Читать книгу Огонёк - Ника Никулина - Страница 5

– Мне холодно, – заявила я недовольно, смотря в окно.

– Так накинь, – отдал мне черную вытянутую куртку с капюшоном, как раз для ренцека, этот…как его там.

– Напомни, как тебя зовут.

– Хорце Ран, – он посмотрел прямо на меня. И я тут же отвернулась. Не выношу его глаз. Ужасные. Белые. Да, и сам он весь страшный. Похож на монстра.

– Куда мы едем? – спросила я, отвернувшись и наблюдая за сменяющимся видами. Мы ехали по дороге, которую окружали высокие деревья, из-за движения они сливались в один большой махровый зелёный ковер.

– В Адептриат, чтобы ты стала окончательно адептом.

– А что дальше? Опять меня в психушку запрёте? – неожиданно во мне не было злобы. Я смотрела за мелькающими деревьями и…мне даже нравилось это. Что-то новое. Движение. 10 циклов я была в одном и том же помещении. А теперь еду. Во мне что-то…начинало просыпаться.

– Нет. Более того, я добьюсь того, чтобы провели расследование.

– Расследование?

– Это незаконно. Все адепты должны быть зарегистрированы и превращены именно Адептриатом. Но тебя мало того превратили…обычно в таких случаях мы находили трупы. Удивительно, но твой случай один из миллиона!

– Вот везение-то! – я развернулась и сказала это с особой злостью. – Лучше бы я подохла!

Он положил руку мне на лоб:

– Тише, тише…– медленно он проговорил. Это меня ещё больше разозлило:

– Я не злюсь! И убери руки! – глаза мне застлала тьма. Очнулась я, лежа на адепте, а он сжимал мои руки, из его глаз лился белый ровный свет. Мы уже остановились, и водитель изрыгал проклятья, его самые приличные слова были такими:

– Что вы творите! Спокойно давайте уже доедем!

Я заметила, что у…Хорце слегка подпален его алый хвостик. Он продолжал применять свою силу. Это меня успокоило, более того, я почувствовала усталость. Мне захотелось лечь спать. Хорце положил куртку себе на колени, а затем уложил меня на нее. Я не сопротивлялась, мои глаза закрывались. Последнее, что услышала, как водитель проронил: «А раньше нельзя было?!»

* * *

Сегодня самый лучший айдь. Прошло 10 циклов с момента моего рождения. И это-особенная дата для каждого ренцека. Именно в этот айдь мы перестаем расти, и остальные 290 циклов остаемся неизменными.

Не хотелось просыпаться. Я развалилась на своей мягкой кровати, ожидая возвращения сна. Но он никак не хотел приходить обратно, я лениво смяла постель, а затем все-таки села и подтянулась. Яркий свет бил из окна прямо в меня, мне тут же захотелось петь и плясать. Настроение было просто прекрасным. Не хотелось думать ни о чем плохом, только о праздновании своего айдя появления в Перворожденном.

Моя комната была выполнена в ярких теплых цветах: желтый, оранжевый и красный. Здесь была огромная кровать, заполняющая почти все пространство комнаты, на которой я могу полностью растянуться, правда, ноги из-за необычного роста все-таки свешиваются. Стол с ПК, полка с кучей книг, шкаф с моей одеждой, которая не только там находилась, но и была разбросана по всему полу. Я поглядела на нее и решила, что уберу потом. А пока побежала в ярко-красной пижаме на кухню, где, освещаемые светом, сидели родители, которые казались не просто людьми, а некими Нимвелями.

– Мама, давай посмотрим в зеркало! – я схватила ее за руку и потянула за собой в прихожую к огромному зеркалу, почти во весь рост.

– Мы теперь одно лицо, – улыбнулась мама. И это действительно было так. С зеркальной поверхности на нас смотрели полностью идентичные ренцеки, с вытянутыми высокими бледными телами, выступающими лобными буграми, острыми скулами, вытянутыми маленькими подбородками, редкими угловатыми бровями, рыжими волосами строго фиксированной длины до лопаток, и карими глазами. Различались мы с мамой только одеждой и прическами: я была растрепана, а у нее повязана косичка. Так распорядилась природа, но ренцеки не подвержены внешне не старению, ни болезням. Но это не значит, что мы не стареем и не болеем, просто это не проявляется, и подчас можно не заметить серьезную болезнь.

– Дорогие, идем принимать пищу! – прозвучал папин голос из кухни. Мы с мамой, вдоволь налюбовавшись собой, пришли туда.

– И как мне вас теперь различать? – ахнул отец, улыбаясь во весь рост, – моя дочь теперь готова. Слава великому Темному Лаан!

– Да не оставит он нас в Темные времена! – ответила мама. Затем родители посмотрели на меня.

– И благословит он нас, эту скудную пищу и защитит от Темных сил, побуждений и мыслей, – устало продолжила молитву я.

Дело в том, что мои родители были очень религиозны. Подчас это попахивало нездоровым фанатизмом. Они верили в Темное воплощение покровителя Огня – Лаан. Эту веру исповедовала религиозная община под названием Адептриат, где разрешалось выбрать себе одного из нескольких покровителей и служить ему. Также можно было выбрать, какой именно стороне служить: темной или светлой. Но при этом не запрещалось преклоняться и перед всеми одновременно.

Подчас вера моих родителей вводила меня в ступор или даже в шок. Имя Лаан произносилось по нескольку раз на дню, молитвы возносились ему чуть ли не на каждом шагу и через каждое слово. Я, конечно, понимаю, что мои родители работали в храме и были жрецами, теми, кто обращает в веру, но временами мне казалось, что они перегибают палку. По началу мне хотелось быть такой же просветленной, но со временем я поняла, что не хочу этого. Но я не хотела и обижать веру своих родителей, поэтому притворялась. Меня вообще воспитывали уважать чувства и вкусы других людей.

После первого приема пищи, отец и мать отвели меня в свою комнату, и со словами: «С десятициклием!», открыли дверь своей спальни. В лучах света на их кровати лежала огромная коробка в красной оберточной бумаге. Я подошла к ней медленно и не спеша, думая про себя, что там может быть такого большого. Начала срывать упаковку, и любопытство возрастало все больше и больше. Я открыла упаковку и застыла в недоумении.

Это была статуэтка. Большая. Покровителя Лаан. Вытянутое стройное тело, непонятно какого пола, со слипшимися в единое целое ногами, с опущенной головой, из которой вырывало пламя, и на лице которой не было ни глаз, ни рта, ни носа. Руки статуи также же были опущены вниз, а ладони превращались в огонь, вздымающийся вверх.

Вначале я ничего не поняла. Но потом мне стало страшно. Я знаю, когда дарят подобные вещи.

Но не успела я ничего предпринять, как почувствовала небольшую боль в горле, словно кто-то кольнул меня. Перед глазами стало плыть, и я услышала голоса мамы и папы, слившихся в одно целое: «Во имя темной стороны Покровителя Лаан!»

Очнулась в очень темном месте, где было ничего нельзя разглядеть, кроме стола, на котором я лежала. Источником освещения было несколько маленьких ламп, направленных прямо на меня. Я почувствовала озноб, и это неудивительно, учитывая, что на мне не было одежды, и я была стянута кожаными ремнями. Голова также была зафиксирована, я не могла пошевелиться, однако скосила глаза и заметила, что мое тело исписано особыми метками. Напрягшись, я смогла немного повернуть голову и увидеть рядом со мной стол со всевозможными инструментами, огромными колбами с разноцветными жидкостями, а также металлическими трубками. Волна страха прокатилась по моему тело. Это ведь не тот ритуал…надеюсь, не тот…

В поле зрения показались двое человек в темных мантиях с изображением огня. Из-под капюшонов едва можно было разглядеть лица, к тому же они были в масках, но я поняла кто это.

– Вы не можете сделать этого! Я не давала согласия! Это преступление! – от страха принялась кричать я.

– Нам не нужно твое согласие, – холодно ответила мама. – Ты была рождена для этого, – и она взяла скальпель руками в черных перчатках.

– Что?!

– Великий Темный Лаан даровал тебя нам для единственной цели, – из-под маски раздался глухой голос отца. – Для служения ему и его идеалам.

– Но так нельзя…это же против правил…преступление…– мои губы начали дрожать.

– Преступление совершает официальный Храм. Он не хочет бороться с иноверцами. А Великий Темный Лаан не доволен этим. Он хочет напомнить о себе, и выбрал нас в качестве своего голоса, – сказала мать, обойдя меня.

– А ты станешь инструментом в его руках, – продолжил мысль отец, также подхватив скальпель.

– В официальном Храме все заблуждаются. Они даже не могут нормально превратить человека в Исполняющего волю своего Покровителя, адепта.

– Они держат в тайне само превращение.

– Скрывая его даже от самого адепта.

– А это неправильно, – возле уха раздался щелчок, и платформа, на которой находилась моя голова, приподнялась так, чтобы я могла наблюдать свое тело.

– Ч-что…ч-то в-вы т-такое го-ворите? – из моих глаз начали литься слезы. – Я же в-ваша…д-дочь…

– Ты была дарована нам великим Лаан, и мы хотим его в ответ вознаградить, – сказала мама, остановившись возле моей левой руки. Папа стал напротив. Они возвели скальпели надо мной. И тут я заметила, что столов с инструментами два. И вещи на них лежат идентично, словно второй стол просто скопировали и поставили ровно параллельно другому.

– Во имя Огня! – и они начали резать по меткам мои руки. Я тут же почувствовала боль. Она была…словно тысячи иголок врезались в руки. Я изо всей силы закричала, и родители остановились. Они переглянулись, а затем взяли в руки небольшую колбу и синхронно начали обливать им мое тело. Закончив эту процедуру, они продолжили резать меня. Теперь я чувствовала неприятное пощипывание вместо боли. Это было…противно, и я принялась сначала орать. Но успеха это не возымело. Кожу начало жечь, и я заскулила. Однако и на это не обращалось внимания…

Родные родители…как вы могли так со мной поступить…

Сделав надрезы, они принялись кромсать мышцы и сухожилия. И я не очень хорошо знала анатомию, но смотря на все это, мне становилось не по себе. Тошнота начала подкатывать к горлу. И тут родители синхронно достали нечто маленькое, продолговатое и белое, все в крови. Поначалу я не могла понять, что это, но потом дошло.

Это же…

– Кость! – закричала я и с ужасом наблюдала за тем, как они их поместили в прозрачную жидкость, где кости начали исчезать в миллионах пузырьках, испуская кровавые капельки. И вот они полностью растворились. Это же мои кости! Как они посмели трогать их и вынимать их из меня?! Страх на мгновение сменился гневом. А затем и отчаяньем, когда я увидела, как из моих ладоней начали вынимать и другие фаланги пальцев. Руки превратились в кровавые сдувшиеся перчатки. Это было…жутко. И туда родители стали просовывать железяки, не забывая обливать меня какой-то жидкостью. Словно набивают ватой мягкую игрушку…

Но это было только началом.

Дальше они пошли вверх, разрезали предплечье, вытащили лучевую кость, и отправили ее в ту склянку с едкой жидкостью. У меня на глаза навернулись слезы, когда я наблюдала, как пузырьки съедают мои кости. Локтевую кость оставили в покое, и начали просовывать какой-то полупрозрачный резервуар, наполненный чем-то оранжевым. Резали дальше, однако плечевую кость не стали вынимать, вырезали несколько кусков мяса, которое тоже было растворено, и начали просовывать какие-то провода.

Отчаянье и боль…уже не было страшно…во мне начало просыпаться другое…

Злоба…от того, что мое тело распиливают на куски мои собственные родители…

Дальше они вырезали ключицу, заменив своими страшными имплантатами. И тут они перестали делать это синхронно. Мама принялась делать надрез у меня на щеке, а папа сказал строго:

– Мы договорились не делать этого.

– Почему?

– Мы ведь не уверены, сможем ли все сделать правильно. Пускай мы все сделаем по стандарту, но она будет жить и нести волю Лаан.

– Хорошо, – и мой порез был обработан антисептическим раствором. Затем страшная операция продолжилась.

Когда мне начинали разрезать грудь, и вынимать не только кости, но и что-то склизкое и мерзкое, у меня перед глазами помутнело. Возникло чувство непреодолимой тошноты, я закатила глаза и потеряла на какой-то миг сознание.

Очнулась уже тогда, когда разрезались мои ноги. А на туловище смотреть было страшно. Вместо нескольких ребер торчали металлические куски, а под ними был установлен какой-то прибор, и в небольшом окошке виднелось, что это устройство заполнено ярко-оранжевой жидкостью, такой же, что и трубки в предплечье. Бедренная кость, как и плечевая практически оказалась нетронутой, лишь опутанной проводами, однако малоберцовую кость отпилили от большеберцовой и приделали резервуар со знакомой жидкостью. Вместо нее вставили знакомую трубку со знакомой жидкостью.

Сволочи…да…как…вы посмели…

Я же ваша дочь…

А не инструмент…

Когда они закончили менять кости на металлические трубки, то принялись соединять их между собой проводами, металлическими кусками, полыми мягкими трубками. А затем меня начали зашивать и прикручивать имплантаты.

Периодически я чувствовала тошноту, боль, отчаянье и злобу. Казалось, вся эта операция длится вечность…

– И последний этап, – сказали хором отец и мать. Они взяли две прозрачные линзы и вставили мне их в глаза. Это было очень неприятно. Затем они взяли в руки две маленькие скляночки с оранжевой жидкостью и принялись капать мне прямо в глаза. Начало все щипать, и острая боль пронизала все тело.

Я заорала, и принялась барахтаться, прося остановить этот. Но это все не прекращалось. Перед глазами что-то прыгало, возникали какие-то расплывчатые непонятные образы в виде пляшущего огня. Казалось, что я вся горю изнутри, что этот огонь хочет вырваться наружу.

И тут наступило облегчение. Я с трудом раскрыла больные глаза и уставилась…на себя. Точнее на большое зеркало, полускрытое в темноте, едва освещаемое лампами со столами. Рядом со мной стояли две темные фигуры. Но самое страшное было – это я. В полумраке я видела свою покрасневшую кожу, в которую были вмонтированы железки. А глаза светились в темноте необычно ярко. Теперь они не были карими. Они стали ядовитого оранжевого цвета.

Мне казалось, что я сейчас упаду. Я чувствовала дурноту, тошноту, и сердце бешено прыгало. Оперлась о раму зеркала, чтобы не упасть.

– Теперь ты не просто Рина. Ты – Исполняющая волю своего Темного Покровителя Лаан, темный адепт Лаан Рина. Слава Огню! – хором провозгласили родители.

Из глаз хлынули слезы. Злобные слезы. Я со всей силы стукнула по раме и зарычала. Глаза тут же начало закрывать чем-то оранжевым, и прежде чем потерять контроль, я заметила, как в зеркале из моих пальцев и из глаз начал появляться огонь.

Что было потом?

Не помню…я, походу, была не в себе. Находилась в полуобморочном состоянии, между явью и сном. Возникали какие-то образы, слышались какие-то голоса. Но я не могла понять, что со мной происходило. Какие-то тени возникали и уходили…мне было абсолютно все равно, что со мной происходило…куда-то везли…останавливались и везли…везли…везли…

– Она…немного не в себе. Она пока еще не готова. И мы должны все подождать. Она не может в таком состоянии исполнять свой долг. Позаботьтесь о ней. Подготовьте. Разожгите в ней огонь. Настанет время, и мы заберем ее. А пока никто не должен знать о ней. Иначе весь нас план пойдет прахом.

Это единственное, что я смогла разобрать среди гула и непонятных образов. Но не могла понять, кому принадлежит этот голос…

Ясность наступила в один день. Все прояснилось, я смогла четко осознать, где нахожусь. Вместе с ясностью пришла и тревога. Я осмотрела пространство, в котором находилась. Белые стены и потолок, и от этого цвета мне стало не по себе…мне захотелось чего-то теплого…красного…как моя пижама, которая на мне… Я обняла свои колени.

Я лежала на маленькой кровати для ренцека, а рядом были рядом рукомойник и зеркальце. Окошко маленькое и закрытое решеткой. Я с ужасом посмотрела на руки…из них торчали клапаны…

Тут же рванула к двери и хотела открыть ее. Но…не получилось. Я принялась кричать, звать на помощь, колотить в дверь. Наконец небольшое окошечко открылось, и из него раздался голос:

– У, ну, тихо! Что стряслось?

– Г-где я…?

– В исправительном центре, ты слишком буйная для того, чтобы находиться в нормальном обществе. Мы собираемся тебя вылечить.

– М-меня не н-надо лечить…– растерянно сказала я, все еще со страхом глядя на подушечки пальцев, в которые были вмонтированы клапаны. – Я з-здорова…

– Люди, приведшие тебя, утверждают обратное.

– Кто они?

– Не имею права говорить. А теперь я вынужден оставить тебя в покое. Через некоторое время придет доктор. Сиди тихо, – и окошко закрылось.

– Нет! – закричала я. – Нет! Я жертва преступления! Я не должна здесь находиться! Я должна обратиться в органы правопорядка! – и начала ломиться в дверь. И с каждым стуком, во мне просыпалось что-то…злое, которое хотело вырваться наружу.

* * *

– Рина, – тихо кто-то позвал.

Я тут же подскочила. И заметила, что вся дрожу, и мое тело все в холодном поту.

– Что-то произошло? – обеспокоенно спросил адепт с белыми глазами. Я какое-то время осматривала салон самоходного автомата с непониманием, затем, отойдя от жуткого воспоминая, поняла, где нахожусь. И кто это адепт.

– Плохой сон, по чьей-то вине мне пришлось его увидеть, – злобно ответила я, косясь на Хорце. Водитель развернулся и сказал недовольно:

– Чего расселись? Мне заплатили лишь за то, чтобы довести вас. Вылезайте из автомата.

Я хотела бы ответить что-то грубое в ответ, однако меня остановил адепт, он схватил меня за руку и вытащил из неудобного салона. Автомат решил не особо задерживаться и рванул в путь. Хотела напоследок пустить огненный шар, но Хорце, словно читал мои мысли, схватил мня за обе руки таким образом, чтобы клапаны одной руки смотрели на другие. Засада!

– Мерзкий адепт, – зашипела я. А его глаза снова стали излучать белый свет.

– Извини за эти неудобства, – сказал он спокойно. – Но я боюсь, как бы ты не навредила окружающим. – А теперь пойдем в Храм, – он отпустил мои руки. – Я могу надеяться, что ты дойдешь сама?

– По-твоему я ходить не умею? – съязвила я.

И осмотрела все кругом. Мы были в небольшом захолустном городишке, до которого абсолютно никому никогда не будет дела. Грязные улицы, многоэтажки и автоматы, разъезжающие по разбитым дорогам. Цвета этого города: серый, серо-коричневый, серо-бежевый. Казалось, что все здесь какое-то…сырое. Словно дождь смыл все краски и оставил всю серость.

На меня начало это давить. Но самым отвратительным оказалось здание, перед которым мы остановились. К нему вели ступени с раздолбанной серой плиткой, а само оно было все облупленное, неказистое и некрасивое. Уродливая громадина, в которой были сделаны ниши для ободранных колонн, и над дверью была раскрошившаяся фреска, изображающая…даже не знаю что. Каких-то вытянутых людей, которые обступили нескольких таких же непропорциональных уродцев.

Мы зашли внутрь. Там дела обстояли лучше. Холл был просторным и большим, везде сновали люди (причем ренцеков среди них не было), одетые по большей части в цветные комбинезоны, похожие на те, в котором был облачен Хорце. Отсюда вело много дверей, и посреди зала стояла большая и просторная лестница.

Я осмотрелась и увидела несколько объявлений о том, что при храме есть бесплатные курсы рисования, иностранного языка, а также религии. Но меня зацепил листок, на котором было огромными буквами написано: «7538 цикла со айдя Осознания, 34 периода дождя, в краснайдь 12/24 айдя по последующий период будет привезена подлинная статуя Нимвеля Лаан. Все желающие могут преклониться пред Темным и Светлым ликом Огня.» Меня бросило в дрожь. Надеюсь, меня не заставят кланяться этой мерзости. Однако я вовремя прибыла…

Мы стали подниматься вверх. И снова мне стало не по себе, руки дрожали, и я стала тяжело дышать.

– В чем дело? – обеспокоенно спросил Хорце.

– Бежевый…серый…– мне плохо от этих цветов…надо красный…красного… – я закрыла глаза.

– Мы постараемся как-то решить эту проблему. Успокойся, – и мне действительно стало лучше. Затем я разозлилась, – прекрати на мне применять свою силу! – и пошла быстрее. Адепт ничего не ответил, он повел меня в коридор, где завернул во вторую дверь.

Внутри было мало пространства, которое занимал огромный рабочий стол, заваленный бумагами и отчетами, которые также валялись и на полу. За столом сидел человек в белом комбинезоне, таком же, как и у Хорце. Точнее он спал. Не ренцек, принадлежал к так называемой «распространённой» расе людей, светлокожих, с разными цветами волос и глаз, ростом до 90/100 двойного метра.

– Раня… кто-нибудь за мной заходил? – озираясь по сторонам, спросил Хорце. Спящий адепт неохотно открыл свои белые глаза и сонно произнес:

– Раз меня никто не разбудил, значит – никто. О. – он посмотрел на меня. – Я вижу ты себе смог подобрать подружку из твоей редкой расы, – он хмыкнул.

Я со всей силы стукнула по столу:

– Еще одно слово – и от тебя останется один лишь пепел!

– Да, ты я смотрю горяча. Сама огонь. Лаан Рина, я полагаю? Меня зовут Ран Нэй, я тоже темный адепт, как и ты. Но друзья называют меня Раней.