Читать книгу ПАРАДОКСЫ интеллектуального чтива. Книга шестая. Девять эссе – «Все про все»! - Николай Болотов - Страница 2

Записки лесного «бродяги»

Оглавление

На старости лет вспоминается нечто, вреде бы и не столь уж важное, что бывало по молодости……Оно, быть может, и не вспомнилось вовсе, если бы про стераемость впечатлений не напомнил случайно найденный, давно позабытый дневник 55 – летней давности.

Почитал оный и опечалился своей лености, про то, что хорошую привычку вести дневник, я утратил весьма быстро в повседневной житейской обыденности.

А между тем это была весьма неспецифичная для коренного городского жителя «обыденность».

Она состояла в осознанной (не по нынешним временам) замене обустроенного городского быта на заведомое отсутствие такового (что мягко сказано) в специфической обыденности экспедиционной жизни.

Так что это эссе, по большей части, о романтике полевого сезона лесоустроительной партии, в которой городской обыватель 6—8 месяцев в году учится не только существовать в лесной глухомани, но и становиться её малой частью, ощущая генетическое с ней родство.

Правда, романтика состоит не в самой работе лесоустроителя. Эта работа стереотипна. Каждый квартал леса и каждый его выдел (участок) описывается (оценивается) по определенной методике (форме). Моя тогдашняя специальность называлась инженер-таксатор. То есть тот, кто устанавливает лесную «таксу», а такса – (от лат. taxare – оценивать). По большому счету это полевые и камеральные работы по приведению наших бескрайних лесов в известность и организации в них планомерного лесного хозяйства.

Но как говорит наша таксаторская поговорка:

«Работа – что медведь, из лесу не уйдет». Поэтому вся производственная суть этой лесной профессии состоит в том, что в ней надо много-много передвигаться, много больше, чем даже профессиональному спортсмену. Почти ежедневно за световой день по 45—50 км, и не беговой дорожке или по тропинкам и даже не по звериным тропам, а чаще всего напрямик через иногда непролазные заросли, бурелом или, дай бог, горельник. Но хуже всего это кавказские заросли азалии, через которые продраться труднее, чем вброд по вязкому болоту по пояс в воде. Я даже приучил себя к ходьбе носками ступней внутрь. Во всяком случае, ни разу за 15 лет такой жизни ноги не повернул, в отличие от наших боевиков, в которых почти каждый «доблестный спецназовец», стоит ему пробежаться по лесу, обязательно ногу подвернёт. Это я к тому, что сейчас набирает силу наш внутренний туризм по бескрайним прекрасным и диким местам нашей Родины.

Но если вы ходите «вразвалочку» (пятки вместе – носки врозь), вам следует начать такие тренировки, иначе зацепитесь не только за кочку, но и за бугор, и попадете больницу, но не сразу. Скорой помощи в тайге у нас нет!

Так что все далее – это про моё мироощущение движения по природе…..

И я несколько не сожалею, что моя молодость была потрачена на сознательное уединение с таёжными и прочими, не столь уж дикими, но бескрайними лесами от Приморской тайги до Восточной Пруссии (нашей Калининградской области). Весь этот отрезок моей жизни я провел в длительных (по полгода) лесоустроительных и других экспедициях в проектном или научном исследовании (обследовании) состояния наших лесов.

И я бы сказал сейчас – их самочувствия.

Самочувствия, которое неизбежно перетекает и в тебя, когда ты один на один с его величеством – девственным лесом. И ты хочешь – не хочешь, даже выполняя рутинную работу, весь световой день, бродя по глухоманным дебрям, когда за весь сезон никто тебе из Homo sapiens на пути не встретился, исключая твоих же собратьев по партии (прошу не путать таксаторскую партию ни с какой другой) ……Начинаешь существовать по законам их психологии, которые никак нельзя описать.

Да и понять невозможно.

Возможно только сосуществовать вместе с ними. Это не просто научиться жить в бескрайнем фитоценозе (биоценозе), как говорят биологи, и тем более, уметь выживать в экстремальных условиях, как это тренируется в спецназе, это – ощущать себя его частью.

И такое ощущение приходит к тебе в момент первой же одиночной ночевки у теплоблаженного костра на берегу быстро журчащей речки, всю ночь говорливо передающей твоему сознанию некие свои тайны, которые постичь никак не удается, кроме того, что они на самом деле есть….

И самое главное, что это самосознание не есть осознание действительности. Оно в некоторой степени схоже с сомнамбулизмом. Только это не болезненное расстройство парасомнического спектра, как определяет это медицина (приступы лунатизма с нарушением пробуждения), наоборот – некое погружение в тайну лесного сна наяву.

Ты погружаешься в лесные шорохи его жизни и стараешься следовать им в меру собственного их понимания. Но как у сомнамбулы, у тебя остается то «расстройство», что ты оного в это время не замечаешь. И понять всё это возможно по случаю и много позже, избавившись от природного «лесовекового навождения» в обычной городской жизни.

Для меня таким случаем стала случайная находка экспедиционных записей более чем 50-летней давности. Мне тогда было 20 лет с небольшим, и теперь я ничего подобного не стал бы описывать. Но тогда, по окончании Воронежского ЛТИ, я попал в удивительную Приморскую дальневосточную тайгу, прекрасно описанную В. К. Арсеньевым в его документальных романах «По Уссурийскому краю» и «Дерсу Узала».

И более того, ни куда-нибудь в случайную точку, а точь в точь, в то самое место, которое мечтал увидеть.

Вот как тут не вспомнить про Провидение!…..

Именно в то место, где когда-то стояла знаменитая на всю округу фанза китайца с удивительным по тем временам для таежных обитателей обстоятельством – со стеклянным окном, вместо обычного слюдяного!?

Отчего даже речку эту со временем назвали «Стеклянухой».

Так что быль и небыль существовали тогда во мне вместе, не мешая друг другу.

Ну, а поскольку мне теперь далеко за 60, то я подозреваю, что современному дошлому городскому читателю вся выше описанная преамбула единоличного лицезрения «лесного духа» может показаться наигранной. Он уж точно знает, что в советские времена, согласно нормам производственной безопасности, никто не мог бродить по тайге в одиночку.

Поэтому могу признаться, что заведомо корыстно нарушал эти нормы (благо проконтролировать было некому) по той банальной причине, что функции рабочего, который мне как инженеру-таксатору лесоустроительной партии полагался в качестве сопровождающего, я выполнял.

К примеру, при необходимости уточнения хода роста насаждения, валка и раскряжевка модельного дерева; исправление недоделок технического характера по нанесении в натуре квартальной сети; помощь (мне любимому) в организации ночлега вне табора (места основной стоянки) и прочие «мелочи». А причитающуюся рабочему зарплату я бессовестно присваивал.

Всё это я не в плане раскаяния, а к тому, чтобы меня не принимали за лунатика, тем более что почти ежедневные физические упражнения с топором позволяли держать хорошую физическую форму.

Я как-то в той самой Приморской тайге засёк время. Которое мне было потребно. Чтобы в последние светлые минуты уходящего дня приготовить себе комфортный ночлег, который-то и состоит всего лишь из двух «стратегических» операций – развести костёр и приготовить пищу. Так вот на «тактическую» операцию – сооружение «надьи» у меня уходило всего 15 минут…..В этот срок рубится манчжурский ясень, которого пруд пруди у любого ручья, с диаметром ствола не менее 28 см. Срубленный ствол раскряжовывается на три 2-х метровых обрубка, которые укладываются на костер: два рядышком вниз и один, вплотную, сверху….Древесина у этого ясеня кольцепоровая с крупными сосудами полными воды. Поэтому он горит медленно всю ночь напролёт, плавно, без треска и искр, правда поначалу слабо гудит, испуская пар, как трогающийся паровоз.

Так что спать рядышком вполне комфортно и в прохладную летнюю ночь и даже глубокой осенью, особенно, если растянуть небольшой, отражающий тепло тент, с противоположной стороны лёжки…..

Это я в плане ликбеза для начинающих «диких» туристов, поскольку организованного «экологического» туризма у нас ещё долго не будет….Страна огромная!

Ну, а если самого себя спросить для чего все это пишу, то думаю, что всё это какая ни какая, а моя, не выдуманная история, и её дух может быть интересен для современных урбанистических поколений, которым надоест—таки когда-нибудь городская жизнь. Недаром же сейчас становится модными путешествия по своей собственной огромной и прекрасной стране под названием Россия.

А путешественнику всегда интересно узнать, чего можно ожидать от «дикой природы», тем более что она у нас процентов на 85—90 (по территории) действительно дикая. В чем убедился и такой сугубо городской от рождения гражданин РФ, как президент Вл. Путин, который (как помнится) при туристическом заезде на новой «Ладе» по федеральной трассе между Хабаровском и Читой был искренне удивлен отсутствием хоть какой-нибудь мобильной связи.

Могу предупредить всех будущих путешественников, что её (связи на любых мобильниках, вплоть до смартфонов) на огромной части территории России нет, и не скоро будет.

Поэтому особо осторожным, советую запастись аппаратами прямой космической спутниковой связи.

Ну, а если без шуточек, то надеюсь, что некоторые моменты моего повествования будут полезны для человека, оказавшегося «не в своей тарелке», чтобы не растеряться от неожиданностей и не остаться «голодным» в изобильной «родной тайге», не говоря уже о более серьезных делах.

Итак, начнем-с…..Спросите, отчего я в те времена по тайге с «мелкашкой»?

Как с нею можно охотиться?

Ну, во-первых, охота, как таковая, не есть основная задача таксатора. Поскольку даже, исключая другие приоритеты, сама ходьба по местности (чем быстрее ходишь, тем больше заработаешь) при сдельной оплате труда, не соответствует ни расслабленному стилю любительской охоты, ни тем более крадущейся осторожности промысловой. Более того, скажу, что эта форма труда очень эффективно самоналаживает рабочую дисциплину. Оттого в ней более добычливое ружьё, вроде обычной двустволки ни к чему. Кроме того, не надо носить лишние пару килограммов (ружье плюс патронташ).


«Медвежья» поляна в Таштагольской тайге


А во-вторых, в те времена никакого более «мощного» легковесного «гражданского» оружия не было. Гладкоствольный карабин типа «Сайга», под «калашников», появился только в 1974 году. А его дальнейшая убойная мощь под боевой АКМ развивалась в лихие 90-е. Это тогда появились парадоксально уродливые конструкции типа «Тигр» и прочие (нарезные карабины с оптическим прицелом). По мысли разработчиков, также как и городских телеохотников, мечтавших заполучить в свой пантеон шкуру уссурийского тигра, видимо, следовало, что оптический прицел поможет лучше «разглядеть» в лесной чаще притаившегося тигра.

А разглядевши его в деталях, всадить в жертву, как минимум десяток пуль, чтоб наверняка!?

Ну, насчет числа пуль – это оправдано, поскольку современные браконьеры (не бог весть какие снайперы) знают, что одного «калаша» может и не хватить. Поэтому охотятся по двое-трое, со сворой специально натасканных лаек.

Но вот то, почему они не используют при этом 6-10-ти кратных прицелов к карабину, не догадываются современные кинопродюсеры. Что очевидно из просмотра современных боевиков, в которых «супер спецназ» гоняется за бандитами в густом лесу, тщательно высматривая оных в оптический прицел.

В средней уссурийской тайге с «полнотой насаждения» 0,8 (есть такая категория сомкнутости лесного полога в лесной таксации) ничего в бинокль разглядеть вообще невозможно, поскольку далее 25 метров уже ничего не видно за лесным пологом.

По опыту своих оптических измерений в лесу могу сказать, что любая оптика, а тем более длиннофокусная, многократно снижает не только угол зрения, но и стереоскопичность оного. Поэтому любой кино спецназовец, уставившись в объектив прицела, и стремясь разглядеть камуфляж противника за «крупняком» плоского плана какой-то веточки, рискует «проморгать» целое дерево, из-за ствола которого получит удар прикладом по затылку.

Браконьер же от тигра может поиметь когтистую смертельную рану. Вот почему они охотятся вооруженными до зубов, осторожно оглядываясь по сторонам всей своей бандой без биноклей. Чему видимо надо, поучиться и спецназу, во всяком случае киношному, если он показывается не только для полных идиотов.

Но это я так теперь вижу эту проблему. А тогда мне однозарядной мелкокалиберной винтовки ТОЗ-8 образца 1932 года было вполне достаточно, чтобы, не отрываясь от работы, принести, по случаю, к вечеру пару рябчиков или зазевавшегося тетерева или зайца.

Специально я никогда и ни на кого не охотился (имея в виду конечно дичь).

Хотя неплохо стрелял.

Это обстоятельство вполне может проистекать из того, что как- то не пришлось стрелять по всему, что угодно, без ограничения. Я уже не имею в виду дебильноватые компьютерные «стрелялки», в которых 30-летние дитяти палят из танковых пушек друг в друга, даже не считая снарядов. Компьютер сам подскажет, что остался последний, чтобы самого себя подорвать.

В те времена патронов к мелкашке было найти трудновато, а другого оружия как-то и особо не представлялось.

Помниться, что даже на военных лагерных сборах по окончании вуза пострелять из «макарова» тоже «в норме» не пришлось. До сих пор таю обиду на того капитана, который проводил контрольные стрельбы.

А дело было так……

Несмотря на то, что наш выпуск по военной запасной специальности готовился на штурмана фронтового бомбардировщика Ил-28, по сокращении боевой авиации Никитой Хрущевым, нас «списали» в ВДВ.

И по такому случаю этот капитан-инструктор по стрельбе, построив нашу группу из 30 курсантов в чистом поле, с одном столом и одной мишенью на 25 метров, дает вводную по известной песне: – «Потому, потому что мы пилоты……» – то есть, стрелять не умеем, с каждым работаю персонально.

Одного вызываю, остальные сидят тут на травке, и греются на солнышке.

Никто и ни куда, ни на шаг!

Порядок стрельб такой: – Сначала делаем три выстрела из «макарова». Кладем пистолет на стол, подходим с курсантом к мишени, отмечаем пробоины….. Соображаем по вопросу неудачной стрельбы!?

Потом возвращаемся в исходную позицию и по моей команде исправляем многочисленные выстрелы в «молоко». У вас остается на эту операцию пять зачетных выстрелов. Зачет 27 из 50. Повторов не предусмотрено, условия тут для младенцев, кто не сдаст – в офицеры произведен не будет.

Ясно!

Команда недружно отвечает в том смысле, что понятно….

Капитан рычит: – Отставить! Отвечать по уставу!!!

Моя 514-я штурманская студенческая группа, вытянувшись в струнку, нескладно рявкает: – Так точно…… Господин капитан-с……. Товарищ капитан-с, не расслышав этот нестройный хор, довольно командует: – Вольно и……. Разойтись!

Мои однокашники усаживаются на травку. И я, по списку на «Б» первый, открываю стрельбу…….

Идем с капитаном смотреть: 8-ка,9-ка и 10-ка.

Возвращаюсь довольный к столу, на котором лежит «мой макаров» с контрольными 5-ю патронами, хочу взять пистолет в руки, как капитан командует:

– Стрельбу отставить! Курсант Болотов стрельбу закончил, зачет- 27 очков.

На мои нескладные возражения, типа отдай мне, что положено, следует ответ-приказ: – У меня каждый патрон на счету, поэтому после стрельбы собираем гильзы!

Делать нечего, собираю свои три гильзы и усаживаюсь на травку, к что-то про себя соображающим собратьям.

Что они на сей счет сообразили, ясно из того, что далее никто из них меньше 8 выстрелов не производил, и естественно, все зачетную норму выполнили.

Это я не про состояние нашей советской армии в те времена, а про тот запасной её «материал», которому и пострелять в удовольствие не пришлось.

Но я по таким мелочам на Советскую Власть не обижаюсь.

Она дала мне возможность совместить мою тягу к таёжным путешествиям с полезной производственной функцией приведения в известность бескрайнего и по большей части ещё неизведанного «зелёного моря» наших лесов.

Лесная таксация в системе «Всесоюзного лесоустроительного предприятия» давала возможность организовать в них рациональное хозяйство с десятилетним сроком повторного лесоустройства. Именно поэтому тогда в лесном хозяйстве был относительный порядок, совсем не так ка сейчас. Регулярное обследование лесов вот уже 30 лет, как почти полностью отсутствует.

Лес рубит кто угодно, в любом возрасте, неизвестно куда вывозит, и никто лесосек не восстанавливает. Тайга горит там, где никогда не горела. Пожары тушатся неделями с применением современной могучей техники, армией и «зелеными» добровольцами…… Раньше с этим делом запросто справлялся один лесник, который просто отлавливал поджигателей.

В других случаях лес спасала противопожарная авиаохрана лесов, смысл которой был в ежедневном патрулировании легкомоторной авиацией первичного возгорания и экстренного тушения очагов пожара небольшой десантной группой профессионалов.

Сейчас, во время спутниковой связи, про пожар становится известно, когда он (а по-прежнему лес горит в 90% случаев от поджогов населения) «неожиданно» подходит к домам не только лесного поселка, но и областного центра!?

При том почти всегда, так неожиданно, что жители выскакивают (по передачам ТВ) в одних портках, позабыв даже прихватить нужные документы.

Большего бардака власти в организации лесного хозяйства страны придумать не возможно……

Но я опять отвлекся.

Ведь обещал про таежные приключения!?

Ну, вот вам основное, в связи с которым я никогда не охотился на крупную дичь, хотя вокруг было полно изюбря, лося, кабана, пятнистого оленя, косули и помельче, вроде кабарги и пр…….Дело было осенью 1962 года в том самом моем заветном месте – бывшем поселке лесозаготовителей на Стеклянухе.

В 50-х годах на этом месте лес был вырублен и подзарос разной порослью при сплошном высокотравье. Идеальное место для осенней охоты на косулю. И вот как-то, по наводке местного лесника вечером в пятницу, к нам на табор завалилась целая кодла охотников из Владивостока с целью раздобыть рога красавца самца косули, которого тот самый лесник и выследил.

Вся эта бригада на хорошо оборудованных «засидках» две ночи подряд ожидала этого красавца. Но он каким-то образом, как поутру в понедельник перед отъездом группы рассказал лесник, «нюхом обходил засидки», кормился рядом, но в безлунные ночи никто его не увидел и не услышал!

Рано утром вся охотничья компания погрузилась в грузовик лесозаготовителей, и отбыла восвояси. Я же, как всегда взявши мелкашку, отправился по проезжей, довольно широкой просеке на работу. И только отошел метров за двести от поляны, как вижу в 100—110 метрах дорогу, этак степенно и не торопясь, переходит козёл косули.

У меня, видимо, сработал охотничий инстинкт.

Мигом падаю на землю, в лужу, одновременно стаскивая с плеча ружьё. Козел уже почти скрылся за стеной леса, остается видимой (точно помню – половина туловища). Стреляю ему в пах.

Слышу – попал!

Пуля мелкашки при попадании издает в такой момент характерный хлопочек, словно выстрелил в подушку. Козел делает быстрый прыжок и скрывается от обзора.

Ну, мало куда попал. Спокойно подхожу к месту, откуда он прыгнул и что же вижу!?…Этот красавец лежит в четырех метрах от дороги, без движения, лишь только поднимает на меня голову и смотрит чуть раскосыми черными печально-влажными глазами, словно говоря: – За что же ты, нехристь, меня убил!

Радость удачной охоты, как рукой у меня снимает.

Понимаю, что прострелил ему почки и это предсмертный болевой шок.

Добиваю ещё одним выстрелом беднягу, взваливаю на плечи и несу на табор к своим «бичам», которые на радостях по такому случаю объявляют себе выходной.

– Оставайтесь, Николай Алексеевич, сейчас шашлыков нажарим!

Я отказываюсь, ухожу и возвращаюсь только поздно вечером. Мои бичи за день косулю сожрали, но оставили мою порцию и обещали выделать вожделенные для охотников рога самца мне на память. К порции я так и не смог притронуться, от чучела отказался……..

Можете смеяться, но я видимо, принадлежу к тому психотипу россиян, которые, вырастив на зиму в прокорм себе кабанчика, за которым полгода ухаживали и даже звали, скажем, Борькой, собственноручно забить его не могут и зовут для этого «смертоубийства» соседа.

Так это или нет, но с тех пор я больше ни в одну крупную дичь никогда не стрелял.

Мне кажется, что в том есть некий таежный зарок красоты, который нарушать безнаказанно нельзя.

Как говаривали те мои «бичи» – «Бог падлу метит!».

И платить за это кощунственное чревоугодие моей лесоустроительной шайке пришлось очень скоро.

Погода неожиданно испортилась……

И начались проливные нескончаемы муссонные приморские дожди. Льют день, другой, третий …..неделю!

То, что на работу не выйдешь – полдела, главное, что в бригаде из 8 человек уже как 4 дня кончились основные продукты. Это конечно не голод, когда есть рис и гречка, но поскольку уже двое суток как кончилась тушёнка и сгущенка, это уже ЧП – основа для «голодной забастовки».

Ни один уважающий себя бич (в тогдашнем лексиконе это переводится как бывший интеллигентный человек) в экспедиции в таких «ужасающих нечеловеческих условиях» на работу не выйдет. На мои доводы, как же они коротают зимы в котельных домов, где подрабатывают кочегарами, они отвечают, что нечего путать «божий дар с яичницей»!

Про божий дар я ничего не понял, а про яичницу мне стало понятно – её я должен им обеспечить.

Но погода нелетная, а лесовозная дорога, что идёт по руслу Стеклянухи, вообще исчезла под напором паводка, который может спокойно вынести любой лесовоз в Японское море. Правда можно выйти из леса за 25—30 км к поселку, но идти придется в обход по обрывистому крутому берегу реки, по сплошной буреломной глухомани, на что мои бичи пока что не готовы.

Кое-кто из оптимистов пытается охотой добыть пропитание, но все это кончалось только насморком.

Делать нечего, надо спасать от голода собратьев по профессии. Пошел к реке, дождь видимо прекращается, но реку обычной глубиной по колено, не узнать………. Стремительный поток в 1.5—2 метра глубиной катит по дну огромные валуны, время от времени их стук друг об друга явно слышится.

Но отмечаю, что направление течения не изменилось. Оно такое же, как и в межень. А дорогу лесозаготовители строили по всем правилам лесовозной науки: она четко переходит с берега на берег согласно направлению течения, чтобы облегчить движение перегруженного лесовоза вниз по реке.

Попробовал воду – теплая, хоть сейчас купайся!

Принимаю решение: сплавляться «голышом» по лесовозному треку.

Раздеваюсь до плавок, пакую одежду в небольшой рюкзак, креплю его повыше на плечах за головой, надеваю свои «туристические» ботинки, и… вплавь по течению.

Правда, плаваньем это никак не назовешь!

Это как поплавок, надо только держаться на плаву в струе потока. Он переносит тебя с берега на берег, где по обычно сухим отмелям, а сейчас покрытыми относительно спокойной водой по колено и выше, можно сотню метров пройти пешим ходом вдоль берега до другого переката, и вновь всё повторить.

Однако в наиболее глубоких местах, чтобы не выбиться с видимой трассы, приходится изредка отталкиваться ногами от дна. И валуны тут не страшны, поскольку я двигаюсь уж точно быстрее.

Это превращается для меня в настоящую спортивную игру.

Я даже не заметил как всего через час с небольшим с очередным перекатом «выплыл» на открытый степной бережок перед маленьким поселком Стеклянуха.

Моё появление после 20 километрового заплыва не было отмечено в книге Гиннеса, видимо потому, что тогда еще про существование российских рекордов завсегдатели пивных ирландских пабов ещё и не догадывались.

Видимо поэтому моё появление из реки, в голом виде перед каким-то мужичком с удочкой, неизвестно что удившего с крутого бережка в мутной воде, прошло без оваций.

Это явление его никак не удивило!

Он как-то невнятно-неохотно бросил на меня взгляд, ничего не сказал и даже не пошевелился.

Я же сел, вылил воду из ботинок, оделся (удивительно) в почти сухую одежду и по тогда ещё простой грунтовой проселочной дороге через полчаса был у начальника партии в Шкотово.

Через пару погожих дней вернулся с очередным лесовозом на базу своего отряда, застал всех в добром здравии, радостными воплями встретивших долгожданную тушёнку, плюс по пол литра «на нос» в знак их пролетарской выдержки и стойкости в «нечеловеческих условиях жизни». Естественно, в счет их невыплаченной зарплаты, за последние три месяца.

Но это происшествие, так сказать, чисто производственного уровня. Поэтому следует рассказать про другое приключение, связанное с бытовой повседневностью таёжной жизни тех времен, которая мало в чем изменилась и сейчас для лесной российской глухомани.

В том смысле, что нельзя к ней относиться панибратски.

Начну с конца этой истории……. Спрашиваю пожилого шорца, к которому волей неведомой экспедиционной судьбы нас с товарищем занесло:

– У тебя тут фрукты какие-нибудь есть?

Он смотрит некоторое время задумчиво на крону кедра и отвечает: – Ест… Ест!….Бурундук ест….Белка Ест!

Думаете, он тут совсем дикий?

Ну, нет…..в нём говорит коренной таёжный тысячелетний менталитет полного довольствия той жизнью, которую он ведет, и который в том (дай бог памяти каком) кажется 1958 году, никак не изменился коренным образом.

И думается, не изменился и по сей день.

Поэтому не могу не рассказать подробно об этом небольшом происшествии по третьему году моей полевой экспедиционной жизни во время летних студенческих каникул, которые растягивались на весь сентябрь месяц.

Этот прогул занятий деканатом факультета прощался мне по причине: во-первых хорошей успеваемости, а во-вторых, исходя «из производственной» необходимости – справки, которую всегда выдавал мне начальник 3-й Воронежской лесоустроительной экспедиции Ю-В Лесоустроительного предприятия Гослесхоза СССР.

Как говорится это вам не «хухры мухры»!

Отчего речь пойдет именно о третьем годе, а не, скажем, о втором, расскажу как-нибудь далее….А тут дело было так…….

Прибыли мы с однокашником Борисом Ром……ым (которому этого происшествия хватило, чтобы более никогда не думать об экспедиционной жизни) на базу партии в кемеровскую горную тайгу Таштагольского района, в поселок лагпункта Усть-Анзас.

Встретил нас, по случаю полевой проверки там оказавшийся, главный инженер экспедиции (не могу вспомнить его фамилии), но отчетливо помню его «колоритную» внешность. Вместо необходимого в этом, как и вообще в любом «клещевом» таёжном районе, энцефалитного костюма он расхаживал в своей обычной «городской» форме: фронтовой офицерской гимнастерке, в галифе и хромовых сапогах.

Нашему приезду он несказанно обрадовался:

– Вы, ребятки, как раз вовремя!

Мне необходимо отправить снаряжение в Сынзас. Это недалеко километров 25 и вам туда же. Так что сбегайте в офицерскую столовую лагпункта, подкрепитесь, а я пока подготовлю вам лошадь.

Ну, мы быстренько сбегали, весьма сытно пообедав, и увидели у входа в столовую навьюченного смирного мерина.

Главный, посмотрев, не свои огромные ручные часы, говорит:

– Ну, вот и хорошо, времени третий час, лошадь мало нагружена, можете связать и положить на вьюки свои рюкзаки и вперед, вот туда……. Махнул рукой в конец ближайшей лесной опушки.

Я, как бывший, уже по третьему году, «старослужащий» – экспедиционный рабочий, прошу дать хоть какие-нибудь письменные кроки маршрута нашего похода.

Он смотрит на меня подозрительно и вещает:

– Тайга, ребятки, – это тропинка! Она вам не дорога, с неё абы куда не свернешь. Идите себе, идите, и она приведет куда надо…..

Ну, мы и пошли. Тропинка действительно хорошо протоптана, видимо по тем временам – основной путь вьючного сообщения. Только вот постепенно стала менее заметной, а километров через 15 вдруг взяла и раздвоилась: ни как в сказке на три дороги, а только на две тропы.

Но нам-то оттого не легче, по какой следовать?

Думали, гадали и……не угадали…….Идем уже третий час после развилки, давно уже должны бы прийти в Сынзас.

Тропа становится плохо заметной, хотя ещё вьется по тайге и никак не кончается.

Понимаем, что заблудились!

А кругом такая тишайшая глушь……Могучая 250-летняя кедровая тайга!

Ни шороха, только где-то настырно кричит кедровка. Это такая таежная птица, вроде нашей сороки, которая постоянно оповещает все лесное сожительство о продвижении некой человеческой опасности.

Борис говорит, что надо бы подготовится к ночлегу, скоро начнет смеркаться.

– Давай, хоть кедровку подстрелим!

У меня, купленная на стипендию, одноствольная «Тулка» 16-го калибра. Пытаюсь как-то незаметно скрасть настырную крикуху, но эта несъедобная тварь ближе, чем на 40 метров, не подпускает……. Вот же стерва!

Ни один благородный тетерев, не говоря уже о доверчивом рябчике, так себя не ведет!?

Таки пальнул разок – мимо!

Думаю, прошли мы никак не менее 35 километров, должна же эта тропинка (по пророчеству главного инженера) нас куда-то привести.

– Идём, говорю Борис, дальше, жрать все равно нечего, погода хорошая, заночуем, как только смеркнется.

И действительно – дорогу осилит идущий!

Прошли ещё с километр и слышим слева журчание горной речки. Тропа выныривает на большую поляну с одинокой избой, от которой нам навстречу несется огромная лайка, а за ней ещё две поменьше!

На шум выходит из дома тот самый шорец, с которого я и начал этот рассказ. И хотя с двустволкой наготове, но весьма дружелюбно нас встречает, успокаивает собак.

Спросив откуда мы, и куда идем, говорит, что нам в другую сторону надо было идти, всего с десяток километров от развилки. Помогает развьючить нашу лошадь, стреноживает её, чего мы естественно толком не умели, пускает её пастись.

И лишь затем, предлагает пройти в дом.

Дом изнутри гораздо больше, чем кажется снаружи. Это пятистенок, в первой части которого – зимнее стойло для лошади, а в большей половине – весь скарб шорца.

Он раздувает костер во дворе, который служил до того хорошим дымокуром от таёжного гнуса и ставит на него казан:

– Сечаза, – говорит, – уха будет.

Спрашиваю: Как же ты поймаешь рыбу, уже темнеет?

– Зачем поймаешь, рыба сам себя ловит!

Идет к речке, достает из садка четырех крупных хариусов и принимается их потрошить.

Борис проявляет готовность ему помогать и старик, знакомясь с ним, спрашивает как его имя. Тот отвечает, что он Борис Вячеславович.

Шорец заразительно смеётся:

– Врешь, однако….Нельзя так человек назвать (по слогам с трудом повторяет) – Вя-чесл-ав- ович….

Собеседник удивленно возражает, как же так:

– Ты знаешь, кто такой Вячеслав Молотов?

Шорец глубоко задумывается…

– Ну, что ты, – настаивает Борис, – Это же наш недавний министр иностранных дел!

Шорец недоверчиво качает головой:

– Слышал, однако…..

После целого ряда наших вопросов про его житье-бытьё, в числе которых был и тот мой про фрукты, после того, как он бросил в готовящуюся уху горсть чищеной картошки, для нас стала очевидной возможность безбедной жизни даже одинокого человека в глухой тайге.

Он от силы два раза в год выбирается в Анзас (обычно весной и осенью), чтобы с одной стороны сдать добытую за зиму пушнину и закупить порох, дробь и прочее снаряжение или подготовиться к зимнему сезону.

Всё остальное у него есть: лошадь, летнего корма которой в лесу хватает. А на зиму он накашивает для неё стог сена на окрестных полянах. Рыба рядом в речке, как он нам показал, сама ловится и летом и зимой. Кроме того мяса забитого на зиму лося ему и своре из трех лаек вполне достаточно. Да, и поставку к его таёжному столу неких деликатесов в виде тетеревов, рябчиков и прочей пернатой живности никто не отменял.

Так что в плане питания его тогдашней диете может позавидовать любой современный «новый русский».

Правда, никаких современных благ цивилизации у него не было, за полной ненадобностью оных. Даже не было карманного фонарика, батарейки для которого ему менять просто в тягость. Для полного комфорта достаточно одной керосиновой лампы, горючее для которой он доставлял раз в год. Трудился в меру сил весь световой день, а спать ложился с приходом ночи.

Действительно, для чего нужно искусственное освещение?

В общем, мы тоже блаженно уснули, немного посидев у костра, а проснувшись с рассветом и подкрепившись похлебкой с отварным рябчиком, навьючили своего отъевшегося за ночь мерина и по указанной шорцем тропинке всего через 4 часа прибыли в Сынзас.

Вот вкратце всё описание прелестей нашего бестолкового блукания по тайге. Что же касается одинокого существования шорца в глухой тайге, и почему он живет один, мы не расспрашивали. Но для меня важен факт возможности такого отшельничьего существования, который вообще-то присущ всем таежным малым народностям. Это какая-то генетическая магия «охмурения» сознания человека неистребимой благодатью бескрайнего дикого леса.

И что самое удивительное, этот «дух тайги» проникает и к потомкам россиян во втором-третьем поколении.

Вот, к примеру, дневниковая запись подслушанного мною разговора трех братьев: одного 15-ти лет с меньшими, которым соответственно 8 и 10 лет. Это было в большом селе Ивановка (районном центре) Приморского края, где и клуб был, в котором каждый вечер кино. И телевиденье появилось (правда, ещё плохого качества). И в футбол можно было бы погонять, благо здешнее лето ничуть не хуже чем, скажем, у нас в Воронеже, а даже продолжительней.

Так нет!

С утра эти два малолетки клянчат у старшего брата:

– Толь, а Толь….., дай мелкашку!

– Зачем она вам?

– Мы знаем, где два зайца сидят.

– Чего-то они сидят, вы их что? Привязали!… Зачем вам тогда мелкашка, несите их сюда.

– Да мы их не совсем привязали, но они там сидят….

– Хватит мне чепуху молоть, будут вас зайцы дожидаться! Как стрелять из мелкашки по бегущему зайцу?

– Так застрелим же…

– Пацанов вы перестреляете…..Вон по кустам шныряют.

– Тогда мы на полигон пойдем, на озеро. Там утки.

– Где? Это в этой яме…… Да там десятку уток сесть негде!

– А там маленькие стаи садятся…..Близко садятся……. Правда Сима? – спрашивает старший проситель у младшего. Тот согласно кивает.

Толя находит их доводы вполне убедительными, снимает со стены мелкокалиберную винтовку с наказом:

– Смотрите там. Телят не постреляйте!

Братья с довольным видом, степенно берут оружие:

– Не….. Мы наших телят знаем.

Поразительно, правда?

Этот таёжный дух сидит в каждом россиянине, что позволяет ему быть первооткрывателем и выжить в условиях дикой природы. И видимо поэтому, а вовсе не из-за легкой наживы, сейчас так много желающих получить бесплатный гектар на каждого члена семьи в таежных районах Дальнего Востока.

Без этого духа путинская программа заселения «дикого поля» не двинулась бы с места.

Тем более что тайга при умелом к ней отношении прокормить поселенца завсегда сможет.

Я недаром вам рассказал про старого шорца. Для здорового человека в полном расцвете сил, как скажем у «Карлсона», который живет на крыше, никаких проблем с выживанием в летней тайге не может быть. Если вы можете прожить на крыше в городе, то для вас это сущий пустяк, даже если вы и заблудились.

Но предположим, что таки заблудились где-то в горной тайге Восточной Сибири.

У вас, как и у любого туриста должна быть припасена коробка спичек, не для того чтобы нечаянно поджечь лес, а чтобы приготовить себе еду. Раздобыть её проще всего на любой горной речке, к которой вам необходимо добраться, чтобы вообще выбрать направление движения вдоль неё к спасательному жилищу, кое может находиться только на реке.

В любой такой горной реке, несмотря на её быстрое течение и кажущееся мелководье – полно рыбы. Можно попытаться, конечно, и изловить оную руками, но для верности надо иметь хотя бы моток тонкой лески и пару крючков.

Далее всё – дело техники.

Монтируете из 3-х метровой лозины удочку с одним единственным крючком – и снасть готова.

Заходите в жаркий летний полдень на середину речки, ловите на собственной шее очередного слепня, который жаждет напиться вашей кровушки, насаживаете на крючок и пускаете наплавом от ваших ног по течению. Черный речной хариус клюет сразу же.

Надо только наловчится во время подсекать.

В результате: сколько слепней, столько и рыбы!

Каждая как минимум на 150 граммов.

Зажарить улов у костра в виде примитивного шашлыка умудриться почти каждый, а вот развести костер в дождливую погоду, это уже проблема!

Хотя решить её можно разными способами.

Но самый простой из них как раз для таежных условий, когда даже сухой сучок не желает разгораться, а никакой нужной бумаги, как в обычной жизни, рядом нет.

Не печалимся!

Ищем густую ель, в кроне которой наламываем пучок мелких сухих веточек, собираем тут же рядом висящий сухой мох-лишайник. Это такие ниспадающие с ветвей белесые космы лишайника рода «Уснея», иногда даже до метра длиной, который обычно промокает только при длительных дождях. Закладываете этот розжиг в последовательности: снизу мох, потом веточки, затем пусть даже сверху намокшие сучья, костер, с осторожным поддувом, разжигается с первой же спички!

Вроде я всё это излагаю в качестве «прописной истины», хотя на деле всё может оказаться и не так просто. Не могу не поведать приключенческую историю одной экспедиции, которая состоялась уже не в моей лесоустроительной жизни, а в чисто научно-исследовательской, участниками которой были люди с высшим лесным образованием, однако, по сути, с менталитетом городских любителей поохотиться.

И хотя нас в этой дальневосточной экспедиции ЦНИИЛГиС, на стареньком Ми-4, в конце сентября забросили далеко в глушь тайги Хабаровского края отнюдь не для охоты, снаряжены мы были прекрасно. В частности к каждому прилагалась новенькая «тулка» бокфлинт 12-калибра.

И видимо поэтому, плюс к тому интеллект, про который я только что сказал, как только мы оказались на берегу Амгуни, в самом верхнем её течении, вся эта жаждущая «первобытной охоты» ватага, едва разбивши палатки, разбилась на две группы.

Одна, что попроще про себя на уме – по лесному промыслу (зайцы, тетерева, глухари, но главное – кабан….) в горные сопки крутого лесного берега.

А другая «великомудрая» и весьма наслышанная про лесные мари, на открытых ветерку пространствах которых лоси обычно спасаются от гнуса, – броском через Амгунь на левый болотистый берег.

Все с кличем вперед!…К вечеру будет чем отметить день Лесника, поскольку это было последнее воскресение сентября месяца и по местному времени – начало дня,

Я мигом остался один, искренне удивляясь таёжному непрофессионализму своих «лесных собратьев»?

Променять реку на незнакомую тайгу (в смысле добычливости) это ж сколько надо учиться в ВУЗе?!

Разжег костер, вскипятил чайку.

Беру ружьё в смысле разведки местности и иду по хорошей кабаньей тропе вдоль реки. Вижу, что ленок что-то ловит, правда изредка, выскакивая из воды.

Подумалось, что рановато начинается «мышиный ход»…….

Это когда в некоторые годы массового размножения мыши массово мигрируют через реку и становятся основной добычей ленка – здоровенного местного речного лосося, который тогда только и отъедается.

Решаю поискать нечто нужное для приманки.

Лучше всего для этого подходит пучок какой-нибудь шерсти.

Осматриваю подходящие стволы, о которые кабан может почесаться….Нет ничего, никто не чешется!?

Быть такого не может!

И нахожу небольшой пучок шерсти на крутом боку здоровенного валуна. Осторожно собираю его, прячу в карман, и как только делаю пару шагов на реку, из-за этой скалы, по течению ко мне, плывет большущая стая крохалей. Они и старые, и малые в это время еще не полностью вылиняли и летают плохо и неохотно, а только мастерски ныряют при опасности. Хватаюсь за ружьё и, понимая, что оно не заряжено, лихорадочно вставляю два патрона.

Стреляю в стаю…..в Момент вижу, попал!

Но от отдачи выстрела поскальзываюсь на мокром валуне и с головой ныряю в омут.

Выскакиваю, выливаю воду из створов и стреляю в отставшего подранка. Остальные одним нарком уже за сто метров ниже по течению.

Вылавливаю в реке добычу.

Как-никак, а три кило утятины, это уже что-то!

Правда по опыту знаю, что крохаль здорово припахивает рыбой, но если его не варить, а обжарить на костре, он (да ещё «под дичь» со спиртиком, которого для консервации растительных образцов у нас в достатке) – просто пальчики оближешь!

Возвращаюсь к костру, сушу одежду, согреваюсь во благе, хотя вроде бы вообще достаточно тепло.

Мастерю себе «мыша».

На обычный «тройник» крепко наматываю пучок шерсти, чтобы он хоть малость походил на плывущую мышь, тщательно подбирая баланс, чтобы он скользил по воде и не тонул.

На это уходит много драгоценного времени, как потом оказалось, потерянного впустую……..Но в тот момент я был очень доволен своим таёжным менталитетом и уверенно вышел на быстрину реки со спиннингом ловить ленка на «мыша».

Это несложно. Забрасываешь эту шерстистую блесну и стараешься вести проводку поперек реки и немного вниз по течению, подражая плаванью этого мелкого грызуна.

Сразу схватил хороший ленок, но затем почти ничего.

Словно эта рыба знает, что сейчас не время питаться мышами. За четыре часа поймал пят штук. Иду назад к стоянке, собираю с берега свой улов, на взгляд килограммов 9—10. Про себя думаю, что вроде и не плохо, но что-то подсказывает мне, что я где-то пролетел.

В чем-то дал таёжного маху?!

Впрочем, раздумывать было уже не когда. Стала к вечеру возвращаться вся остальная «охотничья рать». Вид её для меня был – просто бальзам на сердце.

Ведь говорил же, ну куда попёрлись!

Нагорная бригада, так ничего «съедобного» и не увидевшая в лесу, вся в синяках и царапинах, бросилась заливать ссадины йодом. А уже в сумерки явившаяся левобережная пара «лосиной охоты» была вообще в жалком состоянии. Мало того что один из них чуть не утонул, при переправе на быстрине ударившись головой о валун и при этом потерявший ружьё, другой там же сильно подвернул ногу и мог идти только с помощью товарища.

Оба, рассказывая о свих скитаниях по бесконечной болотной мари, сильно удивлялись, что ни одного лося даже в бинокль не видели.

По сравнению с нашими воронежскими лесами это был для них (заядлых охотников на подкормленных оленей и лосей) нонсенс!

Мои доводы, что это нормально, поскольку соответствует разнице в норме пищи в северной горной тайге и в европейских лесах. Если бы лосей на единицу площади в этой тайге было столько же, сколько и в наших охотхозяйствах, то от неё мало бы что осталось.

А помимо того здешний лось не прикормлен и он ваш запах

(оба – злостные курильщики) за версту чует.

Но их расстройству не было предела до тех пор, пока менее истощенная охотничья бригада под моим чутким руководством не угостила их ухой и жаренными крохалями.

В общем, кое-кому из нас тот праздник Лесника надолго запомнился.

А мне особенно!…Я это опять про смутное своё подозрение, что, как таёжник, я где-то здорово опростоволосился!

Больше нам никакой охотой заниматься было некогда. Мы едва успели выполнить намеченный план НИР, как за нами прилетел наш Ми-4.

И пока мы загружали, заранее собранный и упакованный экспедиционный скарб……..При работающем двигателе, бортинженер вертолета, выскочив со спиннингом, буквально за пяток минут (на том же самом месте, где ловил и я) тремя закидками обычной блесны, без всяких наворотов, ловит 3-х ленков, бросает их в салон, прыгает сам и мы взлетам…..

Как в цирковом фокусе!

Как говорится, позор на мою «седую» по тем временам голову.

Век живи, век учись!

Мало знать что-то про выживание в тайге, следует знать и местные условия, и обычаи.

Я же соображал, что может быть для ловли на «мыша» время ещё не пришло!?… Но побороло самомнение о собственном «всезнании».

Ну, да ладно, хотя и обидно!

Вот хотел далее перейти к более ранним событиям, к дневнику моего начала самостоятельной производственной экспедиционной жизни, но вспомнил про своё обещание рассказать о втором годе моей студенческой практики в лесоустройстве.

Он в плане приключений совсем никакой, так как я и двое моих сокурсников лесохозяйственного факультета ВЛТИ без малого четыре месяца проработали фактически в одном месте. В одном глухом закоулке Таштагольского района Кемеровской области, в местах, куда ещё не дошли обычные лесозаготовители, но уже давно располагались таёжные первопроходцы – лагерный пункт зэков особого режима.

Это совершенно по тем временам неудивительная специфика первоосвоения новых территорий……

И хотя сейчас политическая «либеральная общественность» хором утверждает, что это делалось за счет здоровья и жизни политзаключенных, на самом деле основная тяжесть каторжных работ выполнялась уголовными зэками.

Так что я опишу некоторые «производственные» детали этого освоения, с акцентом на удивительный детектив!…

Но сначала о том, как я туда вообще попал.

Так вот, покуда зэки не освоили эти территории (то бишь не вырубили все ценнейшие девственные леса), кафедра таксации ВЛТИ решила составить таблицы хода роста (для науки и потомков) уникальных лесов – Алтайских кедровников.

Для этого обычно сплошной рубкой валится гектар типичного насаждения, модельные деревья по ступеням толщины раскряжевываются на 2-х метровые обрубки, по подсчетам и замерам годичных колец которых восстанавливается общая картина хода роста данного насаждения – от проростка до настоящего возраста.

А возраст этих кедрачей был вообще максимальным – до 350 лет!

И некоторые стволы имели диаметр на «уровне груди» (как принято замерять в лесной таксации) – более метра.

Я специально подчеркиваю эту деталь, поскольку она будет неким подтверждением возможности осуществления реальной детективной истории.

Итак, я в качестве научного лаборанта занимался ежедневным подсчетом и замером годичных колец на моделях, сваленных и раскряжеванных зэками на лесосеках.

Как вы себе представляете работу такого зэка в лесу вообще?

Согласитесь, что трудно совместить лесную свободу и строгий лагерный режим?!

Но для НКВД СССР в «хрущевской оттепели» это не составляло никаких проблем. На лесосеку от ворот лагпункта прокладывается узкоколейная дорога, по которой сцепкой цепями по нескольку человек в связке, каждый рабочий день загружаются спецвагоны, которые ничего специального кроме способности перевозить 6-метровые бревна не отличаются.

В конце (по направлению движения) каждого битком забитого «пассажирами» вагона стоят по два охранника с автоматами.

Состав въезжает на лесосеку, которая до того оборудуется следующим образом: вокруг неё прорубается окружающая просека, по просмотровым точкам которой расставляются дозорные вышки с автоматчиками.

Как только поезд пришел, автоматчики расходятся по вышкам, потом цепи с «работяг» снимаются и они приступают к лесоповалу. Полное необходимое оборудование от бензиновых пил до топоров и трелевочных тракторов у них имеется.

Так что работать при желании можно.

А работали они, на мой взгляд, не хуже наемных работяг.

Не знаю почему?!

Может от того, что «на свободе» и в лесу….

Тем более, что на обед (минута в минуту) привозят еду, которая нам кажется (по общему мнению всей нашей исследовательской группы, которая кормилась из общего с зэками котла) вкусней пищи в студенческой столовой.

Но, пожалуй, хватит про лирику.

Переходим к детективу……В этом полуторатысячном лагере строго режима никаких «политических» не было, хотя большинство заключенных имели «срока» (при максимуме в 15 лет) – по 25—30, а кое-кто и до 50-ти лет. Это следствие, так сказать, «накидок» за неудачные первый, второй, третий и т.д……побеги.

За время работы я от зэков понаслушался таких диковинных историй, что вообще престал чему-либо не доверять.

И напрасно!

Как-то в самом начале рабочего дня, по внезапной тревоге, всё «работящее население» лесосеки, срочно заковали в цепи и быстренько погрузили на поезд, который моментально отошел. В спешке про нас не сразу вспомнили. В лесосеку на поиск чего-то бросились три группы с овчарками. И прежде чем нас обнаружил обычно надзирающий за нами капитан, и отправил нас на дрезине, я успел заметить, что они столпились вокруг толстенного «сортимента» – 6-ти метрового бревна.

Мы ещё удивлялись, что это они там нашли?

В последующие два дня мы на лесосеке были одни, зэков не было. Мы просто делали замеры ране раскряжеванных стволов. Зэки появились лишь на третий день и наш пильщик рассказал, что два дня у них был полный «шмон».

Сбежал один пахан. Причем его вывезли с этой лесосеки вместе с бревнами на лесосклад. Поэтому искали всех, кто мог быть «в теме».

Спрашиваю:

– Как это вместе с бревнами?

Он в ответ:

– Сам соображай!

В обед иду к тому месту, где три дня назад толпилась охрана…..Там только кучка пепла, и ничего. Всё это бревно кто-то облил соляркой (запах ещё сохранился) и сжег!?

Любопытству моему не было предела!

На следующий день я купил в магазине лагпункта три пачки индийского чая (кто помнит, тогда это были 50-грамовые пачки со слоном) и преподнес этот презент нашему раскряжевщику.

Пред вожделенным чифирем ни один зэк не устоит!

И этот «раскололся»……..По его словам, как это стало известно братве, побег был организован блестяще.

На лесосеке в достаточно толстом бревне вырубается (выпиливается бензопилой) лежка для одного человека, которая прикрывается сверху аккуратно выпиленной крышкой, без повреждения коры, но с отверстиями для дыхания.

В день согласованного побега в «заготовку» положили пахана, прикрыли крышкой, аккуратно стрелевали на погрузку. Специально погрузили это бревно сверху остальных, чтобы возможно было самому выбраться на нижнем складе, который находится за пределами зоны.

Всё прошло успешно, пахан ночью сбежал, но крышку на место аккуратно не поставил, при перегрузке на складе она соскочила, странную дырку заметил крановщик, и «слил» находку начальству.

Далее мне уже всё ранее увиденное стало ясно……..

Охрана нашла другую, следующую, заготовку и её уничтожила. Видимо зэки намеревались поставить побеги на поток.

Так-то оно и так, но что-то я, как и наше ТВ, сбиваюсь на криминальный детектив…….Поэтому попробую начать с дневниковых записей августа 1861 года, когда я, выпускник ВЛТИ, наконец-то, добрался до Владивостока поедом из Москвы.

Я специально поехал поездом, а не полетел на самолете, чтобы побольше посмотреть на наш, тогда ещё великий, Советский Союз….. Поезд шел не слишком торопясь, подолгу стоял на крупных станциях, и мне пришла в голову шальная мысль…..Как страстному любителю плаванья, попытаться хотя бы окунуться во время стоянки во всех возможных, попутных, Великих сибирских реках.

Но в Омске на Иртыше ничего не удалось, зато удалось в Слюдянке на Байкале.

Станция на самом берегу, проводница сказала, что простоим долго, и я бросился в чистейшую воду поплавать. К счастью для меня вода оказалась совсем холодной, и как только я с неудовольствием вернулся на станцию, поезд неожиданно тронулся. Только и успел вскочить в последний вагон!

Зато всласть поплавал в Хабаровске, вдоль набережной.

Амур в этом месте быстр, глубок и сильно мутный.

Но по настоящему отвел душу уже во Владивостоке.

По причине невозможности сразу же отправиться на полевые, я каждый день (целую неделю) хожу на пляж. Это наслаждение нельзя себе вообразить…….Моросит мелкий-мелкий, словно просеянный сквозь тонкое сито дождичек. Но народ лежит себе спокойно, словно они все в Сочи. И действительно благодать: в воздухе плюс 28 градусов по Цельсию, вода плюс 26.

Ни холодно и не жарко, так бы и лежал всю жизнь!

Только счастье никогда не бывает вечным.

Получаю приказ готовиться и далее всё по дневнику……

С 15 августа 1961 года третий день пытаемся улететь на вертолете из раскисшего в очередном летнем наводнении Владивостока в Терней (Сихотэ-алинский заповедник), куда нас 4-х выпусков ЛТИ Воронежа, Брянска и Ленинграда начальник Владивостокской лесоустроительной экспедиции отправил с напутствием «заткнуть» дыру в выполнении плана полевых работ, примерно таким наставлением:

– Народу у меня мало, пол заповедника ещё не пройдено таксацией, у начальника партии в Тернее рабочих уже тоже нет, так что он вам выдаст не только аэрофотоснимки, но и топоры. Вы ребята здоровые – а потому и таксаторы, и техники, и рабочие, всё в ваших руках.

До конца сентября управитесь – будет вам премия! Не управитесь – заберем с морозами…

Но эту преамбулу мы быстро забываем, поскольку нам совсем не до неё. Третий день подряд ездим в кузове «Газ-53» из «Лянчихи» за 30 км на аэродром, весь день режемся в карты (в кинга) со скрупулезным подсчетом результатов (чисто спортивным), поскольку денег в карманах буквально копейки. Но нам не до таких «обывательских» мелочей, вроде премий или зарплаты.

Тем не менее, 16 числа все-таки полетели……но долетели до места только через 2 дня. И не потому что вертолеты тогда были тихоходные, а оттого что погода в Приморье день на день никак не приходится.

Зато впечатлились бескрайней многоярусной тайгой вблизи Имана, где сделали вынужденную посадку, а заодно и знаниями, как можно отравиться собственной медовухой. От которой местный лесник второй день лежит без признаков сознания.

Зато наш Ми-4 на его кордоне был «атакован» местными аборигенами в возрасте от 10 до 70 лет, на чьей памяти (по их словам) это уже второй вертолет, который они видят вживую.

По такому случаю предложили нам сыграть в волейбол, но быстро отказались от этой затеи, поскольку (на их взгляд) с мячом нельзя «так небрежно обращаться». И он (мяч) был тожественно вынесен с «поля боя».

18 августа мы в полете на пути в М. Кему над океаническим побережьем…..Впечатление …тихого Восторга!

В этот солнечный день вода и скалы – всё сильно напоминало Кавказ или Крым. Но….но абсолютное отсутствие человека на берегу сказочно сине – синего океана придавало ему неописуемую дикую привлекательность. Казалось, открою сейчас дверь и нырну в эту бездонную сказку, став первым в ней небожителем.

Черт возьми, мне точно везет на прекрасные горные пейзажи: Алтай, Кавказ, вот теперь Приморье!

Те же хребты со склонами в 40о те же хрустально чистые горные ручьи и речки, те же сурово дикие места, основное качество которых можно выразить так: много дичи, ещё больше рыбы, неимоверно много леса и полное отсутствие Homo sapiens.

Все немногочисленное население края почти исключительно, как и во времена Арсеньева, ведет бродячий образ жизни, правда качественно здорово при этом изменившись. Оно почти целиком состоит из геологов, лесоустроителей, топографов, геофизиков и прочей шатающейся из края в край братии.

22 августа. Не перестаю удивляться красоте горных речек! Вовсе не хочу обидеть наши среднерусские лесные речушки с их удивительно мягкими лирическими пейзажами, которыми можно упиваться бесконечно.

Но горная речка – это явление яркое, искристое, шумливо-веселое, вместе с тем напористо мощное, однако не лишенное некой таинственно щемящей таёжной красоты.

Можно часами вглядываться в то изумрудные, то хрустальные струи её или рассматривать в мельчайших подробностях, приближенное толщей воды, дно глубокого омута, где со сказочной неожиданностью свет и тень создают калейдоскопы постоянно меняющихся видений.

Но не стоит полностью доверяться этой сказочной красоте. Мощное течение всегда готово сбить с ног «влюбленного» и бросить в кипящие ледяные водовороты и перекаты. Словом, горная речка – это ослепительно сверкающая, коварная красавица в сравнении со спокойно широкой, лирически величественной русской речной красотой.

И я не отказываюсь от этих слов даже после вышеописанных реальных событий, свидетельствующих о том, какую ярость может в себе таить даже такая прекрасная горная речушка как Стеклянуха, когда она находится «не в духе».

23 августа между делом попробовали ловить рыбу. Тут детали нам разъяснил местный абориген. При ловле гольца – он же «морская форель», которая никогда в мое не жила, поскольку это речной лосось (с очень вкусным, как оказалось, мясом, прекрасно коптиться). Что, в общем-то, и не удивительно.

Удивляет простой способ его ловли!

Забрасываешь, в любую яму под перекатом, на любой леске тройник и, подергивая удилищем, засекаешь гольца за спину, плавники, хвост или любое другое место, но только не за рот.

Мои друзья от такой неожиданности позабыли про другие небраконьерские способы рыбной ловли.

Мне же такая, не по душе.

Я даже не могу ловить рыбу на обычную «закидушку», когда она сама себя ловит.

Тем более такой варварский способ!

Он важен для выживания, а не в порядке охоты (само это слово от хотения, а не от необходимости).

Поэтому пробовал ловить речную форель.

Её в местных речках также множество. И хотя её почти никто здесь не ловит, она удивительно осторожна. В спокойной воде видит рыболова лучше, чем тот видит её.

Вспомнил свои навыки ловли форели в обжитых кавказских речках, где на каждую форель по два рыбака, где я когда-то, на перекатах, притаившись за кустом, на ручейника наловил целую снизку.

Однако мою местную занимательную охоту-рыбалку (кто-кого обхитрит) прервал ленок (ещё один местный лосось), пулей выскочивший из ямы и оторвавший леску.

Другой рыбы я в тот день не видел.

31 августа. Пришли из 5-ти дневного «захода». Это такая работа – когда просто ходишь, ходишь, «покемаришь» ночью у костра и опять пошёл. С непривычки устали, потерли ноги. Но видели такие картины, которые можно разглядеть только с вершины главного хребта. Вчетвером вскарабкались на «каменную бабу» огромный останец – и полчаса таращили глаза на синеющие в дымке лесные дали.

1 сентября. Великий праздник – начало учебного года, который меня и моих друзей впервые лично не касается. Но спортивная составляющая нашей бригады, пока другая половина готовила «закусь», рано утром трусцой сбегала в Терней (за 30 км и обратно) и вечером мы не ударили в грязь лицом, то есть встретили праздник, как положено ветеранам.

2 сентября. Как и положено после праздника – отдыхаем, ловим рыбу

3 сентября ловим рыбу и отдыхаем.

Всё у нас хорошо, только вот завтра опять в «заход». Здесь наш палаточный городок «на курьих ножках» чуть выше речных приливов, живет почти курортной жизнью. Раз в две недели «почта» в лице начальника партии нам доставляется. Кроме того, при желании, раз в неделю можно «поймать» за 8 км грузовой вездеход на Малую Кему……Словом заповедная глушь с начала века сильно изменилась. Исчезли в качестве транспортного средства олени и собаки, появились вертолеты и автомашины (чаше тракторы с прицепами), остался, в несколько раз сохранившийся, гужевой транспорт (злые языки связывают это с появившейся в продаже конской колбасой). Но остался основной вид передвижения – пеший.

7 сентября – льет нескончаемый приморский дождь. Не останавливаясь ни на минутку, и не усиливаясь. Странный монотонный, настоящее серое безмолвие……..

8 сентября. Дождь надоедает, и мы пытаемся, по примеру аборигенов ловить острогой гольца. Это оригинальный и запоминаемый процесс ничем не напоминает классическую охоту с острогой ночью при свете пучка смоляных лучин, когда стараясь не произвести малейшего шума, рыбак быстро поражает застывшую в глубине рыбину.

Тут же – совершенно противоположная технология.

Трое здоровенных «рыболова» с трехметровыми острогами, которые вовсе не остроги, поскольку на концах 3-х-зубой вилы отлиты шарики, носятся по всей речке, покалено в воде, и мечут свое орудие по любой видимой и невидимой цели. Почти часовой шум, гвалт и полная неразбериха кончаются тем, что почти вся рыба разбегается вверх и вниз из ямы, а «рыбакам» остается пара-другая гольцов, не успевших скрыться.

И тогда домой (на табор) идет ликующая процессия, мокрая до корней волос от всей льющейся с небес и от речной воды, осипшая от крика, но донельзя довольная своим успехом.

Так и запоминается этот дождливый день.

А вообще-то прообраз этой охоты, почерпнутый нами у аборигенов, весьма удивительно рационален. Сноровка их такова, что бросая острогу на 7—8 -9 метров они почти в 100% случаев попадают в быстро плывущую, рывками и зигзагами, рыбину!

Благо она, как чавыча, может быть длиной в метр и более.

21 сентября. Мы переехали на Сухой ключ. Все мои помыслы об этой поездке. О том постоянно напоминают все многочисленные синяки и ссадины на всех частях моего несчастного тела. Их появление вызвано не только особенностями местных дорог, но способами таежного вождения автомобилей.

Что касается дорог, то они отличаются от леса только тем, что деревья на них встречаются всё-таки пореже. Но все остальное полностью компенсирует это преимущество. Грязи, воды и колдобин на дороге много больше чем в лесу.

Однако лес и дорога здесь удивительным образом органически связаны.

Увязшие в грязи по самые фары машины выволакиваются с того света при помощи лебедок, опорой при этом служат деревья. Если требуется объехать «дорогу», её объезжают по лесу. Оттого часто случается шоферу и заблудиться в лесу на собственной машине.

Но это не вся история.

Она связана с тем, что тут правила дорожного движения регламентирует не ГАИ, про которую здесь ходят только слухи, что она буде где-то существует, а некая почти языческая духовная связь машины и шофера, про которую мне «как на духу» поведал Василий – удэгеец шофер нашего Газ-66.

По его рассказу выходит, что машина и шофер тут «завязаны» пожизненно. Если, к примеру, ты заправил машину, а сам не полностью «заправился», то бишь просто хорошо поел, то машина этого может и не простить. Она воспринимает это как личную обиду и при случае объявит бойкот работе и будет глохнуть через каждые сто метров или, наоборот, самовольно рыскать по лесу. А обычно просто зарывается носом в грязь и похрюкивает выхлопом от удовольствия.

Но Вася говорит, что стоит только малость «подзаправившись», и сесть за руль, всё чудным образом налаживается. С этого момента машина уже не глохнет, не ездит самопроизвольно по лесу и исправно выскакивает из любой колдобины.

Правда всё это весьма характерно сказывается на пассажирах.

Их не просто трясет, а просто выбрасывает из машины, если не вцепиться в борта руками и не удержаться с божьей помощью и с помощью некой ненормативной лексики. Но и даже и тогда, когда кое-то и вываливается за борт, всё рано, помятуя истину, что лучше плохо ехать, чем хорошо идти, взбирается опять в кузов с тем, чтобы получить полностью причитающуюся ему порцию тумаков, а за одно и поразмыслить о бренности таёжного существования.

Всё вышесказанное – это не моя юмореска, а почти дословная запись 1961 года мироощущения Василия Джансиновича Дункая, чистокровного удэгейца, чьи предки были «охристианены» в прошлом веке, но который на тот момент был атеистом и комсомольцем. Тем не менее, языческий лесной дух предков оказался настолько живучим, что породнился даже с автомобилем.

Всё это было написано давным давно, но оказалось весьма злободневным в моей сегодняшней писательской работе.

Удивительнейшим образом это моё замечание вызывает кривую ухмылку у современных «православных» интеллигентов, быстренько «перекрестившимися» и раскаявшихся в своем грехопадении – советском атеизме.

В ответ могу им возразить, что подобный симбиоз духа языческих предков с автомобилем, как прообраза ощущения современной цивилизации, для меня более естественен, нежели ваше безмозглое бормотание иудейских «заповедей» Ветхого и Нового заветов в плане откровения для будущих поколений.

Но это так, заметка по случаю……

4 октября1961 года.

Скоро кончаем работу в заповеднике. Итак, я почти пол сезона провел среди дальневосточных таксаторов.

Чем они отличаются от своих европейских коллег?

Конечно же, не тем, что они истые таёжники. Все прочие лесоустроительные экспедиции также часто работают в тайге. Но дело в том, что по возвращении домой (так сказать к месту зимовки) в Воронеж, Питер или даже Новосибирск, европейцы и сибиряки не ощущают себя вне дома – матушки России, хотя 5—7 месяцев с ней не общались. А вот дальневосточники чувствуют себя на базе, как на острове. И недаром вновь прибывшего на всякий случай спрашивают:

– А ты никак с Материка?

И самое удивительное, что такой вопрос тебе задают не сахалинцы или даже коренные «материковые» дальневосточники, а такие же, как и я, вновь прибывшие, по истечении 3—4 лет местного обетования.

Эти мои ощущения специфики дальневосточного психотипа, как некой оторванности от прародины, точно на себе испытывал по месту своего обитания (на станции Лянчихэ, на 19-м километре, во Владивостоке). И это при наличии современных по тем временам средств связи и общения!?

К примеру, по «телеку» я узнал о Карибском кризисе 16—28 октября 1962 года только в конце декабря, хотя прибыл во Владивосток в конце ноября месяца, по окончании полевых.

И дело вовсе не в том, что тогдашние власти СССР замалчивали «щекотливую» для населения страны информацию. Различные «голоса» можно было прослушать по любому приемнику. Просто само огромное пространство России, расстояние, измеряемое даже не тысячами километров, а 8-9-ю часовыми поясами, формирует у местного населения психологию форпоста России на Востоке, для которого приоритеты жизни расставляются несколько иначе.

Они живут на каждый рабочий день раньше!

Я толком не могу понять состояние этого дальневосточного психотипа, хотя как ни крути, а он точно «островной»!

Проще обратиться к мудрому русскому юмору….. Это про то (может я уже повторяюсь), как прибывает некий наемник на остров Итуруп в качестве переработчика рыбы в рыбоперерабатывающий завод «Ясный» поселка Китовый и видит всюду расклеенные объявления по повторному референдуму о «Спорных островах Курильской гряды».

Спрашивает, что это за референдум и почему повторный?

Ему прохожий отвечает:

– Сразу видно, что ты с материка, не волокёшь ни разу!

Никак не можем договориться: – Кто за Японию, а кто за Россию. Вот уже повторно в третий раз собираемся и всё никак……. Хотя почти все «За Японию».

– Так кто же против?

– Да, япошки и против!?

Смех смехом, а со времен Арсеньева фундаментальных изменений на Дальнем Востоке нашей страны до сих пор не происходило (если не считать чрезмерно цивилизационными мои вышеописанные передвижения по тайге на автомобиле).

Я повторно был во Владивостоке через 15 лет после событий дневника, уже с экспедицией Центрального НИИ лесной генетики и селекции, в конце 70-х. И нечего в этом провинциально глухом закрытом городе не изменилось. Скажем, тот же Русский остров, про который сейчас наслышаны все, был безлюдной и почти недоступной окраиной рядом с центром города!

Видимо только сейчас до государства Российского стала доходить опасность «островной психологии» дальневосточников. Тут «зевнешь» и «народный референдум» перекинет Курильские острова Японии, и не за малую деньгу, как Аляску американцам, а совсем «затак»!

Но опять же……..черт знает, что! Никуда не деться от политического глобализма. Пишешь, про самобытность таёжной жизни, а скатываешься на прописное политиканство.

Так что вернемся назад……Я открыл свой дневник на описании рутины повседневной работы таксаторской группы 4 октября 1961 года. Тогда я это действо обозвал как «Буссольный ход» или «Лесоустроительный конвейер». Думаю его «не столь уж глубокое» описание не наскучит читателю.

Итак, начнем-с…..

Эта «сложнейшая» операция комплексно выполняется как минимум тремя рабочими, одним техником и одним инженером. И не важно, что вся суть её заключается в том, чтобы зафиксировать в натуре и протаксировать некую абрисную линию на фотоснимке.

Всё, для обеспечения максимальной производительности, должно быть построено по принципу движущегося конвейера. Только в нем конвейер – природа стоит на месте, а по лесу движутся отдельные её запчасти – члены таксаторской группы.

Первым в лес устремляется буссольщик (рабочий с буссолью, закрепленной на обычной палке). Он визуально стреляет в дальне кедры и стремиться как можно скорее, чтобы не потерять ориентиры, прорваться к ним сквозь любую чащу.

За ним следует рабочий с топором, который, во-первых, затесывает направление хода на деревьях, и во-вторых, частично подрубает мешающий видимости подрост и подлесок. А поскольку буссольщик время от времени закладывает бессовестные зигзаги в обход для него «непроходимых мест», то рабочий с топором стремиться, как может, облегчить себе работу, ставя минимальное количество затесок, тем самым спрямляя огрехи буссольщика, а заодно облегчая свой грех (в понимании защитников природы) посредством её «топорного» уничтожения.

Но, в общем, в этом звене конвейера дело более или менее спориться и оно медленно, но верно удаляясь, растворяется в зеленой чаще.

За ним медленно ползет другая, буквально неразлучная пара, связанная стальной 20-метровой мерной лентой. Спереди тянет ленту, отмечая свой конец вешками и, попутно изготовляя «топором деланные» пикеты с зарубками (одна зарубка – 200 м., вторая – две зарубки, третья – три, четвертая – четыре и крестовая зарубка – километр). Это всё, в основном, для дальнейшей камеральной обработки.

На другом конце ленты плетется с видом киношного звездочета техник, обратив взор к небу и время от времени поглядывая в эклиметр (оптический прибор для измерения уклона местности). Он всё время шепчет: одна лента 35 градусов, вторая – 20, ещё одна впадина минус 15 градусов, потом …. Дай бог память, кажется, опять подъем плюс 10…..Чья обязанность вести журнал промера.

Конечно, тут кстати была бы помощь ещё одного рабочего, поскольку кроме всего прочего техник ещё и подбирает мерные вешки (шпильки) и передает их передовому рабочему через каждые 1000 метров. Но он берет эту функцию на себя (естественно с небольшой корыстью).

Однако жадность, теоретически, по библии, наказуема, что иногда свершается и на практике.

Вот техник, воспользовавшись заминкой рабочего перелезающего через завал, вносит записи в журнал промера.

Тем временем рабочий, преодолев завал, пустился дальше, а конец ленты, оставленный без присмотра, предательски, как хвост змеи, уползает сквозь бревна.

Раздраженный техник, матерно ругаясь, бросается в обход, останавливает рабочего, возвращается к своим началам, но уже не помнит и половины тех «знаков зодиака», которые собирался записать в журнал.

Но это не единственная закавыка данного звена: видимо в этом сказывается (известное в марксистской политологии) неравенство умственного и физического труда. Вот идущий впереди рабочий втыкает в землю шпильку (палочку), обозначающую конец ленты, и, желая помочь технику, говорит: вот тут …… у осинки.

Техник подходит к осинке и ничего не находит. Рабочий уже тянет за свой конец, а отметка никак не находится….Техник начинает рыскать по ближайшим окрестным кустам, но там заветной палочки тоже нет. Он, проискав пяток минут, и обозвав рабочего всеми доступными ему именами нарицательными, вдруг обнаруживает, что топчется на одном месте, в центре которого и лежит злосчастная палочка.

И чтобы побороть укоры собственной совести, он «продолжает искать потерю» ещё битых пять минут, остроумно находит оную, и звено продолжает движение.

Спросите, а где тут инженер таксатор?

Так он тоже вроде бы здесь, но его пути неисповедимы. Если весь остальной конвейер движется по прямой, то таксатор вроде натренированной охотничьей лайке движется в том же правильном направлении, но зигзагами вправо-влево.

Так что он смог заметить только этот (вышеописанный хохматический эпизод).

На самом деле всё может обстоять ещё веселее, если так можно выразиться об этом конкретном случае.

Вот моя, более поздняя дневниковая запись разборки ЧП, которую проводит под новый год начальник экспедиции……

– У меня в руках выписка из протокола отдела милиции Ханкайского района на задержание нашего дорогого товарища Бог…..ва. Я не буду её зачитывать, по случаю общей позорности для нашей экспедиции, а изложу только суть.

Он был задержан пограничниками при переходе китайской границы……. Но не в китайскую сторону, а в нашу!

И просидел в КПЗ трое суток, прежде чем начальнику партии было разрешено его оттуда забрать.

И как тот потом всё это нм рассказывал:

– А когда я его увидел, то понял, чем он так сильно заинтересовал наш КГБ…….Извиняюсь, морда заросшая, с бородой как у старовера; штаны держаться на кусочке веревки; сапог, чтобы подошва полностью не оторвалась, замотан кустом телефонного провода полевой погрансвязи……И полная сумка аэрофотоснимков!?

Именно контрабанда была имплементирована при задержании. Что очень даже хорошо. Могли бы привлечь и за шпионаж!

А он мне:

– «Александр Петрович, так я ж не виноват!

Это мой техник, когда получал фотоснимки у начальника партии, забыл, что тот вынул из пачки две стереопары с местом нахождения погранзаставы. И когда дело дошло до этого квартала, взял, сдуру, в обработку вместо них стереопары облета китайской территории.

Он просто передвинул их на место отсутствующих. Потом отправил туда рабочих, а сам е пошёл. Они с заходом на 2 дня отбили этот 25-й квартал.

На следующий день он прошел просеки с замерами и проставил пикеты……. И вернулся с двумя рабочими, как ни в чем не бывало……. Вот гад, хорошо, что вовремя уволился!

Убил бы!

Потом пошел я с таксацией….

Вроде почти всё протаксировал. И когда начал стыковаться с уже отработанными кварталами, понял, что здесь что-то не то…..Сел на поляне, разложил смежные снимки и понял, что я в Китае!

Собрался быстренько драпать, а тут две китайские бабы с грибами…..Увидели меня, да как заорут: Руса… Руса!

Я и бросился бежать!»

Александр Петрович, даже как-то заинтересовано слушая, спрашивает:

– Ну, ладно, а как же ты повредил полевую связь погранзаставы?

– Да когда драпал, поскользнулся в ручье, сапог застрял между камнями, рванул ногу, было больно! А подошва почти оторвалась….У меня уже вторая пара сапог так рвется! Я уже жаловался Вам, что одной пары сапог никому на сезон не хватает, а Вы только послали меня…..

– Ты мне про сапоги голову не морочь, положена одна пара в сезон, так и управляйся. При чем тут полевой телефон?

– Так как же бежать с такой подошвой?…Нога цепляется…..Увидел какую-то подходящую проволоку….Отрезал ножом кусок, стало бежать легче. Пробежал ещё с километр, остановился передохнуть, как тут кто-то меня трахнул по голове…..Дальше я уже был в КПЗ».

Как говорится, прошу не счесть всё это моей импровизацией. Она, в некоторой степени имеет место, но суть передана верно, даже исторически. Известно, что до 1969 года, до событий на Доманском, пограничников со стороны Китая на границе почти что не было вовсе. Так что ходить туда было легче, чем обратно. Даже если эти походы выглядят анекдотически.

Но уж, если и описывать все хохмы бродячей жизни, то не могу остановиться на следующей. Тем более что одним из персонажей оной был сам, собственной персоной. ….

7 октября 1961 года теплым осенним приморским днем запомнилось, ещё колоритнее и даже веселее.

Представьте себе картину. Лес тайга, сплошная глухомань.

Кругом за 50 км ни одного населенного пункта. Разрушает немыслимое переплетение стволов, ветвей, кустарников и трав лишь бурная напористая горная речка. Она, свободно разбросав в стороны громадные валуны, быстро катит в не столь и далекое Японское море. В бурных водоворотах под водопадами стоят огромные торпеды – таймени, снуют косяками гольцы, да мелькает искрометная форель.

А по берегам свесила свои зеленые космы тайга-колдунья. Опустила их в воду, да и заснула под журчание хрустальных струй в этот прогретый солнышком полдень…..

Не тревожит её слуха осторожная поступь косули, пришедшей утолить жажду.

Не слышит она и легкого хруста веток под мягкими лапами бурого медведя, которому захотелось промочить горло после кисло-горьких кистей лимонника китайского, а может быть и вкусной актинидии, ползучие ветви которой опутали всю эту лесную опушку.

Кругом сказочно-таёжное сонное царство……

Но, чу!

Под чьими-то тяжелыми шагами трещат сучья!

Тайга вздрагивает и расступается перед мохнатым страшноватым на вид человеком. Это несчастный геолог неделю блукающий по тайге и сутки не видевший воды.

Жадно бросается он к берегу и, потопив голову захлёбываясь, крупно пьёт. Поднимает голову, и отдышавшись, опять пьет и пьет….Наконец он напился и уже блаженным взором окидывает до того ненавистную тайгу, сопки, благодатную речку.

И вдруг, нет….Это не мираж!?……

Вдали из-за поворота по берегу бредет со спиннингом в руках самый что ни на есть затрапезный среднерусский дачник. Этакое чучело в полосатой пижаме, семейных трусах и сандалиях на босу ногу. Оно останавливается, забрасывает спиннинг под крутой обрыв берега, вытаскивает здоровенного ленка, и, напевая что-то себе под нос, уходит назад, за поворот!

Геолог трет глаза и опять смотрит на уже пустое место…..Потом решительно, растерев руками уши и взяв себя в руки, бредет прочь от реки. Он встревожен.

Уже начинаются галлюцинации!…..

А тайга насмешливо шелестит ему вслед.

Ей-то всё, в основном, ясно и понятно!

Только она не ведает про детали этого чуда, про то, что два друга лесоустроителя нашли дома в своем барахле курортный костюм и шутки ради взяли его на полевые, ну и одевают иногда на отдыхе в своём «таборе» – так зовется более или длительная стоянка таксаторской группы.

И насмешливо шелестит просто от того, что увидела.

Увидела и рассмеялась серебряными струйками ручейков и закивала зелеными верхушками знакомому ей человеку, несмотря на весь его «непристойный» вид.

Ну, а если отложить всякие хохмы в сторону, то не могу не рассказать про воистину удивительные свойство воды горных таёжных речек. Это прямо по целому ряду моих дневниковых записей в Приморье……Дело в том, что по окончании Лестеха со мной приключилась весьма неприятная камне-почечная болезнь. Болезненные выходы мелких камушков сильно усложняли моё существование.

И я, поскольку нежданный приступ их выхода совпал с моим пребыванием в летных лагерях на военном сборе, про который я уже выше писал, решил «отмазаться», под видом тяжело заболевшего, от намечавшегося на завтра марш-броска.

С утра иду в полевой госпиталь, думая попасть на приём к капитану медслужбы, а попадаю к начальнику медслужбы сборов, подполковнику Сидорову…..Излагаю ему свою ситуацию: так мол и так, у меня приступ мочекислого диатеза, больно, бегать не могу.

Тот хитро смотрит на меня, делает большие глаза: вы посмотрите, какие он термины знает!

А потом резюмирует: – Две кружки пива и марш-бросок на 20 км!

Где было взять там 2 кружки пива?

Ушел я тогда ни с чем, но эту рекомендацию запомнил.

Тем боле, что по прибытию во Владивосток болезнь опять про себя напомнила. Я, пока было время до отправки на полевые, обошел все лечебницы в городе со всеми их травматическим способами тогдашнего лечения, но толку никакого не добился.

Так и отправился в тайгу.

И когда меня прихватил уж очень сильный приступ боли (по счастью это было при совместном переходе в составе таксаторской группы), я вспомнил зарок подполковника и принялся насильно пить в каждом ручье «по полведра».

А потом бегом в гору!

Спустился, опять «полведра», и опять в гору…….

Не знаю сколько раз так было, только помню, что на ночлеге мне стало лучше, и я моментально уснул.

Кто-то из бичей попытался меня разбудить:

– Николай Алексеевич, вот поешьте!

Но я только отмахнулся, спать хочу!

Утром злосчастные камни вышли, и с тех пор я уже ничего про мочекислый диатез и не упомню. А вот привычку пить вдоволь из любой горной речки не оставлял больше никогда….

Это я уже много после, лет 15 занимался исследованиями таинственных свойств живой и мертвой воды, а конкретно наиболее эффективным способом их усиления – электроактивированными водными растворами. И убедился, что обыкновенная вода обладает огромными возможностями биостимуляции метаболизма любых живых организмов, также как и ускорения технологических процессов в неживых формах материи (любознательных отсылаю к своему эссе «Вода, вода, кругом вода» и http://aibolit.freedom-vrn.ru/innovaz.html).

Но думаю здесь самое место отвлечься от дневниковых описаний и рассказать про то, как я вообще попал в Приморье.

Степень романтики Воронежского лесоустроительного Юго-Восточного предприятия, в котором я до того поработал в качестве рабочего, и которое обустраивало по большей части горные леса Кавказа и Алтая, меня в 1961 году не устраивала.

Ехал я в Приморье, конечно же, мечтая о встрече с тигром.

На это меня сподвигло удивительное описание Арсеньевым фактов общения аборигенов при встрече с тигром, один на один.

И хотя с тех пор таких аборигенов (удэгейцев, нанайцев или орочей) осталось чуть более одной тысячи человек, среди них в Тернейском районе эта мера тотемной «договоренности» с тигром остается в силе. Может быть и поэтому самый крупный хищник из кошек вообще полностью уничтожен не был, и в Сихотэ-алинском заповеднике сейчас уссурийский тигр чувствует себя в относительной безопасности.

До сих пор ни один удэге не пойдет охотиться на тигра, в отличие от современных «новорусских охотников» с «калашами» наперевес и со сворой здоровенных «медвежьих лаек». Тигру не остается ничего более, как только вести неравный смертельный бой. Сам же по себе он на человека почти никогда не нападает.

Я в этом уверен!

Этому могут быть свидетельства всего двух моих «невстречь» с уссурийским тигром.

Поясняю видимую «странноватость» этой «невстречной» терминологии. Дело в том, что с тигром в те времена, когда их оставалось на все Приморье менее 50 особей, я не мог встретится, но они со мной – множество раз.

Правда, я про то узнавал только дважды, и лишь постфактум.

Первый раз это случилось в самой обжитой тайге южного Приморья, в Шкотовском районе. Дело было в стационарном «таборе» – полевом лагере моей таксаторской группы. Это полудюжина палаток на капитальных настилах с комфортным таёжным обиталищем восьми человек с капитальным кострищем и даже баней в виде 200-литровой бочки из-под солярки на самодельной печке. Плюс ещё и откуда-то приблудившая дворняга, которую мои работяги – бичи прозвали «Жуликом» за настырное воровство с кухни у таборщика. Это был молодой и веселый пес, который вносил некое разнообразие в унылую повседневность таборной жизни, гоняясь за птицами и облаивая всякую мелкую живность.

И такая жизнерадостность «Жулика» никак не соответствует следствию его неожиданного исчезновения.

Я это хорошо помню, поскольку был соучастником его гибели.

А дело было так.

Как-то «Жулик» настырно посреди ночи стал лезть в мою палатку. Я, естественно, вытолкнул ногой это блохастое существо: – Иди, дурак, под настил, там теплее!

Он, скуля, уполз, и я его больше не видел…….Это потом, дня через два, таборщик нашел куски шерсти «Жулика» и кончик хвоста всего в сорока метрах от табора, с хорошо заметным следом тигровой лапы на моховой подушке из «кукушкина льна».

Как он мог выкрасть испуганную собаку из-под настила палатки?

Понятно, что для него собака или волк – любимое блюдо, но как его съесть так тихо, что никто из нас ничего не слышал!

Второй раз это было также не в Сихотэ-алинском заповеднике, где я проработал в самых сокровенных тигриных уголках, а опять в близи большого села Ивановки Михайловского района Приморского края (место вовсе не дикое, рядом трасса).

Какие тут тигры!

Только вот иду я себе с работой, верчу головой по окрестному древостою, все больше поверху, перехожу большой широкий ручей, которых в Приморье множество, и вижу на чистом песочке отпечатки четырех здоровенных тигровых лап.

И в самый глубокий отпечаток…….Ещё заливается водичка……

Так что «полосатый» хозяин этого отпечатка, весом никак не менее 2-х центнеров, только что пересек мой путь.

Пару секунд назад – и без всякого шороха!

Так что с тигром право, лучше не встречаться. Видимо он беседовать может только с аборигенами, а с нашим «русским братом» предпочитает помалкивать.

Медведь – другое дело – это хозяин тайги. Он так тихо ходить не умеет и не хочет. Да и любознателен он иногда до любопытства.

У меня описан один такой случай в «Диком ручье» в Приморье. Так эта небольшая речка называлась тогда на картах. Действительно, этакое диковатое полуущелье с крутыми берегами и густым многоярусным лесом.

Я медленно пробираюсь вдоль русла и слышу по косогору параллельно бредет медведь. И не только не скрывает своего присутствия, а нарочно трещит и фыркает.

Я останавливаюсь, что бы сделать записать в журнале таксации, он тоже останавливается. Я пошел далее, он тоже двинулся.

Я его окликнул:

– Эй, что тебе надо!….. Он фыркнул и побыстрее пошел вперед.

Дохожу до крутого оползня по правому берегу ручья, слышу, с горы катится приличный валун!

Вот, кричу, гад, кирпичами бросаешься!

Не хочется думать, что это он умышленно, но чем черт не шутит….Так и идем дальше, покуда мне не надо взбираться на крутой гребень распадка, чтобы перейти на другой выдел по абрису на фотоснимке. Взбираюсь к нему навстречу, и он затихает где-то поблизости.

А гребень такой узкий (всего пару-другую метров), что я, перепрыгнув валежину, чуть было не наступаю на полусонного жирнеющего барсука, который самозабвенно готовит себе зимнюю нору пред спячкой (дело было в середине октября).

Барсук, что было сил, бросается наутек, и любопытный мишка за ним.

Вряд ли он догнал барсука, у того наверняка была запасная нора поблизости. Шума погони не было слышно, и дальше я уже шел без провожатого.

Видимо он очень чем-то расстроился.

И судя по дневниковым записям от октября 1961 года в необходимость «разговора» с сильными хищниками я уверовал после двух дневного общения с одним старым охотником удэгейцем на берегу Тернейской бухты в ожидании проходящего парохода на Владивосток. Он живоописывал массу примеров из своей жизни на сей счет.

По его словам выходило, что с тигром надо уметь разговаривать, да и с медведем тоже.

Старый охотник точно знал, что летом всё хищное зверье сыто и само по себе на человека нападать не будет, струсит. А на мои детские знания, что при встрече с медведем надо быстро ложиться и притворяться мертвым, он сильно и долго хохотал.

Ну, а то, что убегать от медведя бесполезно, я знал и из курса охотоведения в институте.

Медведь точно бегает много быстрее любого чемпиона мира – спринтера на стометровке (36 км в час для него не скорость). В лесу он может догнать и молодого лося!

Так что остается при встрече с ним – только беседа «по душам».

А поскольку медведей в Уссурийской тайге в три тысячи раз больше чем наших тигров, то таких «бесед» у меня в дневнике оказалось не мало…..Вот, пожалуй, самый характерный, случай из раскрученных кинобоевиков: «неизбежного нападения» медведицы на человека, когда она «самоотверженно» бросается на защиту своего медвежонка.

Тут любому человеку, так сказать, хана!

Но как говорится, не всякий случай – случается!

В один прекрасный солнечный летний день иду я по «просеке» в одном из таёжных кварталов в Горной Шории…….

Стоп, сначала давайте про квартальную просеку в тайге!

Это не известная большинству наших сограждан прямая проезжая межквартальная дорога в центрально-европейских лесах. Это просто слегка прорубленная от кустарника прямая (на равнине) и кривая (по рельефу в горной местности) пограничная линия, зафиксированная на местности 3-мя затесками на створах деревьев (две из них располагаются в направлении движения, а одна обозначает с какой стороны от дерева эта линия проходит).

То есть ширина «просеки» примерно 0,7 метра.

Но в условиях часто разреженного рубками пихтового древостоя Горной Шории, на бывших лесосеках и пожарищах, это вообще не затески, а просто протоптанная технической бригадой лесоустроителей тропа в густой травяной растительности, основу которой в низинах составляют разные высокорослые виды дудника, борщевика, володушка и прочих зонтичных. То есть ты идешь фактически по коридору высотой в твой рост.

Идешь себе, никого не трогая и никому не мешая….

Как вдруг тебе на встречу спешит медвежонок – этакий жизнерадостный сеголеток от роду 7—8 месяцев, но размером со здоровенного пса. И бежит к тебе с манерно-ласковой улыбающейся мордой и очевидной надеждой с тобой поиграться.

Но мне ни до игрищ……..

Сразу думаю, где медведица!?

Останавливаюсь и слышу характерный смачный хруст неподалеку. Это мамаша самозабвенно пожирает сочную смесь зонтичной благодати, которая по народной медицине (очевидно давно известной и медведям) обладает массой целебных свойств (оказывает благоприятное влияние на желудок и поджелудочную железу, влияет на кислотность вырабатываемого сока, улучшает состав желчи) помимо того, что является великолепной медвежьей едой.

Но эта прописная истина доходит потом, а сейчас вот он тут в пяти метрах, игриво крутит задом!

Поднимаю руки вверх и во все горло ору: Ба-Бах!!!

Примерно так, кака сам себя я потом сфотографировал……


Всё хорошо, что хорошо кончается…


Медвежонок с испугу делает кувырок через спину и пулей несется к матери, которая ему что-то вполголоса рявкнула и тихонько отошла с ним на другое место.

Да так тихо, что я даже шороха не услышал….Недаром слово медведь в лексиконе таежных народов очень близко к пониманию типа – «лесной человек». А некоторые народы (племена) вообще считают себя тотемными медвежьими потомками. Поэтому большинство из аборигенов на медведя не охотятся и предпочитают разговаривать с ним при встрече.

Я также пытался перенять эту традицию….

Вот запись (от 20 октября 1962 года) из моего уссурийского дневника на сей счет, а также про незаурядную медвежью сообразительность в поисках таёжного пропитания.

Иду я с таксацией по кедрачу. Склон хребта ведет круто вниз, и я издалека замечаю какое-то движение в кроне здоровенного кедра. Подхожу ближе и вижу в его ветвях небольшого черного уссурийского медведя (ещё его называют гималайским – красивый такой черный мишка с большой белой отметиной в виде летящей птицы на груди). Он усиленно раскачивает ветки, и здоровенные шишки кедра корейского дождем сыпятся на землю.

Просека идет прямо на этот кедр с тремя свежими затескам на стволе. Так что мне идти прямо на него, и я останавливаюсь, выжидая, что будет……..Медведь самозабвенно молотит себе кедровые орехи, ничего не замечая.

Но вот он решил, видимо, что «намолотил» достаточно, и начал спуск, скользя вниз по стволу задом наперед, по пути сметая мелкие сучья.

И спускается естественно прямо на просеку, по которой я иду, и тем самым ставит вопрос ребром: или я его испугаю, или сам испугаюсь и оставлю ему таксацию и прочие свои инженерные обязанности……Однако раздумывать мне долго не пришлось.

От этой тягостной мысли из-под моей ноги выскользает крупный валун и, стремительно прокатившись по склону, гулко бьет по стволу кедра.

Мишка от неожиданности рявкает, распускает лапы и с высоты метров в десять здорово шлепается задом о землю!

При этом обалдело сидит, обнявши кедр, и смотрит из-за него не в ту сторону, откуда прикатился камень, а в противоположную.

И так сидит целую минуту.

Я решился и иду вниз, а он всё смотрит из-за кедра не туда, куда нужно.

Тогда я ему:

– А ну, пошел!

Он поворачивает ко мне голову, смотрит на меня через плечо…… И сидит, обнявши кедр!

Словно боксер, ещё не пришедший в сознание поле нокдауна.

Тут я, собравшись с духом, твердо ему говорю:

– Не хочешь – стреляю!

Он, наконец-то, отпускает ствол кедра и поворачивается ко мне.

Хватаю подходящий сучок, наставляю на него и ору, что было мочи: – Ну, пошел, сейчас пристрелю!

Видимо такой цирк не для медвежьего слуха. Мишка не выдержал, рявкнул и пустился наутек.

Мне же осталось благодарить проведение, что этот медведь оказался русским, а скажем не корейским или китайским.

Как бы я с ним тогда договорился?

А этот русак, вернувшись обходным путем к кедру, и убедившись, что все его шишки целы, битых полчаса шел за мной следом, видимо желая убедиться, надул ли я его с ружьем, или нет.

И вообще такое поведение медведя здорово смахивает на поведение хозяина тайги. Он тут должен быть главным и соперников никак не терпит.

В подтверждение вот вам очередной случай из моего последнего лесоустроительного прошлого.

Это 1971 год – Баргузинский заповедник, Южный кордон, что на речке Шумилиха. Вся моя таксаторская группа вечером в сборе. Все едят уху из омуля и тут кто-то бросает:

– Николай Алексеевич, что-то надоела эта рыба…..Хочется чего-то вроде щучки.

Тут надобно объяснить читателю, что такое вообще понятие – рыба на Байкале. В понимании аборигенов рыба – это не совсем про что вы думаете!

Это то, что в основном водится непосредственно в Байкале.

А не впадающих в него реках. Это, к примеру, байкальский белый хариус, сиг, ленок, таймень и конечно омуль, про который скажем далее отдельно.

А всё остальное – это, дословно, «Сор» или мусор, как хотите.

К этому мусору относится всё, что водится по преимуществу в устьевых прибайкальских озерах, образующихся при впадении в него речек. Это наши: щука, окунь, плотва, линь, налим и пр……Весь этот сор аборигены демонстративно не едят. Даже у налима используют только печень!!!

И прожив почти полгода на кордоне, где всё это разнообразие встречается повсеместно, понимаешь суть аборигенного пренебрежения «рыбы» пред «сором».

Ведь омуля тут поймать не стоит труда, а в любом устье впадающей реки на спиннинг ловится другие лососёвые: вкусный белый хариус, голец, ленок или превосходный сиг.

Вкус последнего я понял, когда лесник-надзиратель нашего Южного кордона однажды взял, да и угостил меня «сигом на рожне».

Это произведение таёжного кулинарного искусства стоит описать поподробнее.

Пойманного сига, пластуют пополам и, распяв в развороте на рогатке, ставят близко к костру, время от времени поворачивая, до появления коричневой корочки на оранжевом мясе.

Далее, если кто-то попробовал это блюдо – не забудет никогда.

Во всяком случае, я боле вкусной рыбы за свою жизнь никогда не едал!

Чего никак не скажешь про легендарного омуля.

Всенародное повествование о прелестях байкальского омуля «с душком» – это удивительно стойкий туристический блеф.

Я далее приведу быль, рассказанную мне Раисой – собственной женой, которая приехала в свой отпуск ко мне на далекий Байкал, чтобы не столько лицезреть удивительные пейзажи оного, сколько насладиться вкусом «легендарно-душистого» омуля.

Все туристы по ходу рейса из Иркутска до Давши, на каждой остановке, предлагая аборигенам бешенные по тем временам деньги, пытались раздобыть хоть одну рыбину. Но тогдашний страх наказания за браконьерскую ловлю омуля (до 5 и более лет отсидки по лагерям) был намного действенней сегодняшних демократических хозяйственных отношений, в результате которых стадо омуля на Байкале сократилось до критических размеров, отчего сейчас принят полный запрет на его отлов на несколько лет.

Тогда вылов строго ограничивался квотой артельного промысла и вылова для местного потребления, но не для продажи.

Но это так ремарка по ходу действа.

В общем, никто из пассажиров «Комсомольца» так «омуля с душком» и не понюхал. И только по прибытию на кордон, это самое страстное желание моей жены, было удовлетворено. Я попросил лесника выдать одного омуля из его бочоночного запаса, которым он потчевал редких тогда туристов заповедника.

Каково же было её разочарование в легенде!

Легенда представляла собой небольшую рыбу, внешне мало чем отличающеюся от обыкновенной селедки, но с явно выраженным запахом тухлятины.

Есть её она так и не рискнула.

Однако, чтобы вы не подумали, что омуль сам по себе рыба несъедобная (что вообще было бы нонсенсом по отношению к лососёвому семейству), скажу, что он точно в том ряду, прочих мною перечисленных выше представителей «настоящей рыбы» у байкальских аборигенов.

В копченом виде омуль – пальчики оближешь!

Откуда взялся он же, но с душком?

Просто так распорядилась с ними судьба-злодейка.

Ранее, в прошлых веках, омуля было навалом, он составлял чуть ли основную пищу прибайкальских жителей, и почти ничего не стоил, а вот соль для засола была, если не на вес золота, то близко к этому. Поэтому на огромную бочку омуля выспалась только пачка соли и потом сама бочка хранилась в леднике, что бы омуль вообще не протух.

Так и появилось это «душистое», но ещё как-то, по привычке, съедобное блюдо (особенно для гурманов).

Если вам покажется, что я уж больно увлекся рыбоедством, хотя обещал рассказать случай про хозяина тайги, то нет, я всё помню. Просто никак не могу дойти до главного, поскольку невозможно понять выше высказанное пожелание моей бригады пообедать вместо рыбы – сором.

Так что продолжаю…….Делать нечего. Летний вечер длинен, озерцо совсем рядом с кордоном, в котором водится и щука. Беру спиннинг, сажусь в самодельную лодчонку лесника (сооруженную им из трех досок) и поэтому больше одного человека не выдерживающую, отплываю на середину озера (размером примерно 100 на 150 метров), что важно для последующих событий.

Забрасываю спиннинг и ловлю сор…..Правда, в тогдашних условиях это действо ловлей рыбы (рыбалкой) назвать трудно. Тут надо уметь только забросить спиннинг. При этом если ты насадил обычную белую колеблющуюся блесну, то сразу же клюет здоровенная щука, а если желто-золотистую – килограммовый окунь.

Мне заказана щука.

Делаю подряд 5 забросов и почти в каждом вытаскиваю по щуке в 3—3,5 килограмма весом. Она тут как на заказ одного размера.

Думаю, хватит мне такой рыбалки. Люблю сам процесс, а не добычу. Забрасываю последний раз подальше – берет ещё одна щука, покрупнее прочих.

Начинаю её вываживать, как тут краем глаза вижу здоровенного бурого медведя на лесной стороне озера. Он бродит по крутому бережку, очевидно видит множество рыбы, и пытается лапой её зачерпнуть.

Ложится на пузо, целится на рыбину, хвать лапой….и мимо. Опять раз, другой, третий ….и всё – не удача!


Эта «щука» – но не рыба по -байкальски…


Подтягиваю щуку к лодке и мельком злорадствую, что мол тут тебе не ход лосося!!!

Не знаю в чем дело, но тотчас по этой мысли медведь бросает своё бесперспективное занятие, смотрит, как я затаскиваю щуку в лодку, чего-то там про себя соображает секунд 30…… Затем решительно прыгает в воду и плывет ко мне, дескать поделись по-братски!

Хорошо, что он плавает много медленнее, чем я гребу. Быстренько сматываю удочки и рысью в дом.

При виде четырех вполне приличных щук, моя бригада приходит в восторг и не даёт мне ничего рассказать про медведя. Так что в доказательство у меня осталось только это фото с одной из щук, поскольку четыре штуки одной рукой мне было не удержать.

Но весь мой рассказ о байкальском «заскоке» в аборигенном понятии сорной рыбы был бы не полон, если бы не нравоучительный конечный результат этой щучьей истории.

Далее дело обстояло так…….

Поскольку сварить уху из примерно 14 кг рыбы у нас казана не было, моя Рая (жена, если помните) в несколько приемов стушила всю щуку почти с полной 3-литровой банкой томатной пасты. Я не большой рыбоед особенно по отношению к весьма костистой щуке. Но этот прибайкальский щучий сор оказался на удивление малолетним, несмотря на свой приличный вес. Видимо поэтому я в этом блюде особенно костей и не заметил. Тем более этого не заметила вся остальная трапеза в количестве 4-х человек.

И в самый её разгар к нам в комнату со своей половины дома забегает жена лесника за какой-то мелочью к Раисе. Видит приличного размера тазик с незнакомой едой, которая весьма охотно пожирается и, забыв про причину своего появления, спрашивает:

– И что ж это вы едите!?

Раиса отвечает: – Щуку……

У соседки глаза становятся совсем круглыми, дескать, как это можно!

Но любопытство перевешивает, и она просит отложить кусочек, так сказать на пробу.

Накладываем большущую миску. Она уходит, но весьма быстро возвращается с пустой посудой:

– Однако Василий ещё просит, можно?

У меня до сих пор сохранилось тайное желание похохотать, как и в тот раз. Но, как и тогда, сдержусь, сохраняя уважение к местному менталитету. Хотя для меня он сродни неких языческих верований, которые бытуют повсеместно, и которые никто и не пытается опровергать.

Ну, не умеют они ничего готовить!

Когда кругом полно свежепрыгающей еды, им не до кулинарного искусства.

Так что расскажу ещё об одном забавном случае в том же Баргузинском заповеднике на сходную тему местных суеверий.

Ниспровергателями байкальских зароков там был наш начальник таксаторской партии Михаил Куце….в, который в постоянных спорах с аборигенами на эту тему выиграл не один ящик водки. Во всяком случае, два ящика он точно выиграл, ставя на меня в совершенно беспроигрышных с местной точки зрения ситуациях.

Оба они связаны с байкальскими поверьями в местном мореплавании…….Первое из них уже, так сказать, советского происхождения. Оно гласит, что если разойдется сильный «верховик» – северо-восточный ветер, дующий вдоль берега с северного конца острова, то ни одна моторка не сможет пройти мыс Валукан ему навстречу.


Мыс «Валукан» в хорошую погоду


Это тот самый мыс, который я на «казанке» с обычным тогдашним подвесным мотором «Москва» раз в месяц с отчетом начальству пресекал по пути в Давшу (см. фото).

Так он выглядит в хорошую погоду……В плохую снять его не удалось!

Это сейчас заповедник в запустении, а в 70-х там был не только административный офис и штат сотрудников, ведущих постоянные (а не сезонные как сейчас) наблюдения, но и взлетная полоса для «Ан-2».

Так что спорить Мише Ку…….ву было с кем.

И особый случай ему представился в конце лета, когда вспомогательные лесоустроительные работы в заповеднике закончились, и мне надо было отправлять в Воронеж двух моих братьев, которые нанялись рабочими в нашу экспедицию с надеждой кое-что заработать, но и посмотреть Байкал.

В то время единственно доступным транспортным средством было, так называемое, пассажирское судно под названием «Комсомолец». На самом деле это (как я выше уже, кажется, упоминал) приспособленный для элементарного ночлега пассажиров бывший рыболовный сейнер.


Залив «Давша» с отшедшим от причала «Комсомольцем»


Но это не суть важно.

По тем временам это его качество всех устраивало. Важно то, что он приходил раз в неделю, и мне поутру завтра надо было братьев отвести в Давшу, чтобы поспеть к его приходу.

С вечера погода была отличная, но недаром про неё на Байкале ходит столько легенд.

С утра задул такой «верховик», что……

Но прежде давайте про то, что пишется о байкальских ветрах в справочной литературе: Байкал не зря славится буйным нравом, даже в самый спокойный сезон – летний – могут случаться сильные шторма. В зависимости от направления выделяют два основных типа байкальских ветров – продольные и поперечные. Первые дуют вдоль котловины озера и, благодаря значительной длине разгона, поднимают большие волны. Байкальский ветер имеет свойство усиливаться вблизи мысов. Даже в полный штиль напротив мысов может дуть небольшой ветерок, а в ветреную погоду увеличение скорости ветра может быть очень сильным. Это следует учитывать при прохождении скалистых мысов, отвесно обрывающихся в воду.

Мне всё это ясно и без справочника, который я первый раз в жизни только что и прочитал. Но надо ехать, путь мне известен, риски тоже.

Садимся в «казанку», я выдаю братцам по пустой 3-х литровой банке из-под той самой томатной пасты, которая, в выше мною рассказанной «сказке», помогла сломать аборигенный стереотип сорной рыбы.

И мы отчаливаем.

Осторожно иду в подветренном «затишке», но уже на приличной волне по мелководью, вдоль берега к Сосновке, обходя огромные валуны, которые хорошо видны в кристально чистой воде.

Но скорость особо не разовьешь……Кажется, что вот… вот зацепишь винтом за камень!

И смотрю, а мористее меня догоняет «Комсомолец». Я добавляю газу, но понимаю, что он идет никак не медленнее 25 км в час, что вообще для моей «Москвы» предел и в тихую воду. В общем, этот сейнер, спокойно торжественно, рассекая байкальские волны, обходит меня перед Валуканом.

Но он же должен и постоять на причале?

Время есть, надо только пройти «легендарный» мыс и не утонуть!

Даю максимум мощи своей «казанке», вылетаю из-за скал Валукана, который меня уже не прикрывает, на гребень первой чудовищной волны, и далее……… По словам Михаила……..

Вся заинтересованная публика во главе с главным лесничим заповедника (уроженцем Баргузинского района Бурятии и основным толкователем байкальских зароков) уже торжествует победу, видя приближающийся «Комсомолец».

Типа готовь Миша деньгу, и не горюй, мы люди цивилизованные, ящик водки так и быть поделим.

Но я твердо стою на своём: до отхода еще 10 минут, время есть.

А я Николая не первый год знаю, он приедет!

Однако время летит и мне уже никто не верит, тем более что выгрузка с «Комсомольца» заканчивается, и он вот-вот отойдет.

Последний раз смотрю в бинокль на Валукан и вижу: – Вот он!

Из-за скал выскакивает, впритирку к ним «казанка»……. Режет носом волну пополам, так что потоки воды летят во все стороны! Двое братьев с левого и правого борта часто быстро вычерпывают воду…..Местная братва сдается, совершенно опешив!

Лесничий машет капитану «Комсомольца», чтобы пару минут подождал.

«Казанка», круто развернувшись пред пристанью, на волне выскакивает на пологий берег. Двое, с головы до ног мокрых младших Болтовых, бегут по трапу на теплоход.

Так Михаил выиграл первый свой, хотя по-честному мой, ящик водки. Но дело на том не кончилось.

Я не собирался оставаться в Давше, не смотря на уговоры Михаила, что надо бы отметить наш с ним выигрыш, да и чего рисковать, завтра погода поправится, я стал собираться обратно. Тем более что на попутной волне пройду Валукан с легкостью серфингиста.

Даже уже представил себе, как ловлю накат волны, чуть сбавляю газ, чтобы её не перегнать, и задарма качусь на ней, покуда можно будет!

Заправил полный бак и вся проигравшая команда дружно (как умеют байкальцы) столкнула «казанку» носом на волну с берега.

Завожу мотор, даю газ, машу рукой – привет всем, отплываю на 35—40 метров и……. мотор глохнет!

Пытаюсь заводить раз, другой, третий……даже не фурычит!

Волна хлещет….Разворачиваюсь на веслах и полузатопленную казанку неравнодушная команда болельщиков вытаскивает на берег.

Собирается консилиум, пытаются всухую завести, дохлое дело!

Кто-то, благо ещё никто водки не попробовал, сообразил сунуть палец в бак и понюхать: – Так ты ж, «пенек», заправился соляркой! – был дан убийственный диагноз.

Я не знаю, кто меня направил не на ту бочку, ведь всем ясно, что мне солярка не нужна. И не могу ни на кого из присутствующих ткнуть пальцем. Они даже из мести не могут пойти на такую мелкую подлость. Это вообще не про сибиряков. Так что я думаю, что тут не обошлось без духа Валукана, про который аборигены стали видимо, после этого случая, веровать меньше.

И который, отомстил мне таким образом.

Но по большому счету тут дело вовсе не во мне (как бы мне того не хотелось) и не в особом авантюризме полевиков, а в конструкции корпуса «казанки». Как мне стало много позже известно, её корпус был когда-то спроектирован казанскими авиастроителями для так называемой «стоячей волны» на Волге. Это когда сильный ветер, дующий навстречу течению, держит крутую высокую волну на одном месте. Эта волна может кувырком опрокинуть любую плоскодонку на большой скорости.

В чем я в свое время убедился, будучи на рыбалке под Астраханью.

При стоячей волне ни один раскрученный плоскодонный глиссер «новых русских» не ходит. На нем можно двигаться только со скоростью пешехода, если не желаешь выскочить из него от первого же пинка волной.

Зато браконьеры рассекают эти волны на стареньких «казанках» и днем, и ночью, почти с обычной для каждого мотора скоростью. Только слегка прикрывшись «брезентухой» от неизбежных брызг!

Вот видимо это качество отечественного «кораблестроения» я и продемонстрировал байкальским аборигенам в ответ на их «вещие» зароки.

Но так как я домой на Южный кордон не поехал, поскольку солярки в заповеднике было навалом, а бензин надо было искать «днем с огнем», то поутру вся честная компания, степенно похмелившись, пришла-таки меня проводить.

Но поскольку поиски бензина малость затянулись, остатки ящика ушли на подогрев.

И когда я всё же проверил мотор и собрался ехать, Михаил затеял очередной спор против суеверного аборигенного населения, который заключался в том, что Байкал вообще не любит, чтобы по нему ездили на лодках. Поэтому, стоит лодке опрокинуться, он почти мигом (за минуту – другую) забирает рыбаков, не дав им опомниться. Все попытки Михаила доказать, что дело в том, что тут летом просто вода холодная, на подвыпившую компанию не действовали.

Я вступился в его защиту, сказав что по данным медицинской экспертизы смертельное переохлаждение при температуре воды +8о С наступает в среднем через 2,5 часа.

Меня подняли на смех, и заправила компании – главный лесничий рубанул:

– Если такой смелый и продержишься на плаву 10 минут, ставлю ещё ящик!

Смотрю на Михаила, тот уже протягивает руку лесничему «на спор».

Делать нечего, начинаю раздеваться, чтобы малость охладиться и сразу не сбить дыхания от разницы температур, но лесничий меня останавливает:

– Не, так не пойдет. Рыбаки голышом не тонут. Надо в одежде и ботинках!

Замечание резонное. Так надо для чистоты эксперимента. Но меня это мало смущает, я хорошо плаваю, помню, что на сборах резервистов ВДВ спокойно выполнял норматив плавания в полной амуниции, с автоматом.

Садимся с лесничим в лодку, отплываем на глубину, метров за 200, где вода похолоднее, и я прыгаю в воду.

Х….АХ! Обжигает холодом…..

Стараюсь быстрее барахтаться, чтобы как-то согреться. Смотрю на берег, Михаил показывает на часы, что он засек время. Изредка семафорит мне (быстро соображаю, хоть заранее и не договаривались): одна рука – минута, две – 2 минуты, обе руки в виде римской «V» – виктория пять минут. Начинаю плыть зигзагами к берегу.

Михаил кричит:

– Всё!… 10 минут!!!

У меня руки – ноги коченеют, но судорогой не сводит. Всё нормально.

Подплываю ближе и кричу;

– Давай ещё минут пять!

Терплю….. Наконец он показывает мне скрещенные руки – конец.

Подплываю к берегу и самостоятельно выхожу, стуча зубами…….Кто-то накидывает мне на плечи куртку и вливает в рот стакан водки.

Точно помню, что зубами стучал, поскольку стакан во рту прыгал и мешал пить.

Причаливает лесничий на лодке, подходит ко мне, щупает за руку…..Убеждается, что ещё теплый.

Молча пытается уйти, но я спрашиваю:

– Ты, хоть плавать-то, умеешь?

Он, пасмурно молча, отрицательно качает головой.

– Вот друзья, заключает Михаил, все…….. Учитесь плавать!

А пока пошли в магазин…..

Я, малость согревшись в спальнике, который кто-то принес, думаю, что если у них вместо магазина был бы плавательный бассейн, то байкальских суеверий сильно поубавилось бы.

В общем, свои записки я совсем недаром хочу закончить воспоминаниями о последней лесоустроительной экспедиции на Байкале. И, конечно же, не только хохмами, которые описал.

Вот сейчас вижу рекламу путешествий по России и восторг итальянцев:

– Мама мия….Море в Сибири!!!!

Красоты Байкала воистину неописуемы.

Не могу не привести парочку из своих фото, но отчасти и заимствованных. К сожалению, в тот полевой сезон 1971 года я почти всё время ходил с любительской кинокамерой и своих фотографий Байкала у меня мало.

Тем не менее вот некоторые из них…


Закат на «море» по имени Байкал


Байкал в шторм


Сейчас до нас, наконец-то, начинает доходить одна простая истина, что в бескрайней России природных красот никак не меньше, чем во всем Северном полушарии Земли. Это непочатый источник вдохновения для природного туризма, в том числе и для экстремалов.

И в этом плане Баргузинский заповедник вообще уникальное место, где при относительно небольших расстояниях пешей ходьбы (30—40 км) можно побывать и на незабываемом по красоте побережье и увидеть чудовищные по своей первобытной дикости гольцы Баргузинского хребта.

Лично у меня от них осталось самое сильное впечатление……

Вот пожалуй и всё, что можно рассказать в небольшом эссе, про всяческие случаи полевого бытия. Но чтобы ни у кого не создалось впечатления, что я умышленно и целенаправленно «трагедизирую» экстремальные моменты таежной жизни, то далее расскажу очередную юмористическую хохму, которых в этой полевой жизни никак не меньше, чем в любой другой.

Но прежде посоветую тому, кто пренебрежительно сморщился при упоминании об очевидной осторожности в бродячей жизни в тайге, просто напросто пройтись по обычному таёжному болоту. Не по тому, что вам показывают придурковатые режиссеры наших детективов, когда их герои ходят с сучьями, с осторожностью, но геройски, опасаясь за свою жизнь, прощупывая дно на самом деле некого залитого половодьем леса (что очевидно по стволам ольхового древостоя или пойменной дубравы). В нем, по определению, не только нельзя завязнуть в трясине (из-за её полного там отсутствия), но и невозможно, даже при желании, утонуть.

Потому что обычное человеческое тело легче воды!

И вообще нормальный лес на болоте не растет. Ходите по такому «болоту» спокойно.

А вот почувствовать настоящий страх сфагнового болота – это вам не кино!

Внешне – оно зеленая поляна из толстенного слоя сфагнума, который обычно становится толще к середине болота. Кое-где на нем даже растет карликовая сосна или березка. Идешь по этому ковру, как по перине, нога по колено погружается в податливый слой мха. Но этот слой только сверху живой. Снизу он постоянно гниет при недостатке кислорода. В результате в воде накапливается углекислый газ и метан, который с трудом просачивается в атмосферу сквозь толстый слой сфагнума. А само по себе болото обычно представляет собой реликт бывшего когда-то здесь озера, и глубина его может быть, как говориться, глубже некуда. Поэтому, идя по такому болоту, надо всегда понимать, что ты «аки бог» ступаешь по глубине, быть может, в десяток метров.

И утонуть тут можно запросто, почти как в кино.

Просто наступаешь на тонкий слой сфагнума, проваливаешься в воду, которая на самом деле некая «газировка» указанных газов. И особенность этой «газировки» состоит в том, что удельный вес её много меньше удельного веса чистой воды. Оттого, даже хорошо плавающий человек, камнем идет ко дну. И его не спасает судорожное цепляние за рвущийся мох.

Всё это я в заключение про то, что тайга требует некую «сообразиловку» в экстремальных случаях. И если её нет, то дело – швах. Так что ходить, ходи, но оглядывайся!

Однако мне пришлось не только много ходить по лесным просторам, но единожды довелось и поползать.

Правда, не по земле, а под ней.

Это никак не связано с моей тогдашней работой, но по своей необыденности осталось в доброй приключенческой памяти. Было это в 1970 году, когда я устраивал Ныробское (Колвинское лесничество) Чердынского лесхоза Пермского края. База группы была в самой отдаленной деревушке под странным названием Дий!

Не знаю, существует ли она по ныне, но тогда это поселение из пяти добротных домов и почти такого же числа жителей в верховьях реки Колвы, куда можно было добраться только на моторке с подвесным мотором. Дальше уже для заброса «табора» на несколько километров вверх по течению мне удалось пройти только после больших дождей и то полпути волоком.

Так что, несмотря на то, что это всего лишь среднее Предуралье, вроде бы заселенный промышленный регион, но глухомань первостатейная. Для городского жителя с аллергией на «городские помехи» идеальное место для профилактики. Воздух здесь как будто бы стекленеет от тишины так, что в ушах стоит едва слышимый призрачный хрустальный звон.

Может и от этого первожители-язычники так и окрестили свою деревню – Дий!

Хотя в самой местности, открытой для лицезрения смертного, это обычный таежный ландшафт. Правда, ранней осенью в погожий день, плаванье по Колве – это настоящее зазеркалье!

С неподвижной, как зеркало водой, петляющая по замысловатым протокам река, открывает один удивительный пейзаж за другим, в котором не поймешь, где там вода, а где небо. И там и тут одинаковая до мелочей, опрокинутая друг в друга, разноцветная по осени стена леса!

Но это в порядке исключения.

Всё остальное – тайга, как тайга – типично среднетаёжная по разнообразию.

Тем необычным для меня оказалось предложение одного из наших рабочих (местного жителя) показать нам самую большую пещеру Пермского края.

Удивительное дело, будь такая огромная карстовая пещера где-нибудь в Швейцарии или Германии, от туристов отбоя бы не было……А тут я исходил окрестности вдоль и поперек, но никакой такой, всем известным, достопримечательности не приметил, хотя она всего в 5—6 километрах от деревушки Дий, в которой я прожил целых полгода.

Видимо сказывался некий российский стереотип нашего заурядного отношения к уникальным природным достопримечательностям. Однако быть может, что эта грандиозная «Дивья пещера» сама по себе – вещь в себе!

К примеру, на нашем Кавказе полно пещер, в которые можно не только войти, но, и, пожалуй, выехать на грузовике. А тут показалась, когда нас с моим техником Серегой Х……. рабочий повёл к обычному крутому берегу Колвы, что он что-то перепутал.

Какая тут может быть пещера!?

И это ощущение только усилилось, когда мы пролезли без всякой тропы на 90 метров выше, и очутились перед типичной волчьей норой (полметра на метр с небольшим, см. фото).


Вход – выход в «Дивью» пещеру


Это мы такие веселые, когда вылезли, а вот когда входили…….Нас никто не фотографировал.

И не потому, что мы были не в духе, а оттого, что для съёмок нельзя было выбрать более или менее пристойного ракурса. С поверхности были бы видны только ноги и некоторые другие части тела. И только потому, что пролезть в эту нору, круто уходящую вниз, можно головой вперед (то бишь головой вниз). По другому в ней никак нормальному человеку не развернуться!

Правда этот вход оказался коротким и дальше идет длинный коридор, который можно пройти на крачках…… Но совсем недалече, спереди лежит совсем интересный проход, почище первоначального лаза!

Между двух горизонтальных плит известняка видимая дыра в 2,5 метра шириной, но высотой с обычную форточку, и даже как помниться, ещё более низкую. Во всяком случае я, ростом 180 см и весом тогда 79 кг, смог её преодолеть только на полном выдохе.

В этот момент точно себе представил, что такое есть клаустрофобия.

Это не просто синдром тесных пространств. Это когда ещё и вздохнуть нечем!

Но, слава богу, дальше проход становится нормальным, переходит в высокие и обширные залы, однако же, вперемежку с подобными узкими переходами.

Первый большой круглый зал выглядит совсем дико!

Дно завалено скальными обломками, упавшими с его купола, пройти по ним можно с некоторой осторожностью. Создается впечатление, что ты в первобытной пещере, при том чуть ли первый в ней Homo sapiens.

У нас на двоих с Серегой один фонарик. Мы бродим по таким же неприветливым многоходовым залам уже почти час времени. Начинаем путаться в переходах, хотя все время придерживаемся правой стороны по движению, чтобы обратно в конец не заблудиться. Фонарик начинает затухать и мы рысью назад к спасательному первому круглому залу, который хорошо запомнили. Останавливаюсь напоследок, освещаю фонариком стену этого дикого вида пещеру и сразу ощущаю прилив сил при виде следов нашей цивилизации.

Прямо у выхода уже не совсем первобытный видимо человек с большим трудом что-то нацарапал на стене…..Ага присматриваюсь…..Действительно письмена….Но никак положено в таких случаях: – «Здесь был Вася в 1965 году»!

А поскольку царапать было трудновато (известняк здесь твердый), памятная надпись лаконична: – «Вася 1965».

Так что, к сожалению, я не открыватель этой пещеры!

Радует лишь то, что видимо за 5 лет до нас с Серегой никого здесь больше не было.

Это я много позже узнал, что эта «Дивья» пещера – самая большая на Урале (общая длина ходов в ней 10,1 километра) была открыта аж 300 лет тому назад, в 1772 году Н. П. Рычковым. Она детально описана и имеет действительно красивые гроты, соответствующие её названию – Дивья. Пещера славится своим богатым убранством: красивейшими сталактитами, натечными формами, огромными колоннами-сталагмитами высотой до 3,5 метров (в Столбовом гроте), пещерным жемчугом и т. д. В этом уникальном месте собраны воедино почти все виды натечных и кристаллических кальцитовых пещерный образований.

Но мы до большинства из них по неведенью тогда не добрались. Да на это надобно было потратить и не одни сутки.

Осталось одно впечатление…..

Удивительной первобытной дикости этой грандиозной пещеры!

К ней нет, не только никаких подъездов, но и никакой более или менее заметной тропы, хотя от Ныроба она всего в 10 км, а от ближайших деревень и того ближе.

Местные жители про неё знают, но и только. Никакого интереса к ней не имеют.

Мне думается, что тут тоже не обошлось без лесного духа!

Кто как не он смог так закамуфлировать огромную пещеру, что ни один неандерталец или кроманьонец про неё не знал.

А ведь это уникальное убежище. В нем постоянно относительно тепло: не менее плюс 8—10 градусов, и никакой крупный хищник в неё в принципе не пролезет. Всё упирается в отсутствие нормально лаза в пещеру, в тот самый низкий проход, который с моей точки зрения неправильно назван именем Лукина – в честь первого составителя плана пещеры. Ведь до него уже почти 300 лет кто-то же лазил сквозь этот проход?

Я бы назвал это место «Проходом дикого туриста», но почти такое же название уже присвоено другому «шкуродёру» этой удивительной пещеры.

Но да бог с ним, с названием, меня более удивляет другое обстоятельство. Чтобы сохраниться уникальному творению природы в первобытном виде, она (природа) пускается на такие мелкие козни, как этот проход Лукина!

Через него не только никакую ляжку убитого мамонта не просунешь, чтоб пожарить в тепле, но сам, сильно пообедавши, назад не вылезешь. Оттого и по сей день со времен палеолита про эту пещеру больше рассказывают, чем посещают.

И может быть поэтому геологи так и не решили, каким образом Дивья пещера могла образоваться на высоте более 90 метров над современным уровнем водоносных горизонтов.

Мне как экологу ясно, что разгадка здесь не в геологии, а в экологии последнего валдайского оледенения. Видимо в этом месте при медленном отступлении ледника толщиной в 220—250 метров в летнюю пору образовывалось огромное озеро, слив из которого в эту узкую дыру прохода Лукина за 40—50 тысяч лет и образовал эти водотоки в известняке.

Почему геология не «дотумкалась» до этого?

У меня ответ только один.

Видимо ни один геолог так и не смог пролезть в эту природную форточку!

Между тем некий очарованный турист, как говорят, а одном из гротов слепил из глины «Хозяйку» этой пещеры. И мне думается, если бы какой-нибудь отчаянный геолог смог таки протиснуться через проход Лукина, она (хозяйка) поведала бы ему эту разгадку.

А пока природа, как может, сохраняет свои тайны…..И это так, последняя ремарка.

Ну, а то, что я обещал рассказать очередную бродяжью хохму, то это опять же про суеверие, которое, однако, ни в коей мере не опровержимо.

Дело было в высокогорье Адлерского района, в районе нынешней Красной Поляны, которая тогда представляла собой обычную турбазу, с приличным местообитанием со столовой для регулярного планового туриста и простым навесом ночлега для дикого.

Я тогда вместе с сокурсником Виктором И…….. был в промежуточном положении. Ночевали под навесом, а питались за наличные в столовой. А присутствовали там вообще-то в качестве рабочих лесоустроительной партии.

Поэтому я стал свидетелем такой сценки…..

Уже достаточно немолодой, но ещё в добром физическом здравии таксатор Петрович даёт ценные указание своей молоденькой помощнице Аннушке и мы с ним полезли на крутой склон в нашей таксаторской работе……..

Однако тут надо несколько слов сказать про некую особенность передвижения по нашим горным кавказским лесам.

По лесам Черноморского побережья Кавказа ходить никак не легче чем по таёжным буреломам. И мало того, что их также трудно обходить, они ещё подставляют и премерзкие ловушки.

Вот, к примеру, типичная из них в букняках.

Лежит поперек твоего пути огромный бук толщиной в два обхвата. На вид – как только что пред тобой упал. Кора такая же свеже-серебристая, как и на живом дереве. Ты наступаешь на него, чтобы спокойно перепрыгнуть, как нога проваливается, ниже некуда, в трухлявое чрево с массой червей и личинок….

Но это всё-таки мелкое зло.

Главное зло – это вездесущий подлесочный полог азалии понтийской. Это не тот рододендрон, который бережно выращивается садоводами, а такая бяка, которая, даже не имея никаких колючек, так переплетается в сплошную заросль, что сквозь нее можно только буквально продираться. А если она начинается почти снизу лесного полога и до высоты 2000 метров над уровнем моря, плюс крутяки под сорок градусов, то это вообще что-то!

Движешься вверх с черепашьей скоростью. Жарко, душно, тяжело дышится. Человек свирепеет и даже ожесточается сердцем. И всё это ради того, чтобы поставить на абрисе крохотную точку описательной журнальной таксации.

Правда, также верно и то, что когда склон остается позади и взору открывается необъятная ширь зеленовато-дымчетой из-за расстояния дали лесов ныряющих в сине-синее Черное море. Оттого не остается в душе и намека на прежнее раздражение и недовольства своей судьбой, и по физиономии расплывается блаженно-мудрое выражение человека, коему одному выпало счастье видеть красоту лесной земной поэзии.

Да, из-за этого мимолетного ощущения он полезет на другую гору и опять всё повторится сначала…..

Примерно также натужно и невыразительно начиналось наше с Петровичем восхождение….Но вот уже сквозь запотевшие ресницы виден конец «крутяка», а это значит, что и мы вскоре почувствуем себя полубогами (что смеётесь, ведь греческий Олимп был малость пониже).

Но как говорится, раз на раз не приходится и нам в этом случае ничего не обломилось из-за двух обстоятельств (одно большое, а другое поменьше).

То, что поменьше – это не только хорошая видимость в горах, но и такая же хорошая слышимость.

А то, что неизмеримо больше, так это женщина в таксаторской группе. И даже, если она – это милое полудетя Аннушка, дело не меняет.

Как потом Петрович сформулировал суть этого заклинания – женщина в таксаторской группе – это похуже чем женщина на корабле…..

Так вот, вылезли мы почти к самой вершине, как вдруг!…

Нет, это мне послышалось…..А, вот опять….Где то далеко внизу слышится отчаянный визг:

– А… я…я…Ай….А… Ай…..!!!

Что за чертовщина!

Петрович прислушивается и роняет, это Аннушка, её голос!

Что там,?… Не уж-то медведь заел! Так с ней пара мужиков с топорами?

Но визг только усиливается и мы, сломя голову, несемся вниз по склону. Единым духом проскакиваем весь, такой казалось занудно длинный и непроходимый путь, и вот та самая поляна, где мы расстались с Аннушкой.

Из кустов несется нескончаемое: – А…..а…а…а Ай… Ай Ай!!!

Петрович срывает с плеча двустволку и бросается сквозь заросли….Я за ним…..

– Вот как хорошо, что вы ещё не далеко ушли, Иван Петрович, – встает с заросшего мхом валуна Аннушка, – А то я забыла у вас взять фотоснимки??!!…

Мы не минуту каменеем, не хуже того валуна, на котором она так здорово кричала. Но помощница повторяет свою просьбу, и Петрович машинально лезет в сумку и отдает требуемое.

Она спокойно забирает фотоснимки и, удивленно глянув нам в глаза своими синими незабудками, скрывается в чаще.

Два здоровенных работяги за ней…

Я одного из них останавливаю за плечо:

– Что сами не могли позвать?

Тот оказывается эрудитом и бегло объясняет мне, что женский визг в децибелах будет помощнее грохота авиационного двигателя.

– Так что мы тоже попытались, только нас не было слышно!

Тут только до меня доходит вся суть происходящего и скованный приступом дикого хохота, валюсь не землю.

Петрович удивительно спокоен, только малость нахмурив брови, вскидывает ружье на плечо и делает пару шагов вперед….И тут, при виде ощетинившегося пихтой сорокаградусного склона, его глаза наливаются кровью, а язык автоматически начинает извергать в воздух тирады «олимпийских приветствий» в адрес своей помощницы, которые оригинальностью своих силлогизмов опять выворачивают смехом меня наизнанку…….Отдышавшись, думаю, как далеко успела отойти от нас Аннушка?!

Жаль, что такие «радости жизни дебри заповедных лесов Черноморского побережья представляются мне за полевой сезон, так сказать раз другой, «по воскресеньям». В остальное время, как это может показаться не удивительно с точки зрения обычного вольно отдыхающего в Сочи или в Адлере, их райские кущи работают на износ моего бедного организма.

Сами посудите: все эти заросшие кустарником и лианами крутяки, с гниющим валежом огромных стволов бука, когда при попытке с ходу форсировать преграду, проваливаешься в его гниющее чрево, и с трудом вытаскиваешь ногу уже отдельно от сапога! Плюс жара под 30 градусов при относительной влажности воздуха близкой «к абсолютной», то бишь без малого – 98%. Да ещё и тропические ливни с июня по сентябрь, каждый день, ровно в полдень (с 13.00 по 14.00).

Как по заказу, можно на часы не смотреть.

Настоящий тропический ливень, от которого прятаться бесполезно. Он словно открытый божьей рукой теплый душ. Начинается мгновенно и на всю мощь. Успеваешь только раскрыть полевую сумку и спрятать свои «драгоценные» мокробоязненные рукописи, иначе вся работа «коту под хвост».

Дальше только принимаешь душ из чистейшей дождевой воды!

И он кончается также сразу, как и начинался: Раз и крон божьей дождевалки закрылся. После этой водной процедуры остается только одна неприятность: полные сапоги воды!

Но я очень быстро нашел выход из этого небольшого неудобства и изменил стандартную полевую экипировку таксатора: оставил энцефалитный костюм, как есть, но выбросил сапоги и купил себе тогда впервые появившиеся у нас в СССР «туристические ботинки».

Они оказались тут в самый раз, из них ничего не надо было выливать.

И с тех пор я уже никогда в сапогах по тайге не шастал. Даже в южной Сибири в октябре месяце, когда у моих собратьев по профессии от многочасового лесного блукания под дождем вперемежку со снегом полные сапоги талой воды, у меня ботинки только мокрые!

А это не одно и то же, можете мне верить.

Ну, а здесь на Кавказе совсем никаких проблем нет. Дождь кончился, открыл полевую сумку и вперед. Через час движения – всё! Одежда сухая, через два – три сухи и ботинки. Приходишь на базу, снимешь носки – они не только сухие, но еще и промытые!!!

Но это, так сказать, почти единственное «удовольствие» от ежедневного профессионального пешего марафона в заповедных кавказских горных лесах.

Да, меня как эколога, просто восхищает творческая мощь природы, создающая на щебенистом горном склоне в сорок градусов, на котором и устоять то трудно, 45-метровый древостой пихты кавказской. Этакие колоны метрового диаметра, уносящие свои островерхие кроны туда, где их и рассмотреть невозможно!

Но подобный мимолетный восторг никак не компенсирует накопительный эффект ожесточающегося неудовольствия своего организма от беспрерывных препятствий в передвижении к намеченной цели. Вот видишь по аэрофотоснимку, что так проще всего пройти в нужный выдел. Уже спланировал себе некую физическую слабину в ежедневном сдельном заработке (поскольку таксатора ноги кормят), но стоит только с надеждой тронуться в благом направлении, как природа начинает подкидывать тебе свои скрытые козни.

Перед глазами всплывает поистине незабвенный в моих походах случай такого психического несогласия с «произволом» природы в девственных букняках Кавказского заповедника.

Изрядно намучившись в хождении по зарослям азалии, подхожу вдоль крутого склона к границе лесного выдела, и упираюсь в «щель» – глубокое и узкое ущелье, промытое стекающем откуда-то сверху, с самых лаганак, ручьем.

Оно настолько узко, что на фотоснимке под кронами 250-летних букняков не просматривается. Склоны – почти обрыв, глубина (по сброшенному камню) метров 35.

Судя по снимку, проще всего можно обойти щель выше букового криволесья по лагонакам (альпийскому лугу).

Но это ещё 940 метров вверх, а затем вниз по непролазной азалии!

Весь мой организм вопиет о такой божьей несправедливости.

А тут, как назло, вижу, что кто-то из противников божьих сотворил «чудо», и уложил поперек щели огромный бук. Упал он уже давно с того берега щели на этот. Крона давно сгнила, а ствол на вид ещё прочный. Этакая 25-метровыя беговая дорожка шириной почти в метр.

Решил рискнуть.

Попрыгал на «моей» провисающей части ствола: не прогибается, похрустывает, но держит……Сажусь и соображаю» себе, как бегу по стволу: примерное время бега в 4—5 секунд гарантирует, что если он даже и начнет ломаться, то очевидная его масса (примерно в 10 тонн), за счет огромной инерции покоя, не позволит ему обломиться в момент!?

Думаю, так оно и быть должно!

Прикрепил свой рюкзачок, встал на ствол, побежал с осторожностью…..Перед самым выворотом растопыренных корней ствола чуть не поскальзываюсь на прогнившей коре, перепрыгиваю комель, и тут…..!!!

Всё как в замедленной киносъёмке……Сначала из-за качания ствола ломается толстенный опорный сук на «моём» берегу, затем трескается ствол, где то на 1/3 моей беговой дорожки, и только потом остальной ствол с медленным смачным хрустом складывается и рушится в вихре обломков в щель. Подхожу к краю и вижу лишь отдельные куски на глубине примерно в 35—40 метров.

Всё это по моим дневниковым записям, хотя в этом случае я в них почти и не заглядывал: всё и так хорошо помниться. Может оттого, что я не патологический экстримал…… Конечно, всё могло случиться и по-другому, но это как – то не «по правилам».

Поэтому как всё происходит в подобных случаях по правилам, я сейчас расскажу.

Дело было в Горной Шории……

Бреду я себе потихоньку в лесу по звериной тропе в направлении странного белесого пятна на аэрофотоснимке, который напоминает что-то вроде ледника или снежника, но которого на этой высоте летом быть не должно. И останавливаюсь на «берегу» удивительной «сыпухи», как её местные называют: каменной осыпи с крупными кубовидными глыбами. Ну, да видел я этих «сыпух» не мало, а тут камни почто все равного размера (чуть меньше или больше кубометра) но все удивительно «кубические», как вроде бы их кто-то специально раскалывал.

Останавливаюсь и с любопытством осматриваюсь.

«Река сыпухи» начинается в ста пятидесяти метрах выше от почти отвесной столбчатой скалы, от которой откалываются эти красивые кубики, и скатываются вниз по очень крутому склону ещё метров на 300—400. И эта каменная река шириной метров в 50 медленно движется вниз «по течению».

Отчего я решил, что камни таки движутся?

Ну, во-первых, все камни чистенькие, даже лишайников не имеют. Значит, достаточно быстро перемешиваются. А во-вторых, подходя к осыпи, в лесной тишине я отчетливо услышал раскатистый стук камней друг об друга.

Полюбовался я на это чудо природы и соображаю, как обойти осыпь?

Хотел уже обойти скалу поверху, как появилась мысль: ладно я тут первый и последний раз в жизни, а как же зверьё?

Я же пришел сюда по хорошей ихней тропе (почти проселочной дороге)!?

Смотрю на осыпь внимательней и замечаю, что активно в ней движется только небольшая часть камней шириной в 9—10 метров, и посередине этого основного течения высится большой куб, который лежит на одной вершине и так зависает, словно говорит, «ну подтолкните же меня»…..

У самого выхода на «сыпуху» зверьё вытоптало даже небольшую полянку, словно вроде меня обдумывая маршрут форсирования преграды. Посреди этой вытоптанной поляны имеется почти уже высохшая после дождя лужица, от которой идут многочисленные следы копытных прямо поперек «сыпухи».

Теперь мне уже делать нечего, чем я хуже прочих «парнокопытных»?!

Иду по самым свежим следам косули…..Вот она, осторожно ступая, подошла к зависшему срединному камню – прыжок…..и далее её следы метрах в пяти-шести.

Мне камень не перепрыгнуть!

Но использую в качестве подставки боковой уступ, сильно толкаюсь от него с правой ноги, и с легкой опорой левой на «висяк» прыгаю дальше на «тропу». Быстренько пробегаю оставшиеся 15 метров, и лишь потом оглядываюсь на легкий шорох сзади.

Это мой «висяк», как бы в знак благодарности мне, слегка «подумав» и покачнувшись, ринулся вниз, увлекая за собой метров сорок каменной осыпи, с образованием небольшого провала.

В общем, у меня всё получилось плохо. Я испортил зверью трассу. Но думаю, они нашли другой маршрут через эту «сыпуху» поскольку тоже предпочитают более короткий путь к цели.

Ну, да ладно, работа работай, но отдохнуть тоже надо.

Только вот и отдых у меня в молодости без привкуса экстремала не обходился. Ну, любил поплавать, когда доводилось в блаженном для моей юности Черном море. Предпочитал «дикие пляжи», с которых плыви куда захочешь, хоть в Турцию, за каботажную линию судов, с которых тебя «курортники» пытаются разглядеть в бинокль. Главное, чтобы пограничники не выловили, как завижу их катерок, поворачиваю назад. Правда, по третьему часу плаванья иногда сводило судорогой ногу, обычно левую. Но это не смертельно! Больно, но потерпи, размассируй икроножную мышцу и потихоньку доплывешь!

ПАРАДОКСЫ интеллектуального чтива. Книга шестая. Девять эссе – «Все про все»!

Подняться наверх