Читать книгу Ученик чародея - Ник. Шпанов - Страница 20

Управляющий гамбургской конторой «Национального товарищества “Энергия”», худощавый пожилой человек со впалыми щеками чахоточного лица, с ожесточением стучал трубкой телефонного аппарата. Станция разъединила его во время разговора с Любеком, а он должен был сообщить находящемуся в Любеке правлению этого эмигрантского «товарищества» о больших неприятностях. В трубке раздался сухой щелчок, и управляющий опять принялся стучать по аппарату. Наконец, ему удалось соединиться с главным директором «товарищества».

– Строительная компания «Европа» недовольна дурной дисциплиной наших людей. «Европа» грозит взыскать с нас убытки, которые понесет из-за простоев. Черт знает что, скандал!

– О каких простоях ты говоришь? Что случилось? – сердито перебил директор.

– Началось с этой… как ее… Вилмы Клинт.

– Вилма Клинт? – недоуменно спросил директор.

– Ну да, она оказалась подружкой Круминьша.

– Какого Круминьша?

– Того самого…

– А-а, понял! Но почему же она оказалась на работах?

– Потому, что нам сбрасывают всякую дрянь. Ланцанс не пожелал держать ее у себя в канцелярии.

– Его преосвященство вполне прав.

– Вот она, эта Клинт, и стала из стенографистки бетонщицей.

– Но я спрашиваю тебя: причем тут «Энергия»?

– Клинт – зачинщица сегодняшнего бунта!

– Так в карцер ее, в тюрьму, дрянь эдакую! – закричал директор так громко, что собеседник вынужден был отстранить трубку от уха.

– Я уже отдал приказ об аресте Клинт, но рабочие не выдают ее.

– Что значит «не выдают»? Кто они такие, чтобы «не выдавать»? Или там нет команды порядка?

– Я ничего не могу сделать, не рискуя сорвать работы на строительстве «Европы».

– Ты смешишь меня! – И директор действительно рассмеялся в трубку. – Где мы живем? И когда мы живем?

– С завтрашнего дня – забастовка, – продолжал управляющий.

– Вызови полицию.

– Конечно, я вызвал полицию. Но это только ухудшило дело.

– Не понимаю.

– Они начитались «Цини» с сообщением о Круминьше и Силсе.

– «Циня»? Как она к ним попала?

– Все уже знают об этом деле.

– А что они раньше не знали, что в советский тыл забрасываются наши люди?

– Дело не в этом, – начиная тоже сердиться, объяснял гамбургский управляющий. – Это ни для кого не новость. Но Круминьш и Силс добровольно явились к советским властям. Вот что вызвало бурю.

– Ах, вот что, – с облегчением воскликнул директор. – Так эту бурю нужно поддержать. Раздувать их негодование. Мы немедленно свяжемся с Центральным советом. Настроения, о которых ты говоришь, нужно укреплять.

– Господи! Господи, боже мой! – в отчаянии воскликнул управляющий. – Наши люди бросают работу, они требуют отправки на родину, понимаешь.

– Какая родина? О какой родине болтают эти ослы?

– «Мы их обманываем»!.. Изволите ли видеть: «Это вранье, будто каторга ждет их в Советском Союзе в случае возвращения»… Они говорят, что имеют право…

Резкий крик директора прервал его:

– Право?! Мы покажем им «право»! Смело хватай красных агитаторов.

– Хотели взять Вилму Клинт, и что получилось? – пожаловался управляющий. – Скандал, черт знает что! Они начинают говорить о своих правах?! Это же просто небывало! Это скандал!

На любекском конце провода наступило продолжительное молчание. Управляющий было подумал: уж не разъединили ли их опять? Но, по-видимому, главный директор попросту обдумывал ответ.

– Так… так… – пробормотал он наконец. – Они говорят: «Право? Отправка на родину?» Это очень серьезное дело. Гораздо серьезнее, чем ты думаешь.

– Я ничего не думаю, – рассердился управляющий, – но если их не утихомирить, то получится грандиозный скандал. Мы понесем убытки.

– Знаешь что?.. – нашелся главный директор. – Нужно вернуть на работу эту самую, как ее… Ну же, ты только что назвал ее: подружка Круминьша…

– Вилму Клинт?

– Пусть только успокоятся рабочие, пусть вернутся на свои места, а там мы будем знать, что делать: упрячем эту Клинт и урезоним их.

– Попробуй, когда они читают рижские газеты.

– Откуда они их берут? Произведи обыск, осматривайте людей у ворот, газеты отбирайте! Виновных… – Директор задохнулся от гнева и, сделав передышку, решительно заключил: – Нечего стесняться…

Громкий стук в дверь помешал управляющему расслышать последнюю фразу директора. В комнату ввалилась группа рабочих. Они стучали тяжелыми ботинками, громко переговаривались между собою и что-то раздраженно выкрикивали по адресу управляющего. Он отмахивался от них, закрывая ухо ладонью, но шум окончательно заглушил голос из Любека. От имени рабочих латышей, навербованных для военного строительства, пришедшие требовали расчета и отправки обратно в лагерь для перемещенных.

– Что вам делать в лагере? – растерянно спросил управляющий. – Снова сесть на шею благотворителям?

– Нам нужно добиться отъезда на родину, – сделав шаг вперед, крикнула Вилма.

Казалось, при ее словах глаза управляющего готовы были выскочить из орбит.

– Ах, это ты бормочешь о родине? – процедил он сквозь стиснутые зубы. – И что ты называешь родиной, ты?!

– Родина – это родина, – решительно ответила она. – Если господин управляющий забыл, где она находится, то мы помним.

– Вы что же, собираетесь… в Советскую Латвию? – как бы не веря своим ушам, спросил управляющий. – Прямо в лапы коммунистам?

– Наконец-то вы поняли, о чем речь идет, – насмешливо ответила Вилма.

Управляющий попятился, но все же крикнул:

– Никто не бросит работу раньше, чем кончится контракт с фирмой «Европа»! И марш! Все марш отсюда! – Выкрикивая это, он продолжал пятиться к задней двери.

– Мы не желаем больше работать на иностранцев! – крикнула наступавшая на него Вилма. – Поедем туда, где люди работают на самих себя.

– И давно у тебя появилось такое желание? – Управляющий в изумлении остановился, и кулаки его сжались. – Эй, ты!

– С детства меня звали Вилмой.

– Постараюсь не забыть это имечко.

– Записывайте скорее, – усмехнулась Вилма, – а то еще спутаете.

– Я уж постараюсь, чтобы твоя просвещенность нашла себе лучшее применение, дорогая Вилма.

– Благодарю вас, господин управляющий. Но надеюсь, что заботиться обо мне вам уже не придется. С нас довольно вашей каторги.

– Так, так!.. Так, так, так!.. – бормотал управляющий, в бессильном бешенстве постукивая костяшками пальцев но столу. Однако взгляд его делался все более растерянным, по мере того как говорили другие рабочие. Это был случай беспримерный – первый в его практике, да и, вероятно, первый за все время существования «Энергии». Вот уже почти десять лет «товарищество» благополучно поставляет рабочую силу многим строительным и горнорудным компаниям. Латышей посылали всюду, где дешевые руки «перемещенных» могли успешно конкурировать на рынке труда. «Энергия» гордилась тем, что даже в Африку, где, как известно, пара рабочих рук стоит дешевле, чем горсть муки, нужная, чтобы эти руки прокормить, – даже туда, на черный континент, «Национальное товарищество “Энергия”» посылало «перемещенных». «Энергия» всегда имела перед собой открытый рынок, жадно всасывающий доведенных до крайней степени отчаяния соотечественников. И право, за десять лет, что действовал этот конвейер сбыта белых рабов в Африку, в Америку и во все углы Европы, где нужны безропотные автоматы для тяжелых работ, еще не бывало такого случая, с каким «Энергия» столкнулась сегодня. – Это же скандал, черт знает что! – бормотал управляющий, исподлобья глядя на делегатов и невольно задерживая бегающие маленькие глазки на лице Вилмы. Ее осунувшееся, выпачканное брызгами цемента лицо едва сохраняло признаки недавней, не по возрасту быстро увядающей свежести. Выбившиеся из-под косынки рыжие волосы яркими прядями спадали вокруг выпуклого лба. – Вон, вон отсюда! – не владея больше собой, завопил управляющий и, расставив руки, двинулся на спокойно покидавших комнату рабочих.

Едва затворилась за ними дверь, он устремился к телефону. Для вызова полиции понадобилось всего несколько минут. После того он поднялся на следующий этаж и прильнул к окошку. Сначала ему была видна только толпа рабочих во дворе конторы, их возбужденные лица, мелькающие в воздухе руки, какой-то вожак на ящике у ограды и снова эта… Вилма Клинт! Управляющему казалось, что ее бледное в темных оспинах цемента лицо в яркой рамке рыжих волос главенствует над толпой. И чем больше он на нее смотрел, – а не смотреть он не мог, – тем ненавистнее она ему становилась. Ему казалось, что в ней, в этой девушке с огненной шевелюрой, – все дело. Вот с кем нужно покончить в первую голову!

Наконец-то за воротами истерически взвыла сирена! Рядом с полицейским фургоном управляющий увидел красный автомобиль пожарных. Через минуту тугая струя воды, направленная из брандспойта туда, где стоял на ящике оратор, сбила его с ног. Брызги рассыпались над головами рабочих.

– Правильно! – пробормотал управляющий.

Вода вырывалась из пожарной кишки с таким шипением, что заглушала слова, выкрикиваемые Вилмой, вскочившей на ящик, чтобы заменить сбитого рабочего. Управляющий видел, как раскрывался ее рот и развевалась в воздухе косынка, которой она размахивала над головой, как флагом. Вот тугая струя холодной воды ударила Вилму в лицо. Девушке казалось, что ей отрывают голову, – так силен был удар. В рот, в нос, в уши – всюду врывалась вода. Вилма задыхалась. Но вместо того чтобы закрыть лицо, защищаться от воды, она обеими руками ухватилась за высившиеся за ее спиною бочки из-под цемента. Удар струи в живот заставил ее согнуться. Она не могла даже кричать от боли – вода по-прежнему заливала ее с ног до головы. Струя сбивала с нее одежду. Вилма держалась, повернувшись к струе спиной. Все видели, как иссякают ее силы. Вот она выпустила бочку, за которую держалась. Ноги ее подкосились, и она упала. Даже тут вода преследовала ее, и удары струи, жестокой, как плеть о тысяче хвостах, терзали, мяли ее тело, казалось, делавшееся все меньше и меньше. Словно оно таяло в этом неумолимом потоке.