Читать книгу Отверженный - Николь Галанина - Страница 6

На следующий день Амисалла, полная сил и энергии, уже с первыми рассветными лучами вертелась перед зеркалом, рассматривая себя со всех сторон. И в голове у неё порой, вытесняя напрочь мысли об университете, проскальзывали пугающие мысли.

«А заинтересую ли я молодых людей? Я хоть кому-нибудь могу понравиться?»

Вдоволь налюбовавшись собой, Амисалла завязала широкий пояс на платье и с неохотой отошла от зеркала. У Берты оказался отличный вкус: недолго побродив по просторному, светлому, тихому магазину известной в Империи швеи, которая работала с самой Байной Фолди, женой регента, она подобрала Амисалле с десяток великолепных костюмов по сходной цене. Теперь Амисалла ничем не отличалась от сотен других благородных девушек вокруг, не считая только того, что всего через час ей надлежало предстать перед членами приёмной комиссии Медицинского университета Авалории. В предвкушении столь знаменательного момента она даже не могла стоять спокойно; руки и ноги невольно начинали дрожать от волнения. Да и стоять было весьма проблематично, поэтому она предпочитала расхаживать по просторной столовой Биркана, круто разворачиваясь неподалеку от плотно зашторенных окон и возвращаясь к двери. Биркан и Берта, завтракая, изредка поглядывали на неё с видимым сочувствием, она делала вид, что не замечает этих взглядов.

– Амисалла, хотя бы поешь, – предложил ей Биркан, – иначе уже к обеду устанешь.

– Нет, я не буду, – напряжённо отказалась Амисалла, даже не притормозив, и продолжила расхаживать по столовой, крепко переплетя между собою пальцы. – Скоро же подъедет коляска, да? – и она пристально взглянула на Биркана.

Биркан сосредоточенно кивнул:

– Где-то через десять минут. Не волнуйся, я не связываюсь с ненадёжными людьми.

– Так ты точно не сможешь поехать со мной? – Амисалла с надеждой взглянула на него, но он отрицательно покачал головой:

– Нет, сегодня у меня много важных дел. Если хочешь, я могу приказать кучеру дождаться тебя…

– Не надо, – отрезала Амисалла и, заново переплетя пальцы, ускорила шаг. – Сама справлюсь. Не так уж это и страшно.

Она не видела, как Биркан и Берта многозначительно переглянулись у неё за спиной.

* * *

Здание Медицинской Академии привело Амисаллу в состояние восторга, смешанного с ужасом. К ужасу вскорости прибавился стыд: кучер, везший её, не уставал бормотать что-то о «возмутительном падении нравов» и о том, что девушкам совсем не место в медицине. Впервые она обрадовалась своему плохому знанию разговорного имперского: иначе она растеряла бы остатки своей уверенности задолго до того, как столкнулась бы с преддверием приёмной комиссии.

Преддверием комиссии был первый же просторный, отполированный до блеска, с высокими потолками и стенами, в которых мерцал замысловатый витраж, приветственный зал. В каждом конце зала виднелись по шесть дверей под аркообразными карнизами, и перед каждой дверью, будто заградительный барьер, стоял массивный стол красного дерева, и за столом в окружении стопок деловых бумаг, перьев и чернильниц сидела немолодая женщина строгого вида.

Ощутив, как накатывает первый приступ страха, Амисалла решительно наклонила голову и двинулась к центральному столу, пока страх не перерос в непреодолимое желание броситься вон из академии. Женщина, сидевшая за столом, с изумлением взглянула на неё, но она не обратила на это особенного внимания (все её силы уходили на то, чтобы унимать предательскую дрожь в руках и не позволять красноте оккупировать лицо). Хриплым от волнения голосом Амисалла пробормотала:

– Доброе утро, мадам… Меня… меня зовут Амисалла Виллиэн, я пришла подавать документы на хирургическое отделение академии… вчера вам должно было прийти письмо… и я… – потерявшись, она умолкла и стыдливо опустила глаза.

Зашуршав бумагами, женщина сверилась со своими списками. Покусав кончик пера, она задумчиво проговорила:

– Амисалла Виллиэн… ах да, вот Вы, пятнадцатая в очереди. Вы пришли вовремя, сейчас Вы должны идти на вступительный экзамен.

– Идти… прямо… сейчас? – испуганным голоском повторила Амисалла. Ей казалось, весь её мир сейчас проваливается в ничто у неё под ногами. – Ку… куда?

– Центральная дверь за моей спиной, прямо по коридору и налево, а там увидите. На двери будет табличка: «Приёмная комиссия по хирургии». Удачи, – вежливо, но абсолютно холодно проговорила женщина и, утеряв к Амисалле интерес, уткнулась в свои бумаги.

Даже сжатые в кулаки, пальцы её ощутимо дрожали. Она чувствовала себя песчинкой, по воле ветра носящейся в пустыне, и ей было страшно это ощущение, подтверждавшее, что собственной воли и свободы выбора у неё нет. Монументальность всего того, что окружало её, будто было призвано усилить её страх и растерянность. Неизмеримые высоты сводчатых потолков, окна, сквозь которые смог бы промчаться полк имперской кавалерии, плитки, в строгом геометрическом порядке уложенные одна к другой… Люди, окружавшие её, были такими же: высокими, отчуждёнными и холодными, они словно выстроили вокруг себя некий барьер, отталкивавший Амисаллу задолго до того, как она успевала к этому барьеру приблизиться… Она старалась ни с кем не встречаться взглядами, и, хотя на неё тоже никто не смотрел, постоянно одёргивала платье и теребила ленты пояса.

Очутившись в полутёмном, широком и прохладном коридоре, она ощутила некое облегчение: здесь не было никого, если не считать девушки в тёмно-зелёной форме, которая спала, удобно расположившись в глубоком кожаном кресле. Это кресло, причём в единственном экземпляре, стояло в метре от светлого проёма налево, куда предстояло свернуть Амисалле. А в проёме, как она уже могла видеть, суетилась толпа студенток и преподавательниц; ни одного мужского лица среди них она не заметила. Ещё раз одёрнув платье, Амисалла тревожно оглянулась на спящую в кресле девушку. Сердце в груди выдало несколько быстрых ударов, и обжигающая волна сжала всё внутри неё.

«Я опаздываю», – подстегнула себя Амисалла и, перебарывая странное стойкое чувство ужаса перед неопределённым будущим, перешагнула порог.

Толпа мгновенно приняла её в своё бурное русло; имперская речь наводнила её уши, но теперь она сумела не потеряться. Хотя коридор был переполнен женщинами, каждая из которых была чем-то обеспокоена, его шум невозможно было сравнить с шумом столичной пристани. Справившись с первым волнением, Амисалла принялась оглядываться в поисках нужной ей двери. Та оказалась в нескольких метрах впереди неё; перед дверью, как и перед входом в коридор, стоял серьёзного вида стол, место за которым занимала дама средних лет в очках с толстыми стёклами и длинной цепью крохотных бледно-жёлтых бусинок, спускающихся с её шеи, как петля аркана. Сосредоточенно хмурясь, дама просматривала большие веленевые листы и, просмотрев, откладывала их в сторону. Амисалла сглотнула застрявший в горле комок и шагнула ближе.

Дверь с висевшей на ней большой табличкой «Приёмная комиссия по хирургии» распахнулась, и в коридор выглянула светловолосая женщина, казавшаяся намного моложе той, что просматривала листы. Сощурившись, женщина прокричала низким голосом:

– Алана!

– Да? – пробасила женщина с листами, оборачиваясь.

– Кто там следующий по списку? Она пришла?

– Пятнадцатая, – проворчала Алана и усиленно зашуршала листами, – сейчас проверим.

Выпрямившись за столом, она опёрлась локтями о столешницу и трубным голосом воззвала:

– Амисалла Виллиэн! Есть ли здесь Амисалла Виллиэн?

– Да! Да, это я, – торопливо откликнулась Амисалла и сделала ещё пару шагов вперёд.

Обе женщины повернули к ней головы и почти одновременно прищурились. Ощутив, как всё холодеет внутри её груди, она понурила голову и смущённо повторила:

– Это я, Амисалла Виллиэн… простите за опоздание, пожалуйста… Надеюсь, я не доставила вам больших неудобств? – и, набравшись храбрости, она попыталась одарить обеих женщин очаровательной улыбкой.

Но это не подействовало; дама, сидевшая за столом, лишь больше рассердилась. Сдвинув старательно нащипанные брови, она весомо проговорила:

– Десять минут для очереди благородных девиц – это уже много.

Только после этих слов Амисалла заметила, что к двери действительно выстроилась небольшая очередь. Девушки, прятавшиеся друг у друга за спинами, медленно разошлись, и все с гневом, к которому примешивалась толика презрения, взглянули на неё. Амисалла почувствовала, как начинает загораться её лицо, и торопливо отвернулась.

– Проходите, юная леди, – прохладным тоном промолвила светловолосая женщина, и дрожащая в преддверии неизвестного Амисалла переступила порог за нею следом.

Комната оказалась обычных размеров, но после всего того, что Амисалла успела увидеть, она почудилась крошечной и тесной, от острого взгляда экзаменатора тут негде было спрятаться, что, несомненно, являлось целью проектировщика.

Членов экзаменационной комиссии было шестнадцать, и сидели они за одним длинным столом, располагавшемся на возвышении посередине комнаты. Для Амисаллы имелось другое возвышение, имевшее вид трибуны, которая глядела точно в центр стола, между седьмым и восьмым экзаменаторами. Все они, кстати, были мужчинами почтённого возраста, и у всех них лица были совершенно непроницаемы и холодны, точно кусок льда. От этого зрелища душа Амисаллы тоже заледенела, но от страха. Не помня себя, она заняла своё место на возвышении; светловолосая женщина тихонько проскользнула обратно и прикрыла дверь.

– Представьтесь, пожалуйста, – заговорил тот экзаменатор, что занимал почётное место посередине стола и имел самый серьёзный и достойный вид.

– Амисалла Виллиэн, господин!

– Амисалла Виллиэн, меня зовут Ортэон Тротто, и сегодня я буду Вашим главным экзаменатором. Я задам Вам некоторое число вопросов; если Вы дадите на них правильные ответы, Вы будете приняты. Вы готовы?

Амисалла взглянула в спокойное лицо экзаменатора и пробормотала:

– Да, господин Тротто.

– Итак, начинаем. – Сцепив руки, Тротто положил их перед собой на стол и осведомился: – Что Вы тут видите? – взглядом он указал на свои руки.

Напрягшись, Амисалла наклонилась к нему через своё возвышение и неуверенно заговорила:

– Я вижу перед собой передние конечности нормально развивавшегося пожилого мужчины; видимых артрозных изменений нет, переломов, судя по всему, также…

– Нет, Вы не поняли, – мягко остановил её экзаменатор, – я прошу Вас перечислить кости.

– Ах… простите, господин! Да, конечно! В таком положении, которое Вы мне предоставили, – торопливо, чувствуя своё превосходство, заговорила Амисалла, – я могу назвать лучевую, локтевую, плечевую кости, кости запястья и фаланг пальцев, а конкретно…

Обретая всё большую уверенность, она говорила и говорила, слушая, как звенит её голос под потолком. Она уже не видела экзаменатора, членов приёмной комиссии, для неё были лишь его вопросы и её ответы. Она ни разу не давала себе задуматься: ответ сам слетал с её языка, словно рвавшийся из глубин мозга, где он столько времени томился!

– Назовите, прошу Вас, самую прочную кость в человеческом организме?

– Большая берцовая!

– Почему в теле ребёнка костей больше, нежели в теле взрослого человека?

– Многие кости с течением времени срастаются, господин!

– А что Вы сделаете в случае закрытого перелома ноги?

– Для начала, господин, я обеспечу неподвижность для сломанной конечности, дам пострадавшему морфий в качестве обезболивающего, доставлю его в госпиталь и проведу операцию по сращению кости…

– А если он останется коротконогим калекой? – усмехнувшись, спросил её Тротто.

– Коротконогим калекой? – удивлённо переспросила Амисалла.

Соединив пальцы в домик, Тротто безмятежно ей улыбался, и льющийся из неплотно зашторенного окна солнечный свет придавал его лицу сходство с изображением какого-нибудь из небесных помощников. Но глаза его были хитро прищурены, и Амисалла уже понимала, почему. Хмыкнув, она скрестила руки на груди; радость от победы затопила её изнутри, и в этот момент последние оковы стеснения с неё спали.

– Нет, коротконогим калекой он не останется, господин Тротто! Я буду вытягивать ему конечность, пока она не приобретёт первоначальную длину, при этом удерживая её в таком положении, чтобы кость срасталась правильно, а потом, когда он реабилитируется…

– Довольно, – подняв ладонь, оборвал её экзаменатор. Лукавая и добрая сразу улыбка появилась в его светлых, поблёкших к старости глазах, когда он спросил: – Существует ли предопределение Магии?

– Не существует того, чего невозможно доказать, – гордо воскликнула Амисалла, и её голос торжествующе зазвенел, – но об одном я могу сказать точно: предопределения Магии не существует, когда речь идёт о спасении жизни и здоровья больного.

– И что обязан знать каждый врач при работе с пациентом?

– Что не существует деления на расы, пол, личные качества и материальную обеспеченность; настоящий врач обязан, не жалея себя, помочь больному; светить другим, сгорая сам!

В одобрительной улыбке, тронувшей губы многих экзаменаторов, она прочла свою участь до того, как ей сказали об этом. Но всё же ей бесконечно приятно было услышать, как господин Тротто, глядя на неё довольными глазами, весомо и торжественно произносит:

– Поздравляю Вас, юная леди. Вы выдержали экзамен, не сделав ни единой ошибки, и потому принимаетесь на хирургическое отделение Медицинского Университета полноправной студенткой первого курса!

Никто не слышал, как воображаемые господа Виллиэн, Лиордан, Линна и три хевилонские подруги громко зааплодировали в голове Амисаллы.

* * *

В течение того времени, что оставалось до начала занятий, Амисалла не бездействовала. Она старалась вникать во все дела Биркана и Берты, чтобы помогать им, и вскоре в купеческих кварталах она стала довольно известна; все, кого она знала, включая даже мертвенно-бледных сторожей дворянской крови, полюбили её. И именно эта последняя любовь, любовь в сочетании с её неразумным любопытством, привели к её знакомству с королевским приближённым, Сомером Мо.

Сомер, как оказалось, был двоюродным братом одного из охранников Бирра и находился с этим охранником в ссоре. Однако, проведав о существовании Амисаллы, он легко восстановил прерванные отношения, а через пару недель узнал и саму Амисаллу. Произошло это солнечным тёплым утром, когда она, сидя в своей комнате, сосредоточенно изучала деловые бумаги. Толстыми чернильно-чёрными линиями она подчёркивала нужные суммы, казавшиеся ей астрономическими: это были ссуды, что Биркан предоставлял дочерним компаниям и отдельным многообещающим купцам. Ничто не предвещало отступления от чёткого графика, выстроенного ею для самой себя. Но мирную и размеренную работу её в миг нарушил громкий стук в дверь и извещение слегка удивлённой Берты:

– Амисалла, там пришёл… этот… как же его зовут… – Берта старательно потёрла обеими ладонями наморщенный лоб и даже застонала. В течение всего того времени, что она пыталась вспомнить, Амисалла с ожиданием смотрела на неё, искоса поглядывая в свои бумаги. Наконец, Берта торжествующе вскинула палец вверх и воскликнула с плохо сдерживаемой радостью: – Его зовут Сомер Мо!

– Что ему нужно? – недовольно отозвалась Амисалла.

– Говорит, что важное дело имеет к гильдии, – растерянно пробормотала Берта, – Биркана нет, а ему срочно…

– Ну хорошо, хорошо, – Амисалла поднялась и тщательно оправила платье, – я уже иду, пусть подождёт в гостиной на первом этаже.

Сомер Мо послушно ожидал её, удобно устроившись в глубоком кресле и заинтересованным взглядом блуждая по сторонам. Но Амисаллу он заметил сразу; он вскочил, чтобы отвесить ей уважительный поклон, и это немало её подкупило. Многие другие дворяне, которым иногда приходилось иметь с нею дело в отсутствие Биркана, посматривали на неё свысока и надменно фыркали в завитые напомаженные усы, когда она пыталась быть приветливой с ними. А Сомер Мо сам, казалось, старался ей понравиться. И он отнюдь не торопился заговаривать о своём важном деле к гильдии.

– Леди Виллиэн, большое счастье встретиться с Вами… Немало о Вас наслышан…

– Полагаю, хорошего?

– Столь много хорошего, что я чуть было не счёл Вас мифом, – усмехнулся Сомер, – собственно, поэтому я решился встретиться с Вами…

– Неужели?

– Леди, леди, – Сомер успокаивающе поднял обе ладони вверх, – разве Вам не нравится, что к Вам проявляют интерес? Я немало наслышан о Ваших потрясающих способностях в медицине; многие слухи о Вас доходили до нас, невзирая на огромное расстояние между нашими странами… Когда Вы вылечили того больного в Алеутских ущельях, когда ни у кого не оставалось надежды…

– Не надо, – смущённо покраснев, Амисалла плотнее прижала скрещенные руки к груди, – господин Мо, это было всего лишь везение…

– Везение? Я слышал иначе, – ободряюще улыбнулся ей Сомер, – я сам, как будущий студент медицинского факультета, хотел бы увидеться с таким знаменитым врачом… глупо было бы, если бы я не воспользовался шансом.

– Я просто делала то, что должна была сделать, – вздохнула Амисалла, – я не понимаю, почему меня прославили по всему Иному Миру.

– Двенадцать тяжело, почти неизлечимо больных, – возразил Сомер, – это восхитительно! Расскажите мне подробнее, леди Виллиэн, мне хотелось бы узнать…

– Из любви к науке?

– Скорее, из желания больше узнать Вас, – просто и совсем естественно промолвил Сомер, и перед этой ненаигранной искренностью она не смогла устоять.

– Это случилось… два года назад, – промолвила она и соединила слегка подрагивающие пальцы «домиком», чтобы успокоиться. – Мы с семьёй тогда были в Алеутских ущельях, остановились на постоялом дворе. В одной каморке на самых нижних этажах лежал сын хозяина двора и уже несколько месяцев умирал. Он родился с ужасными отклонениями, и было удивительно, что он протянул до восьми лет. Нам было так жаль этого мальчика… он сделался чёрным и выглядел, как обтянутый кожей скелет, – она вздохнула с болью, заново переживая ту жуткую картину, увиденную ею впервые ещё четырнадцатилетней девочкой. – Никто не хотел ему помогать, даже сам хозяин приказывал его сторониться, но я не могла так!.. Понимаете, господин Мо? – и она осторожно вгляделась во внимательно изучавшие её глаза Сомера.

– Я понимаю, – доверительным шёпотом согласился он.

– И я стала ухаживать за ним… я сама могла заразиться, да, могла, – утверждая свой прошлый страх, она заговорила громче и подняла голову выше, – я не очень хорошо знала, что мне надо делать, я с таким не встречалась… Но я заметила, как он любит настойки из лаванды… Я стала собирать целебные травы, покупать всякие, везде, где могла. Я сидела над магическими фолиантами и много читала об исцеляющих заклятиях. Я не знала, получится ли у меня… Я очень боялась сделать ещё хуже, хотя куда могло быть хуже… От его тела исходило зловоние, но я не понимала, откуда оно берётся. Я лечила его два месяца, и на исходе третьего, ночью, служанка господ разбудила меня и потащила в его каморку… Он впервые за четыре года сел на кровати, и из его горла струилась чёрная слизь… – передёрнувшись, Амисалла ненадолго умолкла и глубоко вздохнула, собираясь с силами вновь. Сомер хрипло подсказал:

– И потом он вылечился?

– Не совсем, – поправила Амисалла, – я не уезжала из ущелий, пока не привела его в порядок, это длилось полгода. Мне позволили не ходить в пансион, но я должна была присылать с почтой свои работы… Я не знаю, как у меня получилось сделать то, что я сделала, я почувствовала… и… всё. Теперь этот мальчик не так здоров, как остальные дети его возраста, но у него намного больше сил, он ходит, он быстро набирает вес и растёт, а ведь он выглядел как четырёхлетний ребёнок, когда я начала лечить его… – помедлив, Амисалла взглянула на Сомера и промолвила: – Вот тогда я точно поняла, что хочу быть врачом.

– А остальные Ваши больные? Как Вы нашли их?

– Я никого не находила сама. Отец того мальчика написал обо мне в газету, так я стала известной сначала в ущельях, а потом и у себя, в Филисоте, мой адрес выяснили многие больные и стали приходить. Я никогда не отказывалась помочь.

– Вы родились в Филисоте?

– Да, – Амисалла улыбнулась, – Вы там когда-нибудь бывали?

– Нет… – с отголоском сожаления ответил Сомер, – но всегда хотел; говорят, там превосходные виды на море. И это очень развитый город… почему Вы уехали оттуда?

– Местные врачи сказали, что… – стыдливо покраснев, Амисалла едва выдавила: – Что они сами не могут того, что умею я… Они посоветовали мне обратиться к вам, в Империю… Потому я приехала. – Она опустила взгляд на свои сплетённые пальцы и поспешно поинтересовалась у Сомера, пока он не принялся вновь расспрашивать её о ней самой: – Господин Мо, Вы ведь тоже собираетесь держать экзамен на медика. Почему?

– Наверное, потому, что это довольно интересно, – задумчиво промолвил Сомер, – практика меня не привлекает, я нахожусь при дворе, у меня не будет времени… А лечить других придворных, зная их характер…

– Вы странный, – усмехнулась Амисалла, – что делаете такие различия.

– Леди, – весело подмигнул ей Сомер, – странно не делать таких различий… Но Вы ещё ничего не знаете о дворе.

Сомер и Амисалла просидели в гостиной, разговаривая, пока не приехал Биркан и не вытребовал Амисаллу к себе в помощь. Но она не могла сконцентрироваться и часто ловила себя на том, что рассеянно улыбается над его словами.

– Амисалла, – подняв голову от бумаг, требовательно спросил Биркан, – кто этот человек?

– Это? – встрепенувшись, Амисалла с облегчением рассмеялась: – Это Сомер Мо, он приехал сюда, чтобы познакомиться со мной! Видишь, в Империи меня тоже знают… Это очень неожиданно…

– Для меня это тоже неожиданно, – сухо согласился Биркан и медленно обмакнул остро заточенный кончик пера в чернильницу. – Я надеюсь, что ты была благоразумна и не сказала ничего лишнего.

– Биркан, о чём ты? – возмутилась Амисалла. – Что значит: «ничего лишнего»?

– Сомер Мо – человек придворного круга, что означает: не нашего круга, -не поднимая головы и почти не разжимая губ, промолвил Биркан, – возможно, он не слишком плох, но я всё же предупреждаю тебя: не рассказывай слишком много и не поддавайся первому впечатлению. Оно часто обманывает.

– Биркан… – простонала Амисалла, но послушно пробормотала: – Хорошо, я буду настороже.

Всю ночь она провела, почти не смыкая глаз и воображая, как Сомер приедет к ней завтра, как они устроятся друг напротив друга и вдоволь поговорят о медицине, о последних научных открытиях (Сомер не может не следить за наукой, если он действительно собирается стать врачом!); а потом, когда ему уже настанет время возвращаться в загадочный дворец к ногам неадекватного наследника, она расскажет ему о своём родном городе, о своём Филисоте, по которому тосковала почти так же сильно, как и по покинутой семье. Столица заслуженно звалась прекраснейшим городом, но её изящно изогнутые высокие крыши, обращённые коньками в виде оскалившихся львов к востоку, которые равномерно покрывались шелухой солнечного и лунного света, не вызывали в сердце короткой сладкой дрожи. Её шумные парки, машущие листьями, словно опахалами, тонкие древесные стволы в длинных парках, даже площади были разбиты в соответствии со строгими геометрическими правилами, и в безукоризненной красоте, чистоте и организованности не ощущалось отголосков души и сердца создателя. Даже когда кровавый закат обнимал Столицу, и налитые багровым цветом облака прокалывались островерхими шпилями дворцовых башен, город оставался всё так же безучастно восхитителен и отстранён от прочих мирских проблем. Филисот запомнился Амисалле совсем иным. Пусть на его ухабистых холмах дома, магазины и заводы бывали разбросаны в живописном беспорядке, они соединялись невидимой линией родства, и смена времён года и даже времени суток затрагивала каждый дом, каждую кривую, но широкую и удобную дорогу, каждое окошко в высокой башне важных правительственных учреждений. Амисалла часто просыпалась в светлые лунные ночи и, высовываясь из широкого окна, с тоской смотрела в небо, мерцающее серебряными звёздами, и вспоминала, как в это же время она могла бы сидеть в беседке во дворе родительского дома, касаться приятно знакомой шершавой поверхности круглого стола и вдыхать пьянящий аромат цветов в ухоженном цветнике матери. Глядя на непримиримо изломленные или чудно ровные здания Столицы, окружавшие её, она не могла не подумать без ностальгии о милых округлых формах Филисота, о том, как особенно раскладывался свет на радужный спектр в окнах и в озёрной глади…

Но этой ночью Амисалла думала совсем о другом. Она спрашивала себя: будет ли Сомер? Ведь он обещал ей! Надеясь, она не находила себе места от тревоги и нетерпения, она каждую минуту считала, пока с отвращением занималась утренними рутинными делами. Ей даже не хотелось спускаться к завтраку, так как она опасалась, что Биркан угадает её мысли. Но всё же, пересилив себя, она сошла вниз – и оказалось, не зря. Биркан предпочёл есть в своём кабинете: он иногда делал так, если бывал слишком занят, и за столом сидела только Берта, за спинкой стула которой стояла хмурая, невыспавшаяся служанка. Осторожно приблизившись к Берте, Амисалла отодвинула стул напротив и села.

– Доброе утро, Берта, – с усилием промолвила она.

Берта широко ей улыбнулась, демонстрируя уродливые пугающие клыки.

– Доброе утро, – прогнусавила она и с аппетитом вгрызлась в куриную ногу. —Как тебе спалось?

– Замечательно, – соврала Амисалла. – Как ты думаешь, Биркан надолго заперся у себя?

– Сегодня к нему приезжает какой-то Хрео… Те… – запутавшись, Берта пожала плечами и с удвоенным аппетитом принялась есть, – в общем, некий важный господин. Поэтому Биркан сказал не беспокоить его даже тебе. – На мгновение приподняв голову от тарелки, она застенчиво стрельнула взором в сторону Амисаллы и спросила: – Может, ты подсобишь мне в саду?

– В саду? – призадумавшись, Амисалла качнула головой и согласилась: – Хорошо, с удовольствием!

Оказалось, что Берта была большой поклонницей садоводства. Своего цветника у неё дома не было, поэтому она с великой радостью помогала Биркану в выходные дни. Но в Империи даже цветы выглядели иначе. В материнском саду они обязательно встречали Амисаллу яркими чашечками, наполненными солнечным светом и теплом от недавнего его прикосновения, а здесь они, такие же холодные и безучастные, как и всё в их городе, отворачивались от неё, будто не желая даваться в руки. В первые мгновения это настолько поразило и обидело Амисаллу, что ей вдруг захотелось уйти отсюда и запереться у себя в комнате. Но бросать дело, не попытавшись довести его до победного конца, было не в её характере, и она с удвоенной нежностью и заботой взялась ухаживать за цветником вместе с Бертой. Может, это только показалось ей, но цветы неожиданно сделались теплее и приветливее?..

Время шло для неё медленно: даже будучи так занята, она не могла не вспомнить об обещании Сомера. Увы, в особняке Биркана не с кем было пообщаться на интересные ей темы: Берта ничего не понимала в медицине, стражники предпочитали аристократически отмалчиваться, а сам Биркан больше любил говорить о торговых делах и не переводил беседу на другую тему, будто бы опасаясь чего-то. Всё это и не только это повлияло на неё, заставив в нетерпении ожидать Сомера и замирать, понимая, что он мог и солгать ей – из вежливости, как это делали имперские дворяне.

Но, когда солнце встало в зените и в саду сделалось чрезмерно жарко, Берта выпрямилась, откинув прядь волос со лба, и настороженно принюхалась.

– К нашим воротам, кажется, кто-то идёт, – сказала она. – То есть, едет… верхом.

«Сомер!» – радостно подумала Амисалла. И это оказалось так. Берта бросилась бежать, едва услышала его голос вдали, ещё у первого заграждения охранников, и Амисалла кинулась следом за нею: работая в саду, она безнадёжно испачкала руки и подол платья. Поэтому теперь Сомеру Мо пришлось ожидать внизу и волноваться, помнит ли она об его обещании и обрадуется ли встрече. Амисалла тоже его заинтересовала, наверное, потому, что девушек с таким умом, простотой и искренностью обращения он не встречал в имперском обществе, где леди приучали гримасничать и кокетничать с тех самых минут, как они меняли пелёнки на детские панталончики. Когда же Амисалла снова спустилась по той же самой лестнице, обоим сделалось хорошо и радостно на душе, как бывает, если встречаешь друга.

– Вот и Вы здесь! – обрадовалась Амисалла. – Скажу Вам честно, что я боялась, вдруг Вы не приедете?

– Леди Виллиэн, не приехать? Когда мы столько не успели обсудить?

На этот раз они устроились не в гостиной, а на заднем дворе дома Биркана, откуда открывался прекрасный вид на цветники, где Амисалла и Берта потрудились сегодняшним утром. И это место, как ей казалось, более всего подходило для долгого дружеского разговора.

– Я слышала, – Амисалла осторожно глянула в сторону Сомера, – на скорое будущее запланировано какое-то очень пышное мероприятие во дворце, но все говорят, что это секрет.

– Здесь нет никакого секрета, – отозвался Сомер, – во дворце все знают, что в будущем месяце Оруэн Фолди и сестра Его Высочества заключат официальную помолвку. Ральмунд доверил мне обучать уба всех, кто будет на церемонии.

– Танцу уба? – недоверчиво переспросила Амисалла и от души расхохоталась. – Но ведь он считается неприличным!

– Неприличны те, кто так говорят, – мгновенно зажёгшись азартом, засверкал глазами Сомер, – уба – это именно то, что помогает рассеять неловкость… Вряд ли Её Высочество и Оруэн будут так хорошо чувствовать себя после этой скучной официальной части.

– Уба – и на помолвке? – весело недоумевала Амисалла.

– Вы знаете, как танцевать уба? – вдруг прямо спросил её Сомер, и она впервые растерялась.

– Не… не совсем… точнее… я даже не видела, как его танцуют, ни разу.

– Так давайте я Вам покажу!

Около часа Амисалла, неуклюже спотыкаясь, пыталась повторить движения Сомера, но, невзирая на их обоюдные старания, у неё ничего не получалось, отчего она заразительно громко смеялась, даже если падала в траву на очередном лихом развороте. Но Сомер не мог остаться с ними хотя бы на обед: он должен был возвращаться во дворец, невзирая на всю грусть расставания. Когда попытки научиться уба были оставлены позади и они, прощаясь, ненадолго вновь устроились на длинной скамье, Амисалла заметила:

– А ведь мы подружились, правда, господин Мо?

– Подружились, леди Виллиэн, – согласно сверкнув глазами, улыбнулся Сомер, – так что, думаю, Вы не станете возражать, если я буду звать Вас Амисаллой? «Свет нуждающихся» – так Ваше имя переводится со старинного авалорийского, это звучит… весьма подходяще.

– Тогда я буду звать тебя Сомером! – радостно откликнулась Амисалла. – Обещай, что приедешь завтра!

– Обещаю. В полуденную сиесту я буду здесь, – поклялся ей Сомер, снимая шляпу и прижимая её к груди.

Эта встреча и многие другие, последовавшие за ней, не нравились Биркану. Однажды он даже вызвал Амисаллу к себе и, хмуро глядя на неё, внушительно и грозно спросил:

– Объясни, пожалуйста, почему Мо так зачастил к нам?

– Это же просто, Биркан, – не растерялась Амисалла, – мы с ним теперь дружим.

– Дружите? – Биркан подозрительно изогнул бровь, как будто он сомневался, что Амисалла и Сомер способны к этому.

– Да, – подтвердила Амисалла и, предупреждая дальнейшие вопросы, которые ей часто задавали уже и мать, и отец, прибавила: – мы всего лишь друзья.

Сомер уехал, но он обещал навестить её в полуденную сиесту назавтра. И он действительно приехал, причём не один раз. Не видя его, Амисалла начинала тосковать, хотя нарочно загружала свой день разнообразными делами, и он считал минуты, выискивая подходящее время, дабы вывернуться из хитроумно расставленных силков дворцовых связей и направиться к ней, не теряя лишнего мгновения и заставляя лошадь устало трясти хлопьями мыла на утомлённой морде.

Со временем Сомер Мо сделался для неё больше, чем «всего лишь приятелем». Они спорили о том, чего Биркан и Берта, люди прошлого поколения, не понимали; Амисалла помогала ему готовиться к экзамену в мужскую медицинскую академию… Он же научил её многим имперским танцам и познакомил с принятыми в придворном круге правилами приличия; от него она переняла многое в имперском разговорном языке. Хотя Сомер предпочитал общаться с нею на высоком авалорийском, вначале ей удалось уговорить его переводить ей ругательства и беседы кучеров и кухарок; а затем и он принялся неудержимо болтать на разговорном, как он сам объяснял, «чтобы она научилась понимать простую речь быстрее». Временами, когда им надоедало дурачиться, Сомер заводил с ней долгие серьёзные беседы…

– Амисалла, – сказал он однажды, – ты прекрасная, умная и сильная женщина, но живёшь ты… как в клетке.

– О чём ты? – насторожилась Амисалла. – Наоборот, тут все уже смотрят на меня как на помешанную. Ну конечно, я же не натягиваю по двадцать платьев в жару, не падаю в обморок, когда увижу мышку, поступила на медицинский факультет и помогаю Биркану в работе. Если я осмелюсь надеть камзол, меня, наверное, казнят.

– При дворе – нет, – усмехнулся Сомер и лукаво глянул на неё.

– Мы сто раз это обсуждали, – посуровела Амисалла и решительно скрестила руки на груди, – я ко двору не поеду.

– Почему? Потому что Биркан запретил?

– Потому что я сама этого не хочу! Очень мне нужно любоваться на вашего Принца, который…

– …по которому плачет смирительная рубашка, угадал? – звонко рассмеялся Сомер. – Послушай, меня тоже раздражает Ральмунд, но ведь я держусь при дворе, и, как видишь, получаю удовольствие.

– Ты его получаешь потому, что тебе больше некуда деваться. Тебя ни к чему не приучили, ты совершенно беспомощен, вот и крутишься при Ральмунде, – отчитала его Амисалла. – А будь ты независим, ты ни за что в жизни туда не вернулся бы.

– С чего такая озлобленность? – шутливо спросил Сомер. – Ведь ты ни разу не бывала при дворе.

– Я туда не хочу, Сомер.

– Давай… хоть разочек… Ты всегда сможешь повернуть назад.

– Нет! Нет…

– А ты подумай…

Такие разговоры повторялись между ними тем чаще, чем дольше они были знакомы, подтачивая её уверенность следовать наказам Биркана и не иметь никаких дел с королевским двором. Она внутренне сгорала от желания окунуться в эту неизведанную жизнь, о которой Сомер столько всего ей рассказывал. И, кажется, ей, уже освоившейся со Столицей, предоставили большую свободу… Она колебалась, а Сомер продолжал приходить и беседовать с ней. Чаще всего они это делали в саду, где было не так много надменных сторожей в кроваво-красных шляпах, где их разговоры трудно было подслушать.

– Если бы только ты показала свои таланты при дворе, – вслух мечтал Сомер, – ты получила бы возможность иметь собственный госпиталь…

– Сомер… мне это не нужно, – мягко возражала она. – Ведь, Сомер, я многого ещё не знаю.

– Но ты не узнаешь лучшего в Империи, если не посмотришь на королевский двор! Амисалла, сердце Авалории бьётся во дворце! Ты не видела Королевского Парка, ты не видела наших чудесных статуй, не была на балах…

– Мне неплохо танцевать только в одной паре, – улыбалась Амисалла в ответ. – Давай руку, ты же обещал показать новую фигуру вилу!

Но однажды Сомер стал необычно серьёзен. Можно было даже сказать, что он сделался мрачен и угрюм. Присев рядом с ним, Амисалла положила руку ему на плечо и испытующе вгляделась в погрустневшие глаза.

– Что с тобой?

– Ральмунд, всё Ральмунд, – устало вздохнул Сомер, – сегодня случился очередной припадок, он упал без сил и чуть не размозжил себе голову о край стола. Всё это когда-нибудь его доконает, Амисалла.

– Он и вправду настолько болен? – с просыпающимся горьким сочувствием спросила она, и внутри неё зашевелилась змея, упрекающая её в черствости и самовлюблённости, в трусости, что удерживали её в уютном доме Биркана и не допускали к страдальцам.

– Да, – глухо отозвался Сомер, – и ему делается всё хуже…

Эти слова непрекращающимся горьким эхом отзывались у неё в голове, не позволяя спать по ночам и спокойно, усидчиво заниматься делами Биркана. Каждый час промедления для неё был полон стыда и раскаяния, она лихорадочно составляла планы и искала в книгах, чем можно помочь Принцу. И она боялась, что может упустить момент, что в любой момент к ней прискачет Сомер с печатью страдания и горечи на лице и расскажет, как в мучениях умер наследник престола. Она тщательно готовилась, подделывала документы, чтобы незаметно ускользнуть из-под бдительного надзора Биркана, и всё-таки чудилось ей, что она слишком нерасторопна, и что сердце у неё становится твёрже от мгновения к мгновению.

Одним погожим свикильским утром Амисалла, захватив пропуск в Королевский Парк, поскакала на охоту. А Биркан и Берта, возившиеся на четвёртом этаже в это время, наивно верили, что она умчалась улаживать проблемы с вредным клиентом, которого на самом деле не существовало…