Читать книгу Остров Рай - Ника Батхан - Страница 7

Катится повозка, пыль из-под колес. Пестрый полог, хромая кобыла, возчик в шляпе с петушьим пером. Бродячие актеры, циркачи, менестрели – как их еще назвать? От восхода до заката, от города к городу, от сказки к сказке спешит повозка – что ждет впереди?

В сказке нет прошлого. Двадцать и двести лет назад – одно и то же давным-давно, поэтому он всегда был Пьеро. Другая жизнь осталась позади с выброшенным на свалку старым костюмом, в котором он пришел в труппу. Раскрашенная повозка стала домом, актеры – семьей. Маска быстро приросла к коже – Пьеро был влюблен в Коломбину, смешно и бессильно грозил удачливому Арлекину, ссорился и мирился с толстым Панталоне, трогательно опекал юную застенчивую Джульетту, разговаривал по ночам с театральной лошадью, утверждая, что она единственная понимает его стихи. Повозка катилась дальше.

Они давали представления по дороге, получая в награду то звонкие монеты, то не менее звонкие проклятия. Иногда голодали, иногда пировали. В особо удачные дни старуха Мария творила на костре свиное рагу с фасолью, а Арлекин, расщедрившись, разливал к трапезе золотое вино – один Бог ведает, где он его прятал. Как же хорошо было, до отвала насытив бренное тело, откинуться на мягкую траву, смотреть неотрывно в небо и слушать тоскующую гитару – в руках Джульетты инструмент пел человеческим голосом…

Пьеро был счастлив, как счастлив любой, нашедший свою клеточку на шахматной доске жизни. Заставляя толпу на площади смеяться и плакать, он не думал о зернах, которые сеял. Неблагодарные зрители, стражи порядка, требующие свою долю сбора, восторженные поклонники, досаждающие артистам, были декорацией, пестрыми тряпками к единственно настоящему – скрипучей повозке, вечернему костру, посиделкам с шуточной перебранкой, голубым, как рассветное небо, глазам Коломбины. Казалось – так будет вечно.

На очередном представлении в очередном городе труппа поставила обычный спектакль и случайно, совершенно случайно оказалась той щепоткой перца, что дала обострение язвы правителю. К тому же он любил юных застенчивых девочек…

После заката к их костру подошли солдаты. И, не ставя условий, как водится у бандитов, просто начали стрелять. И чего стоили бутафорская шпага Арлекина и дубинка Панталоне против мушкетов. Джульетту вытащили и связали, лошадь прикончили, повозку сожгли. Оставшихся актеров добили.

Пьеро повезло, как везет только в сказках, – он успел убежать, унося на плечах Коломбину. Он мчался по лесу, пока не упал без сил. Едва переведя дыхание, бросился перевязывать Коломбину – она была ранена в живот. Пьеро трясло от прикосновения к запретному страдающему телу – он отдал бы все, только бы взять ее боль на себя. И ничего не мог сделать. Попытался устроить ее поудобнее, подложил под голову колпак, прикрыл ее ветками – так теплее. Глубокой ночью пробрался к месту бывшей стоянки. Вернулся со скудной добычей – фляга вина, пара караваев хлеба, выброшенных и почти не затоптанных, кремень с кресалом… Ее бутафорская роза-заколка для роли служанки в «Шутке».

Трое суток Пьеро ухаживал за больной. Пытался поить из кружки, обтирал лоб водой, менял повязку, носил на руках в кусты. Вслушивался в несвязные речи бедняжки, надеясь угадать ниточку к спасению. Коломбина читала роли, звала Арлекина, плакала и смеялась. На третью ночь ее не стало.

Пьеро похоронил ее в овраге. Забросал землей и опавшими листьями марионетку с отрезанными веревочками, бывшую когда-то Коломбиной. И остался сидеть в недоумении, не желая понимать происходящего. Его мир схлопнулся, как карточный домик. Остались декорации – кровь, грязь, голод. Одиночество в холодном, пустом лесу. Нет даже веревки, чтобы повеситься, – старые штаны не выдержат тяжести тела.

Через неделю голод выгнал его из чащи. Пьеро побрел по дороге прочь от города (хочется сказать «ненавистного», но Пьеро не умел ненавидеть). В ближайшей деревне его взяли пасти свиней. Платили едой и местом под крышей. Насмехались зло – неумеха городской, необученный. Он играл роль дурачка, и это его спасло. Единственное, что можно сделать, потеряв все, – не думать. Пьеро ворошил навоз и таскал бадьи с пойлом под брань хозяина, выпивал, причмокивая, законную кружку пива по воскресеньям, спал с коровницей, пожалевшей блаженненького, и не думал. Весной в деревню пришел вербовщик. Пьеро подался в солдаты.

Если нечего терять, можно быть жестоким. Пьеро учился стрелять из мушкета, колол саблей соломенное чучело, вытягивался во фрунт перед офицерами. Роль была хороша. А вместо аплодисментов Пьеро наградили капральскими лычками. Год шел за годом. Каша у костра, соленые шуточки вместо приварка, проверка караулов. Солдатское жалованье в кисете собиралось монетка к монетке, увесистый мешочек уже натирал живот. И вот, наконец, началась война. Отряд Пьеро долго шел в арьергарде и в город вступил последним. Сражение завершилось, осталось добить последних притаившихся неприятелей и подобрать добычу, не замеченную первопроходцами. Солдаты разбрелись в поисках дармовой выпивки и нетронутых девок, Пьеро шел один. Роль подошла к кульминации – возможно, через минуту из этого мушкета придется стрелять в человека. И вдруг из проулка… о господи!

Пестрый полог, скрип и визг колеса. Мальчишка на козлах роняет поводья, не в силах справиться с испуганной лошадью. Куда ж они смотрят, олухи!

Пьеро бросился под копыта, перехватив мерина за узду. Пихнул мальчишку в повозку, вырвал у него бутафорскую шпагу. Вскочил на козлы и погнал, нещадно нахлестывая, – прочь, прочь отсюда. Стук копыт, перебиваемый какофонией криков, горящая баррикада поперек улицы – только бы полог не подожгло, солдаты наперерез – кнутом одного, второго – прочь!

Он замедлил бег повозки только за речкой, отъехав от города пару лиг, – иначе мерин падет, и убраться отсюда они не сумеют. Заглянул под полог – в сумерках смутно виднелись две тощенькие фигурки. Подростки.

– Эй, вы живы там?

Сунулась вперед курчавая головка девочки.

– Младшему повредило руку, я перевязала. Спасибо, что спасли нас. Все остальные погибли в городе, и мы бы остались там.

… Младший – значит, недавно пришел в труппу, нет своего амплуа. Но как держал шпагу! Девочка – миленькая заплаканная мордашка, черные непокорные кудри, голубые – даже сейчас это видно – голубые, как рассветное небо, глаза…

На вечернем привале к ним прибилась старуха-беженка, потерявшая дом. В повозке нашлись фасоль и копченый окорок. Они долго сидели у костра молча, лелея на коленях миски с горячей едой. Кошмар остался за кулисами. Пришло бесчувствие покоя, когда нет сил ни плакать, ни смеяться, ни даже вспоминать – только сидеть и смотреть в пустоту, засыпая на полувздохе.

Утром Пьеро проверил уцелевший реквизит. На первые постановки костюмов хватит, старуха при свете дня оказалась пожилой дамой с великолепной осанкой – не иначе, из благородных… Еще бы одного характерного актера – ничего, по дороге найдется. Младший пластичен, строен, с чудесной живой мимикой, и до сих пор смотрит волчонком. Как хорош он будет в пестром трико Арлекина! А девочка… Он достал из потайного кармашка ранца бутафорскую розу, чуть полинявшую, но все еще яркую, и прикрепил к волосам Коломбины.

– У нас есть час на репетицию, потом тронемся дальше. Первая сцена…

От восхода до заката, от города к городу, от сказки к сказке катится повозка. Радость и страх, смех и слезы на масках актеров. Даже смерть не осилит вечный скрип колеса. И что бы ни случилось, как черно и пусто ни было бы вокруг, оглянитесь – в переулке, за поворотом, на линии горизонта светится пестрый полог! Рано или поздно, зимой или летом, но когда-нибудь – обязательно! – повозка дождется вас.