Читать книгу Короли Жути - Николас Имс - Страница 8

В прошлом Клэй зарабатывал на жизнь, отыскивая и уничтожая наводящих ужас обитателей древних развалин, а потому знал о Державе больше остальных. В далеком прошлом обширная друинская империя охватывала и Грандуаль на востоке, и Крайнию на западе, и, конечно же, Кромешную Жуть между ними. Друины, искусные мастера-созидатели и могущественные волшебники, с божественным своеволием невозбранно правили своими подданными – людьми (тогда еще дикарями) и чудовищами. Но как все, что разрастается до невероятных размеров, будь то паутина или огромная тыква в огороде, империя и сама превратилась в монстра и рухнула под собственным весом.

Экзархи – правители городов Державы – взбунтовались против архонта, верховного владыки, и начали междоусобные распри. Друины, хотя и бессмертные, были немногочисленны (от Муга Клэй слышал, что друинки, да и то не каждая, рожали лишь по одному ребенку в жизни), поэтому друинские армии состояли в основном из чудовищ, которых разводили в особых питомниках, с упором на силу и ярость. Расплодившиеся монстры в конце концов вышли из-под контроля и сбились в первую орду, а она убийственной волной прокатилась по империи, уничтожая все на своем пути.

Экзарх Конта сотворил целое войско огромных каменных големов и подчинил их себе при помощи рун, которые… вообще-то, Клэй понятия не имел, как действовали руны, а те големы, которых он навидался в своих странствиях, больше никому не подчинялись и бездумно разрушали все вокруг. Как бы то ни было, после того как Жуткие орды стерли каменное воинство в порошок, экзарх сбежал из крепости, засел где-то в подземелье, и больше о нем никто не слыхал.

Поговаривали, что бессмертный Конта до сих пор бродит среди развалин крепости, сокрушаясь о крахе своей драгоценной Державы; впрочем, ходили и слухи, что в подземелье он совершенно обезумел, одичал и живет в беспросветной тьме один-одинешенек.

Клэй считал, что Конта попросту сдох. Друины жили так долго, что казались бессмертными, но их можно было убить – Клэй своими глазами видел, – а вот в темных подземельях водились всякие жуткие чудища.

В годы Войны Возрождения на развалинах Контовой крепости разбила стан Дружина Королей и, начав оттуда наступление на Жуткую орду, в конце концов отогнала врага от крепостных стен в Кромешную Жуть. Впоследствии на месте древней крепости возник поселок, где смельчаки, отправлявшиеся в Жуть на поиски славы и несметных сокровищ, запасались всем необходимым, а те немногие, кто возвращался из чащоб, тратили новообретенные богатства или напивались до беспамятства, чтобы забыть о пережитых ужасах.

Вскоре Контов Стан превратился из городка, обнесенного частоколом, в большой город, который окружили надежной крепостной стеной. О самом стане постепенно забыли, и поселение стали называть просто Контов, однако чаще именовали Вольным городом – он хоть и находился во владениях короля Агрии (то есть Матрика Черепобоя, старого приятеля Клэя), но воевать за невозделанные земли, граничащие с Жутью, никто не собирался. В Контове не было ни торговых пошлин, ни налогов. Город стал оплотом свободного предпринимательства и безграничных возможностей, одним из немногих островков вседозволенности и беззакония посреди все более цивилизованного мира.

Несмотря на все это, Контов был дыра дырой, и Клэя радовало, что задерживаться там не придется.

В первом часу пополудни третьего дня пути Клэй и Гэб, усталые, с ног до головы покрытые дорожной пылью, наконец дошли до Контова. Клэй так изголодался, что едва не захлебнулся слюной, когда у городских ворот торговец предложил ему жареную крысу на палочке.

В последний раз приятели ели пару дней назад: старый крестьянин издевательски заставил их отжиматься посреди дороги, а потом смилостивился и швырнул им два яблока. А потом Клэй поймал черепаху, увязшую в иле на берегу пересохшей речушки, но, пока разводил костер, Гэб отнес добычу подальше и выпустил ее на свободу, после чего долго и обстоятельно убеждал друга, что в Контове Келлорек устроит им королевский пир. Клэй попытался скормить убедительные объяснения пустому желудку, но тот ответил громким возмущенным бурчанием, поскольку, в отличие от Клэевых мозгов, не питал доверия ко всякой фигне, как бы убедительно ее ни излагали.

В самом Контове как был бардак, так и остался: ни королевской власти, ни законов, ни стражи, за порядком следить некому. А раз налогов никто не платит, то и сточных канав не чистят, и дорог не мостят. У распахнутых городских ворот Клэю с Гэбриелем пришлось перебираться через какую-то лужу… хотелось верить, что грязи. Короче говоря, отцы-основатели города бросили его, как малого ребенка на попечение шальных шлюх, а сами сбежали восвояси – и с концами.

Тракт шел по распадку между холмами. Городские постройки плесенью облепили склоны, над которыми стлалась густая пелена сизого дыма. Там и сям полыхали пожары, но тушить их никто не собирался, и пожарные туда не торопились. На севере, озаренная ярким солнцем, чернела громада Контовой крепости, будто грозно сжатый кулак в латной рукавице. На южном холме возводили какой-то храм, но без особой поспешности – строительные леса пустовали.

В Вольный город стремились многие, по большей части люди лихие и отчаянные. Со всего Грандуаля в Контов приходили восторженные искатели приключений, мечтая присоединиться к какой-нибудь банде и совершать удалые вылазки в Жуть. Как правило, реальность, будто кривое зеркало, до неузнаваемости искажала эти мечты, а бывало, что это самое зеркало просто-напросто разбивали о дурную голову.

Повсюду, куда ни глянь, мельтешили искатели приключений, воры, ловцы воров, охотники за наживой, барахольщики, дымовые кудесники, бродячие барды, ведьмы-буревестницы, вольные стрелки и те, кто явился сюда ради наживы: оружейники и кузнецы, шлюхи и шарлатаны-предсказатели, наперсточники, мошенники и карточные шулеры. Торговцы царапкой выглядывали из темных переулков, а их постоянные клиенты с блаженными улыбками и до крови расцарапанными руками валялись в лужах грязи. На каждом углу торговали мечами-кладенцами, неуязвимыми доспехами и волшебными зельями, гарантировавшими надежные колдовские чары, способность дышать под водой или делаться невидимкой. Внезапно Клэй увидел старуху, которая предлагала пузырек с надписью «БЕССМЕРТИЕ».

– И сколько ты за это хочешь? – спросил Клэй.

– Сто одну марку, – объявила торговка. – Претензии не принимаются.

Клэй подозрительно вгляделся в содержимое пузырька:

– Да тут какая-то солома, залитая грязной водицей.

Старуха злобно зыркнула на него.

На Храмовой улице стояли храмы, посвященные каждому из божеств Святой Четверицы. Сквозь зарешеченные окна суровой обители Зимней королевы доносились истошные вопли и мучительные стоны; из-за шелковых завес святилища Весенней девы слышались сладострастные вздохи и томные восклицания; у входа в храм Вайла Отступника столпилась целая очередь: крестьяне пришли молить Осеннего сына об урожае, привели с собой телят и ягнят, чтобы принести их в жертву на храмовом алтаре. Какой-то нищий прижимал к груди драного кота – бедное животное, догадываясь о ждущей его незавидной участи, уже до крови располосовало руки и щеки хозяина.

Жрецы в золотисто-алых ризах служителей Летнего короля сгоняли с храмового крыльца попрошайку. Клэй заметил под оборванным рукавом нищего угольно-черную, будто обгорелую, культю, охнул и невольно передернулся: «Гнилец…»

В Кромешной Жути, сочащейся смертельным ядом, водилось немало поганой нечисти и прочих опасных неприятностей, но страшнее всего было Проклятие Отступника, в просторечии называемое черногнилью. Заражение начиналось с небольшого темного пятна на коже, которое постепенно покрывалось коростой, затвердевало и превращалось в струп, прилипший к здоровой плоти, как полип к днищу корабля, – его было невозможно ни соскрести, ни отколупнуть, а если срезать вместе с кожей, чернота неминуемо возвращалась, расползаясь по здоровым участкам тела. Зараженные конечности медленно сгнивали и отваливались. В конце концов болезнь поражала горло или какие-нибудь жизненно важные внутренние органы, и несчастный умирал – обычно после долгих мучений; быстрая смерть настигала немногих счастливчиков.

Многочисленные способы предотвратить заражение были весьма разнообразны, например чай, настоянный на ресницах дриады, или благословение, полученное у отшельника горной обители на Заиндевелом кряже, однако, несмотря на все старания лучших врачевателей Грандуаля, излечить черногниль не мог никто. Проклятие Отступника означало верную гибель.

– Эй, глянь-ка, это же Муг! – Гэбриель потянул Клэя за рукав и указал на стену, облепленную рекламными афишами; на одной красовался плохо нарисованный, но вполне узнаваемый волшебник с хитро прищуренным глазом и понимающей ухмылкой.

Клэй вгляделся в неразборчивую подпись под картинкой:

«Моментальное монументальное магическое зелье от всемирно известного волшебника Муга: феноменальный фаллический филактерий. Действует мгновенно! Один глоток – и ты герой! Гарантия качества!»

Соседние листки сулили вознаграждение за флакон ядовитого дыхания гнилесильфа или приглашали вступить в банду, идущую на смертный бой с Гектрой, Владычицей Пауков. Клэй задумался, что это за Гектра такая – баба или все-таки паучиха, но от размышлений его оторвал громкий шум неподалеку.

По улице тремя шеренгами по четыре человека в ряд двигались стражники, вооруженные увесистыми дубинками и продолговатыми округлыми щитами. Стражи порядка пока не предпринимали никаких насильственных действий, но грозные взгляды поверх тяжелых щитов делали свое дело: люди вокруг торопливо расступались. За стражниками шел человек с волчьей шкурой на плечах и в замызганных кожаных доспехах. Он то и дело воздевал руки к небесам и орал во весь голос:

– Внемлите, добропорядочные жители Контова! Внемлите и восторгайтесь!

Клэй оглядел толпу в поисках добропорядочных жителей, но так никого и не обнаружил. Человек в волчьей шкуре возгласил:

– Поприветствуем «Всадников бури», кои только что вернулись из похода в Жуть…

Когда восторженные восклицания стихли, глашатай продолжил:

– Но сначала расступитесь перед «Стальными сестрами», кои в Кобальтовых катакомбах усмирили гоблинов и их грозного вождя Чахлинга!

Вооруженные стражники и человек в волчьей шкуре двинулись дальше, хлюпая по вязкой грязи тракта. «Всадники бури» – Клэй никогда не слыхал о такой банде – наверняка из собственного кармана заплатили за право торжественного шествия по главной улице Контова. О глубине карманов банды свидетельствовала грандиозная процессия, которую возглавлял отряд барабанщиков, наряженных в длинные одеяния из полос древесной коры и в шляпы, украшенные зелеными ветвями. Между барабанщиками сновали детишки, одетые лесными духами, с прозрачными крылышками за спиной. Следом за ребятней шагал человек гигантского размера, с лицом, наполовину обмазанным синей глиной, на манер дикарей, что обитали в дремучих лесах Жути и – по слухам – питались исключительно человечиной. Клэй не раз встречался с людоедами и хорошо знал, что на самом деле они предпочитали набивать себе животы хорошо прожаренной курятиной, а не сырыми ляжками незадачливого странника, но, в отличие от странников, куры в Жути не водились.

Синелицый исполин кутался в шкуру какого-то неведомого зверя, а на плече у него болтался огромный рог, похожий на выдолбленный драконий клык. Исполин корчил зловещие рожи, улюлюкал и рычал, пугая толпу, а потом затрубил в рог – протяжный звук напомнил Клэю вой ветра на горных вершинах или стоны изувеченного монстра в темной ночи.

За исполином шли гоблины, числом двенадцать, скованные по шесть в ряд длинными железными цепями, волочившимися по грязи. Гоблины, тощие и изможденные, будто попрошайки, яростно скалились и пронзительно визжали под градом гнилых помидоров и тухлых рыбин, которыми их щедро осыпали зеваки.

«Оголодали, наверное, – подумал Клэй. – То ли еще будет, как учуют крыс на палочке».

Гоблинский вождь Чахлинг, закованный в кандалы и для надежности оплетенный цепями, прихрамывая, брел за соплеменниками; лицо его было так изукрашено синяками и следами немилосердных побоев, что его признали бы редким уродом даже сами гоблины, невзирая на свои весьма заниженные требования к красоте.

К изумлению Клэя, «Стальные сестры» ничуть не походили на отважных воительниц, с которыми он когда-то сражался бок о бок. В аккуратно завитые кудри были вплетены яркие ленты, вокруг глаз чернели полосы угольной обводки, губы алели розами, а доспехи, хрупкие, как фарфор, не столько защищали от стрел или ударов меча, сколько подчеркивали соблазнительные округлости. Троица гарцевала на снежно-белых кобылицах в серебряной конской броне, начищенной до зеркального блеска.

В толпе восхищенно засвистели, и Клэй невольно скривился, ожидая, что наглеца сейчас затопчут копытами, но одна из Сестер с милой улыбкой послала зеваке воздушный поцелуй.

– Что за фигня?! – возмущенно воскликнул Клэй, ни к кому особо не обращаясь.

Гэбриель равнодушно пожал плечами:

– Я ж говорил, теперь все иначе. Сплошная показуха, работают на публику, а настоящего дела толком не знают. – Он презрительно кивнул на гоблинов. – А этих доходяг наверняка купили с торгов.

Торжественное шествие продолжалось. Отряд стражников нес трофеи, добытые «Всадниками бури» в Жути: затупленные мечи и насквозь проржавевшие доспехи времен друинской империи, подобранные на полях древних сражений. За стражниками ехала телега, груженная обломками Контова голема: глиняные куски, испещренные рунами, сложили заново, чтобы зрители осознали устрашающий размер механического воина.

– А вот это они здорово, – буркнул Клэй. – Голема так просто не завалишь.

Четверо стражников, вооруженные до зубов, вели тщедушного тролля в тяжелых железных оковах. Массивные лапы тролля были обрублены по локоть, а культи прикрыты серебряными нашлепками, чтобы конечности не отрастали заново. Два стражника время от времени тыкали зажженными факелами в монстра, который зыркал голодными черными глазами на толпу зевак.

Вслед за троллем появилась полуодетая красотка, волоча на поводке огромную обезьяну, черно-рыжую, полосатую, как тигр. Красотка улыбалась, приветственно махала зрителям и то и дело поглаживала обезьянью шерсть. Обезьяна довольно склабилась.

Внезапно толпа испуганно притихла. Клэй взглянул направо и увидел еще одну телегу, почти перегородившую улицу. Помост на десяти каменных колесах волокла шестерка волов, а на помосте высилась клетка со стальными прутьями толщиной в мужскую ногу. Сквозь прутья виднелись клочья спутанной жесткой шерсти, металлически поблескивала чешуя…

– Ох, преисподняя Морозной Матери… – выдохнул Гэб, схватив Клэя за плечо.

Тут Клэй наконец-то и сам разглядел, что именно «Всадники бури» приволокли из Жути. В клетке сидела химера. Живая.

Клэй тяжело сглотнул, чувствуя, как в животе тяжелым комом собирается не то страх, не то восхищение. Или и то и другое. Как бы то ни было, ничего подобного он уже давно не ощущал. Кто-то (наверное, Гэбриель) однажды сказал, что по большей части все существа рождаются на свет, чтобы жить, и лишь немногие – чтобы убивать. К этим немногим относились и химеры.

Тварь, запертую в клетке, видимо, опоили каким-то дурманным зельем – змеиный хвост безвольно свисал сквозь прутья; огромные, размером с дом, крылья были сложены на спине; львиная и баранья головы обмякли, и лишь драконья заинтересованно разглядывала все вокруг. Мощные челюсти дракона стягивал железный намордник, из ноздрей валили клубы дыма; желтые глаза с узкими полосками зрачков злобно сверкали из-за прутьев клетки, словно чудовище находилось не внутри, а снаружи.

– Убили бы, и дело с концом, – ошеломленно пробормотал Гэбриель.

– Так ведь ради показухи, – напомнил ему Клэй, который и сам разделял недоумение приятеля.

Наконец по улице покатил возок «Всадников бури». Пятеро наемников стояли на помосте, устланном роскошными покрывалами и усыпанном сокровищами. В раскрытых сундуках всеми цветами радуги переливались груды самоцветов и драгоценностей, там и сям сверкали россыпи золотых монет. Ради вящего устрашения толпы возок окружали стражники со зловещим оскалом и копьями наперевес. Девушки, наряженные нимфами – то есть полуголые, – сгребали с края возка медные монетки и швыряли в толпу. Клэй заметил, что золото и серебро заботливо вывалили в самую середину помоста.

Наемники выглядели очень молодо, но потом Клэй припомнил, что ему самому едва минуло восемнадцать, когда Гэб подбил его на первую работенку. Доспехи наемников, хоть и чересчур нарядные, с виду были вполне годными, а вот краски на лицах ребят было побольше, чем у «Стальных сестриц». Стайки девчонок проталкивались сквозь толпу поближе к обочине и поднимали истерический визг, когда возок проезжал мимо.

Клэй усмехнулся, вспоминая, как они с приятелями после первой вылазки в Жуть устроили торжественный проезд по этой же улице, похваляясь добытыми трофеями; впрочем, помнилось все смутно, потому что все упились вдрабадан; Муг так вообще все проспал, а Матрик упал с возка в толпу и объявился только три дня спустя.

– Все, с меня хватит, насмотрелся. Пойдем отсюда, пока нас не затолкали. Пора навестить Келлорека, – раздраженно сказал Гэбриель; его дурное настроение, скорее всего, объяснялось приступом застарелой ревности.

Клэй покрутил головой, разминая затекшую шею – а все потому, что полчаса в одну сторону пялился, придурок, – и сказал:

– Ну, пойдем. А где он обитает?

Гэб кивнул в сторону южного холма с недостроенным храмом на вершине и болезненно поморщился, как преступник при виде виселицы:

– Вон там.