Читать книгу Очищение духом. Трилогия - Никита Михайлович Марычев - Страница 24

Когда наступило утро, в комнате медленно стало светать. Ривелсея сидела за столом, глядя в только что протёртое ею, а до этого очень пыльное и грязное, зеркало. Ела мягкий хлеб со свежим и ароматным маслом, запивая всё тем же ратлерским напитком (который, конечно же, понемногу кончался). Поглядывала в окно. Деревья закрывали от неё свет солнца. И старалась ни о чём не думать. Мягкое масло таяло на губах, напиток бодрил, нежный ветерок залетал в окно, скользил по её щеке, волновал её волосы.

Просто. Приятно. Хорошо.

Однако совсем расслабиться не удавалось всё равно. Лицо в зеркале казалось строгим, слишком строгим, и почему-то печальным. Глубоко в глазах, в самой глубине блестела не заметная никому искорка вины. Совершенно недостойная, конечно, стоящего ратлера. Но – всё равно.

Вздохнув, она вновь потянулась рукой к стопке бумажек, что лежали перед ней на столе. Разные по размеру и по цвету, разные, видимо, и по важности. Одни были исписаны быстрым и крючковатым почерком – по большей части, хозяйственные распоряжения и отчёты; она пробежала их быстро, но практически ничего из них не поняла. Речь шла о многочисленных займах, в которых было упомянуто огромное множество совершенно незнакомых имён, и суммы шли самые разные, однако не меньше шести анреллов, а самая большая, которую сумела отыскать Ривелсея, была триста десять. Она не стала подавлять слабый вздох. Кто-то может распоряжаться такими деньгами, а кто-то вынужден жить на пятнадцать золотых монет в месяц. Тоже, наверное, не так уж плохо, но всё же, всё же… Ривелсея, конечно, уже была ратлером, а значит, её первичная женская сущность наполовину, если не больше, утонула в мощи, но порой ей становилось грустно, когда она видела в какой-нибудь лавке (а по лавкам она несколько раз гуляла – и чтобы присмотреться получше к жителям Анрельта, и просто от безделья, чтобы скрасить и занять чем-то свободное время) какое-нибудь красивое колечко, или новые сандалии, или хорошее платье. На это Орден был не слишком-то щедр, пока Ривелсея просто не позволяла себе таких необязательных затрат. Ведь в любой момент могли понадобиться дополнительные деньги, а, говоря честно, она из четырёх с половиной анреллов, данных ей Орденом, потратила уже почти два. К тому же, все красивые вещи, которые хотела бы она приобрести, стоили совсем не так уж мало, обыкновенно по двадцать пять золотых монет, а то и по анреллу. Питание бесплатным было только в Цитадели, и Ривелсея решила, что откажется пока от дорогих и приятных покупок, чтобы потом не пришлось ограничивать себя хотя бы в этом.

Вскоре, правда, Ривелсея перестала завидовать тем, чьи имена были написаны рядом с крупными суммами денег. На многих бумажках сбоку были приписки чёрными чернилами, всё тем же корявым почерком: «взыскать», «немедленно взыскать» или «строго взыскать». Лишь на некоторых стояла пометка «возврат», причём только там, где суммы были самые маленькие.

Эти листки Ривелсея собрала и сложила отдельно. Осталось, однако, ещё очень много. План Анрельта – подробный – Ривелсея сразу отложила для себя. Там, конечно, тоже было полно пометок, но все они были просто крестиками, ни единого слова написано рядом с ними не было, поэтому определить, что именно каждый из них означает, было невозможно. Ещё несколько бумаг Ривелсея изучила более тщательно. Они, по-видимому, были частью какой-то переписки, посвящённой одной теме, но (по почерку было видно) с разными людьми. Было очень непросто – и Ривелсея долго читала, перечитывала и морщилась – связать значимые части этих писем в какую-нибудь более-менее правильную цепочку. Нет, цепочка выстраивалась, но только была пока ещё совсем непонятной. «Предстоящие нам всем события… большую ответственность… не допустить лишних ошибок… готовить людей… 800 анреллов только кажутся большой суммой… применить разумно… Правитель недоволен перерасходом средств… изыскать будет очень непросто, поступлений недостаточно… мы увидим в будущем тех, кто не способен работать эффективно, тех, чья преданность недостаточна, тех, кто не готов приложить свои усилия для всех нас… должны быть избавлены от таких…»

Дальше шла ещё одна приписка, буквы казались более строгими и уверенными:

«От Старэла, Хранителя – Зенрису, Казначею. Твоя преданность ценится, твои заслуги велики. Мы ждём от тебя большего: что ты не только сможешь поддержать и обеспечить всех, кто находится в твоём прямом ведомстве, но и что ты, хотя это и не является прямой твоей обязанностью, но что ты покажешь себя с лучшей стороны и вышлешь нам несколько денег. Ты знаешь, что сам Правитель обеспокоен: слишком много денег было потеряно в прошлом нашем предприятии. Теперь наше дело – организовать всё более разумно. Ты понимаешь, Зенрис, что труднее всех приходится именно нам. Да, мы не будем драться (к сожалению или к счастью), но мы будем рассчитывать и оплачивать каждый удар, нанесённый кем-либо, а в этом, несомненно, больше ответственности – каждый из них ответит за себя, а с нас спросят за всех. Поэтому, друг мой – а мне хочется считать тебя своим другом – постараемся сплотиться и выдержать всё. Не стесняйся обращаться со всеми вопросами, я всегда постараюсь тебя поддержать. Я также хочу, чтобы ты расплатился с Тионом: он может обидеться на нас, а это ни к чему. С отчётом в конце месяца можешь повременить, я вполне тебе верю и без него. На этом, Зенрис, пока что попрощаемся. Я напишу тебе ещё недели через три, если только я не буду слишком занят. И если ничего не случится раньше».

Ривелсея задумчиво кивнула. Что это – случайное предложение, простое беспокойство или предчувствие? Многие, однако же, люди могут быть прозорливыми и предчувствовать, сами того не осознавая, беды, но только в тех случаях, когда это не касается их самих. Вряд ли это может быть полезным, ведь этим своим предчувствиям они обычно не верят и редко с кем ими делятся.

Много новой информации, но не так, однако, много, как она надеялась. Тем более что это всё ещё предстояло обдумать и как-то понять, предстояло разобраться, предстояло навести справки: кто такой Правитель, кто такой Тион и, самое главное, что они там затевают и на что планируют потратить много денег. К Дейвису, или Стекольщику, снова идти не хотелось. Знает он, конечно, много, но вот говорит очень мало, к тому же общение с ним обычно не окупало тех денег, которыми достигалось.

Ривелсея сидела и думала, как ей быть. В который уже раз она ощутила, как ей остро необходима помощь. Одна во всём Анрельте она представляет интересы Ордена ратлеров, а у Ордена по этому поводу, видимо, даже и душа не болит. Вполне возможно, что она ошибалась – возможно, Совет про неё и думал хотя бы иногда, но кто и как, кроме Повелителя, может узнать, о чём и когда на самом деле думает Совет ратлеров? Трудно было, в первую очередь, оттого, что ей не с кем было посоветоваться. Да и недоброжелателей в этом городе у неё было слишком много, а из друзей – только один Рилан, который, по всей видимости, влюбился, и влюбился очень неудачно, но ему можно было довериться. Адест, у которого она пока что жила, конечно, должен бы был ей помогать, но вряд ли он пожелает, дойди дело до чего-то решительного. К тому же, Ривелсея всё-таки была рыцарем клана, а Адест – всего лишь союзником. Он не имел ни статуса, ни способностей, чтобы быть действительно полезным (примерно в таком роде он и сам говорил очень часто, то ли льстя Ривелсее, то ли как раз таки ограждая себя от возможных её поручений и просьб). Да и действительно, помочь он ничем практически и не мог.

Ривелсея давно уже привыкла: когда бы и в чём бы ей ни нужна была помощь, во всех случаях надо выпутываться самой. Мечты о неожиданной помощи, конечно, очень сладки, но почти всегда безосновательны. Она не только успела в этом неоднократно убедиться, но и возвести это для себя в некий жизненный закон. Именно поэтому она сильно удивилась, когда вдруг услышала шаги, а затем открылась дверь и вместо предполагаемого Адеста на пороге вдруг появилась девушка. Одета она была неброско – в серо-коричневую куртку, накинутую на плечи, не застёгнутую, а волосы были решительно связаны и заколоты сзади, на уровне плеч. Но в первую очередь внимание привлекали её глаза. Они были голубого цвета, причём яркого и какого-то глубокого голубого, какой встретишь не часто. Ривелсея встала, девушка посмотрела на неё очень внимательно, настороженно, со смесью удивления и недоверия во взгляде.

– Ты – Ривелсея? – спросила она. Ривелсея кивнула, так же, не менее внимательно, глядя на свою новую знакомую.

– Я – Нирсе́ла, – сказала девушка. – И мне нужно поговорить с тобой, и поговорить как можно быстрее, пока… – она быстро оглянулась во все стороны и бросила взгляд в окно, – пока ещё что-нибудь не случилось.

– А что, что-то уже случилось? – спросила Ривелсея.

– Случилось, – ответила девушка. – С твоей помощью. И я боюсь, что много ещё может случиться в ближайшее время, в том числе со мной и с тобой, если только ты быстро не соберёшься и мы с тобой так же быстро не уйдём отсюда в более безопасное место.

Темп, который принесла с собой Нирсела, был слишком высоким, Ривелсея попыталась что-то быстро сообразить, но не смогла. И несколько растерялась.

– Что случилось-то? Куда мы должны идти? Я, может, чего-то не знаю. Так объясни мне. Пожалуйста. Ты, вообще-то, меня разве знаешь? Прости, конечно, – Ривелсея постаралась сделать выражение лица подобрее. – Приятно очень познакомиться. Но только всё же скажи хоть немного о себе, а заодно объясни, я прошу тебя, что происходит.

Нирсела на секунду замешкалась. Очевидно, для неё самой смена темпа и необходимость перехода к обстоятельному рассказу тоже была делом непростым.

– Ты что, разве не понимаешь? Ну да, наверно… Мы, точнее те, кто меня сюда послал, должны бы были извиниться перед тобой. Да, извиниться – они так и просили тебе сказать. Тебе не дали нужных указаний. Ты только взбаламутила Ночное Посольство, и теперь оно наверняка активируется. Ты поторопилась, Ривелсея. И теперь тебя надо спасать. Меня очень просили тебя привести, нужно разобраться. Я из квайзов, если что, – прибавила Нирсела, поняв, что она так ещё толком и не представилась.

– Нет, подожди, Нирсела. Что нам конкретно угрожает? Я должна это знать. Ты же понимаешь, не слишком-то разумно мне вот так вот бежать с тобой, ничего не зная. И ты бы, наверно, не поступила так на моём месте. Разве не так?

– Так, наверно, – сказала Нирсела. – Однако бежать сейчас будет очень-очень разумно, поверь мне. Ривелсея, ведь ты не знаешь даже, что такое Ночное Посольство. Оно ищет уже тебя, но твоя известность, к счастью, ещё невелика, и на это потребуется время. А нам это самое время лучше употребить на то, чтобы скрыться отсюда подальше. Скорее, Ривелсея, – прибавила она, снова взглянув в окно, за которым, впрочем, ничего особого ещё не было видно, но слова её звучали с явным беспокойством.

Ривелсея вновь, приложив волевое усилие, попыталась что-то сообразить. На этот раз в голове что-то стало складываться и склеиваться, хотя, конечно, ещё не пришло в систему. Несмотря на это, сознание подсказало ей, что для выяснений и допросов время действительно не самое лучшее. Много раз она замечала в себе, ещё с самого детства, какую-то любовь к безрассудным поступкам, это острое греющее чувство, которое поднимается внутри и толкает на самые неожиданные вещи. Вот и сейчас. Прекрасно понимая ратлерским разумом, что безрассудство – это вещь неправильная и явное зло, она поймала себя на том, что уже готова согласиться.

– И куда же мы должны отправиться? – спросила Ривелсея, подходя к окну. Там стоял стул, на котором висел её плащ.

– Туда, где наши, – сказала Нирсела. – Ты не только взбаламутила Посольство, ты и нам тоже встряску хорошую устроила. Конечно, ты враг Посольства, и поэтому, если надо, мы тебя защитим. Извини, конечно, но одно дело – зарезать кинжалом одного из проклятых негодяев, полагаясь на хитрость и неожиданность, и совсем другое – отбиться от грамотно составленной вражеской группировки. А они ведь много чего умеют такого, что даже я немного не уверена…

– В чём? – спросила Ривелсея.

– В себе, – призналась та. – Пойдём, Ривелсея. Объяснения – когда придём. Вопросы – по дороге.

На этот раз Ривелсея кивнула. Быстро, почти мгновенно, накинула на себя плащ и так же быстро, достав меч «Ярость», прислонённый к стулу таким образом, что до этого был скрыт плащом, пристегнула его на законное место. Нирсела, как можно было судить по её лицу, сильно изумилась тому, что увидела. Ривелсея не обратила на это внимания.

– Пойдём, – сказала она.

Конечно, задавать вопросы самой для Нирселы было теперь просто неуместно. По маленькой лесенке, ведущей к двери дома Адеста, тут же застучали её шаги, а через несколько секунд, необходимых, чтобы запереть замок на ключ, шаги простучали ещё раз.

– Куда теперь? – спросила вторая девушка у первой, когда они вышли на улицу.

– За мной, – сказала та. – И быстрее.

Было ещё рано, меньше восьми часов. В деревне в это время жизнь уже всегда кипит, но Анрельт ещё не проснулся. Народу на улицах почти не было, хотя из домов уже раздавался стук и шелест, лязг и голоса. Две девушки шли по городу одинаково быстрым шагом, но всё же – очень по-разному. Ривелсея смотрела по сторонам прямо и довольно спокойно. Нирсела же напрягалась перед каждым поворотом и каждый раз, заворачивая за угол дома, быстро озиралась по сторонам.

– Нам надо на улицу Спокойствия, – сказала Нирсела на ходу. – Но мы пойдём через центр. Там много Стражи всегда, там безопасно.

– Они не посмеют напасть? – спросила Ривелсея.

– Пока – не посмеют.

– Неужели всё так серьёзно?

– Я думаю. Увидим.

Ривелсея уже стала чувствовать это. По поведению Нирселы. По её напряжённости и по тому, что ей, конечно же, очень должно хотеться поговорить и поспрашивать. Но она молчала; молчала, видимо, потому, что была всецело занята обдумыванием и рассматриванием, просматриванием местности и оцениванием обстановки. Эта предельная концентрация была в каждом жесте и просто никак не могла подсознательно не напрягать и Ривелсею.

Прошли мост, Золотую площадь миновали быстро и, свернув затем на одну из главных улиц, в скором времени вышли на другой мост через Авеир. Снова начинался заречный район, где было не так чисто и красиво и где жило не так много состоятельных и влиятельных людей. Хотя, конечно, кому, как не Ривелсее, было знать, что влияние в Анрельте – вещь очень своеобразная и что влиятельными на практике могут оказаться люди очень интересных типов.

На улицах стали появляться люди, и от этого становилось как-то спокойнее.

– Нам ещё долго идти? – спросила Ривелсея.

– Не знаю. Недалеко, – был ответ.

Когда впереди с одной стороны улицы показался красный каменный дом, а с другой – высокий деревянный забор, Нирсела ещё раз нервно оглянулась перед тем как продолжить путь. Однако Ривелсея не чувствовала никакой опасности, больше она думала о том, куда они направляются и как её там встретят. Этот вопрос, разумеется, тоже был очень важен. Ривелсея верила Нирселе, но ведь всегда нужно учитывать и продумывать все возможности и вероятности, чтобы потом чувствовать себя уверенно и не допускать ошибок. Раздумья об этом, несомненно, были очень полезными, однако они привели к тому, что она несколько опешила от неожиданности, когда Нирсела, шедшая немного впереди неё, внезапно дёрнулась всем телом и вскрикнула, делая предупреждающий жест. Из-за угла резко появились четыре человека, закутанные в плащи и, видимо, преднамеренно скрывшие лица в капюшоны. По каким-то признакам Нирсела опознала в них врагов и была права. Зазвенело железо – эти люди вытащили мечи. Слишком маленькие и тонкие, как показалось Ривелсее. Но тут же она услышала крик:

– Берегись! Они их мажут ядом!

Это становилось опасно. Нирсела отпрыгнула на пару шагов и тоже достала свой меч. Ривелсея ещё не видела, как сражается её новая подруга, но было понятно, что она проиграет. Проиграла бы наверняка, будь она здесь одна. Один из нападавших с яростью бросился на неё, неистово размахивая мечом. Нирсела отбивалась хорошо и аккуратно, делая правильные выпады и вовремя ставя блоки, но без того напора и натиска, который может принести Победу. Второй враг пытался обойти её сбоку, поэтому Нирселе приходилось отступать вдоль по улице, на которой, как нарочно, не было никого, кто мог бы помочь. Ей приходилось тяжело. Спустя короткое время тот, второй, смог-таки подобраться к ней достаточно близко, чтобы тоже вступить в бой. Несколько мгновений было вообще непонятно, как одна девушка успевает сражаться сразу с двоими. Первый бил по её мечу сильно и со злостью, но довольно однообразно – видимо, не владел хорошей техникой. А вот второй был хитрее, он старался наносить удары одновременно с первым и немного сбоку. Нирсела вертела мечом отчаянно, но уже было видно, что она теряется, что сейчас он ударит ещё раз-другой, и она допустит ошибку. Это было неотвратимо, поскольку хитрый враг это рассчитал. И не его вина, что он немного не успел.

Внезапно его меч принял на себя такой выпад, что просто не удержался в руке и, вылетев из пальцев, упал на землю. Секунду спустя на землю повалился и он сам, получивший удар по голове, от которого уже никогда не очнулся.

Ривелсея на одну секунду остановилась, вновь оценивая обстановку, которая сильно изменилась. Но она не смогла всё предусмотреть. Её вмешательство было неожиданным не только для противника, но и для Нирселы, и от этого последняя на секунду растерялась. Одна секунда – но её хватило, поскольку именно секунды всё и решают. Оставшийся противник Нирселы поднял свой меч и ударил с плеча наискосок, «на угол», как сказал бы идеально знающий все существующие и теоретические приёмы Великий Мастер. Конечно, он метил в грудь, но, конечно, Нирсела сделала отвод, вот только недостаточно быстрый и энергичный. Клинок скользнул по руке и ранил плечо. Можно было бы даже сказать «оцарапал», если бы он был обычным. Не оставаясь надолго в долгу, Нирсела сделала резкий выкрут, ухватив по-другому рукоять, и, минуя вражеский клинок, ударила по держащей его руке. Заструилась и закапала сила. И не успела Нирсела сама отплатить своему врагу, как на него обрушился ратлерский гнев. «Мощь гнева» – Ривелсея сильно размахнулась и ударила рукоятью меча врага по затылку. Тот выронил оружие из раненной руки и распластался на земле. Было видно, что он был слишком слаб, чтобы сражаться по-настоящему. Ривелсея опустила оружие. Гнев, который каждый ратлер вызывает в себе во время драки, всегда приносит желание убийства, но Ривелсея находила в себе силы, чтобы справляться с ним. «Успокаивай свой гнев после битвы», – так сказал ей Повелитель. Нирсела подошла к ней.

– Ты молодец, – сказала она. – Я училась четыре года, но, сама видишь, я не настолько хорошо умею. Спасибо тебе, я бы не справилась.

– Разумеется, – кивнула Ривелсея. Она смотрела на последнего, кто остался из четвёрки нападавших – с первыми двумя она справилась ещё до того, как броситься помогать Нирселе – и раздумывала, что с ним делать. Он был жив и даже вроде бы в сознании, что было большой удачей. Несомненно, попытаться что-нибудь от него узнать было бы очень неглупо. Заметив, как этот человек дёрнулся, она мягко упёрла клинок своего меча ему в грудь и спросила:

– Побеседовать не желаешь?

Она находилась в каком-то сильном возбуждении, которое было вызвано тем, что произошло только что, её победой и превосходством, и в то же время странным и грустным ощущением того, что она уже сделала что-то не так. Это ощущение было тихим, но очень неприятным, отчего в Ривелсее появлялась и невольно росла злость на саму себя, и это только ещё сильнее увеличивало её общее возбуждение. И теперь она была озабочена тем, чтобы сейчас сделать всё как надо и по-ратлерски правильно.

– Ааа… Хорошо, – простонал тот.

– Зачем вы на нас напали? – сразу перешла она к делу.

– Вы сами начали открытую войну. Вам будут мстить. Вы должны знать, что такое Посольство. Твоё руководство ошиблось в плане действий, и наши отплатят за то, что случилось, – сказал он осторожно, видимо, опасаясь в своём положении переходить на личности.

– Моё руководство не совершает ошибок, – строго сказала Ривелсея. – А вот твоё – совершает значительно больше, посылая таких, как ты, сражаться с нами. И лучше скажи нам, что сейчас замышляет твоё Посольство.

– Зачем? – спросил тот. – С какой стати я должен что-то говорить?

– Ты хочешь жить? – спросила Ривелсея.

– Каждый хочет жить. Но я же вижу, что ты не собираешься оставлять меня в живых. Я не настолько глуп!

– Вот и очисти свою совесть, сейчас самое время, – сказала Ривелсея с напором. – Никому не известно, и ты не знаешь, где ты будешь через час. Тем более что, – она на секунду задумалась, проверяя свои слова на правдивость, – я могла бы тебя отпустить, если ты очень постараешься, это раз, и если я буду уверена, что ты больше не встанешь на моём пути, как в прямом, так и в переносном смысле.

– Да что я могу сказать? – закричал тот. Всё-таки желание жить – очень чувствительная струна, и играть на ней совсем несложно. – Тебя найдут и убьют, вот и всё. Раньше, позже – неважно. Ты стала опасна для Ночного Посольства, и тебе это не простят.

– Но что же они узнали? – спросила Ривелсея. И тут же сообразила, что её, наверно, выдал сбежавший охранник. «Не следовало отпускать», – подумала она. Тут же вновь ощутила себя в тот миг, вновь остро почувствовала возбуждение этой ночи, чувство страха, риска и азарта, воспоминание о котором является удовольствием, и то чистое желание совершить добро, которое она испытала в отношении человека, в принципе невиновного. Ей не захотелось причинять ему зло. Другое дело – Зенрис. Тот заслужил, и заслужил несомненно. Ривелсея осознавала, что она – личность милосердная, и она чувствовала бы сейчас угрызения совести, если бы убила тогда этого охранника. «Не убивай» – «не щади» – вот весы, которые дал ей сам Повелитель. В тот раз перевесило «не убивай», хотя, видимо, это была ошибка. Да, спустя полчаса уже перевесило «не щади» и, если говорить о весах, равновесие было соблюдено. Однако теперь за ней охотились, по всей видимости, десятки людей. Вот она, цена ошибки. И тут же в сознании у неё появилась знакомая сумрачная фигура. Словно наяву Ривелсея увидела привычные неторопливые движения, услышала знакомый хриплый и тяжёлый голос. «Сострадание и любовь к слабым сгубили уже сотни воинов Разума. И тебя, если не переборешь их, они приведут к гибели». Сколько раз говорил ей это её Великий Мастер? «Жалость пропагандируется как добро стадом безмозглых слабаков. На самом деле это лицемерное зло. Добро – это то, что укрепляет и закаляет, это есть следование к своей цели». Слова, неприемлемые для обычного человека, но ратлер должен быть разумным.

– Посольство – это страшная вещь, – прошептал всё ещё лежащий на земле враг. – Могучая и страшная. Про тебя знают всё, совершенно всё. Опасайся.

– Как? – спросила девушка.

– Не скажу, – он закашлял, задыхаясь. – Ты не знаешь, что могут те… те… те, кто всё могут. И я не предам… И ничего не скажу, или мне отомстят…

– Думаешь, успеют?

– Успеют. Они всегда успеют. Даже если там… – он снова зашёлся в приступе кашля.

– Итак, – подвела она итог. – Ты больше, видимо, ничего не скажешь? Меня преследуют – ну, это я и сама вижу. То, что меня убьют – возможно, посмотрим. По-твоему, это страшная организация, но есть и пострашнее. Скажи мне главное: что вы планируете? Я ведь тоже многое знаю: вы объединяете и прельщаете людей, хотите устроить какую-то новую бессмысленную резню, но денег у вас мало.

– Не бессмысленную, – проговорил тот. – Далеко не бессмысленную, мы откроем глаза людям.

– Да, только вам их закроют, – парировала Ривелсея. – И тебе раньше всех. Мне не нужен пафос. Цель?

– Ничего не скажу, не надейся, – был ответ.

– Это – цена жизни, – предупредила Ривелсея. – Цель?

Она не надеялась слишком сильно, но – опять подействовало.

– Ты что, не видишь? – зашептал он. – Мир погряз в несправедливости. Всё, что можно, уже прогнило. Люди. Законы. Мораль. Власть. С власти и нужно начинать, к власти должны прийти достойные, те, кто всё умеют и покажут людям, что им нужно. Тогда всё будет иначе, все поймут, всё поймут.

– То есть – опять захват власти? – уточнила Ривелсея.

– Не захват, но для спасения всех, чтобы мир существовал нормально, чтобы…

– Подожди, – прервала она. – Что-нибудь ещё скажешь по делу?

– Я сказал уже всё, что тебе можно знать. Больше тебе никто не скажет.

– Это – цена жизни, – повторила девушка, – а ты скупишься, как будто я тебе яблоки продаю. Того, что ты сказал, очень мало.

– Ты пойми, – сказал её собеседник. – Я не могу, никак не могу сказать больше.

– Понимаю, – ответила Ривелсея. – Прекрасно понимаю.

Она смотрела на него сверху вниз, и его глаза были совсем не злыми, серыми и печальными. Сквозь разорванный плащ были видны синие брюки, чёрная тонкая рубашка. Нос, немного вздёрнутый кверху, и коричневые волосы, коротко постриженные. И страх в глазах, страх вместе с печалью, которая была для Ривелсеи непонятна.

Он тоже смотрел на неё, соответственно, снизу вверх. Ратлерский плащ был расстёгнут, и её традиционная персиковая кофточка рельефно отражала тело. Рукава (и это вполне понятно с практической точки зрения) не доходили даже до локтя, что давало свободу движениям. Он смотрел на неё, и она, несмотря ни на что, казалась ему интересной и симпатичной. Ему тут же захотелось отправиться куда-нибудь с такой красивой девушкой, и мысль, что ситуация исключает эту возможность, казалась ему какой-то дикой и нелепой. В глазах Ривелсеи тоже не было гнева, ничего такого, что вызывает страх. Была лишь задумчивость и тоже какая-то печаль. И он засмотрелся на эти глаза и на её лицо, и целых несколько секунд – а ему показалось это ужасно много – смотрел словно со стороны, словно не своими глазами, а взглядом вообще. Если бы он мог заглянуть ей в душу, то почувствовал бы тоску и грусть и желание доброты. А если бы мог прочитать мысли, то увидел бы всё те же колеблющиеся весы, готовые склониться к тому или другому решению, от которого зависело для него всё. Он взглянул на меч, всё так же легко касающийся рубашки на его груди, и почему-то он в сочетании с той, которая его держала, показался ему страшным, но сам образ, вместе с Ривелсеей, был непривычно будоражащим и странным, и вообще это всё было непонятно, как во сне. Поэтому он даже не испытал никакого чувства, когда клинок отодвинулся от его тела. Девушка с каштановыми локонами, и серые манящие глаза, и тень от здания, в которой она стояла – эта картинка вспыхнула с поразительной чёткостью, а потом – почти ничего, только боль с восторгом и его шумный вздох, когда клинок легко скользнул вниз, разрезал одежду, и дальше – сквозь тело, сквозь центр пульсирующей силы – прошёл до самой земли, разъединяя связи плоти и отправляя душу – далеко, далеко, далеко, туда, откуда уже не вернуться.

Ривелсея обернулась к Нирселе. На всё это время она совсем про неё забыла. Нирсела стояла позади неё, прислушиваясь к разговору, и одновременно она отсасывала и сплёвывала на землю силу. Рана была поверхностной и небольшой, и она успела бы даже, наверное, затянуться, если бы её никто не трогал. Ривелсея быстрым движением подняла с земли один из вражеских мечей. Он был весь в пыли, из серого и неприятного на ощупь металла. Ривелсея очень осторожно провела пальцем по одной из его сторон. Палец покрылся пылью, и вместе с тем девушка заметила тонкую плёнку чего-то масляного, частично стёртую с клинка этим движением. Она поднесла палец к лицу. Пахло сладким и дурманящим, терпким и неприятным одновременно. Она задумалась.

– Пойдём, Ривелсея, – сказала Нирсела. – Я уже проверила клинок. Полагаю, это плохо кончится – для меня. Но тебя я должна в любом случае… привести, – было похоже, что она хотела сказать «спасти», но как-то не смогла.

– Пойдём. Не переживай, тебе помогут.

Нирсела без уверенности кивнула.

– Ещё немного. Минут десять, и мы на месте.

Ривелсея думала на ходу. Она несколько раз подносила палец к носу и вновь вдыхала этот запах. Он был знакомым, но только она никак не могла его вспомнить. Снова и снова она вдыхала и пыталась уловить все его тончайшие оттенки

Озарение пришло неожиданно. Память Ривелсеи показала ей один из дней, ушедших уже давно. Солнечный день, лес, поваленная ель около оврага. В руках – корзинка с лесной земляникой, которую она шесть часов собирала, ползая по безграничной земляничной поляне. Очень хочется пить, однако ягоды она твёрдо решила сохранить до дома и терпела, терпела уже целый час. Мать идёт чуть позади, тоже уставшая, с большой корзиной. Земляники в ней полно, но её не видно. Каждую минуту сверху, на ягоды, ложится то одна, то другая сорванная травка, и понемногу ягоды скрываются из виду. Если знать ценность и применение каждого растения, то лес становится как сокровищница, и всегда хочется сорвать и вынести побольше. Ривелсея рано ощутила это, но сейчас её мучает нетерпение.

– Мама, пойдём! – кричит она.

– Сейчас. Подожди, дочка, – отвечает та и скрывается с дороги. Через три минуты появляется обратно с десятком маленьких листиков в руках.

– Это – для коровы, – поясняет она. – Чтобы не болела. Вечером в воду ей покрошу.

Ривелсея нетерпеливо трогается с места. Ей уже надоел этот лес, она хочет домой, однако дорога к дому с матерью-травницей, конечно, не отличается быстротой. То и дело – «Подожди!», то и дело – поиски в кустах около дороги, и Ривелсея начинает изнемогать. Наконец мать тоже устала – двинулись быстрым шагом, стремясь скорее добраться. И неожиданно, когда проходили через маленький ельничек, мать крикнула:

– Ривелсея!

Та подошла. Женщина склонилась над чем-то, и когда Ривелсея подошла поближе, то увидела – над тонким стебельком с двумя листьями, сочным, но еле видным от земли. Листья шершавые, тёмные, мясистые.

– Подойди, доченька, – попросила мать. – Смотри: это – древомуть. Ты, наверное, её ещё не знаешь.

Ривелсея мотнула головой.

– А зачем она нужна?

– Она не нужна, – услышала девочка в ответ. – Совсем не нужна, потому что – очень опасна. Никогда не трогай её и не вздумай ни с чем спутать. Съев древомуть, ты очень сильно отравишься. Настолько сильно, что можешь умереть.

– Хорошо, мама, – ответила Ривелсея. Она была уверена, что всё запомнить нельзя, а это ей не пригодится.

– Нет, подожди. Древомуть встретишь не часто, но её можно принять за золотильник. Но посмотри, – мать вырвала стебелёк и показала Ривелсее, – вот здесь у золотильника должны быть жёлтые прожилки. Видишь? – их нет. А главное – понюхай и запомни.

Ривелсея покорно поднесла стебелёк к носу.

– Это очень опасная вещь, – говорила ей мать. – Но если всё-таки отравишься, то, пожалуйста, не забудь: возьми стакан коровьего молока, насыпь муки, потом масла полыни…

А Ривелсея стояла и нюхала этот стебелёк. Запах сладкий и приторный, гнилой и неприятный. Запах – тот самый…

… – Нам сюда, – сказала Нирсела, указывая на чёрную деревянную дверь на фоне двухэтажного, недавно построенного, судя по яркости досок, дома. Девушка выглядела вполне нормально, но Ривелсее не понравилась неверность её голоса. Так же, как и взгляд – он был по-прежнему сосредоточенным, но направленным куда-то в пространство, словно она рассматривала не то, что было перед глазами, а нечто иное.

– Ты как? – спросила её Ривелсея.

– Хорошо. Наверное, – проговорила она и постучала. – Мы дошли. Мы молодцы.

– Да-да, – сказала Ривелсея. Было понятно, что медлить не стоит. Чем дольше тянешь, тем больше яд уходит в силу. А чем больше он уходит в силу, тем ближе конец. Поэтому первые слова, прозвучавшие, когда они вошли в дом, и обращённые к открывшему дверь человеку, который был одет в кожаные чёрные брюки и синюю куртку, с чёрными ножнами на поясе и тёмными глазами, были слова Ривелсеи, и слова эти были:

– Есть полынное масло?

Тот посмотрел на неё ошарашенно, совсем не понимая. Однако, получив краткие объяснения, понял и засуетился. Ривелсея сама даже удивилась тому, как быстро и легко она здесь стала командовать, ни с кем не познакомившись и никому не рассказав о себе. Впрочем, она представилась. Смотрели все на неё как-то странно, знакомых ей не было никого. В частности, никого из той троицы, с которой она имела дело несколько часов назад. Женщина лет тридцати в грубых зелёных брюках. Она выглядела очень настороженной. Упоминавшийся уже мужчина в синей куртке, который казался сильно растерянным. Ещё одна женщина в синей холщовой юбке, косившаяся как-то подозрительно. И человек, который сидел в углу комнаты и молчал, взирая на всю ту суету, которая вертелась вокруг него. Суета же и в самом деле была значительная. Нирсела сидела в кресле и почти не двигалась, взгляд у неё замер в одной точке. Глаза были полуприкрыты. Женщина в зелёном сидела с ней рядом, глядя на неё с большим беспокойством и периодически окликая по имени, на что Нирсела изредка кивала. Окно было распахнуто для свежего воздуха, и солнце пробивалось вместе с ним. Полынного масла в доме не оказалось, но за ним послали к кому-то в соседнем доме, и пока оттуда не принесли склянку, Ривелсея уже приготовила тестообразную кашицу из молока с мукой и лимонным соком. Когда принесли-таки полынное масло, Ривелсея аккуратно отмерила восемь ложек и вновь перемешала. На неё все смотрели с ожиданием. Да, её никто не знал; да, верить ей, возможно, было легкомысленно, но больше никто ничего предложить не мог. Девушку нужно было спасать, а как это сделать, знала только она. И то – нельзя сказать чтобы наверняка. Но она что-то делала, и это как-то подсознательно подчиняло ей всех остальных. Женщина в зелёном смотрела теперь почти что умоляюще. Видимо, Нирсела ей была дорога. Она первой встрепенулась, когда Ривелсея сказала:

– Всё готово, но нужен ещё янтарь. Один или два камня.

Женщина вскочила, но янтаря у неё не было. Мужчина в углу хмыкнул, встал и заскрипел по лестнице на второй этаж. Вернулся он минуты через две и протянул Ривелсее большой круглый оранжевый камень. Слишком красивый, чтобы он лежал просто так. Скорее, извлечённый из какого-то ценного украшения. Но сейчас это не было важно. Ривелсея приняла камень и тут же вернула его назад мужчине.

– В виде порошка.

Минуту спустя янтарь был растолчён. Ривелсея высыпала его в отдельный стаканчик, залила и размешала вновь с лимонным соком и вылила в общую массу. Затем потребовала вновь много молока и долила им своё лекарство до большого кувшина. Затем нацедила оттуда первый стакан и подошла к Нирселе.

– Пей.

Нирсела уже, видимо, плохо соображала. Однако она самостоятельно взяла стакан и осушила его – через видимое, отразившееся на лице сопротивление, поскольку жидкость эта, скорее всего, была не очень вкусной. Ривелсея за это время уже налила ей второй стакан.

– Пей ещё.

Жидкость была густой и комковатой от муки и от сока. Нирсела выпила второй стакан. Ривелсея молча подвинула третий. На третьем она закашлялась, на пятом её стало тошнить. Ривелсея подала ей шестой.

– Последний.

Нирсела героически выпила, изменившись при этом в лице.

– Теперь – на свежий воздух, – скомандовала Ривелсея. – Пока не полегчает. Должно полегчать.

– На улицу нельзя, – первый раз подал голос мужчина, принесший янтарь. – Слишком опасно. На втором этаже есть балкончик, вот там можно гулять.

– Хорошо, – откликнулась Ривелсея. И сразу внутренне перестроилась – она перестала чувствовать себя врачевательницей и снова стала рыцарем-ратлером.

Нирсела ушла вместе с женщиной. Как только это случилось, мужчина тут же придвинулся к Ривелсее.

– Итак, Ривелсея, – проговорил он, особенно тщательно выделяя её имя. – Добраться сюда тебе, к счастью, удалось. Но учти – теперь жить безопасно ты не сможешь. Итак, что ты собираешься делать?

Ривелсея задумалась, уже не в первый раз за сегодняшнее утро. Ситуация действительно выглядела критической. Самое бы время исчезнуть из Анрельта. Но поскольку она, по сути, ничего ещё не узнала, это было бы преждевременно. С другой стороны, у ситуации были и плюсы: что ни говори, события стали понемногу подвигать её к ключевым фигурам в этом городе. Вот этот человек, например – кто? Ривелсее почему-то казалось, что он тоже не из последних.

– Итак, Ривелсея, – обратился он к ней вновь. – Будем говорить серьёзно. Ты совершила необдуманный шаг – ну да что там, дело не в тебе! Тебя не снабдили инструкциями, как это часто бывает, и ты просто немного не поняла. А дело всё в том, что теперь начинается противостояние, противостояние открытое, и вообще, коротко говоря, война. Тебя надо было спасти, потому что мы не бросаем своих. Но дело, повторяю, совсем не в тебе! Сейчас начнётся борьба, она уже началась! И я боюсь, как бы мы не оказались неготовыми.

– А они? – тут же спросила Ривелсея. – По-моему, они тоже не готовы.

– Да, – кивнул мужчина. – Не готовы. Но ситуация опасная, я сразу тебе скажу. Полагаю, нам сейчас понадобятся все силы и все люди, способные сражаться за порядок и за добро. Скажи мне однозначно, Ривелсея: ты с нами?

– Да, – ответила девушка. Она много раз уже, конечно, раздумывала над этим и пришла в конечном итоге к выводу, что Анрельт и в самом деле надо бы очистить от Посольства. Потому что – это нарушает порядок всей жизни. Потому что – это опасно и непонятно. И ещё – потому, что если ей удастся (не одной, разумеется, а хотя бы и в числе квайзов) очистить город от Ночного Посольства, то она сможет с чистой совестью заявить – хоть Генресу, хоть Совету, хоть Повелителю – что она сделала всё, и даже больше, что только было возможно, и что доделывать за ней ничего не нужно. Это было то, чего особенно ей хотелось добиться. Чтобы Совет понял, что этой девушке можно доверять, чтобы Повелитель и Веттар Нарт (а она была уверена, что он узнаёт и будет узнавать о её достижениях) не разочаровались в ней. И чтобы Генрес – при мысли об этом в ней поднималось чувство, близкое к ярости – не насмехался, не поучал и не называл её «девочкой». Это больно било по её самолюбию с тех пор, как она стала ратлером.

– Хорошо, – ответил ей мужчина. – Не знаю, откуда ты взялась, Ривелсея, но сделала ты это очень вовремя. Если мы добьёмся победы в этот раз, то поверь, что и про тебя не забудут. Если нет – мы будем бороться дальше, а ты – как считаешь нужным.

– Посражаемся, – кивнула Ривелсея. – Надо сказать, что воины Посольства не особенно сильны. Если бы не их подлость…

– Вот-вот, – согласился собеседник. – И не только в случае с ядом, но и вообще всегда все их методы такие. Но ты молодец, Нирсела мне уже сказала – дерёшься как тигр. Нам такие очень нужны, и побольше бы таких. Спрашивать я тебя ни о чём не буду, наверно, тебе этого и не хочется. Если ты с нами – значит, этого должно хватить. Собственно, ты с нами уже даже потому, что уничтожила врагов нашей организации, и не одного, а целых пять. Каждый, кто окроплён силой Посольства, наш друг. Отдыхай пока, – мужчина поднялся, – в этом доме пока безопасно. Ты молодец, одним словом, вот только советуйся лучше хоть с кем-то в будущем. А впрочем, – он махнул рукой, – всё равно бы это случилось. Отдыхай, а я пойду посмотрю, как там Нирсела.

– Подожди, – крикнула Ривелсея. – Скажи, как тебя зовут?

– Неважно, – ответил он. – Здесь скоро будет много народу, соберутся все, кого можно собрать – здесь и в ближайших домах. Здесь будет наш предводитель, с ним ты познакомишься. Он, кстати, тоже тобой заинтересовался. Отдыхай, – и он понемногу скрылся в проёме лестницы, а Ривелсея осталась одна.

Она долго – хотя не так и долго, но ей так показалось – сидела одна и раздумывала. Но мысли были какие-то неправильные, она никак не могла ничего решить, а только плавала среди навязчивых образов и слов – то переживания последней схватки и Нирсела (стойкая девушка, как много раз уже подумала Ривелсея). То последний взгляд этого последнего убийцы… В конце концов, нечего жалеть таких людей, они сами заслужили то, на что нарвались. А то, что кто-то нарвался именно на её меч, ни о чём не говорит. Множество людей сражаются со злом и с множеством опасностей, которые исходят от других людей, ставящих свои интересы выше справедливости и порядка. Это придало ей новой энергии, она вдруг ощутила не только всю мощь, но и всю важность гигантского и величественного здания Настенарта, здания, частичкой которого была она сама – Ордена ратлеров. Сколько зла истребляет эта великая организация каждый год? И сколько она уже истребила, если считать с самого Мастера-Основателя? Немыслимо. Одновременно с этим: ведь со злом борется не только Орден, но – не в таких, конечно, масштабах, но всё же – и многие другие. И ещё – было очень хорошо чувствовать себя чем-то нужным и сознавать, что можешь принести пользу.