Читать книгу Бесогон. Россия между прошлым и будущим - Никита Михалков - Страница 9

«Россия произрастает провинцией», – считал Н. М. Карамзин. «В России центр на периферии», – вторил ему В. О. Ключевский. Наверное, неспроста наши великие историки так считали, и не на пустом месте делали они свои выводы.

Провинция – это самое дорогое, что есть у России…

Мы возвращались из Нижнего Новгорода. Ночь. Поздно. И мы проезжаем Печерский Вознесенский монастырь. Я говорю: «Давай заедем!» Время – одиннадцать часов вечера. С заходом солнца любой православный монастырь закрывается. Но мы туда поехали. Приехали, постучали. Я назвался, попросил открыть. И нас пустили! Незнакомый мне отец-игумен дал нам приложиться к открытым мощам – главе преподобного Макария Желтоводского. И потом мы уехали…

С этим для меня ничто не может сравниться – никакие мирские радости или высокие оценки моего творчества, – ничто не способно встать рядом с «этим» – приехать в любой русский монастырь, и тебе откроют дверь…

Всё. Точка. Понимаете?

Этот игумен ведь лично меня не знал, он отнёсся ко мне не как к артисту Никите Михалкову, а просто как к православному человеку, тому, кто попытался почувствовать святое и сокровенное, то, чем живёт дух русского монастыря. Я прекрасно понимаю, как далеко мне до духовной красоты и чистоты православного монашества. Но я чувствую силу и значение их земного и небесного подвига…

Вот «это» – по глубинному человеческому счёту – абсолютно стирает всё то, что может тебя раздражать, мешать или ущемлять в суете городской жизни. Когда ты понимаешь, что люди, никак от те- бя не зависящие и никак с тобой внешне не связанные, проявляют такое доверие и ночью открывают для тебя монастырь! То, сами понимаете, это дорогого стоит…

Провинция – это самое дорогое, что есть у России…

Я не люблю московскую тусовку, которая бурно и торопливо живёт внутри Садового кольца. Но когда ты испытываешь то, что испытал я в Печерском Вознесенском монастыре, то всё это вообще перестаёт иметь какое бы то ни было значение. И это не сентиментальность, а сокровенное состояние души, которое называется русской любовью. Это то, что каждое воскресенье объединяет всех нас Божественной литургией, под куполом единого храма – духовного купола нации. Это то, что называется и является русской семьёй в национальном её значении и смысле.

Мне довелось по съёмочным делам два месяца провести в Костроме, побывать в Ярославле, Плёсе, Андропове. И я хочу вам признаться, что мне не приходилось ранее испытать такого чувства, с каким прожил я эти шестьдесят с лишним дней. Я был счастлив. Я ощутил себя частицей русских просторов и русского покоя. Один местный человек (с которым мы стояли тогда на набережной) сказал мне: «А это – наша Волга»… Сказал «наша», а прозвучало – «моя»!

И мне стало завидно.

Возможно, моё настроение объясняется тем, что я был на земле моих предков. В той точке на обширной географической карте нашей великой страны, что именуется малой родиной. С годами родные корни притягивают человека к себе со всё возрастающей силой…

Я, конечно же, вернулся в Москву, нырнул в бездну суеты, но у меня осталась светлая надежда, что есть место на Русской земле, где я всегда могу утешиться, подлечить душу, что есть на белом свете «моя земля», которая заинтересована во мне, как и я кровно заинтересован в ней.

А малые города России… Их надо возрождать! Но настоящая помощь возрождению малых городов может выразиться только в личном участии каждого из нас. Вся страна и каждый из нас – только так мы можем этому помочь.

Вместе с тем, понимая и разделяя боль русского человека по поводу вымирания малых городов, не могу не отметить: их возрождение принимает иногда гротескные формы. Бывает что-то невероятное: некий купец, в некоем городе, на свои деньги поставил памятник Александру Невскому. Мало того, что он поставил памятник Александру Невскому, он ещё договорился с военными лётчиками, и те (во время открытия этого памятника) пролетели эскадрильей истребителей так, что образовали в полёте крест. При этом они запускали ракеты. Это было апокалиптическое зрелище…

Разве это не драматургия Островского?

Хотя главное, наверное, всё же не это, а само желание человека (пусть оно чрезмерное, безвкусное, пусть какое угодно) – установить на своей родной земле памятник святому благоверному князю, а не открыть очередной коммерческий ларёк…

Нам всем следует, наконец, понять, что и политика, и история, и будущее нашей страны рождаются не в Москве и Санкт-Петербурге, а в российской провинции.

И так было всегда.

Возьмём культуру России. Лучшие её представители рождались не в «столицах», а в глубинке – подмосковной и ярославской, в Орле, Ельце… Скажу так, что не было бы ни великой русской литературы, ни русской живописи, не будь этой самой российской провинции.

Россия поднимается с провинции.

Поднятие культурного пласта провинции, её местной и региональной мощи – вот главная государственная и общественная забота сегодня.

Более того – если осталось сегодня настоящее, здоровое зерно истиной русской жизни, то сохранено оно и прорастает – с трудом, но прорастает – опять же в российской провинции.

И всё надо делать нам у себя в провинции самим! Из этого понимания и возникает, на мой взгляд, та национальная идея, которая есть в любом серьёзном, уважающем себя государстве.

И заметьте – рождение русской национальной идеи сейчас возможно именно и только в российской провинции.

Россия поднимается с провинции.

Поднятие культурного пласта провинции, её местной и региональной мощи – вот главная государственная и общественная забота сегодня.

В российской глубинке, в провинции люди ещё не утратили веры в Бога, в традиционные идеалы и ценности. Они далеки от политической конъюнктуры и заботятся о будущем нашей культуры. Россия начинается не с Красной площади, не с чиновничьих московских зданий, а с ежедневного самоотверженного труда сельских учителей и библиотекарей, с мастерских художников и ремесленников в небольших городках, с далёких от тусовочной суеты провинциальных оркестров и театров.

Для меня будущее России – это только русская провинция. В ней надежда, ничего другого нет.

Москва делает свою политику, русская провинция создаёт подлинную Россию. И взоры наши должны быть обращены не к центру, а в глубь России. Там – свет и чистота, там народные силы, оттуда начинается возрождение, как трава прорастает сквозь асфальт.

В провинции уже сегодня из десяти человек – трое с осмысленным взглядом… С осмысленным взглядом, – а не с мыслью, чего бы кому-нибудь продать, – с духовно-осмысленным.

Пушкин жил в Михайловском. Лесков – под Орлом. Толстой – в Ясной Поляне… Они хорошо и спокойно жили у себя дома. И делали русскую культуру каждый на своём месте. Им не нужно было организовываться и собираться в Союзе писателей и выбирать Правление.

Каждый из них занимался своим делом. А это возможно тогда, когда малая родина для тебя полноценна и полнокровна.

Напротив Ростова Великого в селе Рыбачьем купцы построили колокольню на четыре метра выше колокольни Ивана Великого. Не для того чтобы Москву удивить, а чтобы возвеличить своё, местное.

В Кяхте (не многие нынче знают, что Кяхта находится на границе с Китаем) чаёвники, русские купцы, построили храм, который полностью воспроизводил Исаакиевский собор, с хрустальными колоннами. Они строили его с ощущением – это моя Родина, храм здесь будет стоять…

Для меня будущее России – это только русская провинция. В ней надежда, ничего другого нет. Для этого сегодня жителям российской глубинки необходимо возродить и обрести чувство собственного достоинства и понять, что провинция – это всего лишь отдалённость от центра, и больше ничего. Толкование слов провинция, провинциал, звучащее в уничижительном смысле, было специально придумано советскими бюрократами для того, чтобы держать в кулаке «всех и вся» и раздавать пряники тем, кто, по их мнению, заслужил пряники, и давать плетей тем, кто, по их же мнению, заслужил плетей.

Нужно покончить с этой порочной практикой и вернуть провинции её подлинное достоинство…

Российская провинция город Мышкин.

Фотография С.М. Прокудина-Горского, 1910 г.

Да, в российской провинции проблем сегодня хватает: то зарплату не заплатили, того не сделали, этого не сумели – порой, действительно тяжело, плохо, а если ещё и телевизор при этом смотреть, то хоть в петлю лезь! Но в то же время – приезжаю в город Мышкин, или город Елец, или Нижний Новгород, или Городец, или Воронеж – живут люди-то, живут, братцы! Глядишь – музеи городские открывают, собственные картинные галереи. Например, портретная галерея неизвестных художников восемнадцатого века. Чудо! Счастье! Да – это не Рубенс. Но почему это должно быть как Рубенс? Почему до сих пор русская живописная школа не стала той школой, к которой приковано внимание мира? А кто же тогда такие – Фёдор Васильев, Павел Федотов…

Мне рассказывали реставраторы из Костромы о своей поездке за границу. Они приехали в Финляндию, зашли в один музей, другой, потом вернулись в гостиницу… и запили. Я их спросил: «А отчего так? Что-то не понравилось?» «Да нет, – говорят, – чистенько всё, аккуратно… а смотреть-то особенно нечего. Жёны-то, они по магазинам сразу, а мы так и просидели в гостинице, пока всё не выпили, что с собой привезли». И действительно, ну чем их, этих замечательных костромских реставраторов, годами восстанавливающих сотни квадратных метров купольных росписей костромских храмов и монастырей, можно было потрясти в музеях Финляндии?! Потому и квасили они в гостиничном номере, обсуждая то, что им дорого, то, для чего они призваны Господом в этот мир…

И я не устану повторять: именно в российской провинции сегодня зарождается и происходит хотя и медленное, но необходимое движение в верном для России направлении.

И нам всем следует это движение поддержать!

Или, к примеру, есть поразительный музей в Великом Устюге, вологодском городе, ставшем последнее время знаменитым тем, что оттуда к нам приходит Дед Мороз. Но это «слава» недавняя, молодая, а музей-то существует давно. В музее – Левитан, Шишкин; в музее – летописи, в которых, в частности, повествуется о том, что ещё «во время оно» мужики из Тотьмы переплыли океан и открыли в Америке форт Росс.

Как говорится: «С Новым годом!»

Губернатор Михаил Прусак в своё время водил меня по великолепному, с любовью собранному музею в Новгороде Великом, расположившемуся в тщательно отреставрированном губернаторском доме. Или в Хабаровске – существует изумительный музей живописи…

К чему я это говорю?..

К тому, что из всего этого красочной мозаикой складывается духовный образ русского народа и культурный строй нашей страны. Именно поэтому я так ценю провинцию, люблю её, много и охотно езжу по нашей необъятной стране.

И я не устану повторять: именно в российской провинции сегодня зарождается и происходит хотя и медленное, но необходимое движение в верном для России направлении.

И нам всем следует это движение поддержать!