Читать книгу Зона магов - Ник Перумов - Страница 3

Последнее, что помнил Твердислав, был огонь. Огонь со всех сторон, вдруг рванувшийся сквозь казавшиеся такими прочными и несокрушимыми броневые стены. Он видел собственные руки, вспыхнувшие, словно две ветви, охваченные стремительным пламенем, что мчится, прыгая с дерева на дерево во время лесного пожара. Как ни странно, боли юноша не чувствовал. В первый миг – только изумление: как же так… нечестно… ведь прав-то я, не она, в сказках всегда побеждали те, кто правы, почему же в жизни не так?..

Запоздалая полудетская обида. Времени на то, чтобы устыдиться, ему уже не хватило. Краем глаза он уловил какое-то движение Исайи, кажется, тот рванулся к кнопке катапульты – но нет, поздно, слишком поздно.

«Великий Дух, прими меня…»

И – внезапно – лицо Аэ, огромные глаза, черные провалы зрачков; и зов, полный той смертной тоски, что не выразишь никакими словами.

Дальше была короткая, как молния, боль – и небытие.

Вспомнить о Планете Сказок и ужаснуться тому аду, что должен был в следующий миг разверзнуться на ее поверхности, вождь Твердислав уже не успел.

Их «Разрушитель» превратился в одну невыносимо яркую вспышку, потоки острых лучей стегали безмолвный космос, гасли в голубом щите атмосферы; последней памятью о тех, что сбили, будут несколько ярких полярных сияний в северных краях – впрочем, нет, никаких сияний уже не будет, и самих краев не останется тоже – ни северных, ни южных.

Джейана Неистовая разворачивала свой кораблик. Лицо перемазано кровью – ведавшие гравитацией устройства не справились с запрещенным всеми руководствами, самоубийственным маневром. Правда, самой Джейане он удался. Корабль Твер… нет, корабль просто врага, безликого и безымянного, превратился в огненную кляксу, испоганившую пол-небосвода.

Так. Подела сделано. Остались сущие пустяки. Развернуть кораблик и поймать в прицел планету. Планета, она большая, промахнуться невозможно. С ложью будет покончено навсегда.

Что будет дальше с ней самой, Джейана не думала.

* * *

Пробуждение стало настоящим кошмаром. Все тело, казалось, состояло из одной только боли. Боль, и все. В виски ввинчивались раскаленные буравы, мозг давно прекратился в кипящий котел, на месте глаз – две кровавых впадины.

Это смерть?..

Нет, вдруг подумал он. Я мыслю – следовательно, существую, как говорил Учитель. Боль можно перетерпеть. А раз есть боль, значит, есть чему болеть. Значит, я жив.

Из всех чувств, кроме боли, первым вернулось осязание. Пальцы неосознанным движением зачерпнули нечто вроде пригоршни колючего песка.

Значит, у здешнего мира есть плоть.

Потом очнулось обоняние. Пахло чем-то гнусно-кислым, гнилым, перебродившим; густой, запах казался теплым и тяжелым, вдыхаемый воздух проваливался в легкие, точно камни, пронзающие толщу воды и уходящие на дно. Щека ощущала слабое движение ветра; здесь, за огненным порогом, все-таки можно было дышать, несмотря на вонь.

За огненным порогом… Тело выгнулось дугой в новом спазме боли. Конечно! Как он мог забыть! Пламя, пожирающее сталь «Разрушителя»! Выброшенная вперед в последнем судорожном и бесполезном усилии рука Исайи!

Она сожгла нас. Это он помнил крепко. Но вот кем же была эта загадочная «она»? Почему они сражались? «Разрушитель»… Почему «Разрушитель» и как он, собственно, попал на этот кораблик?

Память зияла громадными провалами. Собственно имя, которое он вспомнил с некоторым трудом – Твердислав – ничего ему не говорило. За этим именем также крылась только звенящая пустота и ничего больше. Смутными отрывками всплывали картины жизни в лесах, клан, родовичи, походы, охоты, сражения с Ведунами… Он понимал, что шок проходит, воспоминания возвращаются, еще немного и он на самом деле сможет «вспомнить все», однако не хватало самого главного. Центрального звена во всей этой цепочке. Не факта, нет, – даже знай он сейчас имя той, которая сожгла его корабль, даже знай, во имя чего они сражались – это мало бы что изменило. Откуда-то извне пришло то, что страшнее банального забвения.

Он помнил многое из случившегося с ним. Но – ощущение было такое, что к нему все это никакого отношения не имеет. Даже об убившей его он думал сейчас без всякой ненависти. Убила и убила. Всякое бывает. Всякое.

Тем временем мало-помалу отступала боль. Вернулся слух – мерный и мрачный рокот, глухой, исполненный силы; словно где-то в отдалении гиганты что было мочи лупили в деревянные барабаны.

– Твердислав!..

Это ко мне, с неожиданным равнодушием подумал он. Что им всем опять от меня надо? Ведь я же убит! Убит! Лежу и не хочу шевелиться, мертвые не шевелятся. Или… или Всеотец отверг меня? Отправил туда, где коротают вечность недостойные Его ока трусы?

Эта мысль заставила его пошевелиться. Приключения в мире черных домов-игл он помнил смутно, отрывками; однако воспоминания о Великом Духе, Всеотце, все же смогли на время разъять путы равнодушия, или – не равнодушия даже, а того состояние, мало чем отличавшегося от телесной смерти.

Наверное, это движение вызвали инстинкты, потому что миг спустя и само понятие «Великий Дух» превратилось в пару пустых, покрытых пылью слов, не имеющих к нему, когда-то носившему имя Твердислав, никакого отношения.

– Твердислав, да вставай же!

Какой противный голос. Там, где Твердислав жил раньше, так переговаривались ночные трупоеды-могильщики, мерзкие склизкие твари наподобие многоногих змей.

– Вставай, болван, сгорим сейчас!!

Сильная рука рванула его вверх.

Впрочем, ноги имели по этому поводу свое мнение, и поддерживать тело решительно не хотели. От щиколоток до бедер в кожу вонзились мириады мельчайших игл, и от этой боли он даже вскрикнул.

– Кричи, кричи, это хорошо, – пропыхтел гнусный голос. – Если будешь кричать – значит, выживешь.

Тело оторвалось от земли. Похоже, некто взвалил его, Твердислава, себе на плечо. Взвалил и зашагал прочь.

Словно Черный Иван в свое время – только нес он тогда Джейану.

Мысль промелькнула где-то на самом краю сознания и погасла, не вызвав никакого отклика. Ему было все равно. Его убили. Он давно мертв, протух, разложился. Самое лучшее – это остаться здесь, и чтобы его никто б не трогал!

Однако тащивший Твердислава на себе имел по этому поводы свое, совершенно иное мнение. За их спинами неведомые барабаны грохотали все сильнее и громче, пополз удушливый запах серы, однако юноша даже не поморщился. Что ему еще одна боль?..

Зато тащивший его согнулся в приступе жестокого кашля, так что даже пришлось опустить свою ношу наземь и потратить некоторое время на сооружение повязки, чтобы хоть как-то защитить горло.

Их нагоняли последовательно сменявшие друг друга волн удушливого жара, каждая пора истекала потом в тщетной надежде хоть как-то смягчить этот удар. Несший Твердислава несколько раз останавливался, давая волю хриплому кашлю.

Зрение по-прежнему отказывалось повиноваться. Впрочем, никакого желания смотреть на этот мир у Твердислава и не возникало. Окружающее его не интересовало ни в малейшей степени. Пусть случится все, что угодно, для него это не имеет уже никакого значения. Он мертв. Быть может, все это ему просто кажется – мгновения агонии превратились в часы а, может, даже и дни?

Тяжело дыша, несший Твердислава человек уверенно шагал все дальше и дальше. Мало-помалу воздух очищался, рокот барабанов стихал. И он, этот грохот, уже совсем почти стих – когда за спинами внезапно рвануло, да так, что земля под ногами заходило ходуном, спутник Твердислава не удержался, они оба покатились по жесткому, колючему песку, оглохнув от чудовищного грома. Раскаленный ветер, от которого, казалось, вот-вот вспыхнут волосы на затылке, с воем обогнал их, заставляя изо всех сил вжиматься в землю. Позади ревело и грохотало, сверху сыпалось нечто очень мелкое и горячее – пепел, что ли?

…Когда это безобразие наконец стихло и Твердислав смог приподнять голову, щеки его покрывала кровь – песок иссек, изрезал кожу. Юноша поднес руку к лицу – слепая чернота сменялась рассеянным серым полусветом, глаза оправлялись от шока, он вновь мог видеть.

Серая мгла сменялась странным лиловатым небом, чудовищно-ярким зленым песком под ногами и коричневой стеной чего-то, очень напоминавшего облетевший лес шагах в пятидесяти от давшей им приют неглубокой песчаной ямы. А позади, за их спинами, в лиловое небо лез, нагло расталкивая могучими плечами темно-фиолетовые тучи, исполинский стол иссиня-черного пламени.

Коричневый, фиолетовый, лиловый, черный… негусто обстояло тут дело с красками. Некое оживление вносил нелепый зеленый песок.

– Ничего не понимаю, – тоскливо сказал кто-то рядом с Твердиславом. – Что взорвалось? Почему взорвалось? Зачем взорвалось?

Твердислав поднял голову. Рядом с ним, прижав пальцы к вискам, словно при головной боли, сидел поджарый и сухопарый человек средних лет, жилистый, точно старый корень. Абсолютно нагой.

Верховный координатор проекта «Вера» его высокопревосходительство господин Исайя Гинзбург.

Только теперь Твердислав обратил внимание, что и на нем не осталось и малейшего клочка одежды. Что ж, наверное, таково его посмертие по воле Всеотца. Наверное, он был плохим вождем, раз его постигла такая участь. Впрочем, какая разница? Все желания из него выжгло напрочь. Как и многие воспоминания тоже – да и не хотел он сейчас ничего вспоминать. На мгновение мелькнуло слабое подобие интереса – зачем Исайя тащил меня? Мы же все равно уже не станем мертвее. Невозможно убить одного и того же человека дважды.

– Ошибаешься, – глухо возразил Исайя. – Вторая смерть – штука тоже очень неприятная, поверь мне…

Никакого желания спорить Твердислав не имел. Не хотелось и смотреть на все поднимающийся в небеса столб черного пламени. Смотреть, впрочем, не хотелось вообще ни на что.

– Если мы не добудем до завтра воды – нам конец, – хладнокровно сообщил Исайя. – Сухость тут чудовищная… мумифицирует нас без всяких затей.

Зачем он это говорит, подумал Твердислав. Какая разница, если мы оба уже мертвы?..

– Мертвецам не хочется есть, – возразил на невысказанное Исайя.

Твердислав, однако же, ни голода, ни жажды не испытывал. И особенной сухости тоже. Жарко, это да, но вот пить совсем нет желания.

Похоже, господин верховный координатор вновь прочитал его мысли. С кряхтеньем встал, нагнулся, заглянул в глаза. Озабочено присвистнул.

– Ну, парень, я, честно говоря, думал, что ты покрепче… Совсем раскис, как я погляжу.

Твердислав не повел и бровью. Слова больше ничего не значат. Ничто уже ничего не значит. Ни слова, ни поступки. Убитым не положено желать или чувствовать. Они убиты.

– Ты это прекрати! – внезапно гаркнул Исайя, хватая Твердислава костлявыми пальцами за подбородок и вздергивая безвольно мотнувшуюся голову. – Вождь ты, боец, или кукла, травой набитая?!

Когда-то он сам, Твердислав, вздергивал такими же точно словами захандривших в дальнем походе мальчишек, если те принимались жаловаться на усталость и прочее. Помогало. Кровь бросалась к щекам, ребята стискивали зубы, вставали, шли, тащили… Но они-то были живыми! А не мертвыми, как он!

– Ерунда! – Исайя даже топнул босой ногой по колючему песку, скривился, даже зашипел от боли. – Сам же думал недавно – мол, мыслю, ergo существую! Мертвые думать не могут, и ходить, между прочим, тоже…

Исайя внезапно осекся, и вид у него сделался донельзя сконфуженным, словно он только что с пеной у рта доказывал, что дважды два – пять, почти уже доказал, но в этот самый миг очень некстати вспомнил таблицу умножения.

– Но мы же мертвые, Исайя, – нехотя проговорил Твердислав. Слова царапали рот, словно колючий песок под ногами – слова понимали свою ненужность и никчемность. – Мы ведь сгорели. В «Разрушителе»…

Плечи Исайи несколько поникли, хотя он изо всех сил старался держаться прямо и бодро.

– Да, сгорели, – признался он наконец. – В «Разрушителе», ты прав. Твоя подружка Джей оказалась шустрее, чем я думал. Помнишь ее последний маневр?..

– Нет, – равнодушно сказал Твердислав. Ему не было никакого дела до этой «подружки Джей». Он убит. И Всеотец не дал ему достойного посмертия…

– Ну, помнишь, не помнишь – вставай, – поднялся Исайя. – Надо дальше идти, иначе от жажды умрем. Не хочется мне в этот лес соваться, да еще нагишом, но тут уж ничего не поделаешь. Осторожнее ступай здесь, по песку тут идти, словно по иголкам.

Твердислав пожал плечами. Ему было абсолютно все равно.

Тем не менее за Исайей он пошел уже сам. Тело, кажется, никак не желало мириться со статусом трупа.

Босые ноги увязали в сыпучем, колючем песке. Твердислав смотрел, как вздрагивает и кривится при каждом шаге Исайя; хорошо еще, что пятки бывшего вождя давно уже загрубели, превратившись в подобие камня.

Чем ближе к лесу, тем ощутимее становился запах гнили. Из чащи, противореча всему на свете, в лица тянуло тепловатым ветерком, оставлявшим на коже явственное ощущение нечистоты, словно ветер этот зарождался над отвалами какой-то исполинской бойни.

Исайя со вздохом остановился. Высыхающий на лице пот оставлял белые разводы – такого Твердиславу видеть еще не приходилось.

– Все земли колена Израилева за глоток воды, – хрипло каркнул Исайя. Твердислав не сразу понял, что его спутник так пытается пошутить. Правда, в чем тут заключалась соль, юноша не понял. Слова «Колена Израилевы» ему ничего не говорили.

Деревья – если, конечно, это были деревья – медленно протягивали к пришельцам гладкие, лишенные коры коричневые ветви, гибкостью неприятно напоминавшие змей. Колючий песок кончался, деревья поднимались из темно-серой почвы; вместо привычной травы ее покрывала какая-то белесая труха.

«Здесь пахнет смертью!» – сказал бы прежний вождь Твердислав. Да что там вождь Твердислав, самый неразумный малыш его клана без памяти убежал бы отсюда. Однако иной дороги просто не было – за спинами, насколько мог окинуть глаз, тянулась, уходя аж за самый горизонт, ярко-зеленая пустыня. Самому Твердиславу было без разницы, где отбывать несчетные века определенного ему посмертия, однако Исайя придерживался явно иного мнения.

– Поищем тропу, – проговорил он.

Твердислав не стал спрашивать, какая тропа и зачем понадобилась она его спутнику – просто ткнул пальцем влево, где срезди коричневых глянцев стволов и в самом деле открывался узкий просвет. Тонкая зеленоватая дорожка, узкий песчаный язык протянуся на пару метров за четкую и резкую границу, что разделяла лес и пустыню.

Исайя резко дернул острым подбородком – вроде как кивнул – и двинулся по тропе. Твердислав потащился следом.

Они не сделали и десятка шагов, а зеленоватый отсвет пустыни за их спинами исчез, точно задутый фонарь. Теперь их со всех сторон окружали деревья – голые, лишенные и коры, и листьев; острые концы ветвей, вымазанные чем-то темным, неспешно поворачивались в сторону незваных пришельцев.

Деревья-хищники, вяло подумал Твердислав. Нет ничего нового в этом мире, и даже за гранью его тоже нет. Концы ветвей темны, конечно же, от запекшейся крови; а вот куда деваются кости? Или тут добыча переваривается вместе с ними?.. Впрочем, какая разница. Раз убитым уже ничто не страшно.

Исайя в нерешительности остановился, опасливо косясь на продолжающие приближаться ветви. Судя по всему, мысль его работала в том же направлении, что и у Твердислава.

– Вооружиться бы чем… – услыхал юноша хриплое бормотание своего спутника.

Однако вооружаться тут было явно нечем. Разве что ломать змееподобные ветви, но на это Исайя явно не мог решиться, а Твердиславу было все равно. Сам он не нуждался ни в каком оружии.

Коричневые деревья поднимались высоко над их головами, сплетения нагих сучьев закрывали небо. Впрочем, смотреть на лиловое полотнище, натянутое поверх этого скверного балагана, сил не было и так.

Впереди замаячила небольшая полянка, точнее, просто место, где стволы разошлись чуть-чуть, дав место вспучившейся земляной опухоли, покрытой мышиного цвета блеклой порослью странной травы, имевшей вид тугих свернутых пружин, каких Твердиславу доводилось видеть в родном мире координатора Исайи.

Сам же координатор, похоже, пребывал в полной растерянности. Нигде ни малейшего признака воды, к которой он так стремился. Твердислав жажды по-прежнему не чувствовал.

Исайя уже шагнул вперед… когда правая рука Твердислава, совершенно без его собственно воли, крепко вцепилась координатору в локоть, отдернув того назад. И вовремя.

То, что Твердислав для себя назвал «земляной опухолью» (уж больно мерзко и отвратительно она выглядела), внезапно напряглось, набрякло, свернутые спирали травы резко распрямились; словно под шкурой небывалого зверя прокатился желвак. Поверхность неожиданно потемнела, раздался треск наподобие рвущейся плотной ткани, бугор пересекла трещина. Раздался смачный, хлюпающий звук, обоих спутников обдало непереносимым зловонием, из раскрывшейся «опухоли» хлынул вверх настоящий фонтан зеленовато-грязно-желтой жижи, по виду и запаху весьма схожей с гноем, и на поверхность, деловито жужжа и потрескивая, выбралось донельзя отвратное существо. Больше всего оно походило на здорового живоглота, только снабженного десятков беспорядочно воткнутых тут и там ног. Темные зрачки-буркалы понатыканы были, как и у живоглота, вокруг всего уродливого, шишковатого тела, спереди торчал здоровенный птичий клюв.

Такое присниться могло только в хмельном кошмаре, коли у девчонок перестоится майская брага…

Исайя хрипло вскрикнул и отпрянул назад. Оно и понятно, господин верховный координатор отродясь, наверное, не видел воочию тварь страшнее крысы.

«Ведунское отродье!» – внезапно колыхнулось в груди. Руки сами собой искали на привычных местах оружие – но оружия не было, не было даже одежды, а эта тварь наверняка ядовита…

Впрочем, здешний живоглот, похоже, не обращал на две странные нагие фигуры никакого внимания. Топтался себе на лопнувшей и опавшей «кочке», щелкал клювом, трещал чем-то вроде жестких надкрылий, обнаружившихся у него на спине и явно чего-то ждал.

Заниматься этим ему пришлось недолго; Твердислав не успел еще разжать судорожно стиснутые кулаки, а к нежданному гостю со всех сторон уже тянулись заостренные ветви – верно, почуяли добычу. Твердиславу даже против его воли захотелось крикнуть этому глупому зверю: «беги! Спасайся!» но куда там! Ветви оказались гораздо проворнее. Они удлинялись и удлинялись, сплетаясь в настоящую сеть, отрезая своей добыче дорогу к спасению. Острые, словно копья, вымазанные застарелой кровью жертв, концы ветвей со всех сторон впились зверю в спину и бока. Тот завизжал, задергался, широкий клюв защелкал в агонии, многочисленные ноги скребли залитую отвратительной жижей землю, но все напрасно, с хрустом ломались хитиновые покровы, сучья-добытчики погружались все глубже и глубже, Твердиславу даже казалось, что он видит, как судорожными глотками ветки то расширяются, то вновь сжимаются и как по ним к стволам-хозяевам катятся упругие сгустки.

За спиной юноши раздался сдавленные хрип. Господина верховного координатора рвало.

Попавшийся зверь больше не бился, висел покорно и безжизненно, распятый и распяленный доброй сотней коричневых колов, словно худой вампир-кровосос, попавшийся в руки лесного клана.

– Пойдем… пойдем отсюда, – взмолился Исайя.

Твердиславу было в общем-то все равно, идти или оставаться, однако какое-то странное любопытство – или даже нет, лишь слабая тень того, былого любопытства, ему присущего, когда он еще был живым, удержало его на месте.

Мало-помало, медленно и неспешно, ветви-убийцы начали выбираться из неподвижного тела жертвы. Безобразно раздувшиеся, затупившиеся, утратившие убийственную остроту и скорость, ветки очень напоминали сейчас обожравшихся змей. Деревья вокруг полянки чуть заметно подрагивали, хотелось сказать – «от удовольствия».

– Интересно, почему же это они нас так далеко пропустили… – слабым голосом сказал Исайя.

Зверь остался лежать, пустой, высосанный, с нелепо и жалко разбросанными ногами и разинутым, так не помогшим ему страшным клювом.

– Ну, пойдем, чего стоять? – координатор тронул Твердислава за плечо. – Все и так уже ясно…

В этот миг закрытые глаза твари внезапно ожили. По изломанному, пронзенному телу прошла короткая судорога. Ноги заскребли землю; неловкими рывками чудище поползло к остававшейся все время разверстой язве-дыре у себя за спиной. С каждым мигом его движения становились все увереннее; и, наконец, тварь с громким всплеском свалилась в яму, откуда через несколько секунд донеслось уже знакомое потрескивание и пощелкивание.

Твердислав почувствовал, как его тянет подойти. Очевидно, он прежний, тот, что был вождем, никак не мог пропустить окончание этого небывалого зрелища.

– Не ходи… – булькнул за спиной господин верховный координатор, однако Твердислав, конечно же, не послушался. Было очень странно ощущать в себе, мертвом, какое-то подобие интереса; и притом еще к подобному же: Твердислав шел посмотреть на труп.

На труп? Как бы не так! Зверь бултыхался в яме, (один запах которой мог свалить бы с ног), заполнявшая впадину жижа выплескивалась из многочисленных дыр в его спине и боках, однако сам он отнюдь не выглядел умирающим, и даже посмотрел на Твердислава… как-то странно. Парень готов бы поклясться, что чудовище подмигнуло ему половиной своих темных глаз.

– Это не хищные деревья, – сказал Твердислав, вернувшись. – Что угодно, но не это.

– Ты уверен? А, ну хорошо тогда, допустим, – координатор тотчас же потерял интерес к случившемуся. – Тут под землей какая-то жидкость… значит, должна быть и вода!

– Может, из дыры зачерпнуть? – предложил Твердислав.

Исайю тотчас же вновь согнуло пополам.

– Нет уж, – просипел он. – Лучше уж от жажды…

– Да мы же и так мертвые, – пожал плечами юноша. – Мне вот никакой воды совершенно не…

В тот же миг он понял, насколько ошибался. Жажда накатила страшной волной, почище того жара, что едва не сжег их на пути через пустыню. Пить, взвыл все его существо, пить, немедленно, все, что угодно, неважно, что будет потом, пить, пить, пить!!!

Он пошатнулся; Исайя насилу успел его подхватить. Теперь уже настала очередь Твердислава смотреть на господина верховного координатора с невольным восхищением. Если старик с самого начала так хотел пить…

В голове помутилось. На негнущихся ногах, шатаясь, как пьяный, Твердислав шагнул к рваной дыре, где все еще бултыхалось чудовище. Вони он уже не чувствовал. Словно издыхающий зверь, нечеловеческим чутьем ощутивший воду, пусть даже нечистую, Твердислав шел вперед.

И кто знает, чем бы все это кончилось, не повисни Исайя у него на плечах.

– Ты что?! С ума сошел! Подожди еще, сюда вернуться успем! Раз тут растут деревья – значит, и вода должна быть!

– Но, Исайя… зачем нам вода… мы же… мертвые… давно уже мертвые!

– Кто хочет, может, конечно, считать себя мертвым, – ворчливо отозвался координатор, торопясь увести Твердислава прочь от жуткого места. – Только вот мне кажется, мы с тобой живы. Пить вот хочется, и от жары мучаемся, и ноги у меня все исколоты… С мертвецами такого не бывает. Они… гм… ничего ведь не чувствуют, правда? – последнюю фразу Исайя вымолвил как-то уж очень виновато.

– Откуда мне знать, – прохрипел Твердислав; теперь и его гортань готова была вот-вот взбунтоваться. – Мне доселе умирать как-то не приходилось. А у тебя что, опыт большой есть? – вежливость была отброшена, юноша обращался к спутнику словно тот был его товарищем по клану.

– Мне… гм… – смешался Исайя. Выглядело это так, словно он вот-вот должен был признаться, что мол да, умирал, и было там точь-в-точь, как здесь, и боль я чувствовал, и жар, и жажду…

Пустые слова, пустой разговор. К чему все это? Вероятность найти чистый источник здесь, в полусухом диковинном лесу на самом краю безводной пустыни «исчезающе мала», как говаривал Учитель. Вот ведь странно – и Учителей-то надо мной давно нет, а все их присловки повторяю, подумал Твердислав.

Из ямы тянуло тухлятиной. И тем не менее Твердислав бы, наверное, все равно рискнул бы попробовать пить эту омерзительную жижу – потому что, в независимости от того, мертв он или нет, терпеть эту муку было выше его сил. Хотя, быть может, это тоже испытание Веры? Мол, зачерпни представляется тебе отвратным, зачерпни с Верой в Меня и Имя Мое, и гной земли обернется хрустальной влагой… А, может, Всеотец очень разгневан на него, Твердислава, и решил покарать его вечной мукой неведения и жажды? В то, что они с верховным координатором живы, юноше как-то все равно не верилось.

– Хорошо, – похоже, читать мысли парня у Исайи входило в привычку. – Пусть даже мы… мертвы, как ты говоришь. Странно мне это слышать от молодого, ну да ладно. Ходить можем? Говорить можем? Пить хотим? Жар чувствуем? Так чем отличаемся от живых?

– Что второй раз погибнуть не можем…

– А ты откуда знаешь? Если это для нас испытание, то, может, Всеотец, да святится имя его, ждет, что будем мы бороться, как боролись… там, стиснув зубы, до последнего?! Великий Дух дарует победу смелому, сам ведь знаешь. Воины ему любы. Нельзя сдаваться, Твердь, помнишь присказку о двух квакшах?

Присказку Твердислав помнил.

– Так вот ответь же мне, – настаивал Исайя, чуть ли не волоча парня прочь от зловонной раны в земле, – чем мы не живы?! Можем мы умереть второй раз или нет, то никому не ведомо, и я на себе проверять как-то не рвусь. Предлагаю – принять за основу… то есть, тьфу, поверить – мы с тобой живы, и поступать соответственно!

– Ну и что же ты предлагаешь? – «ты» выговаривалось легко и совершенно естественно, Исайя же не обращал никакого внимания, словно так и надо было.

– Предлагаю искать воду. Надо идти вглубь леса. Когда-то, давным-давно… и не здесь… случалось мне в одной пустыне водные жилы находить…

Твердислав дернул плечом. Исайе хотелось верить – потому как кому же охота ощущать себя мертвым? – но…

– И кто знает, – Исайя задумчиво глядел вверх, на вершины коричневых деревьев, – кто знает, может, мы с тобой найдем способ выбраться отсюда?

– Это как же? – опешил Твердислав.

– Да очень просто. Если в этом мире ты… или я… сможем воспользоваться Силой Всеотца…

Юноша встрепенулся. А и в самом деле, как он мог забыть? Почему же он сразу не воззвал к Нему? Почему медлил, почему гадал, почему изводил душу неверием и черным отчаянием? Это тяжкий грех перед Ним. Что бы там ни говорили Умники, что бы ни несла Аэ, или даже Мелани, ушедшая к творцам Сенсорики наставница Джейаны – вера-то оставалась. Ты, вождь Твердислав, готов бы поверить в собственное посмертие и настигшую тебя кару Великого Духа; но, быть может, Он ответит на искреннюю молитву? Там, дома, Он не баловал лесные кланы видимыми знаками своего внимания, но, быть может, здесь все по-другому?..

В это очень хотелось верить.

– Постой! – Твердислав замер, точно вкопанный, не обращая внимания на жару и жажду. – Погоди! Ты прав! Надо позвать Его! Ведь мы же…

– Спасали Его излюбленный мир от огненной мести Джейаны Неистовой, – негромко напомнил Исайя.

– Д-да… – смешался Твердислав. Память по-прежнему изобиловала лакунами, даже зная имя собственного убийцы он отчего-то не чувствовал к ней ненависти.

– Не стоит просить Его о слишком многом, – прежним тихим голосом произнес Исайя. – Мне кажется, нужно лишь поблагодарить Его за ниспосланное испытание. Пусть Он знает, что наши сердца крепки и вера не угасла в них. Что мы все равно будем бороться до конца. Что мы сделаем все, чтобы вернуться и… чтобы возродить Планету Его детей, которой сейчас уже больше нет.

Твердислав ощутил внезапную и сильную резь в глазах – наверное, его слабая плоть хотела бы заплакать, но для слез уже не хватало влаги. Разве что пустить в дело кровь.

Он опустился на колени, закрыв лицо руками. Звенящая тишина… и вот он уже не чувствует ни жары, ни жажды. Тьма и мрак медленно отступали, перед глазами вспыхивали и тотчас же гасли звезды.

Твердислав беззвучно молился. В его молитве не было слов или просьб; он просто очень-очень хотел увидеть Его, и увидеть и передать, что он, Твердислав, малый воин Его ратей, несмотря ни на что, готов по Слову Его ко всему.

«А ты уверен?» – прошелестел внезапно мягкий, вкрадчивый голос. – «Ты уверен, что Он внимает тебе? Или что Он вообще есть? Ведь если бы Он на самом деле существовал, как бы попустил Он гибель тысяч и тысяч невинных на Его планете? Что ты скажешь на это?..»

Вкрадчивый голос, по-видимому, собирался сказать что-то еще; и, наверное, Твердислав слушал бы его и дальше, если б не огненная пощечина, внезапно швырнувшая его на землю. Привычная боевая ярость шевельнулась в груди, юноша вскочил на ноги, сжимая кулаки – и наткнулся на виновато-встревоженный взгляд Исайи.

– Прости, пожалуйста, Твердь. Но ты начал терять сознание, и мне пришлось… У тебя сделалось такое страшное лицо, словно… Прости, пожалуйста. Можешь ударить меня в ответ.

Кулаки Твердислава невольно разжались.

– Я… слышал… голос…

– И что же он сказал? – Исайя изо всех сил пытался скрыть свою тревогу.

– Что-то насчет того, почему же Он не остановил корабль Джейаны… А и в самом деле, почему, Исайя?

Верховный координатор вздохнул. Плечи его опустились.

– Иногда родители бывают жестоки, – почти что шепотом ответил он. – Иногда они, рассердившись, карают чад своих, в чем потом горько раскаиваются. Мне кажется… Всеотец ошибся. Хотя думать так, конечно же, грех.

– Всеотец ошибся?! – поразился Твердислав.

– Если мы сотворены по Его образу и подобию, значит, Он тоже может ошибаться, как и мы все, – грустно пожал плечами Исайя.

– Гм… А откуда тогда этот голос?

– Не знаю, – поспешно ответил Исайя. – Пойдем, Твердь, пойдем, видно, здесь дурное место для молитвы… Слишком много грязи и зла вокруг.

Они побрели дальше через лес, почти ничего не видя вокруг – жажда сводила с ума, заставляя исступленно думать о глотке воды. Твердислав дошел до того, что прозрачный голубоватый водяной шарик начал маячить у него перед глазами и он, словно известный осел за привязанной морковкой, все тянулся и тянулся вперед, в каком-то полусне, полуяви; тянулся до тех пор, пока не услыхал судорожный хрип Исайи:

– Дорога, Твердь! Дорога!

Кошмарный лес кончился. Они и в самом деле стояли на обочине дороги, самого обычного проселка, с парой глубоких колей, какие остаются от тяжелых деревянных колес. По середине грунт был утоптан до крепости камня, и все-таки земля кое-где сохранила отпечатки чудовищного размера не то копыт, похожих на лапы, не то лап, смахивавших на копыта. Размером след в полтора раза превосходил босую ступню Твердислава.

– Спасены! – возликовал Исайя. – Вот видишь, Твердь, Всеотец услыхал нас! Он вывел нас на дорогу; а раз есть дорога, должна найтись на ней и вода! Вот только… едва ли хорошо идти ту нагими… – внезапно смутился он.

– Не пылью же прикрываться, – прохрипел в ответ юноша. – Идем дальше, а коли встретим кого, так пусть не смотрит, если глаза мозолим!

По левую руку дорога вела к зеленой пустыне – оказалось, путники отошли от нее совсем немного.

– После перехода через пески обязательно должен быть колодец. Если не на самой границе леса, то рядом, – авторитетно заявил Исайя.

Они не поленились, дошли до края зелено-песчаного моря. Никаких признаков источника. Повернули назад. К Твердиславу мало-помалу начали возвращаться отступившие было при виде дороги видения. Гулко стучало в висках, лиловое небо полыхало жаром; и укрыться от него было негде, в здешнем мире тень, похоже, не спасала.

Дорога выглядела хорошо наезженной и не брошенной. Вскоре путникам попалось и неоспоримое свидетельство того, что этим путем пользовались, и притом совсем недавно.

Здоровенная куча навоза говорила сама за себя. А уж зловоние тут стояло такое, что даже у Твердислава подкосились ноги. Зажимая носы, они поспешили миновать это место.

– А проехали-то недавно, – хрипло заметил Исайя. – Может, мы их еще и нагоним…

Разумеется, это был самообман. На самом деле они едва-едва плелись. Им казалось, что дорога расстилается перед ними уже целую вечность, и конца ей, пыльной, серой, неизменной во всех мирах, не будет уже никогда. Одолеваемый жаждой, Твердислав не обратил внимания на еще одного «живоглота», что вылез из-под вспучившейся и лопнувшей земли возле самой обочины, и был точно так же пронзен сотнями острых ветвей; не заметили и громадного дракона, что медленно кружил в лиловом небе, гордо разрубая алым, точно пламя, крылом фиолетовые облака; они не замечали, что тени в этом мире не двигаются, а горячее светило словно гвоздями прибито к небосводу. Они просто шли.

Наверное, полуобморочное состояние и помогло Твердиславу одолеть весь путь от края пустыни вглубь коричневого, абсолютно одинакового в любой его части леса. Но, когда плясавший все время перед глазами голубой шарик воды внезапно исчез и ноги у парня подкосились, он уловил горячечный шепот Исайи:

– Колодец, Твердь! Колодец!..

Возле самой дороги на круглом пятачке коричневые деревья были сведены под корень, утоптанная до блеска земля завалена мусором, на черном кострище уже вырос толстый слой золы. В середине виднелось каменное кольцо, а вокруг него стояло пятеро. По виду они не отличались от обычных людей, разве что казались смуглее тех, что Твердислав привык видеть как в кланах, так и в родном мире Исайи. На краю дороги застыла здоровенная телега о четырех громадных деревянных колесах, подбитых железными ободами. Запряженное в телегу существо вполне подходило ей по размерам – пожалуй, огру-спутнику Аэ такая животина как раз подошла бы в качестве ездовой. Все телега заполнена была каким-то яркими узлами. И, разумеется, повозка нестерпимо смердела, как будто этот мир решил как следует испытать на прочность обоняние Твердислава.

Стыдливый Исайя попытался прикрыться горстью, несмотря на то что пятеро стоявших по виду казались мужчинами, хотя и носили длинные цветастые юбки, сейчас покрытые пылью и дорожным сором. Перетянутые ремнями черные рубахи взмокли от пота, черные волосы заплетены были в множество косичек, перевитых золотыми нитями. Пальцы рук украшали многочисленные перстни – все из золота, хотя и без камней. У пояса каждого висел внушительного вида меч – наибольшей длины, какая еще позволяет носить оружие на боку, а не таскать, словно двуручник, на плече. Ножны у всех, как на подбор, простые, опять же черные, без всяких украшений. У самого младшего и низкорослого из пятерых путников за спиной висел колчан со стрелами, однако тетива с лука была снята.

Эти пятеро ходили с оружием, но здесь опасности явно не ожидали.

При виде двух голых путников пятерка, похоже, просто лишилась дара речи. Стояли, окаменев, и глазели на пришельцев широко раскрытыми глазами.

Твердислав широко развел безоружные руки и шагнул вперед.

Это вывело смуглых путешественников из ступора.

– Упха! – тоненько взвизгнул самый младший из них, поспешно срывая с плеча саадак и сгибая в дугу лук. Юнец единственный из всей пятерки не носил бороды.

Четверо его товарищей дружно подхватили:

– Упха!

Глаза у них при этом так и вспыхнули от жадности.

Твердиславу не требовалось понимать их наречие, чтобы понять – дело плохо, к воде придется прорываться с боем. А у него – ничего, голые руки, да еще обуза – его высокопревосходительство господи верховный координатор, которого того и гляди шустрый мальчишка утыкает стрелами, как девчонки-швеи свои подушечки для иголок.

– Мир! – тем не менее громко сказал Твердислав. – Мир, вода!

Ничего иного не пришло ему в голову. Сознание мутилось от жажды.

Выиграть хотя бы пару мгновений… хоть один глоток воды во-он из той мятой жестяной корчаги, что застыла на каменном краю колодца…

Пятеро в цветастых юбках не взялись за мечи и Твердислав уже было счел это хорошим признаком, когда старший из стоявших у колодца, щеря ослепительно-белые зубы и презрительно задирая иссиня-черную курчавую бороду, резко и громко бросил:

– Упха, эть!

Четверо его спутников сорвали с поясов черные петли арканов.

Твердислав ушел от первой петли – мальчишка-лучник поспешил с броском, но от уклониться от второй уже не успел. Жесткая волосяная удавка захватила плечо и шею; перехватив веревку, не обделенный силой парень рванул аркан, да так, что незадачливый поимщик растянулся на земле; однако третья петля, брошенная рукой главаря, обхватила горло, сдавила – и свет в глазах Твердислава померк.

* * *

Пришел в себя он от мерного покачивания. В уши ворвался оглушительный, раздирающий скрип. Твердислав, связанный по рукам и ногам, лежал на повозке, что мерно тащилась по дороге между коричневых стен живого леса. Запряженным в нее страшилищем правил мальчишка-лучник; правил, мурлыкая себе под нос что-то донельзя веселое. Запах от него шел такой, что Твердислава чуть не стошнило. Здесь, похоже, искренне и истово исповедовали принцип: «кто смывает свою грязь, тот смывает свое счастье».

– Твердислав! Очнулся? – прокряхтел рядом голос Исайи.

– Умгум…

Странно, пить хотелось по-прежнему, но уже умеренно.

– У них была вода. Они тебя напоили, пока ты был без чувств. Опытные люди. Охотники за рабами, судя по всему. Вон, даже нарядили нас в свои тряпки… – заметил Исайя.

Чресла Твердислава охватывала грязная повязка, на плечи наброшено было что-то вроде короткого плаща. Все ветхое, залатанное, грязное и опять же вонючее до невозможности. Юноша сделал движение, пытаясь сбросить отвратительную рвань, однако сидевший на передке юнец (глаза у него на затылке были, что ли?) тотчас же обернулся.

– Упха, торр!

Здоровенный бич в тонкой и смуглой руке в варварски-толстым золотым браслетом выглядел вполне внушительно. Понять смысл возгласа не составляло труда. Лежи смирно, парень, не то…

– Эх, встретился бы ты мне на узкой тропинке, сосунок… – только и смог прохрипеть в ответ Твердислав, но возницу слова пленника, похоже, нисколько не волновали. Очевидно, уже успел наслушаться подобных бессильных проклятий.

С боков повозки раздавались голоса остальных поимщиков – они шли, весело переговариваясь. Речь то и дело перемежалась взрывами грубого хохота. Хохотал и юный возница, чуть ли не до слез.

– Исайя! Можешь дотянуться до моих узлов?

Секундное промедление, и затем разочарованный выдох:

– Нет. Слишком туго стянули. Но, смотри-ка, так вязали, чтобы у тебя руки не затекли…

Вновь услыхав за спиной голоса, мальчишка обернулся. Собтвенно говоря, это был уже не мальчишка, юнец лет четырнадцати-пятнадцати, по меркам кланов – взрослый мужчина, могущий иметь детей. Смешно склонив голову набок, точно вороненок, он посмотрел сперва на Твердислава, потом на Исайю, одним движением примотал вожжи к крюку рядом с сиденьем и выудил из-под вонючего барахла большую кожаную флягу. Очевидно, в его обязанности входило поить пленников, причем вволю, и даже без их просьбы – чтобы ненароком не померли.

– Узнаю… – грустно сообщил Исайя. – Привычки у торговцев рабами не меняются…

Твердислав хотел было спросить, где же это господин верховный координатор сподобился ознакомиться с привычками столь странной породы людей, как к его губам приблизилось заскорузлое горлышко. Парень припал к воде, забыв обо всем.

Теплая, затхлая и солоноватая. Шесть очень долгих глотков – и возница отнимает флягу. Правильно, на жаре много пить без толку, все выйдет с потом.

Напоив Исайю, и погрозив на всякий случай пленникам кнутом, парнишка вернулся к своим обязанностям.

Потянулись тоскливые часы дороги. Неумолчный скрип колес, похрапывание запряженного в повозку зверя, хриплые голоса шагавших рядом людей – и низкое лиловое небо над головами, с ползущими по нему фиолетовыми тучами. Светила Твердислав не видел.

Пленение как-то оттеснило мысли о том, жив он или мертв, на задний план. Неужели Исайя прав, и все, случившееся с ними – не агония, а просто другая жизнь? Совсем-совсем другая, дарованная им милостью Всеотца… или какими-то иными причинами, неважно. Руки, несмотря ни на что, мало-помалу теряли чувствительность. К простым желаниями тела присоединялись другие – ну, например, посчитаться с этим наглым мальчишкой-повозчиком, да и вообще со всей этой пятеркой в юбках. Что? У них мечи? Приходилось сталкиваться и с кое-чем покруче четырех длинных клинков. Главное – вырубить мальчишку-лучника или хотя бы порвать ему тетиву, а надеть новую он уже не успеет.

Так душа сопротивляется смерти, не веря в собственный конец. Плен разбудил дремавшие дотоле чувства, сердце гнало по жилам гневную кровь, Твердислав незаметно от погонщика напрягал и расслаблял мускулы, стараясь, буде возможно, ослабить путы. На Исайю он уже не надеялся. Господин верховный координатор лежал, точно колода, глядел вверх, и губы его беспрестанно шевелились:

– И облекли они Сына Человеческого во власяницу жалящую, и опутали путами немилосердными, и повлекли Его на телеге позорной… Нет, не так, – Твердислав услыхал тяжелый вздох.

– Что «не так»? – спросил парень.

– Не обращай внимания… – услышал он. – Это я так… вспоминаю.

– Подумай лучше, как нам выбраться! – рассердился Твердислав.

– Как, как… тут не выберешься. Надо подождать. Куда-то ведь они нас везут!

– А что потом? – настаивал Твердислав.

– Увидим, – лаконично ответил Исайя. – Жизнь полна неожиданностей, мой юный друг, и все может обернуться…

– Это откуда? – хмуро поинтересовался Твердислав. Ясно было, что верховный координатор даже и не помышляет о побеге. По крайней мере, сейчас.

– Нам пока некуда бежать, Твердь. Мы не знаем ни местного языка, ни здешних обычаев. Зачем марать себе руки убийством? Сказано ведь в заветах Всеотца – «не убий без крайней на то нужды». Крайняя нужда пока еще не настала.

– Ты думаешь? – проворчал Твердислав, но спорить не стал.

Телега остановилась только когда настала тьма. Не вечер, не ночь, а именно Тьма. Лиловое небо внезапно погасло, сменившись непроглядно-черным куполом без единой звезды. Невозможно было разглядеть даже собственную вытянутую руку. Тащивший телегу зверь хрипел, отфыркивался и сопел, утихомирившись лишь когда, судя по звукам, его распрягли и подпустили к воде. Вскоре засветилось несколько факелов, и Твердислав увидел нагнувшегося над ним мальчишку. Смуглое, а вдобавок еще и давным-давно немытое лицо казалось сейчас таким же черным, как и окружавший мрак. Паренек показал Твердиславу толстый кожаный ошейник, опоясанный спереди стальным кольцом. Держа ошейник перед глазами Твердислава, резко надавил пальцем на внутреннюю кожаную манжету – и из нее высунулись длинные острые шипы. Отпустил палец – шипы вновь спрятались. Намек был более, чем понятен: рыпнись только и тебе конец.

Ошейник замкнули специальным замком, пропустили через ушко длинную веревку, после чего мальчишка развязал Твердиславу руки – предусмотрительно держа веревку натянутой.

Кое-как, на поневоле негнущихся ногах, Твердислав сполз с повозки.

Они расположились на ночлег возле почти такого же колодца, как и тот, возле которого их пленили. Только здесь народу собралось куда больше, стоял пяток телег, вздыхали и хрупали каким-то своим кормом гигантские местные «лошади». Сперва Твердислав видел только несколько факелов в руках сгрудившихся возле колодца людей; но затем вспыхнул первый костер, за ним второй и его взору предстала красочная картина.

Лучше всего к увиденному им подошло бы словечко «табор». Около двух десятков мужчин и подростков, все в ярких, кричащих нарядах, все вооруженные (мужчины постарше с мечами, мальчишки – с луками), черноволосые, чернобородые, с массой грубых золотых украшений на волосатых запястьях и толстых пальцах деловито готовились к ночлегу. На кострах уже булькали здоровые черные котлы. Огни вспыхивали один за другим, сплошным кольцом окружая место стоянки; Твердислав заметил, что местные то и дело опасливо поглядывали вверх, хотя что они могли различить в сплошном мраке, оставалось для него загадкой. На пленников таращились, но нельзя сказать, что любопытство переходило бы все границы. К вожаку схвативших Твердислава подошло несколько степенных, одетых побогаче других мужчин и началась беседа – явно о нежданной добыче, потому что вожак то и дело оборачивался, махая рукой в сторону Твердислава и Исайи.

Поймавшая их компания тем временем разложла и свой костер. Веревки от ошейников привязали к толстенному столбу, вбитому посреди самого освещенного места.

– Эй! – окрикнул Твердислав своего юного надсмотрщика. – Где тут у вас оправляются – неужто прямо тут? – и для большей ясности указал себя на пах.

Мальчишка покачал было головой, однако жест этот, похоже, означал не отказ, а согласие, отвязал веревку, намотал себе на локоть и мотнул головой в сторону темного леса, еле-еле видимого из пределов круга света.

Твердислав едва успел сделать все необходимое, когда сверху внезапно донесся сухой треск множества крыльев.

– Аспар! – завопил мальчишка-надсмотрщик. В этом вопле был самый настоящий ужас. Однако, несмотря на страх, он не растерялся – вырвал из колчана стрелу и, волоча Твердислава за собой, ринулся назад, к свету костров. Веревку от ошейника он при этом зажал в левой руке, уже державшей лук.

Там уже тоже вопили на разные голоса, раздалось гудение нескольких тетив – кто-то уже спешил послать стрелу.

Твердислав едва успевал за ним.

На стоянке уже отчаянно кричали тягловые «кони». Именно кричали, почти что человеческими голосами, бились и рвались с привязи. Десятка два мужчин стояли нешироким кругом, обнажив мечи и задрав головы. Полдюжины подростков, стоя в центре, били вверх из луков, но непонятно было, в кого они стреляют – там царил один лишь непроглядный мрак. А вне круга защитников, около все того же столба застыл Исайя – не скорчился от страха, прикрывая голову руками, а именно застыл, гордо вскинув подбородок и раскинув в стороны руки с открытыми ладонями. По его шее стекало несколько струек крови – веревка от ошейника натянулась, шипы выставили острия из кожаной рубашки, однако он, похоже, ничего этого не замечал. Полуголый, в грязной ветоши, которую язык не поворачивался назвать одеждой, он казался сейчас по-настоящему величественным. Он словно бы схватился с невидимым злом, невидимом и неведомом для прочих, но для него хорошо знакомым.

И тут мягкий вкрадчивый голос вновь шепнул Твердиславу в ухо – теперь уже безо всякой молитвы:

«Не упуская момента! Мальчишка отвлекся! Бей его в спину и отбирай веревку! Это твой шанс!..»

Как известно, Твердислав не отличался повышенной сентиментальностью или мягкосердечием. Он, не задумываясь, поступил бы именно так, и кто знает, может даже и сумел укрыться в темноте – но что тогда будет с Исайей? Что, если его тотчас же и убьют – в отместку?..

Ему внезапно показалось, что он слышит чье-то отдаленное проклятье – настолько черное и страшное, наполненное такой ненавистью, что это едва ли не перевесило страх от творившегося вокруг Неведомого.

Сухой треск сотен незримых крыл не смолкал. Правда, и на виду никто из этих существ не появлялся, словно раскинутые руки Исайи удерживали на весу некий щит, отражавший зло. А в том, что трепетавший наверху крылья могли принадлежать только Злу, Твердислав не сомневался. Чутье не могло обмануть.

По лицу Исайи градом катились крупные капли пота, на внутренней стороне ладоней отчего-то заалела кровь. Вставшие в круг люди с луками и мечами начинали коситься на него, сперва недоуменно, а потом и со страхом. Твердислав понимал их нехитрый замысел – бросить этого раба на съедение летучей смерти, самим отбиваясь из круга.

Мальчишка, что вел за собой Твердислава, взвизгнул, метнулся к столбу, низко нагибая голову; от рывка Твердислав невольно столкнулся с Исайей и верховный координатор тотчас вскрикнул от боли, лицо его исказилось судорогой; толчок нарушил что-то в творимом им действе, щит, как показалось Твердиславу, лопнул под натиском Тьмы и с неба рухнул целый сонм мрака, но отнюдь не стая хищных птиц или там летучих мышей; собственно говоря, это было совершенно фантасмагорическое, невероятное зрелище, полчища каких-то трепыхающихся в воздухе обрывков полусгнившей плоти, оголившихся костяков – и человеческих, и звериных, и вовсе непонятно каких. Словно чья-то исполинская рука вскрыла старое кладбище, искрошила тленные останки и подняла их в воздух. Такое могло присниться только в кошмарное сне – однако стоявшие в кругу с мечами наголо люди, похоже, ничуть не удивились. Навстречу жуткой туче свистнули стрелы, с хряском заработали мечи, круша самые смелых из числа нападавших, если только к этим полуразложившимся трупам и трупикам подходило это слово – «смелые».

Мальчишка, на ходу пуская лук, метнулся к кругу, мечники раздались, пропуская его внутрь. Твердислав судорожно рванулся – отрезвляющая боль в шее заставила его притихнуть. Прижавшись спиной к столбу, он только и мог, что расширенными от ужаса глазами взирать на крутящийся вокруг хоровод смерти. Какой-то особенно наглый звериный череп с наполовину слезшей щетинистой шкурой ткнулся Твердиславу в грудь – ледяным расползающимся носом; парень успел запомнить четыре крупные ноздри, отчего-то расположенные полукругом. Твердислав что было мочи пнул ожившую кость ногой, череп отлетел в сторону, мертвая пасть, усаженная гнилыми, почерневшими зубами, приоткрылось, раздалось яростное шипение – и в этот миг от круга воинов свистнула меткая стрела, играючи пробив толстую височную кость летающего кошмара. И то ли эти стрелы несли на себе сильную магию, то ли еще по какой причине, но череп внезапно взорвался прямо в воздухе, рассыпавшись серой трухой и мелкими обломками костей.

– Держись, Твердь… – простонал Исайя рядом. – Держись… это просто темный страх… ничего больше…

Он хотел добавить что-то еще, но в этот миг туча нашла, наконец, слабое место в круге воинов и, словно забыв о двух привязанных к столбу невольниках, с воем ринулась в последнюю атаку.

Кто-то из смуглолицых путешественников неловко отмахнулся мечом, и оказался в объятиях не то громадной птицы, не то зверя с передними лапами, очень похожими на крылья. Пасть – а, может, и клюв – чудовища впилась несчастному в лицо, тот взвыл, покатился по земле, выронив меч, и в тот же миг упорно отбивавшийся до того круг рухнул. Вместо того, чтобы вновь встать спина к спине, люди бросились врассыпную, истошно вопя от ужаса и бросая оружие – словно сломался незримый стержень. Твари набросились на бегущих, облепляя их со всех сторон, кости смешались с живой плотью, над всем полем боя стоял многоголосый утробный рык насыщающихся хищников, во все стороны брызгала кровь, летели оторванные руки и ноги…

Исайю опять вырвало.

Однако, как ни странно, после того первого черепа ни один костяк больше не обратил на двух пленников никакого внимания. Твари делали свое дело – рвали, жрали и убивали.

К ногам Твердислава внезапно прижалось нечто дрожащее крупной дрожью; он взглянул – перемазанный кровью мальчишка с их телеги, одежда разорвана, колчан наполовину пуст, глаза совершенно безумные.

– Держись, Твердь… – вновь донеслось с другой стороны столба.

Держаться – это, конечно, хорошо, но вот только как? Пользуясь суматохой, Твердислав попытался распутать узел на примотанной к столбу веревке, да только куда там! Вожак лесного клана знал толк в вязании узлов, сам учил этому своих мальчишек – но здесь, по его мнению, точно не обошлось без магии.

Тем временем вакханалия вокруг продолжалась. Изодранные тела валялись тут и там на земле, крупные костяки, нажравшись, медленно отваливались от жертв, их место занимала мелкота, наподобие крыс. Утробное рычание прекратилось, его заменил слитный хруст. И по-прежнему ни одна бестия не обращала никакого внимания на сжавшуюся у столба троицу уцелевших. Постепенно начали убираться прочь и мелкие хищники. Растерзанные тела – зачастую и разорванные на части – остались лежать, но недолго. Откуда-то сверху, из мрака, донеслось тихое заунывное песнопение, точно тысячи голосов гнусавили похоронный мотив, отчего Твердислава враз пробрал мороз по коже, несмотря на царившую вокруг жару. Это казалось страшнее даже разыгравшейся перед ним трагедии, словно что-то могло быть ужаснее этой бойни!..

Повинуясь заунывному зову, мертвые тела зашевелились, отрываясь от земли. Болтающиеся руки и ноги (у кого они уцелели), оторванные головы, ладони, ступни… Чудовищная туча дочиста подметала место схватки, не оставляя ничего для погребения.

Тела погибших – и людей и тягловых животных – утянуло наверх. Вновь послышалось слитное хлопанье костяных крыльев – и Твердиславу показалось, что даже лес вздохнул с дрожью и облегчением, когда отвратительно порождение неведомой (но для Твердислава – несомненно ведунской!) магии убралось прочь, растаяв в непроглядной тьме.

– Уф-х-х-х… – выдохнул Исайя. – Отстоялись…

– Ч-что это было? – подавляя дрожь в голосе, спросил Твердислав, словно это сейчас было самым важным.

– Зло, – очень серьезно ответил Исайя. – Чистое, первородное, незамутненное. Я и не знал даже, что такое осталось… Ан нет. Жив курилка! – он негромко, с угрозой, рассмеялся.

– Ты о ком? – спросил Твердислав, по-прежнему пытаясь справиться с узлом.

– Не обращая внимания, Твердь. Это так… из прошлого. Никогда не думал, что снова встречу такое… такую… квинтэссенцию Зла, в смысле – бессмысленного, безжалостного, но целенаправленного уничтожения.

– Все это очень хорошо, – пропыхтел Твердислав, обламывая ногти об гладкую и упругую веревку – и из чего только ее плели?.. – Но как бы нам отсюда выбраться?

– А этот славный мальчуган нам не поможет?

У Твердислава было несколько иное мнение по поводу «славности» этого мальчугана, которому он при случае охотно пересчитал бы ребра, не посмотрев на малолетство, однако спорить сейчас было явно не время.

Скорчившийся же у ног Твердислава парнишка тем временем опомнился. Он побледнел – это стало заметно даже несмотря на усугубленную грязью смуглость. Осторожно выпрямился, оглядывая дочиста вычищенное смертное поле, покрытое темно-бурыми пятнами крови… и тут взгляд его упал на явно пытавшегося освободиться невольника.

– Упха, армо! – ощерив зубы, зашипел мальчишка прямо в лицо Твердислава, обрызгав того слюной. И подобного гордый вождь клана стерпеть, конечно же, не смог. Юнец, наверное, забыл, что у пленника, хоть и сидящего на привязи, свободны и руки, и ноги, а рядом уже нет никого из старших с мечами и луками, чтобы прийти на помощь. Парнишка оказался слишком близко от столба – и в следующий миг локоть Твердислава железным захватом стиснул худую, однако же жилистую шею. Второй кулак врезался юнцу в живот – тот согнулся, выпучив глаза и судорожно глотая воздух. Анатомия, похоже, не сильно отличалась от человеческой. Твердислав сорвал с плеча мальчишки колчан со стрелами, зашарил по поясу в поисках ножа – юнец задергался и захрипел, пытаясь брыкаться, несмотя на жестокий залом горла.

– Уймись, петушок, – зарычал Твердислав, наконец нащупав обмотанные шершавой шкурой ножны.

Клинок темной стали был хорош и остер, как бритва. Одно движение – и веревка лопнула, тугой узел распался надвое.

– У нас это называлось «разрубить гордиев узел», – подал голос Исайя. – Умоляю тебя, Твердь, не причини вреда этому отроку. Он ни в чем не виноват. На нем – первородный грех его пращуров, он не мог стать иным, живя в этом мире…

– Каждый может идти по пути Великого Духа, сколь бы ни была темна жизнь вокруг, – ответил Твердислав затверженной с детства фразой из «Поучений Иссы». Теперь он деловито скручивал пареньку руки – кто знает, какие еще хитрые ножички могут отыскаться в складках широкой юбки?

– Да, но кто мог направить его? – возразил Исайя.

– Чистый душой не нуждается в наставниках, – парировал Твердислав. Это в «Поучениях» отсутствовало.

– Ого! – удивился Исайя. – Начинаем дополнять священные древлеотеческие тексты? Опасный путь, Твердь, очень опасный…

– Дай веревку перережу, – прервал Твердислав излияния верховного координатора. – А то бы ведь так и подохли здесь у столба…

Скрученный паренек тихо скулил на земле.

– Эх, показал бы я еще тебе, как на меня ошейники напяливать, – вздохнул Твердислав, – да жаль, не до того нам… Как бы его порасспрашивать, Исайя?

Освобожденный от петли верховный координатор потер переносицу, словно поправляя несуществующие очки.

– Язык у них едва ли особенно сложен… Полсотни употребительных глаголов да сотни три существительных. Ну что ж, начнем. «Упха» – это, скорее всего, раб, невольник, пленник…

– Упха эррет дим эратор! – словно дикий кот, зашипел пленник, услыхав в речи чужаков знакомое слово.

– Наверняка что-то вроде «раб восставший да погибнет», – невозмутимо прокомментировал Исайя. С каждым мигом он держался все спокойней и увереннее, ни разу даже не смотрев вверх – от чего никак не мог удержаться мнивший себя хладнокровным Твердислав.

– Ты хочешь выучить его язык? – удивился бывший вождь.

– Мой дорогой друг, иного выхода у нас просто нет. Мы – более, чем чужаки, мы никто, и без языка – просто обречены. Достань, пожалуйста, нам еще воды, и будешь мне помогать. Подай мне для начала вон тот меч…

– Киррит, – процедил сквозь зубы парнишка и сплюнул кровью – после того, как Твердислав слегка приложил его по физиономии: до того юнец трижды отказался отвечать.

– Ты уверен, что «киррит» означает именно «меч», а не «пошел ты!..» – осведомился Твердислав у старательно шевелившего губами Исайя.

– Это неважно… Не сбивай меня… Все такие языки в основе своей одинаковы. Да, да, одинаковы, что бы ни говорили там лингвисты…

Твердислав только рукой махнул.

Вокруг Исайи мало-помалу образовалась целая барахолка – оружие, одежда, деревянная посуда, железные котлы, ножи и тому подобный походный скарб. Твердислав пошел пошарить по брошенным телегам; преодолевая брезгливость (ну и вонь же повсюду тут у них!) нашел несколько показавшихся ему приличными клинков, удобных, ухватистых, с доброй заточкой с обеих сторон клинка, шесть луков и почти три сотни стрел, целые вороха одежды, даже кожаные доспехи с нашитыми на грудь, бока и спину круглыми железными бляшками. Нашлось и нечто вроде денег – темно-коричневые твердые и тяжелые квадратики с вычеканенным сложным узором.

Нагруженный добычей, он вернулся к Исайе.

– Упха! – вновь вскинулся мальчиша. – Упха, эор! Эор карр…

– Кар, кар, – передразнил его Твердислав. – Покаркай тут у меня!.. Смотри, Исайя!

– Мечи нам едва ли понадобятся… как и доспехи, а вот это что? Деньги? Очень хорошо! Хотел бы я знать, из чего они – не золото, не серебро, не медь даже, не глина обожженная: что-то вроде камня, похоже…

– Ты как хочешь, а я и меч возьму и лук. Да и доспехом не побрезгую, даром что воняет, – покачал головой Твердислав. – Если тут по ночам такие милые создания летают…

– Твердь, от воплощенного зла не отбиться ни мечами, ни стрелами. Только верой и молитвой… как я.

– Верой и молитвой? – поразился Твердислав.

– Чем же еще? Иного оружия в мою длань Всеотец не вложил. Собственно говоря, это нас и оборонило. А то бы летали уже… с такими же костяками.

Твердислав невольно поежился. Мысли о том, что он – труп, мало-помалу отступали. Тело решительно отказывалось считать себя мертвым. А если мы живы – значит, еще поборемся, и никаких гвоздей. Кто знает, может и впрямь Исайя отыщет выход отсюда…

Правда, на этом месте Твердислав вспомнил о родных местах – и впервые за все время в этом странном мире остро и сильно защемило сердце. Броня отстраненности – как же иначе, ведь он же мертвый! – дала первую трещину.

Джей, Джей, что же ты наделала… На месте скальной крепости клана Твердиславичей – голая, выжженная равнина, где горячий ветер, завывая, гоняет с места на место тучи остывшего пепла. Нет больше ни озерка, ни речки, ни полей вокруг, ни лесов – ничего нет. Родовичей тоже нет. Очищенные огнем, наверное, они уже подле престола Великого Духа…

Защипало в глазах. Эй, эй, что это с тобой, вождь Твердислав? Пока жив хоть один родович – жив и клан; и пока жив ты – остаешься вождем. Забудь слово «бывший»! Пусть ты – последний, но все равно – не бывший! Вождем ты был, вождем и умрешь. И никто, кроме самого лишь Всеотца, не в силах лишить тебя этого звания. Так что вытри непрошенные слезы, вождь, и поклянись справить добрую тризну по ушедшим. Пусть покоятся в мире, пусть будут легки их пути у престолов Великого Духа!

Твердислав шмыгнул носом и вытер глаза ладонью. Исайя деликатно смотрел в сторону.

– Ну, как знаешь, что касаемо оружия, тут я тебе не советчик. А с этим мальчиком уже можно говорить! – меняя тему, похвастался Исайя. – Словарный запас у него невелик, да и то в основном ругательства, но…

– Так и что же рассказал? – угрюмо поинтересовался Твердислав.

– Дорога идет через пустыню от Дышащих Гор к Жрущему Лесу и дальше… тут я не совсем понял… что-то вроде города. Эти несчастные, которых мы встретили – торговцы. Ровным счетом ничего сверхъестественного…

– Что-то я товаров особых не заметил…

– Значит, расторговались, – резонно заметил Исайя. Кто там живет у Дышащих Гор, я не понял, какие-то подземные…

– Гномы, что ль?

– Не знаю. У паренька очень мало прилагательных. В основном цвета, да еще я понял «плохой» и «хороший». Те, что в гор… или в горах – «хорошие», а вот в пустыне и лесу – плохие.

Сверху вновь донесся странный звук и Твердислав невольно схватился за принесенное оружие. Басовитое жужжание, словно там, вот тьме, кружил исполинский шмель размером с дойную лосиху. Связанный мальчишка вновь затрясся от страха, пачкаясь в пыли, пополз к ногам Исайи…

– Не Зло, – тем не менее покачал головой верховный координатор.

Мгновение спустя басовито жужжавшее существо, подгибая многосуставчатые ноги, тяжело шлепнулось наземь шагах в семи-восьми от Твердислава, рядом со все еще горевшим костром.

– Ба! Старый знакомый! – удивился вождь.

Это и в самом деле оказался старый знакомый – тот самый многоногий «живоглот», что вылезал из-под земли, когда Твердислав и Исайя пробирались через лес. Да, у создания имелась пара прозачных, словно у стрекозы, крыльев. Клюв жадно открывался и снова закрывался, на землю стекала струйка желтоватой слизи.

– Да куда ж тебе, родной, – посочувствовал зверю Твердислав. – Мы тебе теперь не по зубам.

Словно поняв обращенные к нему слова, «живоглот» возмущенно затопал всеми многочисленными ногами, зашуршал крыльями, громко зацокал клювом. Правда, приблизиться не решился. Одна из лап вытянулась в сторону лежавшего на земле мальчишки.

– Что-о? – удивился Твердислав. – Ты что, и в самом деле меня понимаешь? Извини, дорогой, нам наш «язык» самим нужен. Поищи добычу где-то в другом месте.

Ответом стара настоящая буря негодования. Расправив крылья и подняв темно-коричневы надкрылья, тварь даже прыгнула ближе к противнику, правда, это оказался очень короткий прыжок.

– Последний раз говорю: проваливай подобру-поздорову! – рявкнул Твердислав. – А не то на себе узнаешь, метко ли я стреляю!

Сердце требовало схватки – хоть так, но заполнить сосущую пустоту на том месте, где осталась память о клане!

Твердислав натянул лук – в мощных руках закаленного лесной жизнью вождя слабое дерево, рассчитанное на руки подростка, едва не сломалось.

«Живоглот» по-прежнему стоял на месте, переминаясь на многочисленных ногах. Вновь ткнул лапой в сторону мальчишки; и вновь Твердислав отрицающе покачал головой. Юнец тем временем что-то горячо заговорил, забормотал скороговоркой, делая попытки обнять ноги Исайи несмотря на то, что сам был связан.

– Надоел ты мне, – сообщил зверю Твердислав. – Добром не уходишь – стрелой попотчуем!

Слова у вождя, как известно, с делом расходились редко. Звякнула тетива и стрела звонко щелкнула по морде незваного гостя. Не пробив твердого панциря, отскочила почти что обратно к ногам Твердислава.

Второй стрелы под рукой не оказалось, Твердислав выхватил меч, однако тварь не собиралась драться. Несколько мгновений она стояла, покачиваясь, и Твердислав готов был поклясться, что неразумная как будто бы бестия глядит на него, как травница на буйного – с сочувствием. Миг спустя прозрачные крылья развернулись и существо взмыло вверх.

– Ночь приключений… – пробормотал Твердислав, подбирая стрелу. Трехгранный ее наконечник согнулся от удара о броню крылатого существа; пожалуй, с таким панцирем едва ли справился бы и двуручный топор, не то, что меч.

– Твердь! – окликнул его Исайя. – Послушай, как интересно! Это достойный мальчуган говорит, что Бао приходил за жертвой. «Бао» – не то имя, не то порода. За проход через Жрущий Лес – правда, милое название? – приходится платить человеческими жертвами, по одной с каравана. Почти все торговцы возят с собой рабов…

– Что-то я тут никого, кроме нас, не видел, – заметил Твердислав.

– Может, они уже купили билеты, если можно так выразиться, – пожал плечами координатор. – В общем, тварь хотела этого мальчика… – Исайя нагнулся к пленнику с что-то быстро произнес, парнишка, чуть поколебавшись, ответил, – этого мальчика по имени…впрочем, я не уверен, что это его личное имя, а не, скажем, родовой девиз… Кео из… из рода Кеосов, так примерно.

Мальчишка покачал головой, что вроде бы означало согласие.

– А мы ему чем не показались? – спросил Твердислав.

– Мы – чужеземцы. Вдобавок белые. Белый цвет не угоден богам… так, наверное, будет правильно. Белокожие «упха» очень редки и высоко ценятся, но для святых целей требуется родная кровь, – усмехнулся Исайя.

– Ну, хорошо, – Твердислав опустился на корточки рядом с координатором. – Тебе не стало яснее, что нам делать? Тем более, если допустить, что мы живы…

– Твое тело уже дало ответ за меня, – покачал головой Исайя. – Оно не хочет умирать, оно страшится здешних опасностей, оно понимает, что живо… Так что нам лучше всего добраться до этого городка и осмотреться.

– Ну, а дальше? – лицо Твердислава потемнело. – Добермся мы туда… дальше? Заведем себе такую же телегу и станем торговать с обитателями Дышаших Гор?

– Если выбирать между торговлей и смертью в горящем корабле я, напрмер, предпочту торговлю, – едва заметно усмехнулся Исайя. – Но, если серьезно… а чего ты, например, хочешь достичь?

Твердислав опустил голову. Теперь часы, когда он не сомневался в собственной гибели и оставался безучастен ко всему происходящему, казались чуть ли не блаженством.

– Я хотел бы вернуться в наш мир… если, конечно, на то будет воля Великого Духа. И… снова пошел бы на передовую. Мне кажется, я найду что сказать Умникам. Войну можно погасить…

– О! – печально вздохнул Исайя. – Про Умников можно забыть. Нам с тобой не до них. А насчет возвращения… понимаешь, случившееся с нами – чудо. Самое настоящее чудо, свидетельство благосклонности Всеотца. Надо следовать Его путем, воплощать тут Его заветы, жить по правде, помогать слабым, защищать обиженных – и взывать, взывать к Нему в разуме своем, постоянно и повсеместно, и, быть может, тогда Он и захочет явить нам Свою милость еще раз.

– Гммм… – протянул Твердислав. Фактически слова Исайи означали, что им и впрямь придется остаться тут навсегда. Если уж нужно жить «по правде» и во всем следую Его заветам, в ожидании, когда Ему будет благоугодно вновь взглянуть на них…

А с другой стороны – неужели Он не мог оборонить свой мир, преданные Ему кланы? С объяснениями Исайи Твердислав все равно смириться не мог. Если Джейана выжгла планету и Великий Дух не воспрепятствовал ей – какое Он тогда вообще имеет право именоваться добрым и всеблагим?

– О высоких материях, Твердь, будем думать после, когда выберемся из этого леса, – заметил Исайя. Опять читал мысли, что ли? – Да у тебя же все на лице и так написано, – усмехнулся верховный координатор. – Нет у меня готовый ответов, вождь Твердислав. Не знаю, где мы, не знаю, как тут очутились и почему не сгорели. Не знаю – и думаю, едва ли мы это в ближайшее время узнаем… если только не будет на то особого соизволения Великого Духа, – поспешно добавил он. – Так что давай я еще порасспрашиваю этого сорванца, а ты сиди, слушай…

Особой пользы диалог Исайи с пленником Твердиславу не принес. Верховный координатор бойко болтал на местном наречии, мальчишка отвечал – правда, по мере того как проходил страх, он становился все более и более заносчивым.

– Экий наглец, – заметил Исайя после одной особенно гневной тирады. – Мы с тобой, вождь Твердислав, неминуемо будем изжарены живьем на медленном огне – а предварительно нас растянут на железной решетке и как следует польют маслом, чтобы не пригорели…

– Масло надо не сверху лить, – хмыкнул Твердислав. – И чем же мы такое заслужили?

– В этих краях чужаков не любят, тем более – белокожих. Мы вышли из повиновения, ты оскорбил физиономию и живот своего господина кулаком – за это полагается смерть. И даже наша высокая стоимость нас не спасет. Честь, утверждает наш юный герой, дороже.

– А наш юный герой случайно не забыл, что это он сейчас связан, а не мы? – сварливо осведомился Твердислав. – Я ему могу напомнить. Задрать юбку и отхлестать по заднице…

– Не будучи сторонником телесных наказаний, на сей раз нахожу в твоих словах известный резон, – с притворной сокрушенностью вздохнул Исайя. – Вообще же тут, похоже, масса интересного. Ну, например, у нашего Кео из рода Кеосов нет матери. И никогда не было, причем она не погибала, и он никакой не найденыш. Он даже не мог понять меня, когда я пытался растолковать ему это. Наконец выдал что-то типа «кормившей-пока-не-можешь-держать-лука», и это все, что я от него добился.

– Что ж тут интересного? – пожал плечами Твердислав. – Родила, выкормила, и сразу – к мужчинам, учить владеть мечом и луком. Обычное дело.

– Н-нет, – покачал головой Исайя. – Скорее всего мы имеем дело с совершенно новым типом… – Похоже, в нем уже успел вспыхнуть жар исследователя.

– Погоди, нам-то до этого что за дело? – возразил Твердислав. – Выбраться бы отсюда… – невольно сорвалось с языка.

– Ага! – поднял палец Исайя. – Значит, все-таки «выбраться»! Значит, поверил, что жив?

– Не знаю, – угрюмо отвернулся Твердислав. – Вера говорит мне, что это – посмертие… что я недостоин лицезреть Всеотца… а сердце подсказывает, что это не так. Впрочем, если в посмертии я могу жить – пусть будет посмертие!

– Так-то оно лучше, – назидательно заметил Исайя. – А от обычаев здешней земли отмахиваться не следует – кто знает, что понадобится по дороге?

Твердислав отвернулся и что-то буркнул себе под нос.

Бесконечная ночь все длилась и длилась. Твердислав совсем потерял чувство времени, он, сызмальства не нуждавшийся ни в каких часах. С момента кровавой драмы мог пройти и час, и десять. Жара убивала аппетит, оставляя лишь жажду. Попытки понять речь мальчишки он бросил – голова начинала протестующе трещать от боли, стоило ему начать повнимательнее вслушиваться в бесконечные извивы чужих слов.

Он несколько раз обошел стоянку. Переворошил все тюки на телегах, не обращая внимания на протестующие крики дерзкого мальчишки, все еще, похоже, считавшего Твердислава собственным невольником, да еще и приговоренным к смерти. Среди добычи нашлась одежда поприличнее, длинную цветастую юбку Твердислав подвязал, так что получилось нечто вроде штанов. Черная прочная куртка, а поверх он не поленился надеть кожаный доспех. Эта ночь уже доказала, что дороги здесь куда как небезопасны.

– Куда ты так нарядился? – встретил его Исайя. – Раздевайся и ложись, нам надо отдохнуть. До рассвета – точнее, до начала дня, рассвета здесь не бывает – еще далеко. А дорога долгая и, Кео говорит, что дальше она еще злее, чем тут.

– А кто будет охранять? – поинтересовался Твердислав. – Установим очередность?

Исайя задумчиво покачал головой.

– Насколько я понял, этого не потребуется. Мы отказали в жертву Жрущему Лесу – не слишком благозвучное название, но перевод адекватный – и теперь как бы запретны для всех мелких прожорливых тварей. Теперь нас разрешено касаться только Большим. Кто это такие, я не понял – да, впрочем, и не важно. Какие-то чудища. А вот что интересно, так это про матерей…

– Опять ты за свое, – покачал головой Твердислав, обращаясь к человеку куда как старше себя, словно к неразумному ребенку. – Вот как раз про чудовищ-то и следовало расспросить, а не про то, как у них тут заводят семьи. Выберемся из леса – там посмотрим.

Исайя только загадочно улыбнулся.

Оставив его разгадывать словесные ребусы мальчишки, Твердислав улегся спать – бросив на землю охапку ненужной их мертвым хозяевам цветастой одежды.

* * *

И опять же, проснувшись, он не мог понять, долго ли он спал. Исайя умывался у колодца, а мальчишка… мальчишка, нагло ухмыляясь, стоял над Твердиславом, и длинный меч смотрел прямо в лицо вождя.

Нужно было пройти не через одну драку с Ведунами, терять друзей, родовичей, схватиться врукопашную с Учителями, попасть в совершенно иной мир, за небо – чтобы смотреть на серый клинок немигающим взглядом. Твердислав не шевелился. Напрягшиеся было мускулы расслабились. И только взгляд оставался прикован к острию клинка, замечая сейчас мельчайшие зазубринки на лезвии.

Учитель иногда рассказывал о знаменитых бойцах, побеждавших множества врагов силой своего непревзойденного умения, умения, дававшегося годами и годами тренировок. Вождь лесного клана умел сражаться, но кто же мог открыть ему тайны сказочных воинов, голой рукой останавливавших убийственный размах стали?..

Мальчишка чего-то ждал, по-прежнему жестко усмехаясь, словно молодой волчонок. А господин верховный координатор по-прежнему весело плескался у колодца, отфыркиваясь и довольно покряхтывая. И, похоже, ничегошеньки не видя вокруг себя.

Взгляд Твердислава пополз вдоль серого клинка. Выше, еще выше, крестовина, рукоять, грязные тонковатые пальцы, судорожно вцепившиеся в эфес…

Лиловое небо над головой. Льющийся с неба жар. Его все больше и больше. Он входит… входит… входит в сталь клинка… поднимается выше… меч раскаляется…

Серый цвет оружия сменился на темно-вишневый, резко запахло разогретым железом. Мальчишка взвыл, разжав пальцы, и завертелся на месте, схватившись за обожженную кисть. Меч упал Твердиславу на грудь, оцарапав подбородок и шею.

В следующий миг мальчишка уже лежал на земле, и Твердислав деловито вязал его по рукам и ногам, с трудом удерживаясь от искуса поквитаться за пережитое.

От колодца уже бежал Исайя.

– Что случилось?!

– Что случилось?! Твой Кео из рода Кеосов чуть не прирезал меня, как скотину. Счастье еще, что оказался глуп, не убил спящего, а захотел поглумиться!

– И ты… – Исайя нагнулся, подобрал еще не до конца остывший меч, с любопытством провел над клинком левой ладонью.

– Использовал силу, – сорвалось с языка Твердислава прежде, чем он понял, что говорит и что вообще произошло, мысли на время словно окутала какая-то завеса. – Слегка подогрел железяку.

– Ты воззвал к Всеоцу? – медленно переспросил Исайя. Было в его голосе нечто такое, что следующий вполне логичный вопрос Твердислава – а как вышло так, что пленник, доверенный попечению координатора, оказался на свободе и при оружии? – так и не прозвучал вслух.

– Н-нет, – отчего-то краснея, признался Твердислав. – Это было… естественно. Как будто бы я стал защищаться. Инстинкт. Но сила сработала…

– Странный знак, – покачал головой Исайя. – Не могу истолковать его однозначно… может возвещать и худое, и доброе. Ладно, надо потолковать с Кео…

– Да что с ним говорить! – взорвался Твердислав. – Связать покрепче паршивца, и вся недолга. А перед этим выдрать, чтоб впредь неповадно было.

– Н-да, – смущенно кивнул Исайя. – Впрочем, оно и понятно – ты для него просто взбунтовавшийся невольник…

– Чихал я на то, кто я для него. Но, координатор, больше он у меня свободным не пойдет.

* * *

Место побоища осталось позади. Пустынная дорога, коричневый лес по обе ее стороны; угрюмо поникшие плечи мальчишки Кео, что шагал в нескольких шагах перед Твердиславом, руки паренька были связаны за спиной. Как бы то ни было, вновь умирать вождь не хотел.

Исайя больше не задал Твердиславу ни одного вопроса, только попросил оставить ему тот самый меч, и теперь шел, разглядывал клинок и что-то бормоча себе под нос.

Молчал и Твердислав. Вокруг лежали недобрые места, любой родович сказал бы, что здесь кишмя кишат Ведуны или ведунские твари. Деревья стали ще выше, гладкие коричневы стоволы стали поистине неохватны у основания; острые концы ветвей поворачивались следом за путниками и дрожали, словно стараясь дотянуться до новой добычи.

Еще несколько раз в лиловом небе проплывали какие-то тени, Твердислав хватался за лук, однако тени исчезали и ничего страшного не происходило. Жара стояла поистине невыносимая и, если б не захваченная с собой вода, им пришлось бы туго.

Они шли весь день и остановились только с наступлением темноты. Предусмотрительный Исайя велел пленнику захватить с собой кое-какую снедь, но при виде темной дурнопахнущей смеси, подозрительно напоминавшей начавшее гнить мясо, аппетит у координатора с Твердиславом вмиг улетучился. Кео же уплетал за обе щеки, наматывая длинные волокна на пару тонких палочек. Исайе вновь стало дурно.

– У них тут наверняка сплошные эпидемии, – проговорил он, наблюдая за трапезой. – Гигиены, судя по всему, никакой, что такое мытье они и вовсе не знают, нет такого глагола…

– А что мы станем делать, если встретим другой карван? – задал наконец Твердислав давно уже занимавший его вопрос. – Мы, двое в ошейниках, белокожие невольники-упху, ведем связанного парня явно из местных; что они о нас подумают? Как, драки не боимся?

Исайя выразительно покосился на мрачно замолкший лес. Оба человека, и старый, и молодой, не нуждались в словах – лес ждал. Оскорбленный отсутствием лакомого подношения, он подтягивал силы, готовя ответный удар. Сунуться под его коричневые своды сейчас было равносильно самоубийству. Дорога оставалась единственной надеждой на спасение.

Исайя и Твердислав не спрашивали друг друга. Слова бессильны были выразить то чувство притаившейся за коричневой стеной опасности; это было куда опаснее всех людей этого мира вместе взятых.

Не выдержав этой копящейся ненависти, Твердислав невольно потянулся к силе, машинально сплетая одно из несложных боевых заклятий, доступных воинам и охотникам кланов.

– Нет, вождь Твердислав! – голос Исайи неожиданно зазвенел. – Нет! Не прибегай к этому, кроме как в случае лишь крайней нужды! – с мало подходящей этому случаю торжественностью закончил координатор – словно провозглашая оду.

– Почему? – удивился Твердислав. После случая с мечом он начал чувствовать себя куда увереннее.

– Прости, не могу пояснить подробнее, – Исайя в замешательстве почесал затылок. – Ну вот ты же чувствуешь, что в лес лезть нельзя?..

Твердислав кивнул. Что ж, в крайнем так в крайнем. Тем более, судя по все более наглым взглядам пленника, долго этого случая ждать не придется.

Однако день сменился душной ночью, а навстречу им не попалось ни одной живой души. Лес жил своей жизнью, над дорогой крутились какие-то не то птицы, не то летучие мыши, пару раз высоко в поднебесье мелькнул дракон. Но людей не попадалось – что называется, ни конных, ни пеших.

– Кео говорит, что завтра мы придем в город, – заметил Исайя, когда они вновь расположились на ночлег. – А перед этим будут самые глухие лесные места. Там с нас и могут потребовать дань… да еще с процентами.

Твердислав пожал плечами. Неведомое не страшило. И для этого, наверное, тоже надо было вырасти в кланах, чтобы каждый день видеть что-то новое, хотя бы – в рядах ведунских тварей. Что ж, пусть местные требуют. Он, Твердислав, все равно не сдастся. Бежать ему некуда, надеяться не на что – значит, будем сражаться, пока есть силы. Силы иссякнут – тогда и придет время закрывать глаза. А сейчас пугливо жмуриться нет причины.

Верховный координатор проекта «Вера» едва ли догадывался о том, каких хороших солдат вырастили его Учителя. Правда, о том, сколько при этом умерло во младенчестве или малолетстве, он предпочитал не вспоминать.

Вторая ночь прошла так же спокойно, как и день до этого. Несмотря на то, что у Твердислава все это время во рту не побывало, как говорится, даже маковой росинки, голода и убыли сил он не чувствовал. Спросил об этом Исайю, но координатор только пожал плечами. Как и Твердислав, о некоторых вещах он предпочитал не задумываться.

Мальчишка же совсем воспрял духом. Твердислав косился на Кео с подозрением – ведь если самые жуткие лесные места еще впереди, радоваться тому вроде бы не с чего; а потом подумал – что, если негодник думает, будто лес теперь отступился от него и обрушит весь свой гнев на белых невольников?

Третий день пути выдался еще жарче. И добро бы только пекло сверху, жаром дышала и земля под ногами, раскалившаяся, словно противень в печке. Босые ноги начало обжигать. Конечно, известно, что в жарких местах лучше всего идти ночами, а днем укрываться в тени, пережидая тяжелые часы – но попробуй-ка пошагать в здешней кромешной тьме по неширокой и извилистой дороге, когда лес так и ждет, когда ты заступишь за обочину!

Правда, дорога пошла под уклон, идти стало чуть легче; канавы вдоль обочин сделались глубже, их дно и склоны покрывал жирный черный пепел, не легкий, летучий, как положено, а, напротив, тяжелый и какой-то липкий. Складывалось впечатление, что в этих канавах еще недавно полыхал огонь. Старые громадные деревья отстояли тут от дороги чуть дальше, многие их ветви, особенно нижние, казались обломанными и обожженными. Однако на покрытом гарью пространстве между краем леса и канавой из земли уже тянулись острые коричневые верхушки новой поросли.

Исайя остановился и о чем-то дружелюбно заговорил с мальчишкой. Ответом стало презрительное шипение и меткий плевок в лицо.

– Нет, – Исайя с неожиданной ловкостью перехватил занесенную руку Твердислава. – Разве ты обиделся бы на безмозглого сторожевого пса, что злобно лает тебе вслед? Кео просто думает, что лес сейчас возьмет нас с тобой… и выражает то, что, по его мнению, он должен.

– Леща бы ему хорошего, – проворчал Твердислав, однако руку все-таки опустил.

Исайя заговорил снова, и на сей раз в его голосе зазвучал металл. Видно, он все-таки не зря столько лет возглавлял проект «Вера»; Кео вздрогнул и торопливо принялся отвечать, уже без всякой задиристости.

– Лес часто нападает здесь на караваны, – объяснил Твердиславу координатор. – Он очень разный в разных своих частях, где-то совсем не обращает внимания на людей, где-то – не дает проходу. Здесь как раз такое место. Команды факельщиков регулярно жгут поросль вдоль дороги, иначе старые деревья вообще не пропускали бы никого.

И верно – здесь ветви, раз нацелившись на троицы пришельцев, уже, что называется, «не отводили взоров». Короткие и длинные, острые и с обломанными наконечниками, коричнево-блестящие и покрытые пятнами гари – все, как одна, тянулись ко внезапно появившейся живой добыче. Твердислав взял меч наизготовку. Исайя же, напротив, стоял, как ни в чем ни бывало, с явным интересом рассматривая деревья окрест.

– Пойдем, а? – не выдержал Твердислав. Зловещая тишина действовала угнетающе; казалось, лес пребывает в недвижности последние мгновения перед решающим ударом.

– Погоди, – поднял руку Исайя. – Ты знешь… удивительно дело. Я-то думал, что абстрактное Зло не в силах создать ничего нового, что оно может только пожирать и распухать, жрать для того, чтобы становиться больше, чтобы в один прекрасный день объять собой весь свет…

Верховный координатор отличался удивительной способностью к философическим речам в любых условиях – даже сейчас, когда говорить требовалось быстро, четко и коротко.

– А здесь? – не вытерпел Твердислав.

– А здесь все другое. Лес не жесток. Он нас искренне жалеет…

– Жалел волк кобылу – оставил хвост да гриву, – ответил Твердислав услышанной в мире координатора пословицей. В этот самый миг заросли справа и слева от дороги дружно затрещали. Исполинские деревья неведомо как раздвинулись, из чащи к дороге устремилось нечто, сперва принятое Твердиславом за поток коричневых змей; миг спустя он понял свою ошибку: не змеи, а просто древесные ветви… но на диво длинные, гибкие и подвижные!

Мальчишка что-то торжествующе заголосил и что был мочи толкнул Твердислава в бок худым костистым плечом, так что вождь едва не упал на одно колено.

– Ах вот ты как! – взревел парень.

Увы, Кео оказался слишком высокого мнения о собственной ловксти. Миг спустя Твердислав поставил ему подножку и, поднял взвывшего мальчишку над головой и без долгих колебаний швырнул навстречу ползущему через канаву коричневому потоку.

Швырнул – и тут же забыл был о нем, потому что доргу дальше предстояло прокладывать мечом; Исайя что-то бормотал себе под нос, может, пытался так же отвести беду, как он отвел мертвую тучу, но на порождения леса это действовало плохо, вернее сказать, совсем не действовало.

– Бежим! – крикнул Твердислав, обрубая самую назойливую ветку, упрямо пытавшуюся воткнуть свое острие ему в икру.

«Бзззз…» – раздалось совсем рядом. Твердислав поднял голову – так и есть. Пожаловали живоглоты. Два, как раз по числу намеченных жертв. Да еще и стояли, трогательно простирая к людям лапы, словно умоляя прийти в их объятия!

– Хрен вам всем! – заорал Твердислав, очень кстати вспомнив еще одно словечко из лексикона мира Черных Игл. – Бежим, Исайя!

Эх, ворожею бы сюда… Джейану, уж она-то бы с ними разобралась…

Сила дремала, не отвечая на отчаянный призыв вождя Твердиславичей, Исайя, словно весенняя муха, вяло отбивался от напирающих ветвей, и парню ничего не оставалось делать, как с яростным воплем ринуться прямо на ближайшего живоглота.