот, опять этот странный эффект! Когда, наконец, получаешь то, о чем столько мечтал, вот оно пришло, но… праздника почему-то нет: все встает на свои обыденные места. А ведь казалось, что с ума сойдешь от счастья.

Все же есть большая разница между тем, когда что-то чудесно удалось и хочется кричать эврику и тем, когда уже пользуешься своей удачей. Радость возникает только в момент достижении цели, остальное может приносить только мимолетное удовольствие… Получается, что нет такого места, где будет постоянное радостное ощущение счастья, и что тогда он тут делает?.. Пусть это так, но пока рядом Алена он точно хотел бы оставаться здесь вечно. Ощущение рядом близкого человека оказалось более значимым, чем желание счастья. Эта мысль его успокоила.

Он шел, с шумом раздвигая ногами густую упругую траву, спину ласково пекло багровое светило, такое огромное, что казалось лежит прямо на плечах. Перед ним – совершенно незнакомый, удивительный лес, его ждет любимая женщина с дочкой, а у него нет волнующего ощущения сказочно прекрасной сбывшейся мечты. Может быть потому, что он знал, что никогда не будет вместе с Аленой в родном мире, к которому они не просто привыкли, а были созданы им: от привычек и манер до представлений о красоте. И это опустошающей тяжестью давило изнутри, лишая беззаботной радости непосредственного восприятия.

На Земле дикий лес всегда многоярусный. Между деревьями растут кусты, которые и делают лес непролазным. Здесь же, казалось, увлеченно поработал кинорежесер из детской сказки. Темно-зеленые стволы раздавались гигантскими зонтиками над головой, а могучие ветви прорастали одна в другую, сплетаясь в непроницаемый зеленый покров. Высокая трава, пряно пахучая и достающая почти до колен, густо вздымалась, напитанная неземной жизненной силой. Огромные соцветия самых немыслимых форм вызывающе выглядывали среди нее. Что-то кричало и свистело наверху, недоступное ни взгляду, ни оружию.

Он остановился, выжидая, чтобы зверье, если оно здесь есть, спокойно занялось своими делами и позабыло о его присутствии. А может они и не способны воспринимать его, раз никогда не видели? Говорят, что, когда испанские каравеллы подошли к берегам Америки, туземцы в упор их не замечали потому, что никогда не видели подобных форм. А птицы и звери необитаемых островов совсем не боятся людей.

Ничего не происходило, только по шершавым стволам суетливо сновали вереницы фиолетовых жуков, и недалеко раскачивал в шизофреническом экстазе свою паутину пятнистый как десантник в камуфляже здоровенный паук.

Что-то горестно вздохнуло невдалеке. Медленно сняв скорчер, Он осторожно раздвинул ветви молодого дерева. Кажется, повезло! На поляне, на высоком бугре взрытой земли, около свежей норы сидел жирный хрюкопух, время от времени комично вздыхая. Он презрительно смотрел ему прямо в глаза, выражая свое отношение по поводу такого вот умения подкрадываться. Потом чуть склонил голову и принялся неожиданно проворно чесать передней лапой ухо. Жест получился оскорбительно уязвляющим, и Он, опустив скорчер, оглушительно крикнул. Хрюкопух коротко подпрыгнул, замер в остолбенении, и под ним позорно разошлась темная лужа. Ну, разве можно стрелять в такого труса?

Еще через час, когда уже начинало темнеть, и пора было бы возвращаться ни с чем, темной тенью наискось побежало что-то похожее на зайца. Он, не раздумывая, выстрелил. Взметнулась куча листьев прямо перед зверьком, заяц подскочил очень высоко и тут же второй выстрел снес ему голову.

Однажды отец решил устроить ему воспитание мужественности и послал в курятник забить курицу к обеду. «Ну, посмотрим, посмотрим, что ты за мужик у нас!» – говорил отец, совсем не шутя, и вот он навес с панически разбегающимися курами. Наконец он поймал отбивающуюся белыми крыльями птицу и понял, что не способен отрубить ей голову топором. Но не было никакой возможности не выполнить миссию, и тогда он заволок курицу в свою самодельную лабораторию в сарае. Там налил на ватку эфира, и через минуту та затихла. Под этим наркозом он уже смог провести декапитацию. Оказалось, что все мясо провоняло эфиром и его пришлось выбросить. Отец был – само презрение. Когда неминуемо подошло время добыть следующую курицу, он вынужден был использовать другой способ. Натолкал в пластмассовую трубку взрывчатки, вставил самодельный взрыватель, обмотал трубку вокруг шеи петуха, поджег шнур и, бросил это все в огород. Взрывом отсекло птичью голову, но перья разлетелись по всему огороду и их заставили собрать все до единого. И все же, жесткое воспитание принесло результаты. Он без содрогания подошел к тушке. Это очень походило на огромных памирских зайцев, которых как-то его друг подстрелил на охоте. Он ободрал шкуру и повесил ее сушиться на дерево, стараясь запомнить место, а мясо засунул в пластиковый пакет и спрятал в рюкзак.

Выходя из леса, Он вдруг заметил необычное дерево, низкие ветви которого провисали под тяжестью бутылкообразных плодов ярко оранжевого цвета. Ну что же, если они ядовитые, то на такой случай есть Большая Красная Кнопка. Он беззаботно сорвал одну бутылку, вцепился зубами в бок, и его окатило брызнувшим соком. Это и была самая настоящая бутылка. То, что попало в рот, оказалось восхитительного вкуса. А запах пряным облаком разнесся вокруг. И тут фиолетовые жуки на ближайшем стволе прекратили беспорядочное движение и все разом развернулись в его сторону. Похоже, они были очень неравнодушны к этому соку. Затрещали, раскрываясь, сотни панцирей, выбрасывая крылья, и стая с неторопливой тяжестью и деловитым гулом полетела к нему. Может быть, у них еще и жала есть?! Он рванул к речке, хорошо, что она была уже недалеко и, в панике пролетев все расстояние, почти не касаясь травы ногами, на ходу отбрасывая скорчер и рюкзак, сходу ушел в воду. Торопливо отмывшись, Он приподнял голову из воды, удовлетворился тем, как растерянно кружатся жуки, и только тогда выбрался из речки.

Огромное заходящее светило, похожее на нарисованный ребенком коричневой пастелью купол, лишь на треть выглядывало из-за леса. Он подобрал рюкзак и оружие и легко побежал к стоянке.

Здесь стало по-домашнему уютно. Напоказ аккуратно развешанные и разложенные вещи, Алинка, с чем-то увлеченно возящаяся в траве. Алена же явно не находила себе места. Она подняла глаза, увидела его и радостно бросилась навстречу. И он понял, как безумно соскучился даже за это короткое время. Они обнялись, как будто он вернулся издалека, и молча стояли так, пока не привыкли к тому, что снова вместе.

– Ты чего весь мокрый?

Он начал торопливо рассказывать с шутливой иронией и, все еще обнимая ее, потянул за собой.

– Смотри, – она, улыбаясь, показала на дочь.

Алинка успела приручить парочку наглых и невероятно прожорливых хрюкопухов, сделала им гнездышко из вещей и травы и вовсю скармливала остатки запасов еды. Вокруг валялись порванные пачки от чипсов и печенья.

Остаток вечера терять было нельзя, Он набрал сухих веток, вырыл небольшую яму, посолил мясо, густо замесил глину и, толстым слоем обмазав тушку, положил в яму. Алена с предвкушающей улыбкой составляла на мониторе проигрывателя музыкальный сборник из неисчерпаемого архива записей. Вскоре в пронзительные звуки вечернего леса вплелись не менее пронзительные звуки музыки.

Он разложил над ямой ветки и поджег костер. Пока огонь разгорался, сбегал к бутылочному дереву и нарвал полный рюкзак плодов. Обратно бежал уже на яркий мерцающий свет костра.

В сгустившемся полумраке Алинка прыгала около горящих веток, а Алена ухитрялась разрисовывать ее яркой помадой и тенями. Они весело визжали и бесились, черпая радость в каждом движении. Они хорошо умели веселиться, а та удача, что они когда-то открывали, участь этому искусству, теперь сопровождала их действия радостью. Это оказалось продолжением его мыслей о счастье. Он тоже мог бы рисовать, писать и даже петь, то, чему он хорошо научился, то, что будет приносить ему радость при каждой импровизации. Но, радость от новой найденной эврики оказывается куда ярче и ценнее.

Он сбросил рюкзак, подошел, и тут же первые яркие полосы легли не его лицо. Он тоже вымазал пальцы в краске и провел по телу Алены. Они танцевали, пили из бутылочных плодов, отгрызая узкие горлышки и стараясь не пролить ни капли, чтобы не привлечь жуков. Альдебаран давно уже скрылся, и в черно-синем небе горели самые яркие звезды. Наконец, Алинка устала до изнеможения и бросилась в объятия к мамочке. Он дал догореть последней порции веток и разбросал золу, а вместо костра включил лампу. Извлек палками из ямы спекшийся ком, разбил твердую корку и в ноздри ударил аромат печеного мяса. Алинка заскулила от предвкушения. Алена недоверчиво подошла, еще не зная, что со всем этим делать, но запах оказался сильнее. Обжигаясь, они начали выковыривать податливые куски и есть их. Некоторое время ритуал жадного поглощения происходил в сосредоточенном молчании под очередную мелодию. Наконец Алена подняла глаза и довольно улыбнулась. Алинка вскоре тоже наелась до отвала и сонно уселась на траву. – Мам, жарко! Я хочу мороженого!.. она замолчала, задумавшись, вероятно вспоминая все хорошее, что оставила на Земле. И заметно погрустнела, – Мам, я мороженого хочу! – повторила она совсем тихо.

– Ну, здесь же нет мороженого, – Алена ласково погладила ее по голове и притянула к себе. Раздались отчетливые всхлипывания. – Все, – решил Он, вставая, – возвращаемся домой. Когда-нибудь еще сюда вернемся. Алинка, попрощайся со своими зверьками. Как их зовут? А вот искупаться уже не успеем.

– А кто их кормить будет? – подозрительно спросила Алина, широко раскрыв свои глазища.

– Никто, теперь придется им поголодать.

– Я не хочу домой!

– Дома мороженое.

– Я уже не хочу мороженого!

– Ну, ладно, – сказала Алена, – сейчас мы посоветуемся и, может быть, останемся здесь.

– Ура! – Алинка вскочила, чтобы проведать своих сморенных обжорством зверей.

Потом они сходили на речку чтобы умыться на ночь. На небе вылезло сразу две луны, и фонарик не понадобился. Он достал Алинкин спальник. Алена сводила ее за круг света.

– Залазь!

Алина послушно, засыпая на ходу, влезла в спальник, – А можно я возьму с собой пушистиков?

– Нет, им будет не удобно! – Он поднял спальник с Алиной на гамак и притушил светильник, – Спокойной ночи!

– Спокойной ночи, приятных снов, цветных, радужных, – произнесла она тихой скороговоркой и закрыла глаза, – Мам!

Алена подошла и поцеловала ее на прощание.

А потом она подошла к Нему и взяла за руку. Они ступили в лунный полумрак. Вдруг сильно забилось сердце и его охватило волнение как школьника на первом свидании. Алена сжала его руку и придвинулась ближе. Пройдя всего несколько шагов, они одновременно остановились. В голове все еще звучала последняя мелодия. Они бесконечно нежно обнялись, все вокруг перестало существовать. Подчинившись мелодии и тому, что владело ими, они начали медленно танцевать, целуя друг друга.

Они пришли в себя от холодных струй внезапного ливня. Некоторое время ошеломленно продолжали лежать, крепко обнявшись, потом вскочили и побежали к гамакам. Что-то настойчиво толкнуло ее в бок, и Алена проснулась.

– Вставать давно пора! – раздался несколько суетливый голос Анатолия, – Ты чего это так зарумянилась? Заболела что ли?

Алена некоторое время ничего не могла сказать, только смотрела в потолок широко раскрытыми глазами. Она – фея… Но этого никто здесь не знает…

Дверь с шумом распахнулась.

– Привет, шнурки!

Как обычно, она осталась одна дома. Еще Рыжик, но от этого не возникало ощущения, что она не одна, даже когда он с разгона бодал ее головой. Больно же! Что за странные развлечения у сына? Она вспомнила свои развлечения и закусила губы.

Сегодня все валилось из рук. После почти удачной попытки обеденного кормления уложила спать отчаянно брыкающегося Рыжика. И прилегла сама, остро ощущая, что сейчас опять провалится в тот манящий мир… Так и случилось.

Они влетели из стены ливня под зонтики деревьев. Там было сухо. Широкие листья, днем жадно собирающие ленивые кванты большого Альдебарана, сейчас работали как надежная черепица. Но даже если бы протекло, то непромокаемые интеллектуальные спальники просто бы раздули бы свои капюшоны над входом. Притушенный светильник над Алинкиным гамаком высвечивал два больших пушистых комка, устроившихся на спальнике.

Мокрые, они торопливо забрались в широченный спальник. Он мельком взглянул на часы. Половина двадцать шестого. Еще даже не полночь. Ужасно неудобны альдебараннские часы с их 26,5 земными часами в сутках. Люди, живущие в пещерах без видимой смены времени суток, уже на вторую неделю перестраиваются на 48-часовой ритм. Интересно, с какой 48-часовой планеты прилетели наши предки?

Он привстал, раскачивая гамак, потянулся и выключил светильник.

Земную жизнь он потерял вместе со своей любимой и теперь в этой подаренной ему дополнительной жизни смертельно не хотел отпускать ее. Он зарылся в ее волосы и его пальцы сами по себе ласково выписывали узоры на ее спине.

Вскоре оба крепко заснули. Заснули во сне?!

Она распахнула глаза, вскочила, мотнула головой, прогоняя наваждение, так, что длинные волосы взметнулись над ней. Сейчас она была похожа на ведьму, а не на фею. Нужно что-то делать, чтобы не сойти с ума! В соседней комнате раздался оглушительный грохот и жалобный вскрик. Алена вбежала к Рыжику. Вслед за грохотом через время, необходимое для осознания несправедливости случившегося, последовало безутешное рыдание. Пред высоким шкафом стоял стул, на стуле – табурет, на табурете – перевернутый ночной горшок из самого раннего детства. Что было на горшке оставалось непонятным потому, что оно свалилось вместе с Рыжиком и, в отличие от него, видимо куда-то закатилось. Алена упала на колени и тщательно ощупала мокрую от слез взъерошенную голову. Да разве с ним когда-нибудь что-нибудь случалось?! Хоть бы синяк получил в назидание!

– Ты что доставал там??

– Пластили-и-и-н…

– Я же не разрешила тебе играть с ним! Опять весь пол будет в лепешках!?

Под давлением вины плач стих.

День продолжался как обычно. Если не считать того, что она начала видеть сны уже наяву, что приводило в смятение. Потом поняла, что это касалось только того, что проходило без ее участия. Она оказалась способной заглядывать в мир Вечного Лета когда того желала и не могла сдержать себя, чтобы не подсматривать, что же они там делают.

А там было еще темно, но в этой сереющей темноте уже угадывался рассвет. Алена спала на спине рядом. Это казалось необычным – смотреть на себя спящую, но это быстро прошло, и она слилась в восприятии.

Он, чуть привстав, наклонился и почти неощутимо поцеловал ее. Хотя рядом с ней было так хорошо и уютно, но он раскрыл свою сторону спальника и осторожно сполз на траву. Лун на небе не было, но уже можно было различать предметы. Он пробежался к речке, искупался, потом нашел мешочек с посадочным материалом, лопату и, выбрав неподалеку подходящее место, принялся возделывать огород. Когда Альдебаран тускло выглянул из-за цепочки снежных гор по другую сторону от леса, он уже рассадил по грядкам несколько видов овощей, рекомендованных для Вечного Лета инструктором (в лице некоей странной, но довольно добродушной сущности) и поливал их из пластмассовых мешков речной водой. Сегодня же нужно начинать строить хижину. Ему позволялось свалить здесь четыре дерева.

Он вернулся к гамакам. В этот момент Алинка уже вылезла из спальника и, схватив под мышки обоих зверьков, спрыгнула вниз, но из-за лишней тяжести промазала и повалилась на упругую траву. Звери с громким фырканьем двумя белыми молниями полетели в разные стороны и только две трассы вздыбленной травы целую секунду указывали направление.