Читать книгу Тень полония - Никита Филатов - Страница 4

Несколько лет назад Стивен Ремингтон стал вторым помощником комиссара полиции Большого Лондона – и в этом качестве руководил специальным отделом Скотленд-Ярда.

– Ты не сердишься, дорогая?

Юная миссис Ремингтон выходила за него замуж, когда Стивен еще только начинал служить в полиции, и за долгие, долгие годы совместной супружеской жизни привыкла жертвовать маленькими семейными радостями во имя больших государственных интересов.

– Ничего страшного, дорогой! Я буду ждать тебя к ужину…

– Еще раз извини, дорогая…

Мистер Ремингтон нажал на кнопку отбоя и убрал в карман мобильный телефон.

– Едем на работу, Джордж.

Времени, как обычно, катастрофически не хватало.

Возможно, его вообще больше не осталось – и поэтому, несмотря на солнечное воскресное утро, служебная автомашина везла мистера Ремингтона из международного аэропорта не домой, а в самый центр Вестминстера, к массивному бетонному зданию Скотленд-Ярда.

В наши дни, когда в Лондоне, из-за повсеместной террористической угрозы, со стен большинства государственных учреждений убраны таблички с названиями, у полицейского ведомства достает силы воли и мужества ни от кого не таиться: на некотором расстоянии от главного входа днем и ночью неторопливо вращается трехгранная призма с надписью: NEW SCOTLAND YARD…

Центральное ведомство лондонской полиции создал в тысяча восемьсот двадцать девятом году тогдашний министр внутренних дел Роберт Пил. Именно благодаря ему лондонские полицейские и сегодня зовутся «бобби» – по уменьшительной форме от имени Роберт…

Надо сказать, что работа у «бобби» и в былые времена была не из легких. И требования предъявлялись к ним, пожалуй, более строгие, чем сейчас. Так, на работу в Скотленд-Ярд не принимали мужчин ростом меньше ста семидесяти восьми сантиметров, полицейский был обязан носить униформу вне дома все время – даже если он находится не на дежурстве, а, скажем, идет с семьей в магазин, в церковь или на летний пикник. Вместо сегодняшнего обтянутого сукном пробкового шлема с большой металлической эмблемой, раньше лондонские полицейские носили цилиндры, не слишком удобные при преследовании и задержании злоумышленников. Полицейских, замеченных на службе в нетрезвом состоянии, пороли розгами прямо в участке в присутствии коллег… Шагать по улице при исполнении служебных обязанностей «бобби» полагалось размеренно, солидно, неторопливо – со скоростью не более двух миль в час.

Сегодня большинства из этих ограничений нет, хотя за пьянство на работе со службы выгоняют, как правило, безоговорочно.

Новый Скотленд-Ярд… Собственно, предшественник этого монумента казенной архитектуры тоже назывался «новым» – это красное, с белыми полосами кирпичное здание до сих пор находится неподалеку от Биг-Бена. А вот старого Скотленд-Ярда больше не существует – «Шотландский двор», или «Шотландское подворье», еще в далеком тысяча восемьсот восемьдесят четвертом году пало жертвой взрыва, устроенного ирландскими сепаратистами.

Кстати, именно после этого громкого во всех смыслах террористического акта и был образован Специальный отдел – для выполнения функций контрразведки и политического сыска…

Согласно занимаемой должности, Стивен Ремингтон отвечал за безопасность королевской семьи и членов английского правительства, а также иностранных государственных деятелей. Полторы тысячи его подчиненных осуществляли контроль за въездом и выездом лиц, на которых имеются компрометирующие материалы, охраняли иностранные представительства, занимались расследованием фактов разглашения государственных секретов, наружным наблюдением, обысками и арестами подозреваемых. Помимо всего этого, отдел Ремингтона контролировал чистоту проведения валютно-финансовых операций, обеспечивал экономическую безопасность крупных национальных корпораций – и почти никогда не гнушался промышленным шпионажем.

Разумеется, при выполнении подобного рода задач полиции невозможно было обойтись без тесного сотрудничества с контрразведкой, имеющей своих представителей практически в каждом полицейском органе страны.

Мистер Ремингтон услышал звонок и поднес к уху телефонную трубку:

– Слушаю?

– Сэр, мы связались с отделом оперативного управления. Они будут к двум часам пополудни.

– Хорошо. Спасибо, мисс Браун.

Отдел оперативного управления британской контрразведки МИ-5, известный также под кодовым обозначением «Отдел G», с момента своего образования специализировался на борьбе с международным терроризмом, не связанным с деятельностью ИРА – Ирландской республиканской армии. А после того, как десять лет назад парламент расширил полномочия МИ-5, британская контрразведка была официально подключена и к борьбе с этническими и транснациональными уголовными группировками – в первую очередь с теми, которые на территории Соединенного Королевства торговали наркотиками, использовали оружие и отмывали денежные средства, добытые преступным путем.

В общем, как оказалось, это была неплохая идея, и довольно скоро она начала приносить плоды…

Почти сразу же уголовной полиции и контрразведке удалось своевременно выявить и пресечь ряд попыток нелегальных исламистских и курдских организаций совершить на территории страны экстремистские акции различного рода. Были проведены также аресты и депортация нескольких десятков так называемых подозрительных иностранцев, активных участников наркобизнеса и незаконного оборота оружия – однако едва ли не самым большим успехом МИ-5 в борьбе с организованной преступностью стало расследование мошенничеств, совершавшихся в области социального страхования.

Целью операции являлось уменьшение суммы расхищаемых средств, которые ежегодно составляли около трех миллиардов фунтов стерлингов. В министерство социального обеспечения была направлена группа опытных оперативников, которым было поручено изучить методы, используемые мошенниками для подделки финансовых документов и присвоения денежных средств.

Тщательной проверке подверглась тогда работа пяти тысяч чиновников, ведающих выдачей социальных пособий и определяющих круг их получателей. В ходе расследования МИ-5 использовала – в том числе – частную, конфиденциальную информацию о сотрудниках министерства и о получателях пособий, содержащуюся в досье различных государственных учреждений и ведомств. В экспертизах были задействованы специалисты Банка Англии, Таможенной службы, Национального ревизионного управления, страховых компаний и Скотленд-Ярда… Все попытки криминального парламентского лобби ошельмовать и дискредитировать методы МИ-5, якобы «приученной действовать методами тайной политической полиции», и даже само ее участие в расследовании успеха не имели. Руководство контрразведки сумело доказать обществу и судебным инстанциям, что мошеннические операции в сфере социального страхования приобрели в стране угрожающий системный характер и совершаются, как правило, организованными криминальными группировками, борьба с которыми во всех разновидностях вменена в обязанности МИ-5.

Особенно выросла эффективность противодействия международному криминалу после того, как сотрудники британской контрразведки перестали изображать из себя таинственную касту рыцарей плаща и кинжала и по примеру коллег из уголовной полиции начали взаимодействовать с общественностью.

Мистер Ремингтон прекрасно помнил, как были удивлены многие из его коллег, впервые увидев одиннадцатого марта тысяча девятьсот девяносто восьмого года на передовой полосе газеты «Таймс» номер так называемого телефона доверия. По этому номеру раскаявшиеся террористы, шпионы и крупные деятели криминала, а также иные «необычные представители общественности» получали возможность ежедневно, с 7.30 утра до 11.30 вечера, анонимно связаться с властями. Теперь это ни у кого удивления не вызывает – МИ-5 регулярно публикует специальные номера горячих телефонных линий, по которым информаторы смогли бы контактировать с контрразведкой…

– Заместитель начальника антитеррористического отдела Скотленд-Ярда также обещал успеть к этому времени.

– Великолепно…

Длительное время руководителем подразделения, ответственного за противодействие Ирландской республиканской армии, был старинный приятель Ремингтона и в некотором роде его наставник – Джон Грив, который провел ряд успешных операций против бойцов ИРА. При его участии были предотвращены взрывы в зданиях банков «Беркли» и «Сейнсбьюрис», а также захвачен с поличным террорист-одиночка, рассылавший в почтовых бандеролях взрывные устройства. К сожалению, у этого легендарного полицейского с самого начала не сложились отношения с контрразведчиками, которых он неоднократно публично критиковал за недостаточную эффективность действий по борьбе с террористами, а также за нежелание делиться со Скотленд-Ярдом имеющейся у МИ-5 разведывательной информацией.

Впрочем, сейчас антитеррористическим отделом руководили другие люди, свободные от ведомственных предрассудков – так что конфликтов на почве личных неприязненных отношений можно было не опасаться. Мистер Ремингтон посчитал необходимым пригласить их в первую очередь из-за того, что в распоряжении отдела имелся целый парк специальных транспортных средств для обезвреживания взрывчатых устройств и боеприпасов: управляемые на расстоянии самоходные роботы и прицепы для транспортировки опасных предметов, укомплектованные мощным переносным генератором, прожектором, средствами связи, а также особые гидропневматические системы.

– А что по поводу атомщиков?

– Сэр, я сразу же после вашего звонка связалась по оперативной связи с дежурным офицером, и он обещал немедленно разыскать свое руководство. К сожалению, главного констебля нет сейчас в Лондоне, однако…

– Мисс Браун, я очень сожалею, но у меня нет ни времени, ни желания выслушивать объяснения подобного рода. Перезвоните еще раз! И еще, и еще – столько, сколько понадобится. Передайте от моего имени, что вопрос более чем серьезный и не терпящий отлагательств.

Полицейская служба специального назначения UK Atomic Energy Authority Constabulary, которую сотрудники других спецслужб между собой называли «атомной полицией», создавалась для обеспечения безопасности гражданских ядерных объектов Великобритании от угрозы хищения находящегося в них оружейного урана и плутония. Организационно она включена в состав британского государственного управления атомной энергетики, и руководит службой главный констебль, имя которого тщательно скрывается от представителей прессы.

Штатная численность «атомной полиции» невелика – примерно пятьсот сотрудников, несущих охрану атомных реакторов, научных ядерных лабораторий, вроде центра атомного оружия в Олдермастоне, графство Беркшир, или лаборатории оборонных исследований и технологий Портон-Даун близ города Солсбери, графство Уилтшир, а также складов и предприятий по переработке радиоактивных материалов. Кроме того, служба отвечает за безопасность перевозок ядерных материалов на всех видах транспорта, так что личный состав проходит специальную подготовку по программе борьбы с террористами и оснащен новейшим боевым оружием и другими средствами, используемыми в подразделениях спецназа вооруженных сил Великобритании.

При этом, хотя формально эта служба специального назначения и является государственной организацией, финансируют ее деятельность главным образом частные компании.

Стивену Ремингтону как-то довелось присутствовать на одном из оперативно-штабных учений «атомной полиции», на котором специально проинструктированные сотрудники антитеррористического отдела Скотленд-Ярда имитировали неожиданное нападение диверсантов на секретную лабораторию и склад радиоактивных отходов. Насколько поняли приглашенные, задачей подобного рода учений является обнаружение и нейтрализация террористов не только непосредственно на охраняемых объектах, но и на прилегающей территории в радиусе до сорока километров…

– Алло, мисс Браун?

– Да, сэр?

– Соедините меня с центральной картотекой.

– Одну минуту, сэр…

Мистер Ремингтон прикрыл глаза и отчего-то вдруг вспомнил цифры финансового отчета.

Если верить тому, что там было написано, из года в год на реализацию основных государственных антитеррористических программ британское правительство выделяет более двухсот миллионов полновесных фунтов стерлингов. В основном эти средства расходуются на охрану государственных и политических деятелей, представителей иностранных государств во время официальных визитов, на проведение защитных мероприятий против возможных террористических акций в отношении национального парламента и в период проведения съездов и конференций политических партий, на осуществление мероприятий по обеспечению безопасности авиатранспорта. Только на обеспечение личной безопасности премьер-министра Великобритании ежегодно расходуется около миллиона фунтов стерлингов! Не менее семи миллионов стоила госбюджету охрана парламента, еще в два с лишним миллиона обходится обеспечение безопасности съездов и конференций политических партий…

И при всем этом ни полиция, ни спецслужбы Великобритании так и не сумели предотвратить террористические акты в самом сердце английской столицы!

Серия взрывов, осуществленных членами одной из международных подпольных исламистских группировок на станциях метрополитена и в автобусах, унесла летом прошлого года жизни пятидесяти двух человек. Десятки ни в чем не повинных жителей Лондона были ранены и искалечены…

Правда, впоследствии, довольно скоро, нескольких боевиков-террористов, непосредственно причастных к взрывам, удалось установить, обнаружить и арестовать. Ясин Хассан Омар, выходец из Сомали, лично взорвавший бомбу на станции метрополитена; Муктар Саид Ибрагим, оставивший под сиденьем автобуса рюкзак со смертоносным содержимым; Рамси Мохаммед, попытавшийся привести в действие взрывное устройство в вагоне… Услышав имена преступников, страна пережила повторный шок: оказывается, кровавые террористические акты совершили не залетные полуграмотные шахиды, доведенные до отчаяния нищетой и бомбардировками авиации НАТО. И даже не профессиональные диверсанты-фанатики, обученные воевать в партизанских отрядах Ирака или Афганистана! Гостеприимных англичан убивали, если можно так выразиться, их же новообретенные соотечественники – иммигранты из стран третьего мира, много лет назад обосновавшиеся на гостеприимной земле Соединенного Королевства, получившие здесь кров, пищу, образование бесплатные, социальную медицину, разнообразные пособия…

Помнится, бежавший из страны и арестованный уже в Риме британский подданный Осман Хусейн, также известный под именем Хамди Исаак, на первом же допросе признался Ремингтону в своей причастности к терактам, произошедшим в Лондоне:

– Мы хотели отомстить, мы хотели, чтобы английский народ расплатился за свои деяния по отношению к мусульманам, за то, что мусульмане вынуждены жить по вашим правилам…

Это оказалось тем более дико, что англичане, владевшие некогда необъятной империей, привыкли жить в многонациональном обществе и воспринимали иммигрантов вполне терпимо, обеспечивая им вполне пристойное даже по западным меркам существование. Один из коллег мистера Ремингтона по полицейскому управлению еще не так давно любил поговаривать: господа, к обосновавшимся в Англии выходцам из бывших британских колоний следует относиться как к детям – то есть пусть они будут сытно накормлены и прилично одеты, лишь бы не слишком шумели…

Честно говоря, мистер Ремингтон никогда не разделял подобных либеральных взглядов.

Конечно, он не был приверженцем лозунга бритоголовых: Англия – для настоящих англичан, то есть исключительно для белых протестантов, однако… Однако, даже с его точки зрения, более шести процентов населения, то есть примерно три с половиной миллиона человек, относящих себя к национальным и этническим меньшинствам – это было несколько чересчур для Великобритании. А если учесть, что каждый пятый из иммигрантов обосновался в Лондоне…

До недавнего времени коренные жители Соединенного Королевства были скорее снисходительны, чем настороженны по отношению к новым согражданам: религиозная терпимость, политкорректность и все такое прочее… Выходки расистов их, пожалуй, даже пугали и беспокоили – хотя, разумеется, и не так сильно, как тех, против кого они были направлены. Тем более что, будучи обществом замкнутым и сплотившимся за века совместной истории, англичане, со свойственным им высокомерием, слишком долго не позволяли себе замечать нарастание политической, социальной, культурной, экономической, религиозной агрессии со стороны новичков…

– Слушаю, сэр? – отозвался из трубки мобильного телефона приятный мужской баритон.

– Это Ремингтон.

– Здравствуйте, сэр.

– Доброе утро… – отдал должное неизменной британской вежливости начальник специального отдела Скотленд-Ярда. – Мне нужны сведения об одном русском, который постоянно проживает в Лондоне. Его зовут…

Ремингтон разложил на сиденье рядом с собой папку с документами, полученную в Эстонии, и прочитал по буквам, как это обычно делают американцы:

– Л-и-т-о-в-ч-е-н-к-о… да, так – Александр Литовченко.

– Имеются ли у вас еще какие-нибудь исходные данные об этом человеке, сэр? Дата рождения, адрес постоянного пребывания… или, например, номер вида на жительство?

– Нет! – В голосе мистера Ремингтона отчетливо слышались нотки раздражения.

Однако это ничуть не смутило сотрудника картотеки.

– Какие именно материалы вас интересуют, сэр?

– Все. По полной схеме: открытые и закрытые источники, все базы данных полиции, досье иммиграционной службы, финансовое состояние, имущество, кредиты, налоги… телефонные переговоры, связи, контакты, оперативные подходы к объекту… сводки наружного наблюдения – если есть… И мне они нужны – срочно!

– Это я понимаю, сэр. Но когда именно вам нужны эти сведения?

– Они должны ждать меня на столе, когда я поднимусь к себе в кабинет.

Считается, что англичане крайне редко проявляют свои эмоции. Это, однако, такое же распространенное заблуждение, как и то, что понять кулинарные пристрастия англичан не под силу ни одному иностранцу.

– Понятно, сэр… – очевидно, смутить или вывести из себя человека на другом конце телефонной линии было практически невозможно. – Позвольте в таком случае уточнить: как далеко от своего кабинета вы находитесь в настоящий момент?

– В десяти минутах езды. Успеете?

– Постараюсь, сэр. Будет сделано все возможное…

* * *

Колокола на башенке одного из старейших в Западной Европе университетов дисциплинированно пробили четверть пятого.

– Друзья мои… Может быть – еще кофе? Или чай? – подал голос заместитель декана физического факультета.

Деликатность его невозможно было не оценить: убедившись, что беседа перетекла в конструктивное русло, хозяин, таким образом, всего лишь поинтересовался, не мешает ли он гостям своим присутствием.

– Нет, спасибо.

– Не надо, благодарю вас…

– Тогда я, с вашего разрешения, откланяюсь?

– Да, большое спасибо.

– Спасибо, благодарю вас! Вы меня очень, очень выручили…

– До свидания!

– Всего доброго…

Закончив прощальное рукопожатие и терпеливо дождавшись, когда закроется дверь кабинета, высокий мужчина в очках обернулся к сидящей напротив очаровательно смуглой черноволосой даме:

– Вам никогда не говорили, что вы похожи на шпионку?

– Довольно часто говорили.

– И что же? Это не мешает в работе?

– Ну что вы, наоборот… – Красавица щелкнула зажигалкой. – Большинству людей даже в голову не приходит, что женщина с моей внешностью и на самом деле является офицером полиции…

– Да, пожалуй.

– Передайте мне пепельницу, пожалуйста!

– Здесь вообще-то не курят, но…

– Простите.

Гостья даже не подумала затушить сигарету. Неким непостижимым образом темно-серый, строгий английский костюм с юбкой ниже колена смотрелся на ней едва ли не более откровенно и вызывающе, чем символические бикини красоток с обложки какого-нибудь мужского журнала.

По-английски она говорила почти без акцента.

– Впрочем, вам, я думаю, можно… – Мужчина подошел к стеллажу и решительно снял с него одну из множества сувенирных тарелочек, украшенных гербами университетов и студенческих ассоциаций. – Прошу… Извините, а как мне к вам все-таки обращаться? По званию? Или по должности?

– Называйте меня просто Джина. Джина Россано, если угодно…

– Очень приятно.

Оставалось только пожать плечами: имя как имя – ничем не хуже, но и не лучше любого другого, даже если оно и вымышленное. В качестве оперативного псевдонима звучит совсем неплохо…

– Вас что-то смущает?

– Нет, отчего же… Меня попросили вас проконсультировать, и я это сделаю.

Мужчина поставил на столик перед собеседницей нечто, отдаленно похожее на старомодную кассетную магнитолу, придавил пальцем клавишу – и на панели загорелось два крохотных огонька.

– Интересный у вас диктофон! Однако вы уверены, что следует записывать нашу беседу?

– А это и не диктофон вовсе. Это как раз наоборот – так называемый генератор белого шума… Очень полезный прибор – любые записывающие устройства, жучки, радиозакладки и прочую электронную гадость вырубает намертво! Радиус действия невелик, но ведь нам с вами много и не надо, верно? – Мужчина посмотрел на мигающие попеременно огоньки и убедился, что прибор находится в рабочем режиме. – Извините. Так теперь положено…

– Да, меня предупредили. Это из-за корейцев?

– Не только. Хотя их люди в последнее время тоже активизировались. Видите ли, некоторое время назад Иран сформировал сверхсекретную команду ядерных специалистов для внедрения их в структуры МАГАТЭ[2] в Вене… Этим ребятам поручено проникнуть в наш отдел безопасности, чтобы получить информацию о работе международных инспекторов.

– Для чего?

– Конечно же иранцы хотели бы скрыть самые проблемные участки своих ядерных разработок. А у нас, как известно, по-прежнему опасаются, что в Иране все-таки строят потихонечку атомную бомбу… Операцию по внедрению в МАГАТЭ возглавляет некто Хосейн Афариде, бывший председатель комиссии меджлиса по энергетике. Есть сведения, что он поддерживает тесные связи с министерством разведки и регулярно контактирует с командой иранских ядерных инженеров, направленных для работы в нашу венскую штаб-квартиру.

– И вы никак не можете ограничить их деятельность?

– Дело в том, что, формально являясь участником соглашения о нераспространении ядерного оружия, Иран имеет полный доступ в МАГАТЭ – и может рассчитывать на помощь агентства в области ядерной программы.

– При условии, что она осуществляется исключительно в мирных целях?

– Да, конечно… однако, например, некоторые мои коллеги считают, что Иран пользуется своим доступом в МАГАТЭ для того, чтобы шпионить за процедурой инспектирования – и, таким образом, иметь возможность при международных проверках скрыть щекотливые моменты своих ядерных разработок от внешнего мира.

Мужчина в очках придвинул поближе к собеседнице тарелочку с гербом, чтобы ей было удобно стряхивать пепел.

– Пожалуйста, Джина… итак, что же вас интересует?

– Полоний.

– Да? Странно… – удивился мужчина в очках.

– Отчего же?

– По классификации МАГАТЭ, на сегодняшний день изотопы полония отнесены к веществам, представляющим опасность в качестве оружия лишь с незначительной долей вероятности.

– Что это значит?

– Вы вообще-то представляете принцип действия атомной бомбы? Атомное оружие отличается от всех остальных видов вооружений тем, что в его состав входят радиоактивные вещества, которые – при определенных обстоятельствах – изменяются настолько быстро, что выделяют гигантские объемы света и тепла… то есть, проще говоря, происходит так называемый атомный взрыв. Чтобы такое устройство взорвалось, его радиоактивные компоненты, – как правило, это изотопы урана-235 или плутония – должны присутствовать в достаточном количестве, называемом критической массой. Разумеется, точные чертежи и конструкцию атомного оружия держат в секрете. Однако известно, что любая атомная бомба состоит из двух отдельных «контейнеров» с радиоактивными материалами, которые соединяются перед взрывом механически, формируя критическую массу…

Мужчина по привычке, выработанной годами преподавания, обернулся в поисках несуществующей доски и мела:

– Черт! Простите… В общем, если коротко: атомные бомбы бывают нескольких типов. Действие одних основано на расщеплении, то есть на делении атомного ядра при цепной реакции. В этом процессе нестабильные атомы делятся и формируют меньшие, но более стабильные атомы. Это так называемая классическая атомная бомба. Другой тип – водородная бомба, она работает на синтезе, или слиянии ядер. Водородная бомба гораздо более мощная, чем та, которая основана на расщеплении – и, поскольку критическая масса не имеет в данном случае никакого значения, водородная бомба может быть гораздо меньше «классической»… Вполне возможно и создание взрывного устройства комбинированного типа.

– И что, значит, полоний для этого не подходит?

– Ну, я бы так не сказал, но… Давайте по порядку, если уж вы задали вопрос?

– Да, конечно.

– Тогда вам придется немного потерпеть. Начнем с того, что полоний – это металл легкоплавкий и сравнительно низкокипящий: температуры его плавления и кипения соответственно 254 и 962 градуса по Цельсию… Чистый полоний – металл серебристо-белого цвета, он существует в двух модификациях. Кристаллы одной из них, низкотемпературной, имеют кубическую решетку, а другой, высокотемпературной – ромбическую.

– Как он выглядит? Ну, на вид? – не удержалась от вопроса слушательница.

– По внешнему виду, если именно это вас интересует, полоний похож на любой самый обыкновенный металл, вроде свинца или висмута… однако вряд ли я посоветовал бы вам, Джина, заказывать из него украшения.

– Почему же? – улыбнулась женщина, называвшая себя сегодня Джиной.

– Сейчас попробую объяснить, – кивнул мужчина в очках. – Как известно, все радиоактивные элементы и изотопы объединяются в семейства: распадаясь, ядро радиоактивного атома превращается в атомное ядро другого, дочернего элемента. В природе все элементы радиоактивных семейств находятся между собой в определенном равновесии: например, в урановых рудах равновесное отношение урана к полонию составляет примерно два на десять в десятой степени… Это означает, что в урановых минералах полония почти в двадцать миллиардов раз меньше, чем урана! Получить его из руды действительно сложно, но есть другой путь – синтез. Сегодня полоний получают двумя способами, причем исходным сырьем в обоих случаях является висмут. В атомных реакторах его облучают потоками нейтронов, и тогда по сравнительно несложной цепочке ядерных превращений образуется самый любопытный из изотопов полония – полоний-210. А если тот же изотоп висмута поместить в другую важнейшую машину ядерного синтеза – в циклотрон – и там обстрелять потоками протонов, то образуется самый долгоживущий изотоп, полоний-209, с периодом полураспада в сто три года. Правда, с примесями свинца…

– А зачем он вообще нужен, этот полоний? – поинтересовалась Джина, доставая из пачки вторую сигарету.

– В каком смысле? – не понял ее собеседник. Потом сообразил: – А, вы имеете в виду техническое использование? Полоний-210 – чистый альфа-излучатель, испускаемые им частицы тормозятся в металле и, пробегая в нем всего несколько микрон, растрачивают при этом свою энергию. Энергия альфа-частиц полония превращается в тепло, которое можно использовать, скажем, для обогрева и которое не так уж сложно превратить в электричество. Эту энергию уже используют и на Земле, и в космосе, в энергетических установках некоторых искусственных спутников. У подобных источников излучения есть несколько очевидных преимуществ: во-первых, альфа-частица достаточно массивна и, следовательно, несет много энергии, а во-вторых, такие излучатели практически не требуют специальных мер защиты – проникающая способность и длина пробега альфа-частицы минимальны. Нет, конечно, для работы на космических станциях подходят и изотопы плутония, стронция, церия… но у полония есть еще одно очень важное преимущество – самая высокая удельная мощность! Он выделяет так много тепловой энергии, что это тепло способно расплавить и сам образец. Чтобы этого не случилось, полоний помещают в свинцовую матрицу… Кстати, между прочим, полониевая печка обогревала когда-то знаменитый русский «Луноход-2». Представляете себе, что это такое?

Собеседница кивнула – скорее всего, из вежливости.

– Ладно, попробую без подробностей… Подобные устройства достаточно эффективно работают и на земле. Кроме них, важны полоний-бериллиевые и полоний-борные источники нейтронов – это герметичные металлические ампулы, в которые заключена покрытая полонием-210 керамическая таблетка из карбида бора или карбида бериллия. Поток нейтронов из ядер атома бора или бериллия порождают альфа-частицы, испускаемые полонием. Такие нейтронные источники легки и портативны, совершенно безопасны в работе, очень надежны и мощны. К примеру, латунная ампула диаметром два и высотой четыре сантиметра ежесекундно дает до 90 миллионов нейтронов.

– Понятно… – Черноволосая красавица покосилась на часы, висящие на стене кабинета. – Если бы мне понадобился полоний-210 – где я могла бы его раздобыть?

– Официально? – уточнил мужчина. – Ну, вообще этот изотоп вполне свободно продается по Интернету. Любой житель США, имеющий семьдесят долларов, может зайти на сайт компании United Nuclear Scientific Supplies и приобрести источник полония радиоактивностью 3700 беккерелей. При этом от покупателя не требуется никаких документов. Американцы, продающие полоний-210 через сеть Интернет, утверждают, что эта торговля полностью легальна, поскольку радиоактивность находящихся в свободной продаже источников ниже уровня опасности, установленного официальными властями…

– Это действительно так?

– В общем-то, они по-своему правы. Для того чтобы получить представляющее потенциальную опасность количество изотопа полония, необходимо приобрести пятнадцать тысяч доз этого вещества на сумму около миллиона долларов.

– А если мне надо много полония?

Мужчина в очках пожал плечами:

– Ну, например, еще совсем недавно этот изотоп вполне можно было похитить на российских ядерных объектах.

– Вы шутите? – Кажется, теперь слушательница заинтересовалась по-настоящему.

– К сожалению, нет. Еще несколько лет назад воровство с предприятий на территории бывшего Советского Союза являлось едва ли не самой серьезной проблемой для мировой ядерной безопасности. Разумеется, полными данными по этому вопросу не располагает даже МАГАТЭ, однако, по некоторым источникам, в период с девяносто первого по две тысячи второй год оттуда было украдено примерно сорок килограммов урана и плутония, пригодных для военного использования.

– Впечатляет… А полоний?

– У нас нет достоверных данных о контрабандной торговле полонием-210…

– Вообще нет?

– Было несколько неподтвержденных сообщений о том, что имели место кражи этого вещества. Например, больше десяти лет назад, если не ошибаюсь, «Бюллетень ученых-ядерщиков» сообщил, что несколько килограммов полония исчезло куда-то из русского города Сарова, где производятся редкие радиоактивные материалы.

– Как называется город?

– С-а-р-о-в… – по буквам продиктовал мужчина в очках.

– Постараюсь запомнить.

– Раньше, при Советском Союзе, этот город считался секретным и назывался Арзамас-16… Его описывают как российскую версию Лос-Аламоса – американской базы ядерных исследований в штате Нью-Мехико. Если хотите, я потом поищу для вас номер журнала.

– Спасибо…

– Не стоит благодарности! В этом Сарове полоний-210 производят с пятидесятых годов прошлого века в специальном отделе под названием «Авангард»… Сейчас производство изотопов полония осуществляет некая фирма «Росатом», а продажами занимается другая структура – «Техснабэкспорт». Разумеется, под контролем русской контрразведки ФСБ.

– Значит, полоний поступает на нелегальный рынок ядерных материалов из России?

– Стоп! – Мужчина вытянул перед собой руку в протестующем жесте: – Я этого не говорил. Во-первых, радиоактивные изотопы воруют не только в России… А во-вторых, нельзя сказать, что сейчас у русских все благополучно, но контроль наших инспекторов указывает на значительное повышение уровня безопасности на их ядерных объектах.

– И тем не менее этот рынок существует?

– Конечно. Всего, по данным нашего отдела безопасности, за последние четыре года по всему миру зафиксировано более трехсот случаев, когда отдельные лица и группы лиц были пойманы на попытках вынести радиоактивные материалы. Только в прошлом году произошло сто три подтвержденных случая нелегальной торговли и другой незаконной деятельности, связанной с радиоактивными материалами…

– Цифры, которые приводит немецкая разведка БНД, еще выше.

– Да, я знаком с их статистикой…

– Недавно они арестовали трех русских бандитов, которые везли в Мюнхен семнадцать унций полония. Вам что-то известно об этом?

Мужчина поморщился, как от ответа студента, явившегося на экзамен неподготовленным:

– Не полония, а плутония. Плутония! Это две совсем разные вещи… Такого количества плутония действительно вполне достаточно для подготовки ядерного заряда, способного разнести в куски какой-нибудь немецкий город… Слушайте, если вас интересует не что-то конкретное, а любые ядерные отходы и радиоактивные материалы, я могу рассказывать до бесконечности!

– Все это имеет отношение к России?

– Почему же только к России? Вовсе нет. К примеру, до сих пор так и не обнаружены два килограмма урана, украденного из исследовательского центра Сухуми в Грузии. А совсем недавно в отдаленном западном районе той же самой Грузии, группа местных лесников нашла две капсулы с материалом, от которых исходило тепло… Лесники использовали капсулы, чтобы обогреваться ночью в лесу, но вскоре у них у всех возникли симптомы острого радиационного поражения – капсулы оказались активным элементом генератора с давно заброшенного аэронавигационного маяка, содержащим высокорадиоактивный изотоп стронция.

Вообще, милая Джина, на мой взгляд, самая большая проблема – это вовсе не русские военные объекты, вроде атомных подводных лодок или ядерного оружия. Как раз за ними, как и за современными научно-исследовательскими центрами, налажен и национальный, и международный контроль. А вот гражданские предприятия… Совсем недавно, в сентябре, в российском порту Мурманск сотрудниками русской службы безопасности был арестован некий Александр Тюляков. Не слышали?

– Кажется, нет, – попыталась припомнить собеседница.

– Он был заместителем директора государственного ремонтно-технологического предприятия «Атомфлот» и, по версии следствия, собирался продать куда-то в Прибалтику материалы, содержащие уран-235. При обыске, проведенном у него на квартире и в гараже, было обнаружено еще около 2 килограммов радиоактивных веществ – уран-238, а также радий. Видимо, что для продажи предназначалось отработанное ядерное топливо с атомных ледоколов, хотя и тут остаются вопросы… На самом деле «Атомфлоту» не привыкать к скандалам. Лет пять-шесть назад несколько русских моряков сумели украсть с ледокола изотоп калифорний-252 и 17 килограммов ртути – их тоже тогда арестовали с поличным при перепродаже…

Колокола на университетской башне отбили половину пятого.

Мужчина в очках сделал паузу и прислушался. Потом продолжил:

– Конечно, с точки зрения террористической угрозы эти случаи не представляют большого интереса – но они показывают, насколько уязвимы ядерные объекты.

– Давайте все-таки вернемся к полонию?

– С удовольствием.

– Скажите, Англия, к примеру, производит свой полоний?

– В Англии? – удивился вопросу мужчина. – Нет.

– Откуда в Англии может появиться изотоп полония-210, о котором ничего не известно властям?

– Только из-за границы. И только нелегальным путем.

– Вы уверены в этом?

– Да. Англия – ядерная держава, но полоний там не производится, по крайней мере официально. Производить его вне контроля государства – это значит иметь не только подпольную лабораторию, но и подпольный ядерный реактор… Несерьезно, согласитесь! В Англии есть подходящий ускоритель, у фирмы Amersham, но он, насколько мне известно, на производство полония-210 не настроен.

– А те радиоизотопы, которые находятся в стране легально? К примеру, изотопы, ввезенные англичанами для исследований в какой-нибудь физической лаборатории? Их ведь теоретически можно украсть так, чтобы это не обнаружилось?

– Теоретически возможно все. – Мужчина в очках встал, и прошелся по кабинету декана. – Но практически… Знаете, Джина, как у нас шутят? Чтобы сделать открытие, настоящий ученый обязан в первую очередь усомниться, что Земля – круглая! Вы вообще представляете, как осуществляется контроль за регламентными работами в западных лабораториях? Исследователь должен заранее описать и послать на предварительное утверждение буквально каждую свою операцию. Когда – и если! – его бумагу все-таки рассмотрят в десяти различных инстанциях, заставят провести кучу перестраховочных мероприятий и все утвердят – вот только тогда можно начинать. Причем работать придется под непрерывным и жестким контролем инспектора-дозиметриста, подчиняющегося только руководству своей собственной службы радиационной безопасности, которая, в свою очередь, совершенно прозрачна для МАГАТЭ…

– А в России – по-другому?

– По нашим данным, у русских все теперь тоже очень строго…

– И все же там воруют? Значит, это нельзя исключить и для Запада.

– Честно говоря, я не представляю себе, как вообще можно украсть, скажем, полоний-210 – чисто технически… При работе с ним приходится соблюдать особую осторожность – пожалуй, это один из самых опасных радиоизотопов.

– Почему?

– Активность полония-210 настолько велика, что, хотя он излучает только альфа-частицы, брать его руками нельзя – сразу будет лучевое поражение кожи и, возможно, всего организма. Полоний довольно легко проникает внутрь сквозь кожные покровы, но он опасен и на расстоянии, превышающем длину пробега альфа-частиц, из-за способности быстро переходить в аэрозольное состояние и заражать воздух. Поэтому работают с полонием лишь в герметичных боксах… Так что, если отбирать полоний из открытого источника и где-то его запаивать на стороне, все равно, как у нас говорят, измажешься! Можно, конечно, сделать закрытый источник внутри бокса и его унести, но… хранить полоний долго нельзя – распадется. С каким-нибудь плутонием или ураном – и то далеко не так трудно.

– Значит, в нелегальном обороте, как правило, находятся отработанные отходы ядерного топлива или приборы бытового назначения с радиоизотопами?

– Да, пожалуй. И это хорошо, так как из подобного материала чрезвычайно трудно сделать ядерное оружие. Но это и плохо, так как именно такие вещества являются лучшим материалом для создания грязной бомбы…

Мужчина поправил очки и совершенно неожиданно прервал пояснения:

– Послушайте, милая Джина! Я уже взрослый мальчик, и ни за что не поверю, что вы приехали ко мне сюда из штаб-квартиры Интерпола только для того, чтобы получить сведения, которые приводятся в любом открытом справочнике. А если нет времени или лень добраться до ближайшей библиотеки – можно просто сесть за компьютер, набрать в любой поисковой системе слова…

Надо отдать должное женщине – она достаточно быстро и вполне профессионально справилась с замешательством, вызванным внезапной переменой в поведении собеседника:

– Не обижайтесь. И не сердитесь на меня, пожалуйста! Конечно, вы правы.

– Тогда давайте все-таки вынем из-под стола вашу дохлую кошку — и перейдем прямо к делу. Не возражаете?

– А что мне остается делать? – с демонстративным смирением вздохнула Джина.

– Прямо к делу… ну что же! Отлично. Скажите, чем этот ваш полоний может заинтересовать международных террористов?

– Даже не представляю.

– Вы упомянули про грязную бомбу…

– Полоний как радиоактивная начинка?

– Отчего же нет? Так называемая грязная бомба – мечта любого уважающего себя террориста.

– Да уж, как говорится – дешево и сердито!

– Дешево?

– Относительно дешево, разумеется… Кстати, если уж зашла речь о ядерном оружии! У стран, которые считают себя цивилизованными, в арсеналах имеются так называемые чистые бомбы, с минимальными радиоактивными выбросами. Или нейтронные бомбы – с увеличенной радиацией, но с ограниченной силой взрыва. Представляете, как удобно? Пустые, нетронутые заводы, фабрики, банки… Ну а грязные атомные бомбы вообще-то делают от бедности – тогда, когда не могут создать настоящую, то есть такую, чей взрыв основан на ядерной реакции. В сущности, это ведь что такое? Это агрегат, в котором обычная взрывчатка сочетается с обработанными радиоактивными материалами. Сами понимаете, в настоящих боевых действиях против армейских подразделений, имеющих средства радиационной и химической защиты, это оружие не слишком эффективное. Зато против так называемого мирного населения, против промышленных объектов в глубоком тылу, против продовольственной базы противника… Больших разрушений с помощью такой бомбы вызвать нельзя, зато можно заразить радиацией достаточно большую территорию. Например, если взорвать такую бомбу в центре Манхэттена, то на пару столетий непригодным для жизни станет весь Большой Нью-Йорк – и добрая половина штата Нью-Джерси в придачу. Да что там Манхэттен! Трех-четырех приведенных в действие взрывных устройств, начиненных ураном, вполне хватит для того, чтобы арабы с евреями перестали друг другу рвать глотки из-за Палестины – на ее месте просто образуется радиационная пустыня, в которой никто не сможет больше жить. Ну и помимо прочего, такой взрыв произведет деморализующее воздействие.

– В общем, идеальное оружие для террора… – Черноволосая красотка задумчиво потянулась за очередной сигаретой. – Но ведь компоненты для грязной бомбы еще надо нелегально доставить на место взрыва? Через границу, через таможенный досмотр…

– С этим-то как раз, применительно к полонию-210, нет практически никаких проблем.

– Но ведь полоний, как вы говорили, металл? Почему его не могут обнаружить детекторы?

Мужчина в очках посмотрел на собеседницу как человек, изо всех сил пытающийся сообразить: пошутил его собеседник, издевается или просто сказал откровенную глупость.

– В виде соли? В количествах, измеряемых десятыми долями микрограмма? Об этом вообще не может быть речи! Да и обнаружение полония детектором радиации – например в аэропортах – затруднено из-за низкой проникающей способности альфа-частиц, которые изотоп испускает при распаде. С другой стороны, даже небольшое количество полония-210, рассеянное в воздухе силой обычного взрыва, способно поразить множество людей – и вызвать буквально демографическую катастрофу.

– В каком смысле?

– Попадание в организм источника полония-210 радиоактивностью всего в десять тысяч беккерелей соответствует эффективной эквивалентной дозе облучения в двенадцать миллизивертов – это для взрослого человека. Между тем максимальная доза облучения, которая не влечет за собой каких-либо канцерогенных и мутагенных последствий, составляет всего один миллизиверт в год…

– Нельзя ли чуть проще? – нахмурилась слушательница.

Мужчина спохватился, что он не в подготовленной студенческой аудитории:

– Пожалуйста! Иными словами, даже сравнительно небольшие количества полония-210, которые не обладают немедленным негативным эффектом, таят в себе опасность раковых заболеваний либо генетических болезней, передающихся по наследству.

– Значит, радиоактивный изотоп полония-210 – идеальная начинка для грязной бомбы?

Сначала сотруднице Интерпола показалось, что мужчина в очках просто не расслышал ее вопроса.

Потом стало ясно, что он всего лишь обдумывает ответ:

– А почему вы так зациклились именно на радиации? Насколько я знаю, значительно проще и дешевле использовать для грязной бомбы какие-нибудь вирусы или химические отравляющие вещества – к примеру, зарин…

– Зарин?

– Такой газ, который в девяносто пятом применила в токийском метро группа сектантов «Аум Синрике». В результате, помнится, погибли двенадцать человек и еще несколько тысяч отравилось…

Женщина вздохнула:

– У нас есть основания полагать, что террористы используют именно полоний.

– Где это должно произойти?

– Предположительно в Лондоне.

– Почему-то я именно так и подумал, – покачал головой мужчина. – Но тогда, милая Джина, в вашем распоряжении не так уж много времени.

– Простите? – переспросила собеседница.

– У полония-210 есть один недостаток, жестко ограничивающий срок службы радиоизотопных источников, в которых он используется. Это относительно малый период его полураспада – всего сто тридцать восемь или, по некоторым источникам, сто тридцать девять дней…

– Что это значит?

Прежде чем мужчина ответил, часы на башне университета отбили очередную четверть часа…

* * *

Как не бывает правил без исключений, а людей без недостатков, так не встречается в природе и абсолютно целых заборов: обязательно рано или поздно образуется лаз, проем или узкая щель, незаметная и неизвестная широким туристическим массам.

Такие уж они, эти заборы, – надо только хорошенько постараться, и ты уже внутри.

Или снаружи – в зависимости от задачи.

Русоволосый джентльмен, с широким славянским лицом и с глазами, цвет которых невозможно было определить из-за темных солнцезащитных очков, бродил по району лондонских доков уже больше часа и успел по-настоящему проголодаться.

Некоторые доки до сих пор пахнут пряностями и табаком…

И это тем более удивительно, что в помещениях торговых складов, откуда еще в прошлом веке вывезли последние колониальные товары, давным-давно уже обосновались многоквартирные жилые комплексы для среднего класса, художественные галереи, рестораны и пабы.

На туриста мужчина был не похож. Скорее деловая и уверенная походка человека, знающего, куда и зачем он идет, придавала ему вид какого-нибудь служащего средней руки, возвращающегося домой после трудного дня, проведенного за компьютером в Сити.

Звали русоволосого джентльмена Алексей Литовченко, и в кармане у него лежал новенький британский паспорт на эту фамилию…

– Извините.

– О, прошу прощения, сэр!

Разминувшись в проходе с каким-то упитанным дядечкой, выводящим на прогулку домашнего любимца – такого же, как он, упитанного боксера тигровой масти, – Литовченко нырнул в подворотню и, оставив позади скучную улицу Уоппинг-Уолл, оказался прямо на берегу реки.

Через несколько минут он уже делал заказ официанту, сидя за столиком паба со странным для русского слуха названием The Prospect of Whitby:

– Фиш энд чипс, будьте любезны…

– Разумеется, сэр. Какое пиво вы предпочитаете?

– «Бест», – назвал Литовченко первый попавшийся сорт, указанный в меню.

– Одну пинту? – уточнил официант, сразу и безошибочно определив в нем иностранца.

– Да.

Публики в заведении было немного: неизменный в любой точке мира японец с видеокамерой и путеводителем, семья с детьми – тоже, очевидно, туристы, откуда-то из Скандинавии, две или три компании молодых людей и девушек, занявшие места задолго до появления в пабе Литовченко.

Очевидно, опасности из них никто не представлял.

– Ваше пиво, сэр.

– Благодарю.

Наверное, это и в самом деле оказался лучший на Темзе пункт наблюдения за неторопливой, медлительной жизнью реки – и за ее противоположным берегом. Из-за прохладной погоды все окна заведения держались закрытыми, но даже сквозь них можно было прекрасно видеть поднимающиеся по течению баржи и прогулочные теплоходы, верфи, давным-давно переоборудованные газовые хранилища викторианских времен, многоэтажные жилые корпуса с рядами окон, удивительно напоминающими орудийные порты парусных линейных кораблей.

Прямо напротив виднелась высотка, которую лондонцы называют Кэнери-Ворф. С некоторых пор стало модным сообщать всем, кто видит ее впервые, что эта впечатляющих размеров башня построена тем же архитектором, что и Всемирный торговый центр в Нью-Йорке.

Литовченко прислушался. Где-то внизу, под огромными сваями, держащими на себе паб и соседнее здание, плескались волны…

«Фиш энд чипс», рыба с картошкой, – это было едва ли не единственным традиционным блюдом английской кухни, которое с самого начала пришлось по вкусу Литовченко. Ну, еще, пожалуй, яичница с помидорами, колбасой и беконом… А ко всему остальному, что англичане гордо именуют простой доброй пищей: к непрожаренному пресному мясу, к пресловутой овсянке без вкуса и запаха, к тушеным бобам, – организм русского человека приспосабливается тяжело – не сразу. Не говоря уже про такое издевательство над кулинарией, как разрезанная пополам булка, намазанная маслом и начиненная жареной картошкой, – «чип бати». Или взять, к примеру, пудинги, которых здесь подают великое множество и только часть которых действительно относится к десертам, подаваемым после еды!

…Вниз по Темзе, на моторе, явно не торопясь никуда, прошла яхта, украшенная эмблемой Королевского клуба. Паруса были свернуты, так что грот-мачта упиралась в небо светло-серой иглой.

Литовченко отхлебнул глоток пива и вдруг отчаянно, почти до физической боли, позавидовал тем богатым и беззаботным бездельникам, которые имели возможность проводить на ее борту вот такие, как нынешний, ветреные и холодные вечера – в компании красивых женщин и самоуверенных мужчин, с трубкой, сигарой или стаканчиком выдержанного виски…

Дело в том, что с некоторых пор жизнь самого Алексея Литовченко стала похожа на схваченный утренним гололедом автомобиль. Его то швыряло к обочине трассы, то выносило на встречную полосу, то, развернув поперек движения, волокло вообще неизвестно куда – в темноту…

Скорость движения давно уже превысила допустимую.

Впрочем, пока все ограничивалось легкими ушибами, вмятинами и яростным скрипом покрышек – однако, мастерство или хладнокровие водителя были тут ни при чем. Литовченко понимал, что все эти годы избежать столкновения или смертельного заноса в кювет удавалось только чудом.

«Наверное, – думал иногда Литовченко, – было бы неплохо регулировать течение жизни наподобие водопроводного крана: захотел – прибавил событиям интенсивности, надоело – перекрыл на какое-то время причинно-следственную связь. И отдыхай себе какое-то время, переваривай… Можно погорячее сделать, можно про запас воды набрать – тут уж кому как нравится».

Но пока, чтобы не потонуть, надо было, как на болоте, вовремя перепрыгивать с кочки на кочку – и ни в коем случае не останавливаться. Один-единственный неверный шаг запросто мог стоить Алексею Литовченко персонального светлого будущего.

…Трое парней в спортивных куртках вошли в паб, когда на тарелке уже почти ничего, кроме костей от жареной рыбы, не оставалось. Оглядевшись, новые посетители молча и слаженно пересекли зал и расположились за столиком по соседству с Литовченко.

Верхнюю одежду они снимать не стали.

Черный холодок невидимой опасности накатил на Литовченко, и он едва удержал себя от того, чтобы судорожно не завертеть головой. Сквозь негромкий шелест чужих разговоров ему даже послышался далекий щелчок – то ли фотоаппарата, то ли затвора автоматической винтовки.

Захотелось стать маленьким – или даже совсем раствориться, исчезнуть… На подсознательном уровне паб на берегу реки больше не воспринимался как нечто надежное, обещающее покой и относительную безопасность.

Пиво Алексей Литовченко не допил: рассчитавшись, он встал из-за стола, на ходу попрощался с официантом и вышел наружу. Быстрым шагом – почти бегом! – преодолев по Уоппинг-Хай-стрит расстояние до заброшенного Табачного дока, он еще раз проверился – никого…

Доки Святой Екатерины, расположенные рядом с Тауэрским мостом, по праву считаются самой освоенной и популярной частью старых лондонских доков. На оживленной Хайвей Литовченко моментально и без труда слился с людским потоком, густеющим по мере приближения к проторенным туристическим тропам. Двигаясь вместе с праздной, веселой и неторопливой публикой, он довольно скоро свернул на улицу имени Томаса Мора и вышел на набережную, вдоль которой, борт к борту, выстроились небольшие частные парусники, катера и речные посудины для путешествий по каналам.

Только пару раз за все время пути ему показалось, что сзади следует хвост… Впрочем, скорее всего, это было очередным плодом извращенной шпионской фантазии – уж кто-кто, а Литовченко знал, что настоящее, профессиональное наружное наблюдение обнаружить нельзя, его можно только почувствовать собственной шкурой. Что же касается детективов-любителей из числа, например, журналистов, то избавить себя от них достаточно просто. Вполне хватило бы того набора нехитрых, но испытанных временем классических манипуляций, которые Алексей Литовченко проделал, добираясь сюда, в район лондонских доков.

Тем не менее сначала Алексей двинулся не к станции метрополитена, а обратно, в сторону Темзы. По пути он еще несколько раз менял направление. Приценивался ко всяческой ерунде в сувенирной лавке и подолгу глазел то на уличных актеров, то на музыкантов, то на цены, вывешенные вместе с меню перед многочисленными ресторанчиками и кафе… словом, вел себя как заправский бездельник, уже посетивший все главные достопримечательности Лондона, перечисленные в путеводителе.

В конце концов Литовченко все же нашел подходящую телефонную будку.

– Алло! Синьор Лукарелли?

Автоответчик что-то произнес по-итальянски.

Даже без перевода было понятно, что хозяина дома нет и он вежливо просит звонящего оставить свое сообщение или номер телефона, чтобы можно было связаться по возвращении.

Спасибо, но такой вариант Алексея Литовченко не устраивал.

Звук проглоченной автоматом монетки напомнил о том, что время – деньги, и он повесил трубку.

Ну что же… подождем еще.

А что еще остается?