Читать книгу Нелегал из Кенигсберга - Николай Черкашин - Страница 5

Этот фотосалончик при поляках «Штука портрета», а при Советах «Искусство портрета», что на улице Колеёвой, а теперь Железнодорожной, в Бресте знали многие. С его витринки улыбались записные красотки и шикарные женихи. Помимо всего прочего здесь еще устраивались и брачные судьбы. Двойра Гиппенрейтер, жена фотографа Боруха Гиппенрейтера, была успешной свахой, а также владелицей небольшой парикмахерской на вокзале.

Борух, сорокапятилетний брюнет с округлым животиком, повесил на дверь своего фотоателье табличку «Закрыто на обед. Но потом будет» и поднялся на второй этаж, где располагались две жилые комнаты – спальня и кабинет, а также кухня и чулан для хранения стеклянных негативов.

– Двойра! – позвал он жену.

Та откликнулась с кухни, где жарила картофельные драники:

– Уже все готово! Иди скоренько! Ладки любят, когда их едят горячими!

И она поддела на сковороде очередной румяный, весь пропитанный рапсовым маслом драник.

Борух сел за стол и придвинул тарелку со стопкой драников, пересыпанных тмином.

– А что, Двойра, война будет?

– Таки да.

– А кто тебе так сказал? – Борух обильно сдобрил драники сметаной.

– Циля так сказала. Она всегда все знает.

– Какая Циля? У которой мужа нет?

– Нет. Та Циля, у которой муж портной. Он шьет мундиры для «советов». И все «советы» говорят, что немец нападет.

– Гм-м… Мой швагер тоже так говорит, – Борух отложил надкусанный драник и строго посмотрел на жену: – Двойра, закрой окно, я имею тебе сказать одну важную вещь.

Двойра, сорокалетняя дородная брюнетка приятной наружности, проворно захлопнула окно, распахнутое во внутренний дворик дома, и даже задернула занавеску.

– Я вся твоя, Борусь!

– Вчера я имел большой разговор со швагером…

– Это который со стороны Сары или со стороны Зофьи?

– Со стороны Зофьи. Алекс. Ты его знаешь.

– Откуда я его знаю? Я его пару раз видела, и то один раз на свадьбе у Муси, а другой раз на похоронах дяди Мойши.

– Не перебивай меня, как Бога прошу! Да Алекс, Алекс из Тересполя! Муж Зофьи, да будет ей там хорошо, где нас пока нет!

– Что с Зофьей? Зофья померла?

– Нет, Двойра, она не померла. Ее немцы убили.

– Який жах! Что же молчал?!

– Я сам узнал об этом только вчера, – Борух вытер слезинку, навернувшуюся на правый глаз.

– А что швагер? Он же фольксдойче, почему он не заступился?

– Так он в лагере немецком сидел. За сентябрь. Потом его выпустили. И он приехал в Тересполь и не смог там жить. Ночью перешел границу и теперь в Бресте. Он пришел вчера ко мне, просил пожить немного времени. Но я сказал, что ты у меня сердечница и тебя волновать нельзя.

– Нельзя мене волновать. А ты волнуешь, и все тянешь, тянешь… Скажи мне важную вещь!

– Важная вещь, Двойра, в том, что швагер предложил мне купить наш дом.

– Но мы его не продаем!

– Мы его не продаем, но нам придется его продать. За хорошие гроши, Двойра…

– Борусь, ты фриш, гезунг ин мэшуге?![3] Продать дом?! Швагеру? Да чтоб ему в аду черти пятки лизали! И какие гроши он давал за наш дом?

– Таких грошей наш дом не стоит… На них можно новый купить в Минске.

– Так зачем нам жить в Минске?

– В Минск немцы не придут. А в Брест придут. И нас с тобой, как Сару в Буге утопят. А может, живьем зароют. Сама говоришь – война будет.

– Это Циля так говорит.

– Сама говоришь, Циля всегда все знает.

– Циля знает все. Но откуда у швагера такие гроши?

– Швагер продал свой дом в Тересполе, и еще у него было.

– А он не боится немцев?

– У него матка – полька, а отец – немец. Он фольксдойче. Но он не может простить немцам свою жонку.

– Но если в Брест придут немцы, ему снова жить под ними. Почему он сразу не купит дом в Минске?

– Двойра, это его дела. Нам нужно думать о себе.

– Таки я не верю твоему швагеру! Вор поцелует – пересчитай зубы: все ли на месте?

– Я тоже ему не очень верю. Темный фраер. Но война будет, и нам уже надо ехать.

– Уже ехать? Так скоро? И куда ты все это повезешь?

– В Минск, конечно!

– Почему в Минск, а не в Оршу? Орша еще дальше.

– В Минске у меня есть дядя Пиня. Он там всех знает. Он поможет найти хороший дом. А кто у тебя в Орше?

– В Орше подруга моей мамы, тетя Ася.

– А что она может?

– Она там акушерка. Она может все.

– В Орше будет мало клиентов. Надо ехать в Минск.

– Уже ехать в Минск?

– Швагер дает нам три дня на сборы.

– Да кто он такой, твой швагер, чтобы он нам давал три дня?!

– Двойра, это не он нам дает. Это Бог нам дает шанс. Сходи к Циле и узнай, когда будет война. Она все знает!

– Ты прав. Циля сказала, что война будет в начале лета. Они с мужем даже не торопятся делать заказы «советам», чтобы не ушло сукно.

– Твоя Циля – дура! Если сюда придут немцы, то ей придется из этого сукна шить саван. Если успеет.

– А почему ты думаешь, что сюда придут немцы? Может, «советы» погонят их в Германию?

– Циля, швагер видел и немцев, и «советов». Он говорит, что немцы сильнее. Немцы ходят в сапогах, а «советы» в обмотках. Ты видела, какие у них мешки за плечами? С такими только жабраки ходят.

– Да они и есть жабраки! Они по нашим лавкам, как по музеям, ходят. Зыркают туда-сюда, глаза горят, скупают все, что видят. У них в России в магазинах одни консервы да сухари.

– А ты откуда знаешь?

– Циля сказала. А молочница Лукьяновна сказала, что пьяные солдаты разбили каплицу у них в деревне. Сломали крест при дороге. Какие безбожники! Разве Господь не отплатит им за это?

– Отплатит, отплатит… Вечером придет швагер и принесет гроши. За дом.

– Советские гроши?

– Ну, не злотые же?!

– Ты их видел? А может, они фальшивые? От этого поца всего можно ожидать.

– Двойра, лучше помолись за Сару. Мы вместе будем проверять эти гроши.

– А что я в них понимаю?

– Тогда позови Цилю.

– Зачем Циле знать, сколько у нас грошей?

– И то верно.

– Ой, права была мама, когда говорила: «Ме дарф нит дем ганцн кэз арайнлэгэйн ин эйн варэник» – нельзя весь сыр класть в один вареник!

– А моя мама говорила: «Ди штуб брэнт ун дер зейге гэйт» – дом горит, а часы идут. Этот дом мне достался от моего покойного папы.

– А я в этот дом вложила все силы, которые достались мне от моей мамы. Мне жалко наш дом, Борусь… Разве тебе здесь было плохо?

– Мне тут было хорошо, и даже очень. Но дом вот-вот загорится. И надо думать, чтобы наши часы шли без остановки. Вот только не надо этого – мокрых глаз. Ты же знаешь, я терпеть этого ненавижу!

– Но почему все так быстро?

– Жизнь – вообще быстрая штука, Двойра… Дай, я тебя обниму, моя козочка!

– Съешь еще пару ладок, мой козлик!

– Ой, да не могу я их уже видеть! Хоть бы ты курицу приготовила.

– А ты видел, почем куры на базаре? Лошадь можно купить за такую цену!

– Ну, купи хоть немного этой «конины»!

– Сам иди и купи. А мне жалко!.. О, Боже ж, как же при польском часе мы жили! А все герман проклятый! Пришел и все порушил. Ой, не хочу я в твой Минск ехать!

– Тогда поехали в твою Оршу!

Двойра села на широкий подоконник и разрыдалась в фартук.