Читать книгу Дневники Пирамиды - Ник Ришелье - Страница 2

Дабы не вводить читателя в заблуждение странностью предлагаемого ниже текста, считаю необходимым дать некоторые комментарии по поводу его происхождения.

Итак, в 53 году, незадолго до известных трагических событий на станции Ио-2, я оказался на Марсе в качестве геолога и журналиста одновременно. Искушённый читатель космических очерков, конечно же, знает, что в отдалённых внеземных колониях каждый член экипажа должен обладать в совершенстве как минимум двумя профессиями. Ваш покорный слуга был тогда (и остаётся по сей день) специалистом по строению внутренних планет Солнечной системы, а также (по отзывам коллег) весьма неплохим поваром. Ну а поскольку заниматься сочинительством в нашем отряде никто не хотел, мне пришлось начать осваивать и эту профессию.

Освоение оной заключалось в следующем. Каждый день я аккуратно записывал все события, происходившие с нами на Марсе, и старался отдельно давать им свою эмоциональную и профессиональную (как геолог) оценку. Поэтому восстановить ход событий в те знаменательные для истории всего человечества дни не составит для меня особого труда.

11 ноября мы втроём (то есть я, Валентин Лавров, и два моих помощника: астрофизик и инженер Олег Хоркин, биолог и врач Пьер Лакруа) обследовали так называемые рудники в 100 км к северу от поселения. На местном жаргоне слово «рудник» означает вполне естественный провал (или промоину?) на марсианской поверхности с разветвлённой системой подземных туннелей. Нечто похожее можно наблюдать, например, в альпийских ледниках, где подобные системы ходов образует во льду вода.

Тогда ещё некоторые романтики в высшем эшелоне власти надеялись на встречу с добрыми инопланетянами, готовыми с радостью поделиться своими фантастическими технологиями с людьми. Так что финансирование исследований различных подозрительных с этой точки зрения объектов было весьма щедрым. Впрочем, рудниками интересовались и военные, и даже известный своими хронометрическими опытами физик Куравин.

Именно Куравин, спустя несколько лет после описываемых событий, присылал на рудники своего помощника, некоего Давида, с неопределённой целью «посмотреть и пощупать».

Иными словами, рудники интересовали всех, кроме специалистов вроде меня. И, как оказалось, интересовали не зря.

Продолжая лёгкую и бесцельную прогулку по Марсу, я со своими спутниками спустился уже в десятую шахту исследуемого рудника. Мы последовательно обошли и сфотографировали все ответвления, Пьер уже сидел на ящике с аппаратурой и строчил десятый ничего не значащий отчёт, как вдруг раздался грохот, и Олег, стоявший неподалёку от меня, провалился вниз.

Я с перепугу повалился на землю и стал медленно подползать к краю образовавшегося провала. Заглянул вниз и посветил фонариком – тьма была непроглядная. Я позвал через шлемофон:

– Олег! Ты жив?

Тишина.

– Олег!!

Ко мне справа подполз Пьер с альпинистским снаряжением и начал методично прилаживать к поясу карабин. Я ему помог, и через некоторое время француз уже спускался вниз. Дальше я рассказываю с его слов.

Когда Пьер опустился метров на 5, его подсевший фонарик выхватил из глубины твёрдую поверхность. В неверном свете фонаря пол казался идеально ровным. Впрочем, вскоре выяснилось, что так оно и есть. На полу сидел невредимый Олег Хоркин и озирался по сторонам. В его взгляде было что-то безумное. Пьер спустился к нему и сел рядом. Их разговор, как и все разговоры на Марсе вне поселения, происходил по радио, поэтому я хорошо слышал обоих.

– Олег, – позвал Пьер, – что с тобой? Ты цел?

– Да, – после долгого молчания отозвался тот. – Ты лучше оглянись вокруг, Пьер!

Далее было слышно сопение, вздохи, и наконец, лёгкий французский мат, после чего Пьер изрёк:

– Египет? Здесь? На Марсе?

А увидели они вот что. Огромный зал с идеально ровными стенами. В каждом из четырёх углов откуда-то из-под потолка лился неяркий красноватый свет, который выхватывал из темноты углы помещения. И даже при столь слабом освещении на стенах и потолке можно было различить силуэты, до боли знакомые нам из школьных учебников по древней истории. Это были изображения египетских фараонов, картуши с их именами и длинные аккуратные ряды загадочных символов, прочерченных прямо в шлифованной поверхности стен каким-то очень точным режущим инструментом.

– Вот это да! – сказал Олег. – Жаль, что среди нас нет египтологов… Кто бы мог подумать…

На следующий же день, конечно, всё поселение сбежалось посмотреть на великое открытие, а Земля дала указания оцепить зону рудника (от кого, непонятно) сигнальными маяками, ничего не трогать и ждать.

Мы выполнили всё по инструкции, но ждать, разумеется, не могли. Пьер с Олегом по праву первооткрывателей облазили загадочную пещеру вдоль и поперёк, но ничего интересного, помимо надписей на стенах и потолке, не нашли. Удалось установить, что свет в пещеру поступал не от какого-то загадочного вечного источника энергии (как думали некоторые мои коллеги из поселения), а шёл по специальным длинным и узким тоннелям идеального квадратного сечения, вымазанным вдоль всей поверхности неизвестным светоотражающим составом. Выходы туннелей мы обнаружили в десятках метров от рудника.

Кроме того, расставленное вокруг рудника сейсмическое оборудование с ультразвуковыми сканерами помогло определить, что исследуемый рудник находится на развалинах гигантской пирамиды, уходящей своим основанием под пески Марса метров на пятьдесят, если не больше. Пирамиду тут же окрестили Красным Хеопсом, а найденную, как потом оказалось, верхнюю и самую маленькую камеру пирамиды назвали дачей мумии, намекая на её отдалённость от земной усыпальницы фараона.

Я спускался в камеру трижды. Первый раз – сразу после Пьера, когда мы только обнаружили её. И, будучи в полном замешательстве, я тогда ничего, кроме надписей на стенах, не видел. Второй раз – спустя несколько дней, когда в заветном помещении побывали все, кому не лень.

И именно во второй раз я обнаружил тайник, о котором так много писали в прессе 54-го года. Тайник был расположен точно посередине северной стены камеры на уровне глаз (камера и сама пирамида были, как и положено, ориентированы строго по сторонам света). Он представлял собой идеально ровную прямоугольную нишу в сечении 30 на 30 см и глубиной около 50 см, наглухо закрытую известняковым блоком.

Именно это меня, как геолога, и заинтересовало. Конечно, после изображений фараона на Марсе меня уже ничто не могло удивить, но вот заинтересовать – зачем вдруг понадобилось кому-то тащить сюда известняк с Земли – могло. Я аккуратно вытащил блок из стены и обомлел. В нише лежали свитки папируса, усеянные письменами!

От волнения я тогда уничтожил один из свитков. Я взял его и попытался развернуть, но свиток, вздрогнув в моих руках, почти сразу же истлел, превратившись в прах. Похожее загадочное поведение свитков древнего папируса вы ещё встретите в публикуемом далее Дневнике.

Я испугался и задвинул известняковую заглушку ниши обратно. Однако уже через минуту, съедаемый любопытством, я огляделся вокруг – рядом никого не было – и снова проник в таинственную нишу. Но на этот раз в нише свитков не оказалось, вместо них лежала стопка бумаги. Да-да, именно бумаги! Практически невредимой и покрытой ровными рядами букв! И вот тут я был поражён окончательно – буквы оказались русскими, а документ, найденный мною, был тем самым Дневником, который я публикую сейчас впервые, и который был написан за 40 лет до того момента, когда Олег провалился в камеру Красного Хеопса. Документ был составлен на чистейшем русском языке, предусмотрительно нанесён на бумажный носитель и спрятан в потайной камере на Марсе!

Наученный горьким опытом, я извлёк бумагу из тайника, стараясь не прикасаться к ней руками, и убрал в герметичный контейнер, предварительно вывалив из него все образцы пород, которые ещё час назад казались мне сенсационными. Впрочем, бумага-то была самая обыкновенная. Впоследствии я не раз брал её в руки, перечитывая втайне на Земле этот Дневник, и она оставалась невредимой. Из чего я сделал вывод, что автор письма адресовал текст людям.

Я снова закрыл нишу блоком, но вдруг вспомнил, что забыл в ней кисточку, с помощью которой аккуратно смахивал пыль с рукописи. Я вновь открыл нишу и… увидел те же таинственные свитки! Тут до меня дошло: ниша поочерёдно открывалась двумя разными тайниками! Я снова её закрыл, открыл, увидел кисточку, спрятал её в карман и объявил коллегам о найденной пустой нише.

Все с интересом осмотрели её, пожали плечами и разошлись. Никому в голову не пришло задвинуть нишу заглушкой и повторно её открыть! Весь следующий день я ходил под впечатлением от находки и думал о таинственных самосгорающих свитках. А в мозгу билась словно навязанная кем-то мысль: надо их спасти, надо их спасти…

И, наконец, вечером того же дня, когда в камере Красного Хеопса почти никого не осталось, я спустился в неё в третий и последний раз, подошёл к известняковой заглушке, лежавшей аккуратно на полу под отверстием ниши, и расколол её на мелкие кусочки геологическим молотком. А для обоснования своего поведения сгрёб в кучу и унёс с собой якобы собранные мною осколки неизвестной породы, которые, впрочем, тоже наделали немало шуму на Земле при дальнейшем изучении Красного Хеопса.

О рукописи Дневника я молчал несколько лет, пока однажды ко мне не явился упомянутый мною Давид от имени академика Куравина. Прилетел он к нам под каким-то банальным научным предлогом, но, как выяснилось, прежде всего, по мою душу.

Расспрашивая меня о подробностях открытия Красного Хеопса (а в это время я уже пребывал в другом марсианском поселении в тысячах километрах от заветного места), Давид вдруг подмигнул мне и сказал:

– Это очень хорошо, дорогой друг, что Вы сообразили утаить кое-какие находки, сделанные Вами в камере Пирамиды.

Я проглотил язык и вытаращил глаза.

– Знаю-знаю, – успокоил меня Давид. – Вы очень удивлены, но поверьте, что кроме нас двоих об этом никто не знает, и в ближайшие тридцать лет узнать не должен. Договорились?

Я кивнул, по-прежнему не в силах вымолвить ни слова. Потом, конечно, Давид улетел, сцена эта изгладилась в моей памяти, но обещание тайно хранить рукопись тридцать лет я сдержал. Возможно, я вовсе не решился бы опубликовать Дневники, если бы три месяца назад мне не позвонил тот же Давид и не попросил это сделать «от имени – я цитирую – и по личной настоятельной просьбе автора».

Зачем им понадобилось раскрывать такую серьёзную тайну – бог весть. Надеюсь, скоро это станет известно. Подозреваю только, что Правительство давно в курсе, иначе мне не дали бы и рта раскрыть. Возможно также, что Дневники являются элементом некого тщательно проработанного проекта влияния на сознание интеллектуальной элиты и не имеют ничего общего с реальностью. А может быть и так, что почти всё в них – правда, и опубликование их есть жертва малого во имя спасения чего-то большего. Этакий отвлекающий манёвр. В любом случае, истина, как всегда, остаётся для нас с вами, мой уважаемый читатель, тайной за семью печатями.

Текст, который Вы увидите далее, приведён мною практически без изменений. Лишь в некоторых местах я немного сгладил шероховатости стиля, чтобы Дневник выглядел единым произведением, а не сборником отрывков, написанных при различных обстоятельствах и в разных условиях. Кое-где я удалил излишние интимные или научно-технические подробности. Оригинал, поверьте, читать гораздо труднее, однако его точные копии Вы также можете найти в Большом Информатории.

Читайте, думайте и не судите строго.

Во имя Великой Пирамиды!

В. Лавров, Москва, май 89 года.