Читать книгу РЕФОРМЫ: за чей счёт банкет? - Николай Александрович Петров - Страница 3

В середине текущего 2015 года компания Boston Consulting Group опубликовала данные по объему частных капиталов в России и оценила их в 2 трлн. долларов США. Из них четверть находится на валютных счетах в оффшорах. На начало 2015 года, отмечают обозреватели, объем частных состояний в России вырос на 24,7% к уровню двухгодичной давности. Примечательно, что реальный ВВП России по объёму уже давно уступает накоплениям частного капитала, а по приросту и за 5 лет не дотянул до 24,7%. Вот темпы роста реального ВВП, рассчитанные на основе официальных источников:

Правда, в ценах 2012 г., как сообщают СМИ, реальный ВВП упал на 2,7%. Понятно, реальный ВВП – это тоже еще не физический показатель, а ценовой, привязанный к недавнему базовому году. Значит, тоже не очень реальный. Мы знаем, что в формуле расчета ВВП много чего намешано: есть потребительские расходы, валовые инвестиции, государственные расходы и чистый экспорт. Не фигурирует только производство. Для общества потребления оно не актуально – были бы деньги. Но мы также знаем, что для нормальной экономики потребительские расходы – это обратная сторона производства товаров и услуг. "Что посеешь, то и пожнешь". Поэтому сначала о производстве. Иначе откуда ж деньги?

В предыдущей статье я уже показывал тенденцию «роста» реального физического объема продукции в штуках, тоннах и т.д. таких отраслей, как: добыча топливно-энергетических полезных ископаемых, производство необработанной древесины, производство машин и оборудования, металлургического, немного пищевого, мебельного производства:

Это – среднеарифметические показатели. В нефтяном секторе, в пищевой промышленности в металлургии был некоторый рост. Но в целом – снижение. Без нефти, газа и металлургии индекс падал бы круче. Падение физического объема предполагает падение прибыли. Всем понятны последствия такой динамики «развития»: сокращение зарплаты, персонала, покупательной способности и т.д. Тем удивительней рост благосостояния какой-то небольшой части российского общества. А по статистике – так и всего населения. Невольно возникает вопрос, почему наши производственные отношения устроены так, что на одном полюсе деньги накапливаются быстрее, чем экономика может себе позволить, а на другом – и без того скудные оборотные средства предприятий, зарплата, пенсия – еще больше сжимаются, как шагреневая кожа? Вероятней всего потому, что у нас формируется затратная преимущественно внепроизводственная экономика. Рыночная, но затраты все (по возможности) перекладываются на государство: чем они ниже в частном секторе, тем больше государству доплачивать (субсидии в сырьевую отрасль, надбавки к пенсиям, пособия…). Вызывает недоумение и то, что этим вопросом никто в правительственных кругах не озадачивается, зато всё чаще задумываются, повышать или нет пенсионный возраст, потому что некому платить налоги. А может, негде работать? Миллионы в стране безработных, не учтенных статистикой. Такие непростые вопросы возникают, когда задумываешься о состоянии экономики страны. Посмотрим цифры и поразмышляем.

Воспользуемся данными, опубликованными рейтинговым агентством Эксперт РА. В объеме реализованной в 2014 г. продукции шестисот крупнейших российских компаний, на которые приходится 84,5% номинального ВВП, выделим некоторые сектора по долям:

Надо понимать, что в каждом холдинге есть управляющие компании, связанные с производством только через услуги по "управлению", логистике готовой продукции, отчетности и контролю финансовых потоков. И присутствует бизнес, представляющий сервисные или торгово-посреднические операции. Это означает, что приведенные выше процентные доли, в переводе на реальное производство, в действительности еще меньше.

Таким образом, судя по удельному весу, складывается впечатление, что нефтегазовый сектор, торгово-посреднические и финансовые операции – это базовые отрасли современной российской экономики с преимущественно частным капиталом.

Некоторые из 600 лидеров (например, крупнейший металлургический холдинг «Мечел», нефтяная «Лукойл», АФК «Система», «СТС Медиа») используют систему стандартов (бухгалтерскую отчетность и финансовый учет), принятую в США. Вероятно, акции торгуются где-то за рубежом, следовательно, и принадлежит часть акций иностранным компаниям или частным лицам, поэтому бизнесу важно, чтобы отчетность была понятна США. Прошедший 2014 год 152 холдинга (из 600) закончили с отрицательной прибылью при суммарном объеме продаж почти на 12 трлн. рублей. Возможно, конечно, что более тщательно посчитали затраты (заодно оптимизировали налог с прибыли). Некоторые из них, кроме убытков по итогам года, имеют большие финансовые проблемы. Например, «Мечел» имел долг перед банками в 5 млрд.$, по другим оценкам на конец мая 2014 г. – 8,3 млрд. $, зато у него нет, по словам главы Сбербанка Германа Грефа, толкового менеджмента и, как утверждает господин Греф, «Мечел» ведет подконтрольные ему производственные компании к банкротству. Странно, что Правительство РФ ищет пути спасения не Челябинского металлургического комбината, который является одним из самых крупных активов «Мечела», и в 2014 г. реализовал с прибылью продукции на 38,2 млрд.рублей, а топ менеджмент, контролирующий производство. Т.е. искусственно навязанную надстроечную структуру из «эффективных» менеджеров, тянущую производство в убытки, но почему-то его контролирующую.

Оставшиеся 15,5% ВВП обеспечивают малые, средние и микропредприятия. Вот такую структуру этого бизнеса дает нам официальная статистика:

В 2013 г. ситуация немного изменилась:

Как видим, 91–94% – это микропредприятия с тенденцией роста их доли. Ни о каком серьёзном производстве здесь речи быть не может. Преимущественно – это торговля. О том, каково приходится малому бизнесу, продемонстрируем на примере такой площадки, как Москва. Мы помним лоточников на улицах Москвы. Их сменили небольшие киоски. Последние 2–3 года город заметно меняется – много снесли киосков и мелких магазинов. Но ведь они когда-то и были ИП, малыми и микропредприятиями. И москвичи наблюдали, как примерно 3–4 года назад сначала меняли киоски на торговые модули (причем, по словам предпринимателей, за их счет, а стоили они немало – около 420 тысяч рублей), а затем объявили о расторжении земельных договоров со многими предпринимателями. Выходит, сначала производителям торговых модулей – тоже малому бизнесу, но которому Департамент московской торговли по какой-то причине сначала обеспечил рынок сбыта, который после реализации модулей тут же был свернут. «Пережевали» значительную часть этого малого бизнеса, обобрав его, и выплюнули на рынок безработных. Москва стала не так похожа на «Шанхай», но зачем надо было морочить голову предпринимателям с установкой новых модулей перед тем как их снести? Наблюдательным москвичам также может броситься в глаза то, что московские предприятия всё больше уступают рынок предпринимателям из других регионов. Если судить по лицам на фермерских рынках Москвы, фермеры из Подмосковья по-прежнему отсутствуют. И среди оптовиков по периметру МКАД их тоже почти нет. Вдоль магистральных улиц – крупные торговые комплексы – ТРК и Плазы. Они обеспечивают товаром город, но вряд ли представляют малый или средний бизнес москвичей. Это – прилавки западных брендов. Об этом еще ниже скажем. Опоры наружного освещения и архитектурную подсветку в Москве еще недавно обслуживали машины с логотипом коммерческого московского ООО «Светосервис», теперь – городское ОАО «ОЭК», которое в силу специфики своей работы не имело достаточно ни специалистов, ни машин для обслуживания наружного освещения города. Частично позаимствовали в ООО «Светосервис» (переманили), где дело кончилось сокращением людей. Можно было отрегулировать законодательство под реалии энергохозяйства Москвы, но предпочли подогнать жизнь под несовершенное в чем-то законодательство. Наверно, потому, что разработчиками его были они сами – крупные сетевые компании, близкие к московскому правительству. Поэтому малый бизнес был вынужден уйти и отсюда. Посмотрим, как на это со временем отреагируют сети. В электроэнергетику и теплосеть Москвы пришли ОАО «Газпром» (из Тюмени и С.-Петербурга) и компания «Каскад-Энерго» (группа «Ташир» из ближнего зарубежья). О судьбе крупных московских промышленных объектов, производство на которых умерло или агонизирует, упомянем ниже. Их много. Некоторые умерли вскоре после прихода иностранных инвесторов. А вот в Ливии во времена «диктатора» Каддафи прежде всего давали работать и зарабатывать местным предпринимателям: нельзя было вывезти оборудование из порта, не наняв местную фирму, нельзя было иностранцу напрямую обратиться в министерство, минуя посредника-ливийца. И страна была одной из самых процветающих в Северной Африке. Остается удивляться, как может быть в Москве при таком бизнес-климате самый низкий процент безработных – 1%? Москвичей, лишившихся работы и не обратившихся в Центры занятости, не считают безработными, прикрываясь методикой МОТ. В Москве на мизерное пособие не выжить, а помочь эти Центры всё равно не могут – отсутствуют рабочие места. Этой темы я ещё коснусь в других статьях. Чтобы оживить рынок, надо повышать занятость, а не сокращать – вот и решилась бы проблема пополнения пенсионного фонда. И лучше, если бы создавались крупные производства, а не пустующие офисы.

Многие выжившие российские крупные предприятия разукрупнились и по статистике стали относиться к среднему бизнесу. Происхождение их часто еще советское, когда промышленные гиганты включали в себя смежные производства и инфраструктуру, которые в ходе реформ распались на отдельные структуры, увеличив число предприятий на порядок. При этом производство упало тоже на порядок. Например, турбины производили суммарной мощностью около 13 млн. кВт., а в 2014 г. произвели мощностью только 2148 тыс. кВт. Станков производили в 1990 г. около 3 млн. шт., а в 2014 г. произвели всего 7822 станка. Не трудно догадаться, почему так произошло. В 90-е годы «доходило до того, что иностранные станкостроители под видом инвесторов заходили на наши предприятия, а потом продавали их, как было с заводом им. Орджоникидзе. Тем самым очистили для себя рынок сбыта», – говорит Иван Андриевский, первый вице-президент Российского союза инженеров. Видный российский ученый С. Г. Кара-Мурза пишет, что особенно обвальный спад произошел в производстве металлорежущих станков. По сравнению с 1990 годом производство упало более чем в 30 раз. И после 2000 года быстро стал расти импорт: 2000 г. – 15,6 тыс.шт., 2004 г. – 190 тыс.шт., 2006 г. – 315 тыс.шт. Происходила замена станочного парка в машиностроении, и это хорошо, но что с российскими станками? Интернет выдает нам информацию о том, что станкостроение в России существует и представлено 56 «заводами». Наверно они работают, но, очевидно, производственные мощности совсем не удовлетворяют потребности рынка, а главным инструментом являются бумаги. Впрочем, компетентные СМИ утверждают, что Китай скопировал советские станки и теперь конкурировать с ним невозможно. Это – к вопросу о конкурентоспособности отечественного станочного парка и беспрецедентной бесхозяйственности власть имущих. Что ж, это говорит только об одном – наше государство не умеет и не желает защищать отечественного производителя (и ноу-хау) на мировом рынке ни лицензированием, ни патентованием. И даже когда свои мощности есть, своего рынка у них нет.

По оценке экспертов износ станочного парка в России достиг 80%. Ежегодно «выводится» из эксплуатации около 50 тысяч станков, т.е. рынок есть, а «Красный пролетарий» смог продать в 2012 г. только два станка, вероятно, из последней партии, произведенной в 2010 г. Зато импорт покрыл 92% внутреннего рынка на сумму 2,5 млрд. $. По словам генерального директора ООО «Диффенбахер» Виктора Стратановского, «заниматься производством оборудования в России очень невыгодно. В нашей стране есть деньги, сырьё, спрос, но при этом нет ни специалистов, ни ноу-хау». Представляете, до чего дожили? Китай скопировал наши станки вместе с ноу-хау так, что у нас ничего не осталось. Специалисты, ноу-хау – это отдельная тема. Хотелось бы спросить чиновников профильного министерства, зачем нужна система образования, навязанная стране, в результате внедрения которой в стране не стало настоящих специалистов?

Так же и в турбостроении – Пермский завод, Уральский турбинный завод, «Невский завод», «Сатурн – Газовые турбины» пытаются производить современное энергетическое оборудование, входят в кооперацию с зарубежными лидерами в этой области, но результат пока не удовлетворяет рынок.

Потребности так упали? Заказов нет или производство стало мелкотоварное, не справляется? Нет, заводы еще – что надо, правда, их стало меньше. Просто в стране так до сих пор и не создали рыночные рычаги регулирования экономики в интересах её развития, как, например, в Китае. Недоиспользуются производственные мощности, трудовые ресурсы, привлекаются к работе иностранцы, что способствует господству низких зарплат и никак не стимулируется переориентация с поставок сырья на изделия с высоким уровнем добавленной стоимости. Причину поясняют металлурги: за рубежом есть свои мощности по прокату металла (добавим, как и по переработке нефти, древесины и много другого), а дешевого сырья мало. Если за границу идут составы с сырьём для обеспечения загрузки мощностей иностранных государств вместо отечественных, разве не долг Правительства задуматься, как отрегулировать интересы бизнеса, чтобы переработка и обработка стали интересны и выгодны в стране добычи сырья? Положение дел демонстрирует, что государство не в состоянии отрегулировать эти вопросы. В новостных сводках часто слышим, что надо защитить своего производителя и рынок, потому что через Украину уже в январе хлынут товары из Европейского союза. Позвольте узнать – не поздновато защищать производителя или то, что от него осталось? Если и раньше защищали, то упаси Бог от такой защиты. Демагогические заявления о защите сопровождаются упованием на иностранные инвестиции. Кто ж будет инвестировать в своего конкурента так, чтобы он еще и работал? В сырьё, в торговлю – да. В переработку вкладывали только тогда, когда нужно было отправить в металлолом оборудование. Что же в результате?

Вот пример участия иностранного капитала в производстве в 2011 г.:

А это – там же в 2014 г.:

Отметим, что скорей всего так частично и занята ниша среднего и малого бизнеса в России. И так на деле выглядит «защита» и «поддержка» отечественного предпринимателя. Российскому бизнесу за все годы реформ не дали даже окрепнуть. Попробуйте арендовать помещение в Москве, минуя посредника, – бесполезное дело. Всегда найдется фирма, выигравшая конкурс, которая назначит рыночную цену. Характерен отток иностранного капитала из сектора добычи полезных ископаемых (рентабельность упала или дана команда свернуть бизнес?) и приток в сферу образования. Это важно – по учебникам Сороса научат любить звёздно-полосатый флаг и лишат молодёжь качественного образования: слаборазвитой стране оно ни к чему. Следует отметить значительный устойчивый процент иностранного капитала в обрабатывающем производстве, в оптовой и розничной торговле. Вряд ли иностранный капитал строит новые производственные цеха, но в торговле скорей всего компании строят торговые комплексы и получают преимущества в выборе партнеров по аренде торговых площадей. К сожалению, пока никто не догадался дать оценку роли иностранного капитала в экономике России.

В других направлениях поддержка российского бизнеса, тем более производителя, тоже больше декларируется. Там, где он не мешает иностранному капиталу, есть прибыль, он возникает и без государственного участия.

Например, интернет сообщает, что в нефтепереработке растет число мини НПЗ. По некоторым оценкам их число достигло 200 предприятий. Показатели их работы в статистике, правда, не найти, поэтому опорой экономики им не быть.

Появились мини-заводы и в металлургии. В основном эти заводы работают на металлоломе, но в статистике их продукции тоже пока нет. Вспоминается провальный «Большой скачок» в Китае и домашние доменные печи с низкокачественной продукцией. Но ведь это же всё – позапрошлый век. Основные потребители металла – машиностроители – жалуются на высокие цены на металл. Насытить рынок, создать конкуренцию, минимизировать затраты, чтобы цены упали, мини-заводы не смогут. Крупные наши заводы предпочитают работать на экспорт. Согласно статистике в 2014 г. 40,9 млн.т. металлопродукции (из 70,3 млн.т.; в 1975 г. РСФСР производила более 79,9 млн.т., а на экспорт весь СССР отпускал только 6–7 млн. т. металлопроката, 11 млн. вместе с чугуном) пошло на внутренний рынок. Остальное – на экспорт. Причем на экспорт готовы поставлять, даже снизив цены. Упавший курс рубля с лихвой обеспечивает компенсацию потерь и затрат (особенно по заработной плате) в рублях. В ответ на жалобы машиностроителей металлурги рекомендуют обращаться к государству за субсидиями (ещё один признак затратной экономики). Удивительно, но никель, необходимый для производства нержавеющей стали, продается и на внутреннем рынке по ценам, привязанным к котировкам Лондонской LME. Фактически это означает, что мы свой национальный товар покупаем у заклятого «партнёра» из Лондона и производство качественной стали нам теперь неподконтрольно. Также как нефтепродукты для своего потребителя, как будто они из Техаса. Оказывается, и медь у нас для внутренних потребителей ориентируется по цене на Лондонскую биржу металлов (не в этом ли секрет обрушения производства кабельной продукции более чем в четыре раза?) и алюминий. Китай сам себе не продаёт такую продукцию по мировой цене, поэтому вся его линейка товаров конкурентоспособная. В Казахстане (наверно превосходит Россию по запасам нефти) – цена на бензин в два раза ниже. Таких примеров не счесть. По мировой цене – это значит, что наши товары для нас стали чужими. Если собственное сырьё отечественному потребителю торговать по мировым ценам – это вряд ли означает суверенитет над ресурсами и вряд ли способствует перспективам подъёма экономики. Неужели наш нынешний политический правящий класс думает, что на спекулятивно завышенных ценах, ориентированных на промышленных гигантов западной экономики, производящих массовую продукцию для всей Европы, можно поднять (или хотя бы оживить) собственную промышленность? Такая «открытая» экономика может работать только на воспроизводство отсталости. Жаль, что зарплата основной массы населения в России не сориентирована тоже на Лондон. Предпринимателей России, которые делают бизнес на углеводородном сырье и стратегических материалах, явно не беспокоит промышленное развитие России. В этой связи любопытен такой факт: отечественный военно-промышленный комплекс развивается на тех же стратегических материалах и даже выплачивает зарплату существенно выше установленного МРОТ, при этом продукция оказывается конкурентоспособной. А вот всё остальное, что относится к частному бизнесу, – сразу становится нерентабельным. Например, если где-нибудь в НИИ разработали оригинальную газонокосилку, и предложили её производство отечественному предприятию, затраты выводят на себестоимость, например, до 10 тысяч рублей. Её же отдают китайскому производителю, и косилка вскоре появляется на рынке (в т.ч. в России) по цене в два раза дешевле. Это иллюстрация эффективности частного капитала в России в сопоставлении с государственным.

В цветной металлургии странным представляется то, что алюминий считается стратегическим сырьём, а в России его производством и экспортом занимается компания ОК «РУСАЛ», зарегистрированная на британском острове Джерси, и это наше стратегическое сырьё контролирует иностранная компания. И платит налоги там же.

Цены на металл – не единственная проблема для обрабатывающей отрасли. Оборотные средства ограничены, отечественные с льготными ставками кредиты недоступны. Но главное – это отсутствие заказов. Почему отсутствуют заказы? Да потому, что по ценам LME можно сколько хочешь заказать в Лондоне, Париже или Берлине. Но если вагоностроители будут заказывать вагоны в Берлине, то сами вагоностроители станут не нужны, потому что таких заказчиков сколько угодно. Такая же ситуация со станками, самолётами – мелкосерийное производство нерентабельно, а крупных заказов не дают, потому что рынком владеют импортёры и им импортозамещение – как нож в горле. Вместе с тем активные закупки по импорту всегда оказывают давление на валютный рынок, где спекуляции стимулируют подпитку деньгами, провоцируя инфляцию. Самое грустное, что во всей этой истории государство как-то обособилось, призывая бизнес к совестливости. А давно назрели меры прямого воздействия через тарифы, квоты и лицензии. Похоже, главным заказчиком (а может быть и единственным) у отечественных производителей является государство, действующее в интересах организаций, выполняющих заказы ВПК. Отрадно видеть новые изделия, узнавать про новые производства, реанимации старых предприятий, выполняющих заказы оборонного ведомства. Но ВПК уже явно не может тянуть всю экономику страны. Что-то должен делать и частный бизнес. В судостроении только за счет строительства ледокольного флота доля России составляет 0,6% портфеля заказов судов в мире (доля мизерная для страны омываемой 14 морями и 3 океанами), предпочтение отдается старому торговому, рыболовному флоту, самолетов производим на порядок меньше чем раньше, потому что рынок предпочитает брать б/у Боинга. Бытовых приборов Россия производит мало, рынок заполнен импортом, автомобилестроение и производство вагонов падает из-за роста цен на металл и снижения портфеля заказов. Судя по данным Минэкономразвития, немало предприятий балансирует на грани банкротства:

Становится привычной картина остановки производства. Не нужной становится градообразующая «Уральская сталь» («Металлоинвест» сокращает сортопрокатный цех из-за низкой загруженности и, соответственно, более 2500 человек), «Комбинат Южуралникель» законсервирован с 2012 г. из-за нерентабельности и убыточности, «ЗИЛ» превращается в руины и офисный городок. Не нужен Челябинский автомеханический завод (поставщик деталей для двигателей), банкротом стал Тушинский машиностроительный завод, на котором когда-то было занято 28 тысяч, а теперь менее 900 человек. По независимым оценкам в России на 2011г., сообщают «Аргументы недели», полностью уничтожено 42 станкостроительных предприятия. Только в столице – московский станкостроительный завод «Красный пролетарий», упомянутый выше завод им. С.Орджоникидзе, «Фрезер», Московский завод координатно-расточных станков, Институт ЭНИМС, завод «Станкоконструкция», и т.д. Список длинный, можно насчитать еще десятки заброшенных предприятий: Завод электромеханической аппаратуры, «Сатурн», «Искра», АЗЛК, Цементный завод, завод Железобетонных изделий и т.д. По словам Паничева Н. А., последнего министра станкостроения, «сознательно или нет, но сегодня уничтожается отечественная технологическая база». И это – результат «поддержки» отечественного производителя. По мнению специалистов, лучшего предприятия по оснащению, чем «Красный пролетарий» в стране не было. Это был настоящий флагман станкостроения. Но в 2010 г. он выпустил последнюю партию своей продукции. Уникальное оборудование было распродано, и завод пришел в запустение при молчаливом и равнодушном отношении к происходящему властей Москвы и Правительства России. Вспомним, что в стране износ станков составляет 80%. И всё равно заказов нет. Заказы – на импорт, который не сможет обеспечить полную потребность. И всё равно – только импорт! Очевидно, заказами в стране занимаются те, кто заинтересован в загрузке производственных мощностей там, откуда импортируются станки и прочие изделия. И Правительство России это устраивает?

Так же и с другими производствами. И нельзя сказать, что везде отсутствует спрос на продукцию этих предприятий. Разве в Москве перестали строить? В 2012 г. увеличили импорт цемента на 81%, а продукция московского Цементного завода, как и завода ЖБИ рынку почему-то не нужна. И это при том, что ГУП НИИ «Мосстрой» дал заключение, что применение импортного цемента ведет к снижению прочностной характеристики и сроков долговечности строящихся объектов.

Трудно представить, чтобы «Красный пролетарий» не искал выхода. Все выходы, как можно без труда понять, упираются в финансовые тупики и сбыт: конфликт интересов в Москве часто складывается в пользу строителей элитных квартир и офисов. А турки-строители предпочитают завозить свои материалы. Согласно открытой информации, в 2006 году в капитал «Красного пролетария» вошла НК «Роснефть» с целью «предоставления помощи(!) предприятию для отражения рейдерских атак». Но это явно не помогло. Более того, НК «Роснефть» приняла также участие в капитале ЗАО «Влакра» и ОАО «РН-Влакра», которые специализируются на торговле коммерческой недвижимостью. В 2010 г. НК «Роснефть» укрепила свое влияние в этих дочерних компаниях, и это странным образом совпало с последним годом существования завода. После этого активно заговорили о стоимости площадки на месте завода, которую можно продать за 100 или 300 млн. $ под строительство офисов. Замечу, заводы и военные корабли, когда их распродавали в 90-е годы, стоили на два порядка меньше.

Невольно приходишь к выводу: всё в нашей экономике наоборот – офисов, как и бизнес-жилья, в Москве уже не счесть, а они всё строятся при отсутствии ажиотажного спроса. В то время как социальное жилье и станки требуются, а их производство сворачивается. Может быть, чтобы избежать полного разрушения экономики, необходимо закреплять контрольные пакеты акций предприятий станкостроения за станкостроением, машиностроения – за машиностроением и т.д.? Или за государством. На Западе было принято брать под крыло государства производства, переживающие трудности с последующей повторной приватизацией. Однако современная монетарная теория не велит вмешиваться государству – вот и загибаются производства, столкнувшиеся с бойкотом уполномоченных посредников, сориентированных только на импорт. Нам могут возразить, мол, тогда не будет притока инвестиций. Но их нет и сейчас. А действия непрофильных владельцев контрольными пакетами акций часто приводят к нежелательным последствиям: они привыкли к спекулятивным операциям – купить и перепродать, не заботясь о производстве. В народе не случайно говорят: деньги – к деньгам. А деньги в России в основном крутятся в сфере финансов, в нефтегазовом секторе, да в торговле. Не случайно «Газпром» занимается электроэнергетикой в Москве, «Газпромбанк» – тяжелым машиностроением на Урале (главный акционер «Уралмашзавода»), а НК «Роснефть» проявила интерес к станкостроению. Офисов в Москве построено столько, что в некоторых местах годами висят объявления об аренде – видимо, никому не нужны. Тем не менее, они продолжают строиться (в 2015 г. построено 323,7 тыс.кв.м офисов и торговых центров), и цены на аренду не падают. Значит, искусственно держатся, чтобы оправдать непрофильные инвестиции. Кроме того, важно отметить, что рынок в России не работает на понижение цен, а только на сокращение объемов. На продукты питания – в том числе.

Судя по затратам, которые несет в настоящее время «Газпром», и проблемах на рынке газа, даже при условии уступок в цене, менеджменту приходится нелегко. Но нельзя не отметить, что некоторые проблемы стали, по-моему, результатом просчетов, допущенных его руководителями, например, при расчетах цены на газ (не по спросу, а с привязкой к очень неустойчивой цене на нефть), разработке северных месторождений, очевидно, малорентабельных при сегодняшних ценах, и при прокладке газопровода (затратных капиталовложениях) в условиях неопределенности (или даже отсутствия) контрактных гарантий непредсказуемых покупателей. И кто может гарантировать, что в электроэнергетике «Газпром» поведет правильную экономическую политику, не говоря уже о технической?

Вот так же «Роснефть» сделала безуспешную попытку спасения станкостроения, а в действительности всё свелось к недвижимости – это прибыльней. А как дело обстоит в самом нефтегазовом секторе? Неужели там уже некуда вложить с пользой деньги?

В 2012 г. добыли 518 млн.т. нефти. Отправили на экспорт 240 млн.т. и на переработку 266 млн.т. Переработали и что получили? Вот основные показатели работы нефтеперерабатывающей промышленности в России:

Что изменилось за 22 года? По статистике сократились мощности, а глубина переработки повысилась. Но что в результате получили? – переработка всё глубже, а светлых фракций всё меньше. И опять вразрез с рыночной логикой: спрос растет (с ростом парка автомобилей), а топлива всё меньше. Т.е. удельный вес светлых фракций (автобензина и дизельного топлива) действительно чуть вырос, но не за счет более глубокой переработки, а за счет сокращения выхода товарной продукции от объема первичной переработки, особенно мазута, и увеличения отходов. Что ж это за рынок такой? – спрос, потребности растут, а производство сокращается. Как будто нарочно, чтобы создать предпосылки для роста цен. Теория спроса и предложения явно не про наш «рынок». Настоящий рынок так регулировать не может. За этим стоят конкретные люди из бизнеса и из чиновников, которые как раз такие создают условия для бизнеса. Либо наоборот, занимают посты, но ничего путного сделать не хотят или не умеют. Судя потому, что за четверть века подход к решению проблем не меняется, напрашивается вывод – чиновники не способны к самообучению: вместо того, чтобы путём создания рабочих мест расширять налоговую базу, снижением налогов на мелкий и средний бизнес стимулировать производство и бизнес, снижением косвенных налогов тормозить инфляционную нагрузку на население и стимулировать рост потребления, всё делается с точностью наоборот. В свою очередь сырьевой «бизнес», получив от государства всё на блюдечке, не стремится развивать его вглубь, а ищет, где можно дешевле вложиться и получить выгоду больше. Так, например, глубина переработки на предприятиях «Роснефти» была – 64,5%, и это не самый плохой показатель. У «Сургутнефтегаза», как сообщают общедоступные СМИ, невероятно – 43,2%. Для сравнения, в США – 92%. Получается, есть над чем поработать и вложиться для повышения эффективности нефтяным компаниям в своей отрасли. Государство могло бы налогами регулировать заинтересованность в глубокой переработке, равно как в обеспечении заказами отечественного станкостроения, когда оно ещё было.

Компании нефтегазового сектора идут в непрофильные отрасли, наверно косвенно способствуют возникновению мини-заводов, осуществляя на них поставки нефти (иначе, откуда те получают сырьё?), но не очень занимаются реконструкцией своих старых заводов, чтобы повысить отдачу. Значит, не выгодно в России вкладывать деньги в глубину переработки, выгодней в сырьё и недвижимость. И это – упрек законодателям, т.к. это ещё и повод утаивать продукцию с более высокой степенью переработки. Налоговая система, таможенные тарифы, система квот должны ориентировать преимущественно на готовый продукт с высокой степенью обработки. Нефтяные компании демонстрируют нам свою незаинтересованность. Тем более, что 83 млн. тонн нефти за минусом использованной для собственных нужд – это потери не для нефтяной компании, не для нефтепереработки, а для потребителей (читай, – экономики в целом), потому что в конечную цену потребителя они, безусловно, будут включены. Этого мало. Как известно, предприятия даже нефтегазового сектора пользуются субсидиями государства. А это – возврат части ранее уплаченных налогов. Так, в 2012 г. предусматривалось выделение из бюджета 29,5 млрд. рублей, в 2013 г. – 19,9 млрд. рублей, из которых наибольшая доля предназначалась ОАО «Газпром». Кроме того, нефтегазовому сектору предоставляют различные преференции, устанавливая на низком уровне налоги на добычу полезных ископаемых, замораживая их временами в абсолютных цифрах (вне зависимости от объема, значит, можно выкачивать скважины до истощения) или даже отменяя. Снижают пошлины. Но если в нефтегазовой отрасли доля иностранного капитала в разные времена составляла от 40 до 70%, то для кого эти преференции, субсидии? И кто проигрывает? Бюджет, т.е. население, которое, перечисляя в бюджет налоги, оплачивает эти денежные вливания в нефтегазовые гиганты и банки. При том что государство у нас по конституции – социальное. Или это опять – поддержка «отечественного» производителя?

Вот в такой обстановке, если верить статистике, приходится выживать реальному сектору экономики. И всё-таки с трудом, но что-то производим, и даже зарабатываем. Обратимся, наконец, к потребительским расходам.

Нас пытаются заверить, что по «паритету покупательной способности» россияне живут с каждым годом лучше. И действительно, если судить по этому паритету и верить статистике, мы с удивлением обнаруживаем, что Россия в 2013 г. по ВВП была на шестом месте, сразу после Германии, опережая Францию. А сейчас – особенно хорошо, после скачка курса доллара и евро по отношению к рублю. Литр бензина стоил 94 цента, а теперь меньше 50 центов. Прекрасно, тогда и жить мы должны как в Германии. Возможно, кто-то так и живет. Но статистика размазывает благополучие на всех. Почему же не живём? Потому что зарплата начисляется не в долларах, а в рублях. При этом: то зарплата сокращается, то рабочая неделя, то рабочее место. Поэтому вопреки статистике доходы становятся меньше, а цены выше. Видимо, что-то с этим паритетом не так. Чтобы разрешить этот казус попробуем использовать другой паритет – покупательную способность рубля в наше время и в далекие 70-е годы XX века так называемого «брежневского застоя». И применим простую арифметику: в 1976 г. можно было очень неплохо пообедать (своеобразная потребительская корзина) на 1 рубль (и даже меньше), сейчас надо не меньше 250–300 рублей. Нам могут возразить, мол, можно было пообедать, но купить ничего нельзя было. Так ли? Оценим розничный товарооборот: в 2014 г. его объем оценивался в 26,256 трлн. рублей, это 182 716 рублей на душу в год, а в 1976 г. – 225,8 млрд. рублей, что составило 947 рублей на душу. Получается, всего 731 (182716/250) обед – импровизированная условно «потребительская корзина» розничного товарооборота на душу сейчас против 947 в пользу «застоя». Выходит, рынок в 2014 г. почти на треть был менее насыщен потребительскими товарами, чем в 70-е годы прошлого века. А в 2015 г. – еще меньше. Странно это, судя по прилавкам? Это потому, что сегодняшний розничный рынок – это витрина. А судить надо не по тому, что лежит на прилавке, а по тому, что продано.

Проиллюстрируем состояние рынка на товарах легкой промышленности. По информации газеты «Ведомости», продажи одежды и обуви в России в I квартале 2015 г. против аналогичного периода 2014 г. сократились на 42% в натуральном выражении и на 19% в денежном. Даже если предположить, что часть сокращения продаж в денежном выражении компенсирована некоторым увеличением оборота люксовых брендов, вряд ли разницу в 2,2 раза можно объяснить только этим. Налицо существенный рост цен. Специалисты оценивают российский рынок одежды и обуви в 2,8 трлн. рублей. Если процентное сокращение за квартал распространить на годовое исчисление, можно предположить, что за 2015 г. только на одежде и обуви, и только через рост цен, из кармана более состоятельных потребителей извлекут около 600 млрд. рублей, компенсировав потери оборота в натуре.

Падение рынка на 42% объяснить можно только процессом оскудения денежных запасов у большинства населения. Также как в промышленном секторе – отсутствием оборотных собственных и заемных (из-за дороговизны) средств. Торговлей акциями занимаются сторонние (Управляющие) компании, и деньги до производственников не доходят. Сегодня почему-то всех заботит не состояние промышленного сектора, а курс рубля и цена на нефть. Курс рубля падает, а вместе с ним падает капитализация рынка акций (в долларах). Сегодня она в долларовом выражении упала по итогам 2014 г. в два раза, а в рублевом осталась на уровне 2009 г. Это значит, что по паритету покупательной способности не жизнь населения стала лучше, а российские предприятия для владельцев долларовых авуаров стали дешевле. Значит, опять можно ожидать смену собственников и новые банкротства. И товары в России для иностранцев с долларами или евро стали дешевле. Недаром финны занимаются шопингом в России. Для иностранцев Россия становится более комфортной страной, чем для коренного населения.

Итак, судя по розничному товарообороту, его потенциал для роста ВВП не велик. Что касается услуг: аналитики говорят, что в России услуги обеспечивают половину всего ВВП (это-35 703 млрд. рублей), сравнивая с США, где их доля –3/4, или Европой – там доля от 3/5 до 2/3. Всё может быть. Только в США и Европе – за счет роста доли услуг при сохранении производства, а в России – за счёт сокращения производства. Такой удельный вес услуг в ВВП страны со скудными средствами у населения и в реальном секторе экономики, говорит только о дороговизне жизни и низких доходах. По мнению аналитиков 3/5 (21,4 трлн. руб.) – это услуги транспорта, бытовые услуги, ЖКХ, т.е. услуги добровольно – принудительного характера и затрагивают всё население. Потребитель обязан их оплачивать, сколько бы они не стоили. Остальные 2/5 – это туризм, отдых, общественное питание, культура и спорт, которыми пользуются все, но чаще – только часть населения. Стоимость оказанных услуг трудно оценить в натуральном выражении. Да и в оценке их стоимости и доли в ВВП есть сомнения. В ЖКХ, например, если каждая семья из 3-х человек платит за квартиру в среднем в размере 4000 рублей, то сумма для всего населения в год всего 2,3 трлн. рублей. Транспорт, как показано в начале статьи, реализовал услуг на 4,133 трлн. рублей, т.е. с учетом микробизнеса – не более 4,9 трлн. рублей. Остались услуги на 14 трлн. рублей? Трудно представить пенсионеров и безработных в очереди на бытовые услуги с крупными суммами под 100 тысяч. Зато такие расходы могут быть связаны с посредническими услугами коммерческих структур. Здесь частично могли образоваться средства, пошедшие на рост частных состояний. Частично потому, что эта сумма вписывается в размер прироста номинального ВВП, который вырос за 2013 и 2014 гг. на 8757 млрд. рублей. А частные состояния, как мы знаем из доклада Boston Consulting Group, выросли на 24,7%, т.е. на 396 млрд. $, что в отечественном эквиваленте составляет около 13,95 трлн. рублей (при условии ежемесячной конвертации равными долями, сумма странным образом совпадает с 14 трлн., оставшимся нераспределёнными от «услуг»). Сумма прироста частного капитала в 1,6 раза больше прироста ВВП даже с учетом роста цен – примерно на 5,2 трлн. рублей (13,95–8,76). Если они не заработаны в реальном секторе экономики и не на потребительском рынке, то где еще? Это могут быть услуги, трудно поддающиеся статистическому учету: наценки посредников при реализации импортных товаров, не нашедших отражения в ВВП, торговля на бирже и, наконец, проценты по депозиту, что в свою очередь предполагает доход на кредитах. Иначе говоря, прибыль, полученная на бирже.

В стоимости ВВП мы не коснулись инвестиций. По данным Росстата суммарный объем инвестиций в черную металлургию с 2010 по 2014 г. составил более 700 млрд. рублей (с рудным сегментом), в лесное хозяйство, лесозаготовки и услуги в 2014 г. – 82,58 млрд.рублей, в транспортный комплекс в 2014 г. – 1,4 трлн. руб., в т.ч. из федерального бюджета 359 млрд.руб. Суммарные инвестиции в основной капитал в 2013 г. составили 13255,5 млрд. руб., в 2014 г. – 13527,7 млрд. руб. – опять близко к сумме нераспределённых услуг. И вновь возникает вопрос: туда ли пошли инвестиции? Сокращение производства, вялый рост или банкротства не могут быть при активном спросе и хорошем инвестиционном климате. Невольно напрашивается вывод, что инвестиции выделяются, но капитализируется из них явно ничтожно малая доля. Кроме того, Boston Consulting Group отмечает, что большая часть частных состояний хранится не в акциях или облигациях, а на валютных счетах. Значит, возможно, в средствах, которые участвуют в торгах на бирже.

Вот данные из годового отчета Московской биржи ММВБ-РТС за 2014 г.:

На фоне денежного голода в реальном секторе экономики, как видим, на Московской бирже участники сделок не стеснены в средствах. Трудно учесть оборачиваемость громадных сумм, но то, что их прирост никак не связан с ростом экономики (о чем гласит теория монетаризма), – это очевидно. Причем на валютном рынке доля нерезидентов по оценке Российской Бизнес-газеты, составляет 17% (впрочем, у них могут быть в агентах резиденты), а на рынке акций (фондовом) и срочном рынке доля составляет 44–45%. Тогда напрашивается один вывод: тем, кто ежедневно совершает спекулятивные операции на сумму в 50–60 млрд. рублей и более (а ведь если разделить годовую сумму на число дней в году, то – 559 млрд. рублей=17млрд.$ по среднегодовому курсу), им разговор о производстве и его проблемах, платежеспособности населения, ценах и тарифах не интересен.

К сожалению, он не очень интересен и многим чиновникам.

Просто удивительно, как это российская экономика умудряется выживать в таких условиях. Кризис экономики ощущается буквально во всем. Но нарисованная здесь картина говорит скорее не о кризисе экономики, а о затянувшемся кризисе государственного регулирования экономики и непродуктивности всех реформ. Законодательство, регулирующее финансовую и производственную сферы, явно расходится с интересами экономики России. И то, что государство предприняло в отдельных направлениях шаги к стимулированию роста – размещало заказы, выделяло денежные средства, – вызвало некоторое оживление, поддержало отрасли. Значит, возможны эффективные способы управления даже при нынешнем во многом несовершенном законодательстве. Может быть, чиновникам не хватает квалификации, доброй воли или желания?

Во всяком случае, очевидно, что наша экономическая «элита» сильно уступает элите Китая, который начинал реформы с куда более низкого старта. Поразительные данные приводит И. Г. Калабеков в книге «Россия, Китай и США в цифрах». Вот несколько цифр:

Что к этому добавить? При сегодняшнем курсе рубля ВВП 2014 г. в долларовом выражении в России упал ниже 1990 года – до 1006 млрд. $, к тому же надутых инфляцией. При таком раскладе и с такими темпами России остается догонять только себя в 1990 году, от остальных безнадёжно (?) отстала.

Классики рыночной экономики утверждают, что прибыль, которую вправе получать предприниматель, полагается ему за предпринимательскую способность. А предпринимательская способность – это такой экономический ресурс, который берет на себя:

Инициативу соединения ресурсов – земли, капитала и труда в единый процесс производства товаров или услуг;

Задачу принятия основных решений по ведению бизнеса;

Новаторский подход, т.е. обеспечивает разработку новых технологий, выпускает новую продукцию;

Риски, связанные с перезапуском производства.

Т.Пикетти в своей работе "Капитал в XXI веке" делит имущественное состояние на два вида: наследственное и предпринимательское. Наследственное применительно к России исключаем из рассмотрения, а предпринимательское везде на Западе тоже условно делят на два вида: нажитое своим предпринимательским трудом и полученное на спекуляциях. Предпринимателей, нажившихся не совсем честным трудом, в свой круг не очень допускают. Например, из богатейших семей японских миллиардеров Йосиаки Цуцуми и Тайкичиро Мори, занимавших первую сточку в рейтинге "Forbes" с 1987 по 1994 г., которые нажили своё состояние, как считается, благодаря пузырю на бирже и на рынке недвижимости, или индийского магната Лакшми Миттала, который возмущает тем, что его роскошные лондонские дома по стоимости втрое превышают его инвестиции в производственный комплекс во Флоранже. Приведённые примеры соотечественникам ничего не напоминают? Это наша действительность. А таких даже на Западе не уважают.

Многие, прочитав мои заметки, скажут: «Всё это и так известно. Америку не открыл». И действительно. Все эти сведения есть в интернете. Просто они иначе воспринимаются, если ряд известных сведений поставить рядом – выявляются некоторые особенности нашего «развития». Вот, например: в 1987 г. в мире было всего 5 долларовых миллиардеров на 100 млн. взрослого населения и 30 стало в 2013 г. В России из-за кризиса число долларовых миллиардеров упало с 111 до 88 человек на те же 100 млн. взрослых обнищавших человек. Ничего себе социальное государство. Выходит, у нас самые предприимчивые предприниматели. Только вот на населении и на росте ЧАСТНОГО сектора экономики это практически никак не отразилось.

Каким же видится рынок России с точки зрения теории? И есть ли у нас предприниматели? К ним трудно отнести тех, кто существенно прирастил свои капиталы за последние два кризисных года, потому что ни одной задачи из четырех, перечисленных выше, они не решали и не собирались решать. Они воспользовались наследством, принадлежавшем всему народу в недавнем прошлом. А раз так, то прибыль, полученная без реализации этих задач, – неосновательное обогащение при полном попустительстве чиновничьего аппарата, который предпочитает законодательно не мешать такому "бизнесу".

Рыночные механизмы, запущенные у нас, – куда более репрессивная система по отношению к 90% (или как минимум к половине) населения, чем командная система. С той разницей, что при командной системе на 90% населения приходилось гораздо больше доходов и имущества (через общественные фонды потребления), чем в сегодняшней «рыночной» системе.

Предприниматели, конечно, у нас есть. Но они беззащитны перед государственной машиной, настроенной, как инкубатор, выращивать миллиардеров за счет благосостояния остального населения.

Декабрь 2015 г.