Читать книгу Душа человека. Сборник рассказов - Никита Зайков - Страница 2

Домкрат

Одним весенним вечером, когда иногда ни с того ни с сего становится грустно и одиноко, видимо, из-за непогоды, потому что можно целую неделю не видеть лучей солнца из-под облаков, Михаил Дмитриевич Зайцев ехал на большой скорости на своей машине вместе с женой Ольгой Ивановной на свадьбу своего друга детства, которого он не видел уже семь лет. Михаил опаздывал и сильно нервничал. Пока он ехал, обдумывал много раз, как встретит друга, что ему скажет, если вдруг опоздает. Жена была совершенно спокойна, потому что чувствовала, что её не касаются взаимоотношения мужа и человека, которого она раньше не видела. Ольга думала о том, как хорошо будет выглядеть на свадьбе в своём новом красном платье, как ей к лицу золотые серьги с гранатом, и ей стало очень хорошо на душе, так весело, что хотелось танцевать и разговаривать с кем-нибудь о высшей материи.

Темнело. Собирались дождевые тучи, а где-то далеко раздавался гром. Сначала пошли мелкие капли, а потом побольше. Спустя минут десять уже ничего нельзя было разглядеть на расстоянии двадцати метров. В чёрных облаках виднелось размытое жёлтое пятно—Луна, единственное светлое место на небе, но Михаил не обращал только на дорогу и в крайнем случае ещё на жену, потому что иногда с ней разговаривал.

– Как бы не опоздать! Давно я Ваню не видел, а тут ещё такая распущенность с моей стороны. Поговорим. Будет весело. Я с ним вспомню прошлое. Хороший он человек всё-таки.

– Да ладно тебе. Ну, опоздаем, не беда, а вот, если платье промокнет…

– Да, да. И это тоже. Мы же – я забыл сказать – лучшие друзья, правда почему-то не общались.

– А там будут интересные люди?

– Что ты подразумеваешь?

– Чтобы поговорить можно было о чём-то, пофилософствовать с умными людьми.

– Ахах! Такие в каждой компании найдутся. Не переживай!

Ольга замолчала и перестала смотреть на мужа, всем своим видом пытаясь показать, как он её обидел. Часто Михаил задумывался не всерьёз про то, какой прекрасной актрисой она могла бы стать, если б не решилась пойти работать по финансовому направлению. Ольга, приходя домой после тяжёлого рабочего дня, каждый раз жаловалась на коллег, начальника, на скучаю жизнь, от чего Зайцеву не только было жалко жену, но и болела у него частенько голова от постоянного нытья. Единственное время, когда она не промывала мозги мужу, были выходные, отпуск или дни выдачи ей зарплаты. Несмотря на все это, у Михаила даже мысли не было о разводе, потому что он со студенческих лет, когда познакомился только со своей второй половинкой, с первого взгляда в неё влюбился и понял, что другой у него не будет. Он был даже чересчур мягким в отношениях с людьми, и с его мнением практически никто из-за этого не считался. Все вокруг Михаила считали его слабым человеком без собственного мнения.

– Извини дурака, актриса моя. Простишь? Веселей! Не на похороны же едим.

Последнее замечание обрадовало её, и она улыбнулась. В этот же миг под машиной послышался какой-то неприятный резкий звук, и Михаил решил остановиться на обочине.

– Посмотрю, что там, – сказал муж дрожащим голосом.

Он вышел, обошёл с серьёзным видом автомобиль, прикусывая нижнюю губу от волнения. Ольга видела, как он спустился по мокрому склону вниз, подобрал что-то у высокой сосны и пошёл назад к ней.

– Чёрт! Что за день? Колесо спустило.

Михаил показал жене стекло от бутылки и сразу выбросил его. Он закрыл лицо рукой и, наверное, пять минут сидел так, а Ольга боялась что-либо сказать.

– Вспомнил! Боже, спасибо, – внезапно воскликнул он.

– Что такое, милый? Ты уже сошёл с ума?

– Мы проезжали мастерскую недавно. Так… Дойду за полчаса, наверное. По слякоти, в грязи! Вряд ли у них вообще есть там домкрат, но надежда умирает последней. Останешься тут. Если случится что, звони.

«Не успею я к Ване. Всё это бессмысленно. Зачем я тут? Вот иду в грязи, без зонта. Застрял ночью с женой в этой дыре из-за проклятый свадьбы. Пусть идёт этот Ваня к чёрту со своей свадьбой! Вспоминать прошлое? Да ничего интересного не было,» – думал Зайцев, идя по обочине.

«Глушь. Темнота. Жалко фонарик не взял. Никого на десятки километров. Как же тогда здесь выжили те, кто работают в автомастерской? На какие средства, если к ним мало кто обращается? Бедные, наверное… А вдруг, когда я загляну в мастерскую, от меня потребуют за домкрат баснословные деньги. Я же останусь без средств и так вернусь к жене. Как я ей в глаза буду смотреть?! Беда, беда. Увидят моё испуганное лицо и сразу подумают, что я слабохарактерный и не смогу настоять на своём. Надо вести себя уверенно, чтобы они сами спрашивали, какая для меня цена приемлема. Какие подлые и гладкие люди работают в той мастерской!» —рассуждал Зайцев, морщась от недовольства, которое возрастало всё больше и больше по мере того, как усиливался дождь. Казалось, что по дорогам текли реки. Михаил уже подходил к небольшому зданию, вывеска которого гласила, что «здесь чинят машины». Его свирепые глаза уставились на человека в синей униформе, который жевал жвачку. Работник мастерской сидел на кресле и покачивал ногой.

– Вам чем-нибудь помочь, сэр? – обратились к Зайцеву.

Михаил Дмитриевич удивился от такого вежливого обращения, но быстро сообразил, что они хотят так его запутать, и нерешительно стал подходить к персоналу.

– Так что вы хотите? – упорно продолжали пытаться выяснить намерения Зайцева люди.

– Я хочу… – дрожащим голосом начал Михаил.

– Да, да. Мы вас слушаем.

– Я хочу, чтобы вы все горели в аду с вашим чёртовым домкратом! Подавитесь им. Никогда в жизни! Да и цены с высокой степенью вероятности огромные…

Михаил Дмитриевич вышел, довольный собой и своей короткой речью. Он оставил всех, кто был в мастерской, в состоянии лёгкого шока, а сам отправился назад к жене и, подходя к своей машине и посмотрев на грустное выражение лица Ольги, Зайцев понял, что что-то пошло не так…

Однажды утром

Бывали ли у вас случаи, когда, проснувшись утром, чувствуешь, что что-то изменилось, стало другим – то ли в тебе самом дело, то ли в окружающем мире, но на душе неспокойно и хочется узнать почему?

Суета всё-таки надоедает, несмотря на то, что она несёт с собой власть, наслаждение и деньги, поэтому раз в году мы с другом уезжаем за город к его бабушке в район вблизи города Этрета. Париж – очень красивая столица, но небольшой посёлок смотрится интереснее. Не знаю с чем это связано! Может, привлекает природа или старинная европейская архитектура с каменными домиками? Что же… Наверное, это и не так важно, ведь самое главное – беседа с приятелем за кружкой пива на свежем воздухе. Сидишь на стуле, а перед тобой свежее молоко, огурцы, колбаса, вонючий деревенский сыр, по запаху напоминающий носки дохлого мужика. В общем наслаждение! Но не только еда перед тобой, ещё – невероятный пейзаж: до горизонта поля с зелёной сочной травой и кое-где встречаются коровы и козы, как маленькие пятнышки на картине, а в чистом голубом небе высоко летит самолёт, оставляя след из пара. Так и хочется сказать: «Проснись!» Солнце бросает на тебя последний презрительный взгляд, от которого хочется отвернуться, и умирает в объятиях Земли, чтобы потом снова, словно мифический феникс, возродится для нового дня, для новых свершений. Вспоминаешь всё, что с тобой было за день, да и за всю жизнь, если честно. Всплывает из памяти, как гулял по Этрета, где невозможно запутаться в улочках, так как городок маленький. Сколько узнаешь нового каждый день! Оказывается, тут Моне рисовал свои картины с изображений скал, напоминающих слонов. Недалеко от этих мест высаживался десант США во время Второй мировой войны, а давным-давно здесь жили и выращивали еду викинги. Что только не творится на жалком клочке земли! Пейзажи Этрета ещё более захватывающие, чем вид с Эйфелевой башни. Гигантский полукруг залива, в котором повторяются с математической точностью движения волн. На самом холме стоит маленькая церковь из чёрного камня, над которой летают белые чайки. Всё же приходится возвращаться после воспоминаний к действительности. Я тогда разговорился с приятелем. К слову, он из России.

– А ты представляешь себе мир без войн и расизма, без насилия и непонятной ненависти? – начал он.

– Не знаю. Мне кажется, что это невозможно! Это мир без людей… Не за чем об этом мечтать.

– И стремиться тоже не надо?!

– Всё равно человек никогда не достигнет идеала, о котором ты говоришь.

– Так и не надо достигать! Суть в том, чтобы попробовать изменить что-нибудь в этом поганом мире, дружище. Хм… И начать с себя.

– И всё-таки… Это ведёт в тупик, за которым ничего. Ничего. Не достигнуть цели никогда!

– Согласен, но разве попытка не стоит того, чтобы мечтать? Если бы Колумб не рассуждал об Индии, то не открыл бы Америки. А Эйнштейн? Он мечтал как учёный объяснить всё мироздание. Разве на это способен один человек? Нет. Эйнштейн скорее всего это знал, но верил, и у него получилось понять многое, для него открылось то, что было скрыто от глаз других людей. Кто не мечтает, тот не двигает этот мир ни вперёд, ни назад.

– То есть по-твоему я не буду влиять на окружающее меня пространство, если перестану мечтать и верить в то, что сейчас заставляет меня жить? Я буду существовать, а не жить полноценно?

– Да… Примерно так, – удивился мой приятель красоте слов.

– И исчезну фактически из вашей жизни?

– Или мы из твоей.

– Ну что же? Я с тобой совершенно не согласен. И за это надо выпить! Тогда пойду исчезну и принесу нам бутылочку красного вина.

– Вот это правильно! Не зря мы с тобой философы – греки тоже вина много пили.

– По бокалу и продолжим.

На утро очень болела голова. Я проснулся на кухне, рядом лежали осколки от бутылки пива. Солнце не подвело. Встало по заказу: в восемь часов утра. Ветер был сильный, поэтому я закрыл окно. Всю ночь кусали комары – вся левая нога была в красных точках. Кровь что ли в том месте вкуснее? Ощущение ужасное, а тут ещё и страх, непонятно откуда взявшись, охватил меня с ног до головы. Я сел на кресло и стал напряжённо думать о том, почему мне может быть страшно, но устал от мыслительной работы и налил из чайника воды, так как очень хотелось пить после алкоголя. И только спустя час до меня дошло, что в доме совсем никого нет! Я звал друга, его бабушку, но везде царила тишина. Тогда набрал родителей, свою девушку, но никто не ответил.

– Боже! Что же я натворил. Теперь нет людей? Как же так? Хорошо… Я согласен. Идея, мечта, вера и всё такое, но жить одному? Вы серьёзно?! – разговаривал я сам с собой.

Тогда стал припоминать: клялся, что смогу жить в мире один без мечты и стремлений. Я говорил, что если я верю, то только в то, что всё в мире подчиняется практическому рассуждению без вмешательств чувств и всяких идеалистических мыслей, которые сбивают и мешают здраво думать.

– Нет! Дурак, дурак.

– Я с тобой согласен. Надеюсь, пока нас тут не было, ты…

Мой друг не успел договорить, только войдя на кухню, потому что я крепко обнял его и долго не хотел отпускать, чтобы поверить до конца, что не затерялся в этом мире совершенно один.

– Я бабушку в больницу отвозил, – весело проговорил он, польщённый таким обращением, – Два часа только не было. Ты мой чудак… Как у Шукшина.

– У кого? – спросил я.

– Да так… Человек один. Хороший. Пить меньше будем?

– И философствовать, а то очень страшно.

Рабочий анекдот

Если думаете, что работать в аэропорту просто сложно, то вы ничего не знаете! Это интересное и очень разное по степени тяжести занятие.

В один день можно сказать:

– Как же хочется спать или умереть, чтобы не видеть больше этой работы.

А в другой улыбнуться и весело проговорить:

– Какой сложный день! Наконец-то, а то всё какие-то невыносимые были.

Сравните, дорогой читатель, нагрузки правительства маленькой страны и начальников большого, например, какого-нибудь Санкт-Петербургского аэропорта. Вы удивитесь разнице. Почему? Да её практически нет. И те, и другие управляют отрегулированным хаосом. Весь день проходит в основном в душном помещении, где ты, как Большой брат, должен следить усталыми глазами за деятельностью сотен людей. Смотришь на мониторы, звонишь или тебя вызывает начальник. Поражает иногда, что от тебя требует босс.

Однажды он захотел, чтобы мусора не было в одном месте (будто это моя обязанность). Я позвонил, куда следует, и мне ответили, что нужно подождать минут пять. Так на протяжении всего этого времени большой начальник отвлекал меня раз десять, то есть каждые тридцать секунд с вопросом:

– Когда уберут хлам?

(Перед сном часто можно услышать его голос: «когда, когда, когда». )