Читать книгу Каникулы на Земле. Футурологический роман - Николай Бредихин - Страница 7

Профессор… «Профессор кислых щей».

Что ж, надо признать: я был разбит наголову. Причём, если говорить начистоту, с самого начала я старался выбрать кандидатов себе по силам. Где, в чём я промахнулся? Мне захотелось хорошенькой порки? Я оказался недостаточно подготовленным? Как же так произошло?

Естественно, главной причиной было то, что я не ожидал подобного уровня откровенности при обсуждении затронутых вопросов. Там, где я трусил, не решался использовать свои мысли из «секретной части», мои «добровольцы» резали правду-матку без малейшего стеснения, ни на кого не оглядываясь. И мне не оставалось ничего другого, как только признать, что они во всём правы. Если уж на то пошло, им было что терять (как будто мне самому нечего!).

Что было делать дальше? Запросить консультации у Невермора? Ситуация определённо выходила из-под контроля, а подобная цепная реакция могла привести к самым непредсказуемым последствиям. В частности, вообще разнести вдребезги все наши наработки. Чего мне очень не хотелось бы. Впервые в своей жизни я почувствовал себя личностью, у меня появилось дело по душе, неограниченные возможности для самовыражения.

«Ладно, – подумал я, – что мне без толку себе голову забивать? Ворон сам всё решит».

Что ж, Ворон-Невермор и в самом деле решил многие мои проблемы. Вернувшись домой, я обнаружил его в нашей общей с Аверсой постели в самый разгар сексуальной баталии. Они так увлеклись, что минут пять не обращали на меня никакого внимания, а я просто стоял с разинутым ртом, не в силах вымолвить ни слова. Когда моё присутствие было обнаружено, каюсь, я не стал выяснять отношения, просто развернулся и ушёл. В принципе, я должен был провести на занятиях ещё час или два – они думали, что им вполне хватит времени для начала. Но я оказался прогульщиком, точнее даже злостным нарушителем трудовой дисциплины. И сам в результате пострадал.

Я долго ходил по улицам, пытаясь успокоить в себе разбушевавшиеся чувства, затем поехал к Крымскому мосту. Красивое место: если сложиться «ласточкой», то полёт будет незабываемым для тех, кто его увидит. А ещё лучше, чтобы живот не отбить, нырнуть «солдатиком». Говорят, в былые времена в здешних местах всегда прогуливался кто-нибудь в штатском – «бдил». Потом надежда была только на студентов-добровольцев. Враки, наверное. Я целых полчаса смотрел на воду, мог с тем же успехом и полдня так простоять, но никто мной не заинтересовался.

Что ж, надо отдать ему должное, конкурент мне попался достойный: стройный, высокий, волосы буквально аспидные. Такой цвет в природе редко встречается. Вдобавок взгляд – пронзительный, уверенный. Девушки всегда оборачивались, когда мы шли с ним по улице. Редкая могла устоять. Вот Юля и не устояла.

Ревность – я не знал раньше такого чувства, как не знал когда-то и чувства под названием «любовь». Боль была сродни физической, совершенно невыносимой.

Лишь ближе к ночи я вернулся домой – слов у меня накопилось предостаточно, чтобы высказать их своей любимой. Но Юли не оказалось на месте, её «весчичек» тоже. Как поётся в одной, когда-то очень модной финской песенке: «Если к другому уходит невеста, то неизвестно, кому повезло». В один и тот же день мне не только изменили, но ещё и бросили меня. Как ни странно, спал я в ту ночь как убитый.

Молодость взяла своё – я выкинул пустые мысли из головы и целиком погрузился в работу, учёбу. У меня не было никакого желания возвращаться в Проект, а повод выйти из фантасмагорической виртуальщины, в которой я невесть как оказался, был отменный.

Но как оказалось, не судьба. Уже через неделю, выйдя из Универа и припустив к метро, я наткнулся на хорошо знакомую, мрачную фигуру.

– Не хочешь поговорить со мной? – спокойно, как ни в чём ни бывало спросил Аспид.

– Никакого желания, – ответил я, не замедляя свой бег.

Невермору с его журавлиными ногами даже не пришлось бежать за мной вприпрыжку, он словно прогуливался.

– Ладно, понимаю, – вздохнул он. – Тебе сейчас некогда, мы к тебе вечером вдвоём придём.

«Вечером», «вдвоём»! Я буквально кипел от возмущения. «Вечером», «вдвоём» – я даже не заметил, как моё возмущение сменилось ликованием. Впервые я не получал от своей работы на фирме никакого удовольствия, считал оставшиеся часы. А уже перед домом минут пять ходил взад-вперёд, пытаясь успокоиться. Нельзя было являться в квартиру с выражением лица ребёнка, у которого непонятно за что отобрали любимую игрушку, а вот сейчас должны вернуть её обратно. Свет горел во всех окнах, только сейчас я отметил, что Юля, забрав вещи, не оставила в прихожей свои ключи.

В дверях меня ждал Невермор, мы с ним сразу прошли на кухню. Ворон, как у себя дома, налил мне чаю, причём без ошибки, именно в мой бокал, сам взял бокал Юлии.

– Ничего личного, – начал он разговор, видя, что самому-то мне, по сути, сказать нечего. – Мне предложили, что мне оставалось?

– Такие постельные кувыркания тоже входят в программу? – не удержался всё-таки я, чтобы не излить хоть часть своей злости.

– Всех обстоятельств не предусмотришь, – уклончиво ответил Невермор. -Да и вообще, тут не мои заморочки. Сам будешь со своей леди разбираться. У меня к тебе другой, чисто конкретный вопрос: почему ты ушёл из Проекта?

– Ушёл и ушёл, – по-прежнему зло прошипел я. – Моё личное дело.

– Ну, не скажи, – Ворон покачал головой. – У нас не проходной двор. Выгнать – пожалуйста, за малейшую провинность, но самому уйти нельзя. Правила неписаные, но ты же знаешь, о чём я говорю?

Да, конечно, я всё понимал: как только возникли деньги, сразу, в дополнение к ним, появились и всякого рода бумажки с очень мелким шрифтом в самых ответственных местах. При всём желании невозможно было разобраться во всей этой казуистике, но как я мог их не подписывать?

Невермор понял, что я осознал наконец своё положение.

– Хорошо. Будем считать, что мы обо всём договорились. Небольшой психологический срыв, вполне естественный. Теперь всё возвращается на круги своя. Работа прежняя, но у ребят твоих теперь свои ученики, они поднялись на ступеньку выше, так что можешь подобрать взамен, кого хочешь.

Я задумался: на кой чёрт мне было заново всё начинать?

– А нельзя ли вернуть тех, моих?

Теперь задумался Ворон. Затем кивнул:

– Я посмотрю, что можно сделать. Но если они согласятся, то это будет совсем другой уровень. Как, потянешь?

Я пожал плечами.

– Попробую. Не получится – выставишь меня вон. Завтра и выяснится. У меня к тебе ещё только один, последний вопрос: на кого мы работаем?

Ворон задумался, затем ответил со вздохом:

– Скорее всего, на американцев, точнее на международные корпорации, либо на какое-нибудь «всемирное правительство». Не знаю только, есть ли такое. Кому ещё подобная чепуха может быть интересна? Ну а если конкретнее: кто-то нашёл возможность обменять стремительно дешевеющие рублики на столь же быстро набирающие силу доллары. Причём не по курсу. Обыкновенный бизнес. Так что не обольщайся: заказ в любой момент может иссякнуть и закончится наша малина. Но, может, кому-то из нас и в самом деле повезёт и статуя Свободы встретит нас у выхода. Я имею в виду, с трапа самолёта. Немножко не по Пушкину получилось бы («и свобода вас примет радостно у входа»), но какая разница? В России-то нам точно ничего не светит, без дураков. Хочешь ключик? Изволь! «Государство, которое не имеет своей, понятной и привлекательной для остального мира идеологии, – всего лишь стадо добрых людей. Стоит ли удивляться, что перед ним постоянно возникает на горизонте фигура пастуха с кнутом наготове? Идеология зла, в отличие от прочих, универсальна, она базируется на простых человеческих чувствах: страхе, агрессии (ответной или наступательной) и инстинкте самосохранения, поэтому не нуждается в объяснениях». Что, грубо сказано? Да не грубо – горько. А как бы ты хотел? Чтобы я перед тобой сопли жевал или телевизор перепевал? Или ты и в самом деле не осознал ещё, за что нас всем миром так лупят сейчас? За непокорность. Не хотим, видите ли, принимать «новые демократические ценности», вроде как и со старыми неплохо живётся.

Теперь сам поразмысли, нужны ли здесь хоть кому-нибудь наши усилия, исследования? Скажи спасибо, что нас пока вообще ещё терпят: присматриваются, не давят, как клопов.

Он поднялся:

– Ладно, всех благ!

Наверное, вы так ничего и не поняли, потому что я забыл сказать о глазах Невермора. Они были большие, красиво выписанные, как в японских мультиках аниме. Трудно было что-то возразить, глядя в них, уж очень они были выразительные.

Собственно, не менее выразительны были глаза у Юлии, когда я вошёл в комнату. Мы даже ни единого слова не успели произнести, просто, как в прошлый, первый, раз набросились друг на друга, а одежда полетела на пол вместе с оторванными пуговицами.