Читать книгу Хранитель - Nik Matveev - Страница 2

"Второе пришествие"

– Дяденька, не убивайте! Я все скажу! Ааа, помогите!

Подвал наполнили звуки возни и отборных ругательств. Кровосос, который оказался тем, обо что споткнулся бог, старался убежать от него, что удавалось ему без особых проблем, несмотря на размеры подпола. Перун, слабо ориентировался в темноте погреба, а потому постоянно спотыкался об, словно назло, неудобно расставленные предметы – мешки, банки. Вампир был, судя по всему, ловким еще при жизни, а после обращения так вообще по ловкости превосходил цирковых гимнастов – огибал все препятствия на своем пути с грацией кошки. И каждый раз ускользая от бога, нечисть слышала в свой адрес потоки брани.

– Стой, скотина! Я тебе все клыки вовнутрь заверну, гад! Я тебе святую воду под литании заливать в глотку буду, паскуда летучая.

Когда Перун споткнулся на очередной картошине, выкатившейся из мешка, и саданулся об землю, кровосос подошёл к нему и подал руку.

– Дядь, может поговорим, ежели бить не будете? – с улыбкой сказал он, помогая встать Перуну. – Я ж смирный. Меня Сашкой звать, а вас?

– Пётр Богданович, – сверля тяжёлым взглядом парня, сказал бог. – В дом подымайся. И давай без глупостей – иначе сожгу, как хворост в холодную ночь.

– А я не могу – там солнце. Я ж сгорю в момент. – парень опасливо посмотрел на Перуна.

– Ишь, все уже знает. Аким, закрой окна. – крикнул громовержец лешему, – и поесть чего накрой, есть хочу.

Вампир и Перун вылезли из подвала. Аким закрыл лаз досками и принялся накрывать на стол. Перун, отряхнувшись, взял стул, поставил его спинкой вперед и, сев лицом к Сашке на манер плохого полицейского, прибил того заклинанием к стене.

– А вот теперь по порядку, с расстановкой, и не врать. – взгляд божества стал тяжелым.

Вампир был прибит к стене, словно Иисус к кресту. Со страхом в глазах он начал свой рассказ:

– Ну Сашка я, родился в Зубровке, мать доярка, отец тракторист, лет мне двадцать три.

– Я сказал – точнее! – рявкнул Перун и поджег пятки вампира. Парень взвизгнул, забился в невидимых путах.

– Девяносто седьмого года рождения, родился в районном роддоме, как акушерку звали не знаю! Дяденька, потуши огонь больнооо. – Сашка было перешел на писк, но огонь уже пропал.

– Ты что, поленом в детстве ушиблен или кобыла лягнула? Рассказывай давай по существу: на кой черт сюда припёрлись, кто вас сюда нагнал, почему сюда, сколько вас и все в этом духе. – разъяренно рявкнул Перун.

– Так я и не знаю! Я помню, как с Савельевым в лес пошли, человек двадцать нас было. Когда в лес глубоко забрели, на нас стая волков напала, а с ними и вампир тот, который в подвале был. Двоих сразу разорвали, ещё двоих – когда церковь забаррикадировали. Меня-то в тот момент Игнат и покусал. Утром только выбраться смогли. Меня лихорадило по-черному, мужики на закорках до дома тащили. Устроили меня у местных , несколько дней промучился, да и помер. – протараторил, нервно поглядывая на хмурого Перуна, вампир. – Очнулся уже в пещере какой-то. Игнат сказал, мол, вампир я теперь. Я почему-то сразу поверил. Ну, а как тут не поверить? Кожа холодная и серая, вместо ногтей – когти, да и клыки сразу языком нащупал, полный рот их. А как сказал про кровь – сразу пить захотелось страшно. В общем, взял он меня и еще одного парня, сказал, мол, крещение устраивать будем, мать его. А там вы все дальше знаете.

Сашка перевел дух.

– В подвал-то зачем залез? – спросил Перун.

– А вы меня когда молнией ебн… саданули, я к Акиму в ограду и залетел. Когда очухался, смотрю – скоро рассвет. Ну в погреб и залез. А что со мной дальше будет, Пётр Богданович?

– Ну как шо, убьем тебя. На кой хрен ты нам сдалси? – вставил свои пять копеек Аким, на что Петр лишь кивнул.

– Дядь Пётр, это, не меня надо убивать! Я ж это… помогать буду! Я тут все места, как свои пять пальцев знаю. – побелел еще больше Сашка.

– А откеда ты места окрестные знаешь? Ты ж с другой деревни? – ехидно осведомился леший.

– Да я все детство тут провел, потом работал, да к девкам ездил. Все знаю, честно. Не убивайте, прошу вас. – казалось еще чуть-чуть и парень разревется.

– Ладно, переходишь пока деду в распоряжение, а дальше видно будет. – посмотрев на вампиреныша, махнул рукой Перун. И больше не обращая на него внимания, принялся за еду.

Перекусив, Перун зашёл к себе в комнату, взял блокнот и ключи от машины. Собравшись, он вышел из дома и направился к автомобилю. Гудение двигателя разогнало утреннюю тишину. Нажав на педаль газа, Петр двинул машину вперёд.

Нужно было съездить к Савельевым и узнать, для чего глава семьи собрал мужиков и зачем полез в лес ночью. Также нужно было разузнать о кладбищенском стороже и поставить по периметру деревни несколько ловушек, что дадут понять где в следующий раз объявится нечисть.

Лексус вывернул из переулка на центральную улицу и остановился возле магазина.

Магазин был полон. Старики и бабы разговаривали, не понижая голос, а некоторые и не выбирая выражений. Шум был таким, что казалось будто не в сельском магазине находишься, а на багдадском базаре. Однако, это нисколько не мешало им набивать свои сумки хлебом и другими продуктами. Появление старого бога нисколько не изменило обстановку. Он заслужил лишь несколько мимолетных взглядов от присутствующих, которые, впрочем, не отвлеклись от своих разговоров ни на секунду.

Перун подошёл к окну и стал ждать пока магазин не опустеет. Спустя час в помещении не было никого, кроме старого деда, продавщицы Риты и Перуна. Пока дед что-то выбирал, разглядывая прилавки, Перун подошёл к Риье и завёл разговор.

– Здравствуй, Рита Павловна. – с улыбкой сказал он.

– Ой, Пётр Богданович, здравствуйте! Как вы, обосновались уже? Как вас дедушка Аким принял? – улыбаясь и радуясь встрече ответила девушка.

– Да с огоньком. Риточка, а вы знали Павла Семёныча – сторожа кладбищенского?

Улыбка, которая украшала лицо Риты, исчезла, и в глазах появилась печаль.

– Да, это отец мой. А что вы хотели? – в глазах продавщицы плескались слезы.

– Прими мои соболезнования. Я бы хотел осмотреть его вещи, я могу это сделать?

– Да конечно, у меня завтра выходной. Приезжайте, я вам все покажу.

Не желая больше мучать девушку, потерявшую отца, Перун спросил где может найти Савельева и, попрощавшись с ней, вышел на улицу. Снова заурчал мотор и Петр поехал дальше.

Через двадцать минут Перун был около большого двухэтажного дома. Тут веяло смертью. Над домом словно была огромная серая туча, которая затягивала в себя жизнь, высасывала её всю до капли. Сам же дом был огорожен высоким деревянным забором, что не позволял заглянуть во двор.

Подойдя к калитке, Перун нажал на кнопку звонка. Ждать ответа пришлось недолго и перед ним открылся проход. В нем стоял жилистый мужчина маленького роста, с проплешинами на голове, и пышными седыми усами.

– Вы кто? – спросил мужчина.

– Меня зовут Пётр Богданович. Мне бы Савельева увидеть.

– Нет Генки больше, помер сегодня ночью. Да ты не стой заходи, хоть попрощаешься. Меня Владимир Яковлевич звать.

Мужчина впустил Перуна за ограду, и жестом пригласил в дом. Они зашли внутрь, дошли до зала, где стоял гроб. В нем мирно лежал почивший Геннадий Савельев.

– Ты кто ему был?

– Друг армейский его. Хотел навестить старого товарища. – сделав скорбное лицо, сказал бог. – А вы ему кто?

– Брат младший. Пошли на кухню, выпьем хоть за упокой, раз за встречу не получилось.

Перун с братом усопшего прошли на кухню. Владимир достал бутылку водки из холодильника и разлил в граненые стаканы, которые были извлечены из недр заляпанного жиром шкафчика.

– Ну, за упокой. – они дружно выдохнули и выпили.

Весь оставшийся день они пили и разговаривали о недавно почившем брате и "товарище". К одиннадцати вечера Владимир уснул. Перун оставил его на кухне, а сам подошел к телу почившего и приложил руку к его голове. Память покойника смешалась с памятью бога и он увидел…

Последние воспоминания тараном врезались в сознание богу. Он увидел, как Савельев развешивал кресты над дверью и окнами, чертил руны оберегов по всему дому. Он носился, как бешеный, по всей деревне – искал иконы и кресты.

– Гена, ты чего? Что случилось-то? – спросил его Мальцев.

– Да надо мне Вась, надо. Придет он скоро, придет… ко мне явится. – дрожащим голосом говорил Генка. Было видно, что он не спал, как минимум, двое суток.

– Кто придет? Давай мужиков соберу, мы всех их разом положим. – лицо Мальцева стало суровым.

– Тебе у церкви резни не хватило? – рявкнул Савельев, – Ночью лучше не высовывайся и жене своей скажи, чтобы дома сидела. Я справлюсь.

– Ну тебе сейчас поди помочь чего надо? – спросил Василий обеспокоенно.

– Да. Мел нужно, много мела. Чтоб не видели. Найди мел и ко мне.

В три часа дня Савельев вернулся домой и стал чистить ружье. Закончив с ним, он стал заряжать патроны в старую винтовку, перед этим накладывая слой серебра, на которые он пустил все драгоценности, что смог найти в доме.

“Они придут. Они знают, что я видел его. Нельзя умирать… надо продержаться.”

К шести вечера Мальцев принес коробку мела. Геннадий, без лишних разговоров, выхватил так нужный ему материал из рук своего друга и принялся очерчивать дом. Василий не стал ждать просьбы о помощи и принялся помогать другу. Как только дом был очерчен, Савельев отправил Васю домой и уселся ждать. В час ночи начались постукивания, а потом послышались и удары в дверь. Гена сидел и ждал пока твари вломятся в дом, но, посмотрев в окно, он оцепенел и скончался.

Перун убрал руку от головы трупа.

"От страха помер." – сделал вывод он.

В этот момент бог понял, что вокруг подозрительно тихо и темно: птицы перестали петь, а собаки лаять, в доме погас свет. Вдруг послышались быстрые, но отнюдь не слабые удары в дверь. Всё очень уж сильно напоминало последние минуты жизни Савельева. Петр бросил взгляд на часы – около двух ночи. Под окнами слышны звуки возни. Приглядевшись, можно было увидеть, как в окне мелькали темные фигуры, которые с тихим рыком, временами перерастающим в утробное рычание, кружили вокруг дома. “Это вурдалаки.” – почуяв запах сырости, тлена и крови, заключил Перун. В дверь все так же остервенело били, пока откуда-то не послышался хриплый голос, в котором были странные нотки. Будто хозяин голоса испытывал боль и страх, но одновременно гнев и ненависть. Но было еще что-то… голод. Нечеловеческий голод.