Читать книгу И пели ей райские птицы. - Ника Январёва - Страница 13

Этот надоедливый дождь! Разбудил так рано, барабаня по крыше. И уже не уснёшь. И раздражённо возишься в широкой постели. Уж лучше подняться и запустить стиральную машину. Белья накопилось достаточно, и равномерное гудение перебьёт нестерпимую дробь за окном. А пока надо смахнуть пыль и, может, протереть пол. Вечером, после работы, заниматься этим уж точно не захочется. Вечером – скорее бы в душистую ванну, а потом – в мягкое кресло, к телевизору.

Лиля ополоснула прохладной водой лицо, сделала несколько энергичных упражнений и принялась за уборку. Обмахивая «стенку», задела одну из нижних дверец. Сразу посыпались фотографии из конфетной коробки. И что спорила с Павлом, когда он предлагал купить альбом? Чертыхнувшись, стала собирать и складывать. Мелькали знакомые кадры: это она в садике, это – в школе, вдвоём с Олегом, это Олечка – карапуз в ползунках. А вот Павел. Застыла, вглядываясь. Здесь ему шестнадцать. Уже тогда серьёзный и строгий, несмотря на чуть взлохмаченный чуб. Тогда ещё, конечно, весь чёрный.

В душе толкнулось возмущение: ну почему им всё время приходится расставаться? Сейчас вот Павел на конференции, она третий день одна. Спохватилась: пора выключать машину. Фотографию непроизвольно опустила в карман. Расправившись с бельём, вернулась в комнату. Быстро собрала оставшиеся снимки. Так, где же стояла коробка? Кругом тетради, тетради. Листнула верхнюю – конечно, конспекты по психологии, кто б сомневался! Кое-как удалось внедрить между ними коробку, но тут откуда-то снизу выскользнула потрёпанная серая тетрадка и шлёпнулась на пол, раскрывшись посередине. Неожиданно мелькнуло её имя, и Лиля невольно побежала глазами по строкам. Почерк мужа был тороплив и почти небрежен, некоторые слова читались с трудом.

«…Иногда закрадывается предательская мысль: а что если всё-таки не получится? И все труды пойдут прахом, и Лиля останется (несколько неразборчивых слов). Тогда иду к ней, сажусь на коврик. Её несчастная оболваненная головка лежит у меня на коленях, я перебираю пепельные волосёнки (всё, что осталось от роскошной косы) и шаманствую – внушаю ей и себе: „Ты милая-милая, ты умная-разумная…“ Смотрю в её задумчивое личико, и становится легче. И понимаю: надо продолжать! И ещё: мне без неё – никуда…»

Так вот откуда эта ласка! Правда, теперь Павел гладит её молча. И Лиле, наконец, становится ясно, почему она при этом испытывает странные чувства: приятно, но с горьковатым привкусом, почти на грани слёз. А что-то более откровенное и чувственное до сих пор вызывает у неё панический протест…

Лиля давно забыла об уборке, с жадностью глотая страницу за страницей: здесь было её прошлое, о котором не помнила почти ничего…

Перевернув последний лист, случайно взглянула на часы и вскочила: половина десятого, она опаздывает! Метаясь по комнате, быстро натянула что попало, подмахнула губы и ресницы. Схватила сумочку, захлопнула дверь. Запоздало спохватилась: ключи-то! К счастью, оказались на месте.

И на остановке, и толкаясь в автобусе, Лиля думала о прочитанном. В повседневной жизни ей то и дело приходилось сталкиваться с мелкими несуразностями. Так, в Олиных игрушках она как-то наткнулась на открытку, которую посылала брату в армию. Но, если бы не подпись, ни за что бы не догадалась, что когда-то писала таким почерком – нет никакого сходства с нынешним, округлым и разборчивым. Узнала теперь: учили заново. И понятным стало недоумение от обрывков странных воспоминаний: игрушки и яркие, в картинках, стены комнаты, которых точно не было в детстве, но через призму наивности и словно бы давности.

Выдавая детям книжки, разбираясь по каталогу с новым поступлением журналов, прихлёбывая в обед чай с вчерашним бутербродом (хорошо, не выложила дома), Лиля всё думала о тех днях… С Павлом они никогда о том не говорили: какое-то семейное табу. Знала, что и теперь не решится его ни о чём расспрашивать. А значит, надо поискать: наверняка есть и другие тетради. А ещё можно попытаться разговорить Олега. Пора ей до всего докопаться, чтобы соединить «до» и «после» своей жизни. Чтобы ушло, наконец, чувство раздвоенности, странное и пугающее, о котором ни с кем не говорила. Это казалось абсурдом: не помнила, как вышла замуж, долго удивлялась, рассматривая штамп в паспорте.

Смеркалось. Лиля сдала заведующей ключи от книгохранилища, попрощалась. На сегодня работа закончена. Зашла в магазин, купила торт.

Олег возвращался позднее, но Светлана уже привела с продлёнки первоклашку. Обе шумно обрадовались кремовым розочкам. Светлана поинтересовалась:

– А по какому поводу?

– Для поднятия настроения, – усмехнулась Лиля. Пояснила:

– Дома скукотища, Пашки который уж день нет.

– Торт – это хорошо, – одобрила Светлана, – но соловья баснями не кормят. Давайте-ка мы, девочки, готовить папке ужин.

Оля шустро достала из ящика картошку, вывалила в раковину – мыть. Лиля и Светлана взялись за ножи. Новоиспечённая ученица без умолку щебетала. Лиля с улыбкой слушала, но каждый раз лицо её на секунду застывало, когда натыкалась взглядом на заметно подросший животик Светланы: оставалось два месяца… Что семейство ожидает пополнение, Олег гордо сообщил ещё ранней весной. Его радость была такой ребячески искренней, что не верилось, будто у него уже есть довольно большая дочь. Похоже, он и впрямь вступил в тот сентиментальный возраст, когда хочется нянчить и тетешкать маленькое родное существо, вместе с ним заново открывая мир…

Лицо Светланы становилось почти блаженным, когда муж, как вот сейчас, едва раздевшись и умывшись, с нетерпением бросался к ней: приникал ухом и распахнутыми ладонями к животу.

– Маленький мой, вот я и пришёл, – с нежностью бормотал он, поглаживая и прислушиваясь. А в ответ шевелилось и толкалось незнакомое, но уже любимое существо. Олег улыбался, умилённо и немножечко глупо. И уж только потом заметил Лилю.

– Привет, сестрёнка, – коснулся губами волос. Оле – подзадоривая:

– Сколько двоек, ученица?

– Да нисколько же, ну тебя! – возмутилась та.

Когда на столе появился торт, Олег тоже озаботился поиском повода:

– Я забыл о какой-то дате?

– Нет, это просто так, для поднятия настроения, – словами Лили объяснила Светлана.

Муж негромко присвистнул:

– А что такое с нашим настроением?

Внимательно посмотрел на притихшую сестру, на животик жены, неловко крякнул. Кто ж виноват, что так случилось? Что беда обрушилась именно на Лилю? Нельзя же вечно казниться – оттого, что у Лили и Павла никогда не будет полноценной семьи. Чай пили молча. Слышалось только Олино довольное мурлыканье и покачивание ногами – тоже от удовольствия. Для неё одной торт был по-настоящему сладким…

– Олег, пойдём, – после ужина Лиля потянула брата в комнату, которая раньше была её.

– Светочка, я посуду потом помою, ладно? – кротко попросил Олег и, театрально всплеснув руками, притворно посетовал:

– Ох уж эти женщины, на части рвут!

– Иди-иди уж, я сама.

– Нет, мы так не договаривались!

У Олега шла «учебная подготовка»…

Лиля плотно прикрыла за ними дверь. С Олега уже слетело наигранное легкомыслие. Он опустился на диван и с напряжением смотрел на сестру. Но она заговорила не о том, о чём ожидал.

– Олег, расскажи мне… То время, что была больна… Я ведь ничего не помню.

У мужчины вырвался шумный вздох. Появились складки на лбу. Ох, как же не хотелось к тому возвращаться!

– Лиленька, а может, и не надо? – жалобно почти проговорил Олег, приглаживая её по плечу: – Что было – то прошло, теперь всё хорошо…

Кривил невольно душой и сам понимал это. Да ведь ложь и лесть бывают и во благо.

– Как ты не понимаешь! – вскинулась из-под его руки Лиля. – Это же так страшно – без прошлого! Детство помню, школу, училище, как Павла провожали… И как таблетки глотала – тоже помню… Я хотела умереть – мне не позволили. Так дайте же мне всё узнать! Я не могу больше жить вслепую!

По её щекам текли большие круглые слёзы. Олег, опасливо поглядывая на дверь, прижал к широкой груди вздрагивающую всем телом сестру.

– Будет, будет тебе, – похлопывал успокоительно. Как в детстве, когда прибегала, жалуясь на обидчиков. Грозился тогда «покарать негодников», и кое-кому правда перепадало. А теперь кому грозить и мстить? Некому – как и в тот злополучный день, когда не смог успокоить…

Лиле было тринадцать, а Олегу двадцать, когда обрушилась на семью Гладковых беда. Казалось, все тревоги позади, ведь Олег только полтора месяца назад вернулся из армии. А нелёгкая служба его проходила на границе, и было несколько острых моментов… И каждое письмо от него ждали с нетерпением. А всегда весёлое мамино лицо на эти два года стало грустным и замкнутым. Но Олег вернулся в срок – возмужавший, широкоплечий, слегка огрубевший. И встречали его шумно и радостно. А Лилька, перешедшая в седьмой класс, нескладный длинноногий и тонкорукий подросток, отчаянно стеснялась такого взрослого брата. Олег необидно подсмеивался над ней, но было в этом что-то от добродушной снисходительности большого к маленькому. Неожиданная потеря сблизила…

В тот обычный будний день Олег ушёл в утреннюю смену на завод – вторую неделю работал в том же цехе, что и до службы. Лиля сидела с книжкой у окна: были летние каникулы. А мама и папа в отпуске, решившие купить цветной телевизор, на который пришла, наконец, открытка, отправились на их светло-сером «Жигуле» в сберкассу – снять деньги. В пяти кварталах от дома, буквально через несколько минут после того, как звали с собой упирающуюся дочь, родители попали в аварию: пьяный водитель выскочил на красный свет. Искорёженный «Жигуль» погрёб под собой изувеченные тела матери и отца. Им было едва за сорок – чуть располневшему, большому и добродушному отцу и стройной, кокетливой, совсем молодой маме…

На похороны съехались многочисленные родственники. Некоторых Лиля не видела даже на фотографии. Все они шумно вздыхали, делали скорбные лица и говорили какие-то пустые слова. Суровый и мрачный Олег руководил всем: куда-то ездил, чем-то распоряжался, что-то показывал и объяснял прибывшим. В кухне Гладковых хозяйничала в те дни большая и толстая тётя Ира, которая доводилась погибшему троюродной сестрой и жила где-то на севере. Под её руководством несколько других женщин чистили, резали, мыли, солили и перемешивали. Лиля в это время сидела на балконе и тупо смотрела перед собой.

Но вот всё и закончилось. Из дома ушли посторонние люди (Лиля не запомнила ни одного лица…) Нахлынула тишина. Лиля неприкаянно бродила по опустевшей квартире, порой натыкаясь на углы: похоже, её опухшие от слёз глаза не видели ничего вокруг. Или забиралась с ногами на кровать и сидела, уткнувшись лицом в колени. Время от времени забегали подружки – по школе, по двору. Но Лиля смотрела словно сквозь них, и разговора не получалось.

Олегу не скоро удалось растормошить сестрёнку, вывести из затянувшейся депрессии. Мягко, но настойчиво он отвоевывал её у горькой тоски. Вслух размышлял о своих делах, о каких-то посторонних предметах, чтобы только отвлечь, только согнать с лица безразлично-тупое выражение.

Вовлекал в домашние хлопоты, в походы на рынок и в магазин. Таскал – иначе не скажешь, почти насильно, – в лес, на речку, в кино, на какие-то дурацкие выставки. Иногда просто заставлял играть – в морской бой, в шашки.

Когда Олег был на работе, Лиля топила одиночество в книгах. Зачитывалась Дюма, Гюго, Жорж Санд, «Анной Карениной». Что-то иногда пересказывала девчонкам во дворе, но их вопросы и высказывания казались такими детски примитивными… С братом книги не обсуждала никогда: многого он не читал, да и неудобно отчего-то.

Лиле было почти пятнадцать, она заканчивала восьмой класс, когда Олег заметно переменился. Он стал часто задерживаться с работы, а иногда, ничего ей не объясняя, уходил в выходные и по вечерам. Это было очень обидно: Лиля привыкла располагать братом по своему усмотрению, и как само собой разумеющееся, он должен был всё свободное время проводить с ней. К тому же, прочитав уйму романов, Лиля догадывалась, в чём тут дело. Но спрашивать брата об отлучках не смела, и только дулась про себя и мрачнела, глядя на его невольную улыбку, когда возвращался.

Назревший разговор не мог не состояться. Олег позвал сестру на прогулку – как раньше. В первый момент она обрадовалась. Но потом поджала губы и неожиданно даже для себя выпалила:

– Что, поцапался со своей кралей?

Замешательство появилось на лице Олега лишь на миг. Затем он расхохотался:

– Секрет Полишинеля – так, кажется, это называется?

И, с прищуром заглянув съехидничавшей девчонке в глаза, возразил:

– А с чего ты взяла, что мы поссорились? Вовсе нет. Просто я подумал, что пора вас познакомить.

Лильке стало неудобно за свои слова, от щекотливости темы она засмущалась, покраснела, засопела и поспешила сбежать. Олег постоял, покачал головой. И чего они обе такие?! Его девушка, 17-летняя застенчивая Светлана, с большой неохотой согласилась быть представленной Лиле. А ему уже так надоели эти тайны, недомолвки, подозрительные взгляды сестрицы…

– Ну, Лиленька, она тебе понравится, – уговаривал Олег строптивицу. Она стояла, по обыкновению, перед окном, и худенькая спина выражала крайнюю степень упрямства. Голова неуступчиво поднята, руки перекрещены на груди – Наполеон, да и только!..

– Она тебе понравится, она хорошая, – повторил брат.

Лилька вдруг резко повернулась, и злые слёзы брызнули из глаз.

– Она хорошая, а я? С кем останусь я?

Двойка тебе, молодой человек! Как же об этом не подумал – что у Лили ведь нет больше никого. Крепко обнял уже не сдерживающую слёзы несчастную девчонку.

– Да что ты, котёнок, ты всегда будешь со мной…

…Лиля уже давно вытерла глаза и внешне спокойно слушала немногословный рассказ Олега.

– Значит, если бы не Павел…

– Да, это только он смог вернуть тебя к нормальной жизни.

Мужчина вытер пот со лба и поднялся.

– Вымотала ты меня, дорогуша, по полной программе. Это ж так тяжело всё ворошить…

– Знаю, Олежек, знаю, только и ты меня пойми… Спасибо тебе.

Дотянулась, встав на цыпочки, до его щеки. И вспомнила ещё об одном.

– Олег, ты не думай, что у меня комплексы, зависть к вам… Вот честно – всё в порядке.

«Да уж какое – в порядке!» – про себя грустно усмехнулся Олег. Но на душе стало немного легче. Улыбнулся:

– Вот и молодец, вот и ладненько. Пойду займусь посудой.