Читать книгу Дэн-оборванец - Ника Маслова - Страница 6

Привет, Дэн.

Написано каллиграфически правильным, чётким и разборчивым почерком.

Видел тебя вчера настоящего. Ты молодец, плечи шире, глаза жёстче, слова резче. Окреп, вырос даже, когда успел – непонятно. Мужик, одним словом.

Я хотел посоветоваться с тобой, рассказать обо всем или хотя бы о чём-то – не смог.

Извини, что я такой трус. И хорошо, что я такой трус – тебе там не до меня, свои заботы, и брат – предположительно сам-знаешь-кто в список тем для беседы точно не входит.

Ты смотрел на меня честно, открыто, похоже, гордился мной, во всяком случае, ты так сказал, и я не смог, просто не смог тебя так подвести. Начал мямлить что-то, свернул этот ненужный тебе дурацкий разговор, переключился на институтские байки, и ты расслабился, начал смеяться, шутил всё про Ленку. Шуточки гораздо ниже пояса, кстати, и ты б знал, как мне было тошно, противно тебя обманывать. А я врал тебе в глаза, ляпал языком ерунду, а ведь не трахался уже вечность. Какие ещё пять раз за ночь? Что-то не помню, чтобы у меня такое вообще было. Хотя какое это всё сейчас имеет значение?

Жирная черта пересекает страницу. К её правому краю пририсована паутина, в центре которой сидит толстый паук.

Мне хреново, Даня. Хреново. И не с кем поговорить.

Ирку нагружать нельзя.

Тебя – не стоит.

Витёк… ага, ещё чего не хватало. Не тот он чел.

На полях нарисован толстый кот с наглой мордой. Рисунок перечёркнут.

Я не могу ему доверять, он растреплет всем, кто захочет слушать. А про меня, внезапно поголубевшего, захотят слушать точно.

С Витьком о серьёзных делах нельзя. Точка, вопрос закрыт.

Ещё одна жирная черта пересекает страницу.

Я один.

Нарисован крупный паук. Зачёркнуто. Ниже нарисован большой скорпион с очень длинным хвостом и острым жалом.

Пойти поговорить с Константином Александровичем?

Жало скорпиона усовершенствовано – жирно обведено, с него текут капли яда.

А что ты будешь делать, если он захочет тебя отыметь?

Подчёркнуто.

Дань, что за дурацкий вопрос. Дам. В рожу. С размаха. Я ж твой брат, или как?

А если он окажется крепче?

Подчёркнуто.

Ты его видел? Нет, разумеется, ты – нет, ну а я – да. Он, знаешь, как эти мужики-финансисты в кино и сериалах. Сидячая работа, ноль мускулов, одними галстуками и пиджаками спасаются, чтобы выглядеть в глазах девчонок крутыми. Ну а в его случае – в глазах парней. Наверное. Точно не знаю, ему, кажется, похер кого. Говорят, у одной старшекурсницы так зачёт принимал, что крики-стоны разносились по всему этажу.

Нарисован человек в костюме. Стройный, элегантный, руки перекрещены на груди, детали одежды – галстук, манжеты с запонками, пуговицы пиджака – прорисованы чётко, лица нет вообще.

Ты реально думаешь к нему идти, вопросы задавать, ты чё, вообще?

Подчёркнуто.

Дань, заткнись.

Я ж сказал: мне хреново. Херово вообще.

Я уже ничего не хочу, ни трахаться, ничего вообще. Ленку не хочу однозначно. Порнуху – никакую – не хочу смотреть. Дрочить не могу. Спать не могу. И сорваться с крючка не могу.

Я, как игрушка заводная, как больной на голову, всё хожу и хожу на остановку, смотрю на того парня как дурак, и если его нет, он опаздывает, или вот пару раз не пришёл – меня ломает. Я успокоиться не могу, думаю о нём. Словно он что-то важное для меня значит, а он – ничто, он просто ноль, просто случайный парень, может быть кем угодно.

Если б ты знал, как меня задолбало хотеть его видеть. Как меня задолбал я сам. Как меня задолбали эти мысли. Как меня задолбало писать тебе эту хрень.

Я пишу – меня попускает. Ненадолго. Пару часов я могу поспать. А потом…

Всё зачёркнуто крест-накрест.

Ладно, Дань. А теперь правду.

Я дрочу на него. Ложусь в кровать и представляю его рядом. Без одежды. Горячего, мускулистого. Он прижимается ко мне и уже не моя рука, это он дрочит мне. И сосёт тоже. Грязно. Яйца облизывает, берёт в рот. И звуки, и его руки, и его вес на мне.

Всё зачёркнуто, замалёвано яростно, так что бумага насквозь прорвалась.

Ещё раз.

Извини, Дань.

В реале я тебе такое никогда, никогда не скажу. Никому не скажу.

Я прихожу домой, когда ем, когда нет, включаю порно с одного из этих сайтов для голубых. Сажусь на диван, расстёгиваю штаны. И смотрю, как они друг друга жарят, и представляю себя с ним, со своим. И у меня стоит так, как на Ленку и других никогда не стояло. Я кончаю так, что у меня в голове звенит. И тогда я отрубаюсь и сплю несколько часов, и вот тогда мне хорошо.

А потом я просыпаюсь и ненавижу себя. НЕНАВИЖУ СЕБЯ.

Ну почему я не могу быть нормальным? Почему со мной случилась такая хрень?

Дань. Я уже жалею, что тебе не сказал. Ты бы побил меня, и всё это как-то кончилось.

Зачёркнуто.

Я должен справиться с этим сам.

Только я не могу.

Мне нужна помощь.

Раз единственный, кто знает, как мне херово – К.А., я пойду к нему.

Мне уже плевать.

Я не дам к себе прикоснуться. Я ему ничего не дам.

Но возьму всё, что он мне сможет дать.

Я ведь зря гоню на него, он умный, очень даже умный, степень у него, диссертация, положение. А ещё наглость размером со слона. Он же меня тогда уделал как детсадовца. И я знаю, как будет сложно. Он меня заживо съест.

И пусть ест. И пожёстче. Пусть рвёт зубами.

Если он меня отымеет словами, то вдруг будет так больно, что всё это прорвёт и уйдёт? Лопнет нарыв. Я стану прежним. Ну вдруг мне повезёт?

Ты сам-то веришь в то, что говоришь?

Подчёркнуто.

Верю, Дэн. А во что мне ещё верить?

Полстраницы вопросительных знаков, волнистых линий, спиралей, медуз и улиток.

Всё, Дань, не помогаешь ты мне вообще. Пошёл я дрочить.

Исписанные листки вырваны из тетради, разорваны на мельчайшие клочки и выброшены в мусорное ведро.