Читать книгу Последний игрок - Никита Питерский - Страница 4

Сигнализация пищит последний раз, извещая, что отключена, и я отхожу в сторону, приглашая пару, одетую так же, как предыдущая пара, так же, как препрепредыдущая (все миллионеры одеваются одинаково, меняются только бренды на бирках одежды), войти.

– Квартира в светлых тонах. На полу мрамор. – Я автоматически произношу заученные фразы.

– Мне нравится, – говорит вошедшая – ухоженная брюнетка с лицом породистой домохозяйки.

Бирки на ее одежде и сумке буквально кричат, что она сидит на Jimmy Choo, Prada и Gucci, и это типично для породистых домохозяек, предпочитающих глянцевые издания художественной литературе. Она проходит мимо, уверенно открывая все попадающиеся на ее пути двери.

– Это что?

– Постирочная комната.

– Ну, ясно. Домработница будет здесь зависать часами. Лишь бы не работать.

– Где гостиная? – спрашивает ее спутник, сорокалетний мужчина, судя по биркам банально подсевший на Armani.

– Пойдемте за мной, – лакейским тоном приглашаю я.

Мы проходим в пятидесятиметровую гостиную с по-настоящему высокими потолками, камином, большой диванной группой и четырехметровой барной стойкой. Я уже собираюсь нажать кнопку автоматического открывания штор, чтобы поразить их видом из окон двадцать второго этажа, как вдруг замечаю пятна на одной из лежащих на диване подушек. Их происхождение не вызывает у меня сомнения: отличить засохшую блевотину от любых других пятен не так уж и сложно. Их не было еще пару дней назад. Значит, они появились вчера. Черт… Это Лавэ, больше некому. Нужно быстро переводить эту парочку в другую комнату. И я веду их дальше, продавая то, во что не верю, – историю о том, что здесь, в этой квартире, их семья обретет настоящее человеческое счастье, какое показывают в старых голливудских фильмах. Я применяю все умения, приобретенные мной: на тренингах по продажам, на тренингах по переговорам, на тренингах по умению входить в доверие, на семинарах по впихиванию всякого дерьма, на вебинарах по лизанию задницы и тому подобной херне. Мы идем дальше, я без перебоя рассказываю про спроектированную итальянским дизайнером кухню со столешницей из застывшей лавы, про авторскую мебель и двери из палисандра. Про гипсовую лепку на потолке и коллекционные обои в каждой комнате. На тренингах по продажам тебе говорят, что, чтобы продавать, ты должен сам возжелать объект продажи, должен его хотеть, верить в него. Но я не верю ни в этот домашний кабинет, отделанный панелями из американского ореха, ни в люстры из хрусталя, ни в гардеробную комнату с полками для часов, галстуков, сумок, обуви. Тем не менее я успешно это продаю, ведь если не продавать, стоит ли вообще жить? Именно агрессивные продажи двигают ржавые шестеренки этого мира, помогая ему вертеться. Как сказал мой тренер по продажам: «Как можешь ты ходить по земле и дышать этим воздухом, если не способен продать чесалку для спины?! Ты не достоин ни одной женщины, если за пять минут не превратишь этот пластиковый чехол для хранения овощей в деньги! Тебя необходимо поставить к стенке и расстрелять как ненужный этой планете биологический материал, если уже к обеду я не увижу счастливое лицо беременной восемнадцатилетней девчонки, которую ты убедил влезть в многолетний кредит, чтобы купить двухместную спортивную машину. Ибо жизнь дарована тебе только для одной цели – выполнять план по продажам!»

Так что я рассказываю этим клонированным миллионерам о том, как их детишки, заливаясь смехом, будут бегать по просторным комнатам. Как комфортно им будет сидеть у горящего камина холодными зимними вечерами, с бокалом красного вина, и чувствовать себя счастливейшей парой на свете, хотя прекрасно знаю, что их брак не протянет и пяти лет, это видно по тому, как они смотрят друг на друга, как держат дистанцию между собой. Я умалчиваю о том, что пара, которая жила здесь, развелась после бесконечных скандалов, о чем говорят еле заметные вмятины от женских каблуков и битой посуды на обоях. Я помалкиваю про женщину, встретившую мужчину, который был несколько беднее ее мужа, но зато настоящий самец в постели. Она бросила семью не раздумывая, укатила с ним в Лондон, и теперь я продаю их двухэтажный, в стиле минимализма, окруженный соснами особняк. Не рассказываю, что прекрасная двухсотметровая квартира с барочной лепкой и камином девятнадцатого века появилась в моем списке продаж после того, как муж застал в ванной жену, резвящуюся с тренером по пилатесу, и расхерачил обоим лица молотком для отбивания мяса. После этого случая он разочаровался в жизни и ушел в монастырь. Сейчас он по-настоящему счастлив, живет в шестиметровой келье, следит за грядками с овощами и целыми днями молится. Так что я очень хорошо знаю, что в один прекрасный день эта породистая домохозяйка заметит, что, как бы долго она ни потела на беговой дорожке, как бы много ни делала косметических процедур, закалывая себя ботоксом и подтягивая грудь, муж все реже и реже смотрит на нее с той же страстью, что в первые годы брака. И однажды, как бы это ни звучало банально, она осознает, что он изменяет ей с кем-то постройнее и помоложе. И тут, с вероятностью восемьдесят три процента, если верить тренингам, они снова обратятся ко мне, и я помогу купить ей, уже его бывшей, отдельную квартиру, а с вероятностью девяносто процентов – продать и эту. И это прекрасно, ведь, если подумать, именно несчастливые браки поддерживают нашу экономику, именно они снабжают деньгами агентов по недвижимости, ведь квартиры нужны как бывшим женам, так и действующим любовницам, они обеспечивают ювелирную промышленность, так как подарки приобретаются и той и другой, и этот список можно продолжать долго.

– Первая спальня. Здесь еще две, в каждой есть свой вход в отдельную ванную и гардеробную. На полу тиковое дерево. Каркас кровати покрыт двадцатью слоями лака. – Мои слова продолжают впрыскивать в сознание этих людей яд, который заставит их купить эту сто семидесятиметровую клетку из стекла и бетона.

Породистая домохозяйка заглядывает в гардеробную.

– А это что? – Она показывает на четыре картонные коробки, какие обычно используют при переездах, стоящие в углу гардеробной. – Неужели нельзя было все вывезти? Это что, так сложно?

– Владельцы заберут это уже в конце недели.

– Сколько сюда помещается сумок? – спрашивает женщина в туфлях от Jimmy Choo, рассматривая стеллаж, сделанный на заказ исключительно для хранения сумок.

– Сумок? – переспрашиваю я.

– Она их коллекционирует, – слышу я саркастический голос мужчины от Armani.

– Это лучше, чем собирать алкоголь, – парирует она. – Так сколько?

– Порядка тридцати, – говорю я наугад.

– У меня их сорок шесть. – Породистая домохозяйка с красной сумкой Prada фыркает и демонстративно выходит из гардеробной.

Я бросаю взгляд на четыре картонные коробки. Я ни за что не признаюсь им, что за ними никто не придет, чтобы забрать. Их просто некуда забирать, ведь это мои коробки. В них все мои вещи, вся моя жизнь, все сломанные мечты и надежды. Кроме них, у меня нет ничего. Ни квартиры, ни машины, ни семьи. Все это осталось в воспоминаниях и в фотоальбомах с дурацкими пестрыми обложками, которые лежат сейчас в одной из коробок вместе с бритвенными принадлежностями, нижним бельем и ноутбуком. Я живу в этой квартире. Квартире, которую продаю уже три недели, и каждый раз перед тем, как ее хотят посмотреть, заранее собираю свои вещи и аккуратно складываю в эти коробки. Как только ее купят, я переселюсь в другую элитную недвижимость, и там снова будут стоять эти коробки, напоминая мне, что вся наша жизнь в конечном итоге может уместиться в объем меньший чем один кубический метр.

Мы идем дальше.

– Удачный вид из окон на собственный причал для яхт, – говорю я.

– И много там яхт?

– Ну, не Монако, конечно.

Мы подходим к окну, и он всматривается в темные силуэты пятнадцати- и двадцатиметровых мужских игрушек, каждая из которых стоит примерно столько же, сколько эта квартира.

– Ничего… ничего. – По голосу сорокалетнего мужчины становится ясно, что квартира ему нравится и он про себя начинает просчитывать тактику торгов, чтобы скинуть цену миллионов на пять-десять. Уже через полчаса он пожимает мне руку, которую украшает массивный Patek Philippe, а затем вальяжно садится в свой Aston Martin. Только что, самоуверенно улыбаясь, он сказал мне, что готов взять квартиру за сто тридцать миллионов, а это на двадцать миллионов меньше, чем за нее хотят, что сильно ударит по моим комиссионным. И дело не в том, что это чрезмерно дорого для него, просто он не может, не способен купить что-то, не отжав скидку. Предполагается, что я должен созвониться с ее владельцем и применить все свои таланты, чтобы сбить цену. «Я сделаю все возможное», – заверил я его. Через опущенное стекло авто я слышу, как он со своей породистой домохозяйкой обсуждает ресторан, в который поедут ужинать. Она говорит, как ей все приелось, как ни один ресторан в городе уже не способен ее удивить. Он отвечает, что тогда он сам решит, куда ехать. Если бы он знал, что я забуду о своем обещании выбить для него скидку уже через минуту, эта наглая, самоуверенная ухмылка растворилась бы на его лице так быстро, как будто ее облили серной кислотой.

Я смотрю, как Aston Martin исчезает за поворотом, и иду к своему, вернее, не своему, а прокатному Volvo. Впереди бесконечно длинная ночь. Ведь когда вы ложитесь спать, моя лучшая часть жизни, часть, которую не сжирает работа и сон, только начинается.