Читать книгу Распятая. Любовный роман - Николай Бредихин - Страница 13

Я смотрела во все глаза на Леонардика и не знала, как поступить. Проще всего было бы разузнать что-то предварительно у Иннуси и только потом идти на приём, но я, как всегда, поддалась эмоциям.

– Вы повысили плату, причём сразу в пять раз, – проговорила я в запальчивости, – вы что, специально так издеваетесь надо мной? Или завлекали сначала иезуитской видимостью милосердия, а теперь решили раскрутить по полной программе?

«Сын Льва и сам Лев» сокрушённо развёл руками.

– Благодарите своего умненького-разумненького начальничка. Он был настолько возмущён моими «сверхдоходами», что я вынужден был уравнять вас с остальными своими клиентами. Поймите меня правильно, что мне оставалось делать? Действительно, по доброте душевной я могу позволить себе иногда некоторую благотворительность, но вы уже не та бедная девочка, которая пришла ко мне в начале нашего знакомства. Теперь у вас богатый, как бы это сказать поделикатнее… спонсор – и с чего, простите, я должен делать вам какие-то послабления? Налоговая инспекция меня не поймёт. Кстати, вы хоть знаете, что ваш толстосум навещал меня?

Я мысленно послала тысячу эсэмэс-проклятий Глебушке, но что это могло изменить?

– У меня нет таких денег, – сухо ответила я. – Вы, наверное, поняли уже, какой он скупердяй?

Леонардик привычно скорбно покачал головой и развёл руками. Обычный наш ритуал.

– Как жаль, что у вас нет денег, – тихо прошептал он с истинно китайской обходительностью.

– Как жаль, что у меня нет таких денег, – в тон ему прошептала я в неимоверном отчаянии. – Но мы не можем столь нелепо расстаться!

– Вы даже не представляете себе, как трудно мне будет обходиться без вашего общества, – совсем уж, чуть ли не разрыдавшись, сбавил тон (почти до шёпота) Сам Лев и сын Льва.

Я понимала, что, если я сейчас уйду ни с чем, эти двери могут уже закрыться для меня навсегда и никакая Иннуся больше мне не поможет. Я не имею в виду «дверь» в прямом смысле этого слова.

– Хорошо, – сказала я. – Вы отказываетесь меня лечить, но не могли бы вы оказать мне посредничество в одном деле?

Я изложила суть своего похода к Фомичу.

Чупилин весело рассмеялся.

– Но ведь это уголовно наказуемое деяние. Вы хотите засадить меня за решётку? Не слишком ли себя переоцениваете? Зачем мне такие приключения? Денег у меня и так больше, чем нужно, любовницы, как я уже вам сказал, мне пока не требуется.

Я оперлась локтями о стол и с предельной загадочностью посмотрела ему в глаза.

– Вы внимательно читали те материалы, которые я вам давала в нашу первую встречу? Там есть то, что могло бы очень, о-чень вас заинтересовать. И вы получите это буквально за гроши. Я ведь уже не та простушка-пастушка, которую вы имели честь созерцать в нашу первую встречу: я давно вызубрила чуть ли не наизусть все ваши книги. Так вот что меня безмерно удивляет: среди них нет одной – самой скандальной, самой успешной, настоящего бестселлера, который мог бы конкурировать даже с художественной литературой: книги о психологии сексуального маньяка. И ради бога, только не говорите мне о том, что на эту тему написаны тысячи томов, поставлены десятки тысяч фильмов. Вы могли бы здесь превзойти самогό Зигмунда Фрейда. Поняли теперь, что я имею в виду? «Дневник падшего».

Леонардик больше не улыбался – он побарабанил пальцами по столу, весь уйдя в себя, затем осторожно высунулся наружу, как черепаха из панциря, искоса поглядев на меня.

– Неплохое название. Сами придумали?

– Нет. Зачем мне врать? Просто был роман об одной плохой женщине, очень плохой, которая вроде как под конец жизни решила рассказать о себе правду. Книга побила все рекорды в начале прошлого века (общий тираж – более миллиона экземпляров), но на века не прогремела. (Две войны, сами понимаете). Я просто читаю сейчас всё подряд, вот и наткнулась случайно.

– Ну а тот дневник… вы держали его в руках?

– Да, – кивнула я, – в начале следствия эта распечатка фигурировала в деле, и меня, естественно, с ней ознакомили. Потом обвинение пришло к выводу, что как доказательство она никак не может быть использована. Происхождение её туманно, а стало быть, и несущественно: защита тут же утопила бы её, а с нею всех нас заодно. Надеюсь, что её не уничтожили. Для меня она тоже очень важна.

Леонардик сделал вид, что ещё колеблется: он никак не хотел признаваться самому себе, что уже прочно сидит на крючке. И у кого? У какой-то сопливой девчонки.

– Хорошо, – наконец важно кивнул он. – Я выступлю посредником. Но только в том случае, если игра и в самом деле стоит свеч. Сначала ознакомлюсь с материалами. Но как мы поделим дневник, если он не только действительно существует, но ещё и заслуживает внимания?

Я пожала плечами.

– Очень просто. Нам не нужны оригиналы. Вы просто перекинете скачанные материалы со своей флешки на мою.

– Да, резонно, – вздохнул Леонард, что, по всей видимости, означало его полное согласие.

Чему я больше всего удивилась – так это тому, что такое продолжительное время видела Львёнка серьёзным, чем и не преминула воспользоваться.

– Так вы оставите прежнюю цену? Спонсоры тут ни при чём, вы должны защитить бедную девочку. В этом как раз и состоит в данном случае благотворительность. Вы ведь понимаете теперь, отчего моё внутреннее «я» так противится всякой попытке вылечить меня. Я не могу быть добренькой, зная, какая опасность мне угрожает.

Леонард усмехнулся.

– Да, вы очень интересный экземпляр. Я вот думаю: что было бы, если бы жизнь и дальше шла для вас своим чередом? Вы остались бы обыкновенной наивной девчонкой и за хорошим мужем так, глядишь, спокойно и счастливо прожили весь отпущенный вам век: работа, детишки, любимый человек рядом. Будни, праздники, радости, горести, незаметно подкравшаяся старость. Но не судьба. И какая теперь судьба?

Я разозлилась.

– Вы пожелали бы такое своей дочери? Такую «мудрость»?

– Ну, во-первых, у меня нет детей, пока не сподобился, а во-вторых, я, конечно, сделал бы всё возможное, чтобы свою дочь от чего-то подобного оградить. Однако суть тут не в дочери. Просто вы уникальны. Большинство людей после такого стресса не выправляются никогда. Не выправитесь и вы, но инстинкт самосохранения у вас такой, что ради того, чтобы выжить, вы способны пойти на саморазрушение, согласившись на любые изменения в своей личности. Как я мог бы пожелать кому-нибудь такое? Плата в данном случае непомерно велика.

«Интересная мысль! – подумала я. – А ещё интереснее, что думает человек, видя перед собой водоворот? В таком моём положении наверняка лучше быть от меня подальше. Эх, сын Льва, подведёт тебя когда-нибудь твоё любопытство! Хотя… в тридцать два года такая знаменитость – это, быть может, как раз благодаря подобной безоглядности».

Но я не стала рисковать, высказывать свои мысли вслух, поспешила замаскировать ловушку, переменив тему.

– Странно, а что, ноги от ушей не позволяют иметь детей? – наивно поинтересовалась я, старательно делая вид, что никаких моих бесед с Иннусей не было и я ничего не знаю о личной жизни Леонарда.

– Ну, знаете, роды портят фигуру. Жена считает, что с детьми пока можно подождать.

– Она у вас актриса, манекенщица? – продолжала я разыгрывать из себя полную идиотку.

– Нет, – отрицательно покачал головой Леонард уже с подозрением, стараясь сообразить, куда я клоню.

– Понятно, – вздохнула я, решив не играть дальше с огнём и не подвергать риску хоть чуть-чуть подпортить неожиданно установившиеся у нас с «психом» доверительные отношения. – Значит, всего только обыкновенная стерва, прожигательница жизни. Вот видите, как вы не правы, рассуждая о моём «прорыве»: я как была, так и осталась полнейшей дурой. И будь вы моим мужем, первым делом нарожала бы вам кучу очаровательных карапузиков.

Что ж, крыть ему было нечем. Победа осталась за мной. Хотя я понимала, насколько несправедлива к этому человеку. Чисто женская черта – обязательно отомстить, причем несоизмеримо с обидой: если уж ударить, то по самому больному месту. Как я уже упоминала, весь феномен взлёта, именно взлёта, а не способностей Леонардика, возник исключительно благодаря связям родителей его жены. Разведись он с ней, и останется от знаменитого доктора (кстати, совсем не доктора и не профессора, а всего лишь доцента, кандидата наук) лишь пустое место. Ах, Иннуся, Иннуся, и не перечесть, скольким я тебе обязана, «дурочка-блондиночка»!