Читать книгу Лист клевера - Никита Самохин - Страница 3

Вернулась вешняя прохлада.

Опять в грязи забытый шлях.

И тает сонная услада

В донских разбуженных полях.

Дрожит скрипучая телега,

Влачась по свежей колее.

Еще хрустят остатки снега

И вязнет конь в сырой земле.

Не надышаться. Воля, воля!

В ветрах, в распутице, во мне,

В родной грязи донского поля

И в наступающей весне.

Расплескалась небесная синь

Над безлюдной равниной степною,

Где грустит голубая полынь,

Покорившись ленивому зною.

А над нею стоит пелена —

Виснет марево, дали стирая,

И повсюду звенит тишина —

Верный спутник полынного края.

Безмятежна донская земля,

Словно млечная заводь тумана.

И лишь изредка крик журавля

Тает в пекле казачьего стана.

Огнедышащей зарею

Снова грезят небеса,

И над спящею землею

Тает звездная роса.

Где-то прячется от взора

Побледневшая луна,

Лишь владычицей простора

Остается тишина.

Но недолго будет длиться

Власть безмолвия и грез,

Защебечут снова птицы

В кронах заспанных берез.

И зажжется на востоке

Зареносная кайма,

Чтоб в лазоревом потоке

Растворилась снова тьма.

Когда идешь тропинкою к воде,

Сквозь гущину ахтубинской дубравы,

Задержишь взгляд на пышной лебеде,

Что разрослась у высохшей канавы.

Ворчат дубы, и шепчутся кусты.

Исполнен лес таинственного звука.

Сюда не вхожи тягость маеты

И городская будничная скука.

Тропа все вьется, вот уж виден свет,

Блестит трава на береге покатом,

И тихий пруд вдали от всех сует

Глотает блики яркого заката.

Там за Доном степное море

В малахит облачило стынь,

Там ковыль поседеет вскоре,

И за ним зацветет полынь.

Там лазурь обнимает дали,

Пеленая затертый брег,

Там ракиты всегда рыдали

Над безмолвием тихих рек.

Нет роднее тех мест и краше

Для горячей души донца,

Чем степное раздолье наше,

Где нет края и нет конца.

Не сыщешь времени милее,

Когда в тиши преддождевой

Один бредешь ты по аллее,

Давно засыпанной листвой.

Умолкла песня листопада,

Растаяв в звонкой тишине,

И поздней осени прохлада

Опять спешит навстречу мне.

Объятый сыростью, тускнеет

Покров багряно-золотой,

Уж скоро стужа завладеет

Его печальной красотой.

Но не под силу снегопаду

Стереть из памяти моей

Неповторимую отраду

Любимых мной осенних дней.

Ранним утром над тихой рекой

Расползается дымка тумана,

И царит безмятежный покой

Над незыблемой гладью прорана.

Нет привычных накатов волны

На раздолье песчаного брега,

Только тает в клубах седины

Предрассветная сонная нега.

Но вот-вот заалеет восток,

Разбудив в небесах позолоту,

И мятежного света поток

Вновь рассеет речную дремоту.

Затянуло небо мглою,

Вязнет степь в густой пыли,

И свинцовой пеленою

Горизонт укрыт вдали.

Солнце в темени пропало,

Грозди туч висят, томясь,

Листья сбились в покрывало,

По земле сухой стелясь.

И затмила лик заката

Хмара[1], по небу бродя,

А далекие раскаты

Приближают шум дождя.

Настала ночь. В звенящей тишине

Утопла степь с глухими хуторами,

И россыпь звезд в небесной глубине

Ласкает тьму далекими кострами.

Безмолвен ветр, незыблема трава,

Ничто не ждет пришествия рассвета,

А вслед за тьмой крадется синева,

Чтоб утолить дневную жажду света.

Река мятежная застыла.

Стоит незыблемо февраль.

Еще вчера метель отвыла

И унеслась куда-то вдаль.

Лоснится синь в небесном море.

Объятья солнца холодны,

И ждут вороны на заборе

Дыханья теплого весны.

Но не сносила зимней робы

Пока дремливая земля,

И наслаждаются сугробы

Безмерной властью февраля.

Донская ночь. Кряхтит костер,

Виясь у белой кручи.

Нежданный ветер звезды стер,

Нагнав слепые тучи.

Роятся искры. Дремлет Дон,

Мерцая в рыжем блеске,

И колокольчик видит сон,

Застыв на чуткой леске.

Но не заманишь рыбака

В объятия Морфея.

Дождется твердая рука

Желанного трофея.

Чертят тень на дремливой земле

Раскаленные угли заката,

Угасая и прячась во мгле,

Из которой не будет возврата.

Томный сумрак багровой волны

Пеленает сухую равнину,

И ложится печать тишины

До утра на седую перину.

Топит дали вечерний прилив.

Волны катятся снова и снова,

И свечений бурлит перелив

Над раздольем степного покрова.

Зреет утро. Темень тает,

Унося с собой пургу,

И опять заря мечтает

Распластаться на снегу.

Скоро, с трепетом денницы,

Вздрогнет сонная земля,

Воспарят лихие птицы

Над уныньем хрусталя,

И лучи осушат снова

Утром звездный водоем,

Гладью млечного покрова

Наслаждаясь хладным днем.

Жаркий полдень. Спит река,

Словно месту рада,

Только в гуще ивняка

Властвует прохлада.

Ветер утренний притих,

Растворившись в зное.

Вязнет в чарах колдовских

Марево дневное.

И лишь солнца шар не сник,

Все спешит куда-то,

Приближая скорый миг

Своего заката.

Шумят дожди над стланью белой,

На землю падая стеной,

И ждет с полынью оробелой

Погожих дней ковыль степной.

Ему милее сень лазури,

Объятья знойной духоты,

Но лишь завеса бледной хмури

На степь взирает с высоты.

И, тешась светлою мечтою,

Покорно стелется ковыль,

Средь грез пленяясь духотою,

Где правит бал степная пыль.

Во тьму голодной пустоты

Затертых временем миров

Опять несут меня мечты,

Пронзая сумрачный покров.

Холодный блеск ночной росы

Теперь все ближе и теплей,

И шлейф размытой полосы

Скользит вдоль быстрых кораблей.

Чертогов вышитых врата

Открыты снова предо мной,

И тает млечная фата

В далекой бездне неземной.

Несмелый шаг, и странный блеск

С душою новой стал един,

Но разрушает звонкий брезг[2]

Немую гладь моих картин.

Скользкий ветер тянет стужу,

Солнце скрылось за рекой,

И затягивает лужу

Холод гладью колдовской.

Белогривые метели

Снова мчат во весь опор,

И стихает шум капели

В леденящем звоне шпор.

Но к утру уймется стужа,

Солнце встанет над рекой,

И в сугробе сгинет лужа

Вместе с гладью колдовской.

Нет конца и края полюшку донскому.

Бродит сонный ветер в буйном царстве трав.

Здесь не сыщешь места шуму городскому

И прохладной тени сказочных дубрав.

Лишь повсюду рдеют маки да тюльпаны,

Ирисы мелькают, колются репьи,

И пленят денницу ранние туманы,

Охраняя грезы в утренней степи.

Тускнеет белая звезда

На гладкой скатерти востока.

Всегда грустна и одинока

И, словно утро, молода.

Под звоны ранних голосов,

Что грезят нежной лаской злата,

Сползает темень с циферблата

Небесных брезжащих часов.

И наслаждается заря

Своими яркими волнами,

Что рассыпаются пред нами,

Безмолвно пенясь и горя.

Повис над степью месяц сонный

Средь грусти звезд и тишины,

Весь океан застыл бездонный

И снова зрит ночные сны.

И ветр, исполненный печали,

Плененный теменью, притих.

Молчит, не рвясь в глухие дали,

Забыв о странствиях своих.

Но скоро снова потускнеет

Жемчужной россыпи покров.

Уже денница пламенеет

Небесным заревом костров.

Снова осень. Дремлют парки.

Клен украшен октябрем.

Ветви вьют златые арки,

Изгибаясь под дождем.

Медью устлана аллея,

Тонет в лужах слой листвы,

Увядая и дряхлея

Без объятий синевы.

И молчит земля сырая,

Поглощая шум дождей,

Снова листья собирая

Под ногами у людей.

Крадется тьма по зеркалу небес,

Глотая жадно все осколки света.

Вечерний огнь почти уже исчез,

Чтоб возродиться с искрами рассвета.

Дождался брег сияния луны,

Морская гладь лоснится сединою,

И зрят во сне немые валуны

Привычный миг объятия с волною.

Но унесет дремоту в никуда

Морского ветра зябкая прохлада,

И задрожит безмолвная вода

Под пеленой предутреннего хлада.

Мои березы белоствольные,

Как дорог мне ваш нежный шум,

Ласкают кудри ветры вольные,

Пленяясь негой светлых дум.

Объяты солнечным сиянием,

Прекрасны рощи в майский день,

Опять зеленым одеянием

Блистает лиственная сень.

Даруют русские красавицы

Душе истому и покой.

Грустны и кротки эти славницы,

Стоят, склонившись над рекой.

Неизреченно наслаждение,

Когда средь них гуляешь ты,

И сладок миг успокоения

Вдали от всякой суеты.

Ветвей услышу колыхание,

Лишь стана белого коснусь,

Таится в них твое дыхание,

Моя доверчивая Русь.

Дождей назойливых не знает

Давно осенняя земля,

Лишь ветер жалобно стенает,

Листву покорную скобля.

Устав от праздного блужданья

Средь неприглядной наготы,

Прервав тоскливость увяданья,

Вздымает медные пласты.

Но скоро снег с небес сорвется,

Деревьев кроны серебря,

И стужа волглая проснется

С последним вздохом ноября.

Не сошел еще заспанный снег,

Рябь на глади от ветра лихого,

Плеском волн упивается брег

В тусклой проседи солнца скупого.

В долгожданном дыханье весны

Мреет хладной земли пробужденье.

Забываются дивные сны

И покоем немым наслажденье.

Только снег мертвым грузом лежит,

Грязной серостью берег пятная,

И река беспрестанно дрожит,

Безмятежности сладкой не зная.

Тихий вечер. У окна

Шелестят березы.

Скоро желтая луна

Вновь расплещет грезы.

Алый шар приник к реке

И на дно ложится,

Чтобы утром вдалеке

Зорькой заискриться.

Птиц последних голоса

Где-то исчезают,

И опять на небеса

Звезды заползают,

Чтоб на темном пустыре

Вспыхнуть фонарями

И растаять на заре

С лунными морями.

Рыдает ветер. Вся степь испита,

И слез не видно в капризной мгле.

Клубами пыли река обвита,

И дождь не рвется к донской земле.

Но кратка буря, и плач не вечен.

Растает морок. Осядет пыль.