Читать книгу Жизнь военной элиты. За фасадом благополучия. 1918–1953 - Николай Черушев - Страница 5

Мы говорим о кадрах Рабоче-Крестьянской Красной Армии РККА) – о военных кадрах из рабочих и крестьян. Именно они являлись костяком, основой этой армии – со своей подготовкой, образованием (военным и общим), отношением к Советской власти и партии большевиков, их ценностям, военному строительству. При всей своей социальной однородности (в общей массе), эти кадры имели и свою индивидуальность. Но сначала об одной общеизвестной особенности: большая часть командного состава РККА в годы Гражданской войны да еще продолжительное время после нее имела низкий уровень образования, была малограмотной.

Примечательный тому пример. Из воспоминаний генерал-лейтенанта в отставке А. В. Кирпичникова: «Осенью 1930 года приказом Народного комиссара обороны при Военной академии имени М. В. Фрунзе была создана особая группа, в которую входили командиры Красной Армии, проявившие себя в период Гражданской войны и иностранной военной интервенции как выдающиеся военачальники. Цель этой группы заключалась в том, чтобы дать возможность этим командирам усовершенствовать и углубить свои военные знания на базе боевого опыта, полученного в период первой мировой и гражданской войн и иностранной интервенции.

В группу первого набора было зачислено всего 18 человек. Но и это число в период обучения уже в первом учебном году значительно сократилось. К концу второго года обучения в группе осталось 12 человек. Остальные слушатели в процессе учебы получили назначения на особо ответственные посты в Красной Армии. Особую группу в 1932 г. окончили: С. М. Буденный, И. Р. Апанасенко, О. И. Городовиков, командующий воздушными силами Московского военного округа И. У. Павлов, командир и военный комиссар 46-й стрелковой дивизии И. Ф. Ткачев, начальник Артиллерийского управления Г. И. Бондарь, командир и военный комиссар 12-й кавалерийской дивизии Д. Ф. Сердич, командир и военный комиссар 3-й кавалерийской дивизии Е. И. Горячев, начальник и военный комиссар Ленинградской пехотной школы В. Ю. Рохи, командир авиационной бригады Московского военного округа Н. Н. Васильченко, военный комиссар 10-го стрелкового корпуса И. П. Михайлин…

Учебный план и программа занятий для Особой группы были рассчитаны на два года.

Слушателей Особой группы разделили на три учебные группы по шесть человек в каждой.

Программой занятий на первый учебный год предусматривались:

– лекции и семинары по марксистско-ленинской подготовке;

– лекции по общей тактике, тактике специальных родов войск и другим дисциплинам;

– военные игры на картах в классе, а также решение тактических задач на местности;

– изучение тактико-технических данных оружия, которое состояло к тому времени на вооружении войск Красной Армии;

– изучение новой техники, поступавшей в армию после войны.

Несколько слушателей в обязательном порядке занимались общеобразовательными предметами: русским языком, арифметикой и т. д. Некоторые слушатели по собственному желанию изучали иностранные языки»[15].

Упомянутый выше С. М. Буденный тоже оставил воспоминания о периоде своей учебы в Особой группе академии.

Сказал он там и о том, как создавалась эта группа, какова была общая подготовленность, уровень образования слушателей: «…По моему предложению Наркому обороны в академии была создана особая группа, в которую входили высшие командиры, имевшие богатый боевой опыт и проявившие незаурядные военные способности, но не получившие военного образования. Наркомат обороны СССР и Советское правительство одобрили эту инициативу, однако лично мне разрешили учиться только без отрыва от исполнения служебных обязанностей… Взвесив все, я все-таки решил учиться. Однако при поступлении в академию преподаватель русского языка М. П. Протасов нанес нам «жестокое поражение». В диктанте он обнаружил у меня 13 ошибок, у Д. Ф. Сердича и И. Р. Апанасенко – свыше 30 ошибок, а у О. И. Городовикова – 52. Даже Г. И. Бондарь, получивший до революции высшее образование, и Я. П. Гайлит, окончивший межевой институт, сделали: первый – 19 ошибок, а второй – 23 ошибки. Это многих обескуражило. Начались разговоры о том, что мы не сможем одолеть науку, не имея серьезной общеобразовательной подготовки…»[16]

История Особой группы Военной академии имени М. В. Фрунзе, преобразованной затем в Особый факультет той же академии, судьбы ее (его) выпускников заслуживают отдельного повествования. Что и намеревался сделать автор этих строк в свое время, когда работал в стенах названной прославленной академии и был возрастом помоложе. И даже стал активно собирать материал о первых выпускниках Особой группы, искать их родственников, искать их личные и пенсионные дела. Дело это достаточно сложное, кропотливое, с большой затратой времени. К тому же работать над темой, не зная заранее, пойдет ли она в печать, – дело далеко не перспективное. Работать «в стол» не нравится ни одному автору, в том числе и мне. Короче говоря, не видя перспективы для этой рукописи, я снизил активность на этом направлении и переключился на подбор материала о репрессированных военачальниках РККА, часть которых в разные годы окончила ту же Особую группу (или Особый факультет) Военной академии имени М. В. Фрунзе.

Революция и Гражданская война взбаламутила народные толщи России, подняли с самого их дна на поверхность многих ее представителей, далеко не худших, своеобразных народных самородков, получивших возможность раскрыть свои таланты, в том числе и военные. История знает случаи, когда бывшие солдаты и унтер-офицеры старой армии довольно успешно командовали полками и дивизиями, громили полковников и генералов, хотя «академиев и не кончали». Возьмем хотя бы пример того же В. И. Чапаева, подпрапорщика старой армии. Известный фильм братьев Васильевых (хотя они совсем и не братья!), книга Дмитрия Фурманова (бывшего военного комиссара дивизии Чапаева) рисует нам образ бесстрашного, отважного, сообразительного командира из народа, способного быстро разбираться в сложной, запутанной обстановке противостояния одной части населения другой, когда каждая из них считала себя правой, а свою борьбу справедливой и законной.

В народе в ходу много анекдотов про Чапаева, Петьку и Анку-пулеметчицу, про их взаимоотношения и поступки. Анекдотов зачастую очень метких, образных, запоминающихся своим колоритом. И в то же время далеких от правды. Это в первую очередь касается Петьки (Петра Семеновича Исаева). Он показывается в роли исполнительного ординарца, не очень образованного, не очень умного молодого человека, но обладающего сообразительностью и житейской хваткой. Часто он выступает в роли услужливого холуя при самодуре-начальнике. Тут правда так сложно перепутана с ложью, что простой народ, не знакомый с историей Гражданской войны (хотя сам и делал эту историю!), принимает все байки про Чапаева и его окружение за чистую монету. Что все это так и было! Конечно, что-то так и было, отдельные эпизоды вполне имеют право на жизнь, на существование в сказаниях народной молвы, в его байках и анекдотах. Но тут же следует и уточнить некоторые детали. Например то, кем на самом деле был в дивизии и у Чапаева Петр Исаев. Во-первых, он был не личным ординарцем или денщиком у начдива, а командиром для поручений при штабе дивизии – а это далеко не одно и то же. У командира для поручений значительно больше прав и обязанностей, его статус в армейской иерархии гораздо выше (несравненно выше!) ординарца – он предполагает знания по разведке, тактике, взаимодействию родов войск и прочих основ военного дела. Таким и был Петр Исаев, командир для поручений при штабе Чапаевской дивизии. Во-вторых, не знающие истинной биографии Петра Исаева считают его, исходя из содержания анекдотов, простым, рядовым солдатом из числа тех, кого «куда пошлют» и «чего изволите?». Между тем как Исаев в старой армии был унтер-офицером, участником Первой мировой войны, как и Чапаев, и подпрапорщику (читай – сверхсрочнику) Чапаеву был почти ровня. Когда Чапаев командовал бригадой, Исаев был там начальником связи, а во 2-й Николаевской дивизии (у Чапаева же) командовал батальоном связи (а это, считай, командир отдельной части). Но так распорядилась судьба, так повернулись события, что один из них попал в подчинение к другому, выходцу из низов народа, правда, далеко не бесталанному.

Ну, а что касается широко распространенных анекдотов про Чапаева, Петьку и Анку-пулеметчицу, то здесь сказалось народное правило вышучивать, высмеивать всех и вся, вплоть до Генерального секретаря ЦК КПСС и Президента России, что, по сути, показывает состояние здоровья этого общества. Не сотвори себе кумира! – золотое правило, девиз очищения общества от идолопоклонства, от пресмыкания перед той или иной личностью. Хотя и в критике, в вышучивании и высмеивании перехлест тоже неуместен, он весьма чреват негативными своими последствиями. У каждого народа должны быть свои герои, незыблемые святыни, которые надо беречь и сохранять в чистоте. И этих героев народ должен знать, а героические традиции чтить и преумножать – в этом залог дальнейшего развития и совершенствования армии и флота любой страны, особенно нашей с ее трагическими изломами и поворотами. А что касается анекдотов про Чапаева, то за него заступился слепой поэт-фронтовик Эдуард Асадов, который с большой обидой, возмущаясь волной высмеивания всех и вся, восклицал по этому поводу: «Вот и до Чапаева добрались!» Отметим, что не только до Чапаева добрались, но и до Владимира Ульянова (Ленина) тоже, не говоря уже о Никите Хрущеве, Леониде Брежневе и других руководителях страны.

Революция и Гражданская война на своих волнах вознесли на вершину власти некоторых людей, не обладавших достаточным набором необходимых качеств для исполнения той или иной должности. Потому, видимо, и не смогли они удержаться на той вершине, которую по воле обстоятельств достигли. Не говоря уже о занятии более высоких постов. Так, фронтами непродолжительное время командовали: Восточным – А. А. Самойло, В. А. Ольдерогге; Южным – П. А. Славен, В. Н. Егорьев. Армиями различных фронтов: Ж. К. Блюмберг, В. М. Крузе, И. С. Кожевников, П. К. Мармузов и некоторые другие. Они, как падающие метеориты, мелькнули, оставив на мгновение короткий след на небосклоне, и пропали. О них мало кто знает, и даже в энциклопедии «Гражданская война и военная интервенция в СССР» только о некоторых имеется короткая биографическая справка. Например, нет ее о Ж. К. Блюмберге, который командовал 5-й армией Восточного фронта с сентября 1918 г. по апрель 1919 г. Или нет такой справки о П. А. Славене – первом командующем той же 5-й армией (август – сентябрь 1918 г.). Постараемся хотя бы частично восполнить эти пробелы.

Жан Карлович Блюмберг родился в сентябре 1889 г. в местечке Альт-Ауц Курляндской губернии в крестьянской семье. По национальности латыш. Далее из автобиографии, написанной им в 1933 г.: «С 10 лет работал по найму – пастухом летом, а зимой учился. В 1907 г. окончил двухклассное училище министерства народного просвещения. В 1908 г., выдержав соответствующее испытание, поступил на военную службу вольноопределяющимся. В 1910 г. поступил в Виленское военное училище, которое окончил в 1914 г. и сразу попал на войну в 99-й Ивангородский пехотный полк. Всю империалистическую войну пробыл на фронте в должности командира роты, начальника команды пеших и конных разведчиков и пулеметной команды. Последние чин и должность в старой армии капитан, командир батальона. (За боевые отличия Ж. К. Блюмберг награжден орденами Св. Анны 2, 3 и 4-й степени, Св. Станислава 2-й и 3-й степени, Св. Владимира 4-й степени. – Н. Ч.)

По окончании мировой империалистической войны приехал в Москву и весной 1918 г. добровольно вступил в ряды Красной Армии и сразу был назначен комбригом в Латышскую дивизию. В половине сентября 1918 г. был назначен командующим 5-й армией Восточного фронта, пробыл в этой должности до апреля 1919 г., когда был назначен командующим Северной группой войск, защищающей г. Петроград от наступления Юденича и финнов. В 1920 г. был начальником тыла Донбасса.

По окончании Гражданской войны в 1921 г. был назначен инспектором ГУВУЗ и в 1922 г. окончил Высшие академические курсы (ВАК). После этого был полтора месяца комдивом 1-й стрелковой и в октябре 1922 г. назначен командиром 11-го стрелкового корпуса, коим командовал в Ленинградском и Белорусском военных округах более 4 лет до конца 1926 г. С 1927 г. по 1930 г. работал в центральном аппарате Нарком-военмор в должностях инспектора стрелково-тактической подготовки и помощника инспектора пехоты РККА. С 1930 г. по 1932 г. был начальником Ленинградского приграничного гарнизона и начальником 24-го военно-строительного управления. В 1932 г. назначен инспектором оборонительного строительства УНИ (Управления начальника инженеров. – Н. Ч.) РККА, а в декабре того же года назначен заместителем начальника Военно-инженерной академии (ВИА). В мае 1933 г. назначен начальником общеакадемической оперативно-тактической кафедры ВИА РККА. Имею награды: за успешное очищение Поволжья от белых армий – орден Красного Знамени…»

Соответствующие начальники, характеризующие Ж. К. Блюм берга, неоднократно отмечали его положительные и отрицательные качества. К положительным сторонам его деятельности они относили наличие твердой воли, любовь к военному делу. Однако отрицательных качеств было у него значительно больше, что усматривается из содержания его аттестаций. Если в годы войны многие недостатки в деятельности и личном поведении можно было списать за счет сложностей боевой обстановки, то в мирное время они становились нетерпимыми и недопустимыми.

В аттестации за 1923 г. на командира 11-го стрелкового корпуса Ж. К. Блюмберга командующий войсками Петроградского военного округа В. М. Гиттис отмечал: «…В работе не чувствуется планомерности и системы… Болезненно самолюбив и с большим самомнением. Обладает скорее упрямством, чем настойчивостью. В отношении со старшими – дисциплинирован и выдержан, но в отношении с подчиненными бывает раздражителен, вспыльчив, резок и даже груб в обращении, а иногда прямо деспотичен. Вследствие таких недостатков за годичный период командования корпусом – ряд крупных инцидентов с ответственными его ближайшими сотрудниками-подчиненными и ряд жалоб со стороны последних, а равно и материалов, невыгодно характеризующих комкора, причем, несмотря на внушение и предостережение – тов. Блюмберг в этом направлении все же повторялся. Непосредственно лично в командовании корпусом ничего ценного не вложил.

Подвижными сборами корпуса минувшим летом руководил нетвердо и не вполне удачно.

Должным авторитетом и уважением не пользуется. Как начальник – сух, официален и иногда пристрастен…

Признать тов. Блюмберга вполне соответствующим занимаемой должности в данное время не могу, но допускаю, что в результате двухмесячного отдыха и лечения на курорте у него будет больше уравновешенности и выдержки и с восстановленными силами он выявит себя в более положительном смысле»[17]

Жана Карловича Блюмберга от должности не освободили, и он продолжал и дальше командовать 11-м стрелковым корпусом. Прошло несколько лет. И что же изменилось в его поведении, во взаимоотношениях с подчиненными? Да почти ничего не изменилось. Этому подтверждение – его аттестация за 1925 г., подписанная командующим войсками Ленинградского военного округа В. М. Гиттисом и членом РВС округа Н. М. Ворониным:

«…Обладает достаточной волей, но характер неуравновешенный и скорее упрямый, чем настойчивый. Болезненно самолюбив и с большим самомнением. В отношении к старшим – дисциплинирован и выдержан, в отношениях же с подчиненными нередко бывает вспыльчив, раздражителен, нетактичен, резок и груб в обращении, доходя иногда до поступков, не терпимых в Красной Армии.

Ряд крупных инцидентов и жалоб со стороны ответственных работников корпуса, имевшие место в 1923 г., не прекратились и после того, как тов. Блюмбергу был предоставлен отпуск по болезни с предложением, что после отдыха и лечения на курорте в Крыму, он будет более уравновешенным и тактичным, более бережно относясь к достоинству своих подчиненных. Между тем в 1924 г., после отдыха, тов. Блюмберг в этом отношении не изменился, в результате чего опять ушел нач(альник) шта(ба) кор(пуса) (четвертый по счету при тов. Блюмберге), а один комдив возбудил вопрос о переводе после резко бестактного и притом незаслуженного отношения к нему командира корпуса в присутствии подчиненных комдиву лиц…

В более положительном смысле тов. Блюмберг ни в какой области себя не выявил. Корпусом командовал и руководил посредственно, почти ничего личного не вкладывая в эту работу, вместе с тем приходится констатировать, что те же черты характера у тов. Блюмберга сохранились и выявляются в жизни и после отдыха.

Считая, что для крупного военачальника уменье владеть собой, выдержка и хладнокровие – необходимые качества, и что во время боевых действий неуравновешенность, вспыльчивость и отсутствие самообладания у тов. Блюмберга не будут также способствовать его авторитету как командира корпуса, прихожу к заключению, что тов. Блюмберг должности ком(андира) кор(пуса) не соответствует, ибо даже при наличии авторитетного и сильного комиссара, значительно умевшего предупреждать или смягчать такие инциденты, – тов. Блюмберг все же создал ряд нездоровых моментов. Полагаю, что целесообразнее использовать тов. Блюмберга не на строевой командной должности, дабы он мог работать без повседневного контроля комиссара».

Борис Михайлович Шапошников (умный и тактичный человек), сменивший В. М. Гитиса на посту командующего войсками Ленинградского военного округа, не согласился с выводом предыдущей аттестации на комкора Ж. К. Блюмберга. Познакомившись с ним ближе, Шапошников подтвердил многие предыдущие наблюдения и дополнительно записал в очередной аттестации: «…Всегда военачальник и как таковой считает свои действия непогрешимыми. Возражений не переносит… Любит показать свою работу. Ум тяжелый, негибкий. Работе отдается всецело, но затрачивает иногда непроизводительно время вследствие неумения им распорядиться. В военном отношении развит, но больше в вопросах тактики… В стратегии слаб…

Учтя все вышеизложенные качества и предыдущие аттестования тов. Блюмберга, я воздерживаюсь от того, чтобы признать его несоответствующим должности командира корпуса. Тов. Блюмберг тяжелый командир, к которому нужно подойти со знанием его нравственных качеств, но как войсковой командир он неплохой и по своим военным качествам должности соответствует»[18] С этим выводом командующего согласился и член РВС округа О. А. Сааков.

Осень 1924 г., как и в предыдущий год, была для Ж. К. Блюмберга также богата конфликтами и жалобами на него. В том числе жалобами из ведущей не только в корпусе, но и в округе 56-й Московской стрелковой дивизии. Из рапорта военного комиссара и начальника политотдела дивизии Гибеля от 27 октября 1924 г. на имя своего прямого начальника – военного комиссара корпуса П. Я. Ванага:

«Во время полевой поездки в г. Пскове при разборе одной из задач комдивом тов. Цветаевым были высказаны соображения по поводу оценки наштакором (начальником штаба корпуса. – Н. Ч.) тов. Захаровым решения задач комсоставом дивизии в присутствии Вашем и комкора, на что комкор тов. Блюмберг реагировал резким окриком на комдива, назвав его выступление «выходкой», за которое будет наказывать в дисциплинарном порядке.

Как бы ни было нетактично выступление комдива тов. Цветаева, но грубый окрик комкора на комдива в присутствии комсостава дивизии, вылившийся в буквально наигрубейшее затыкание рта и в дальнейшую допущенную комкором резкость, считаю не соответствующими духу Красной Армии, оскорбляющими чувства гражданина.

Ввиду того, что это повторяется не в первый раз и оставляет глубокий осадок на комсостав дивизии, прошу Вашего содействия в призвании комкора тов. Блюмберга к порядку через РВС ЛВО (Ленинградского военного округа. – Н. Ч.)»[19].

Сам комдив Вячеслав Дмитриевич Цветаев (один из старейших в РККА командиров дивизий – он еще в 1920 г. командовал 54-й стрелковой дивизией. – Н. Ч.) посчитал себя оскорбленным реакцией со стороны командира корпуса и его словами. Вот что он пишет в рапорте на имя военного комиссара корпуса:

«Считаю себя в происшедшем инциденте правым, так как, испросив у комкора разрешения на заключительное слово по докладу наштакора, я не только не сказал ничего оскорбительного по адресу последнего, но, наоборот, высказал желание выслушать пояснения по существу доклада, ибо без таковых последний был не ясен. Мое слово было прервано окриком комкора, который, не ограничившись этим, в резкой и грубой форме, весьма повышенным тоном стал говорить о моем нетактичном отношении к руководству и якобы о намерении оскорбить наштакора. Заканчивая мораль, комкор обратился к командному составу (присутствовал весь свободный комсостав 117 стрелкового полка), заявил, что он не потерпит в будущем выходок, подобных комдивской и на будущее время будет принимать дисциплинарные меры.

Ввиду того, что инциденты, подобные настоящему, страшно нервируют, отражаются на работе и сводятся к аннулированию меня как личности и начальника и повторяются в третий раз, прошу Вашего ходатайства перед Реввоенсоветом округа о переводе меня в другой корпус»[20].

Приведенные документы показывают суть конфликтов (инцидентов) с подчиненными у Ж. К. Блюмберга. В том числе с его ближайшими помощниками – начальниками штаба корпуса. Одним из них был П. А. Захаров. Из рапорта последнего на имя командира XI стрелкового корпуса от 18 декабря 1924 г.: «По расформировании XV стрелкового корпуса, где я служил на должности на(чальника) шта(ба) кор(пус) а, я подал мотивированный рапорт начальнику штаба Северо-Кавказского (военного) округа с просьбой считать меня кандидатом на одну из должностей, хотя бы на(чальником) шта(ба) див(изиии), в жаркие районы Закавказья или Туркестан. Основанием моей просьбы служил начавшийся процесс туберкулеза в правом легком и диагноз врачей о необходимости мне служить в районах с сухим климатом. Мое ходатайство было направлено в Штаб РККА. В июле месяце я был назначен наштакором XVII, но, не прибывая туда, переназначен наштакором XI. При проезде г. Москвы мной было доложено в Командное управление Штаба РККА о том, что я, исполняя приказ, еду на новую должность, но прошу учесть мое ходатайство о назначении в южные азиатские округа, тем более я, уроженец Кавказа и 15 лет прослуживший в Туркестане, из них 4 года в Красной Армии, отлично знаю Кавказский и Туркестанский театры.

Создавшееся у Вас за последнее время крайне резкое и подчас оскорбительное ко мне отношение побуждает меня просить Вас ускорить мой перевод, так как я чувствую, что столь нервная обстановка крайне вредно отражается на службе»[21].

В тот же день П. А. Захаров представил данный рапорт командиру корпуса. Что из этого получилось, узнаем из докладной Захарова на имя военного комиссара корпуса П. Я. Ванага от 19 декабря, т. е. на следующий день:

«Докладываю Вам для сведения рапорт, поданный мной 18 декабря командиру корпуса и порванный им как «оскорбительный». Согласно указания командира корпуса я обязан, если чувствую себя обиженным, подать жалобу.

Жалобами я никогда не занимался, так как за шесть с половиной лет службы в Красной Армии впитал в себя сознание, что существующий политический контроль есть достаточно высокий авторитет для установления взаимоотношений между старшими и младшими»[22].

Сведения о конфликте между Блюмбергом и Захаровым, конечно же, стали достоянием сотрудников штаба корпуса. В этот же день к П. Я. Ванагу обратился с рапортом и военный комиссар штаба корпуса: «За последнюю неделю в штабе корпуса наблюдается подавленное настроение, вызванное обостренным отношением комкора к наштакору, что, безусловно, не может не отразиться на всей работе штакора, особенно в настоящий момент, когда выполняется одна из ответственейших задач, требующая особой тщательности.

Наштакор тов. Захаров, не чувствуя за собой какой-нибудь вины, вызвавшей грубое, лицеприязненное отношение комкора к нему, за исключением отсутствия живости, несвойственной его возрасту и тем более его здоровью, не может найти иного выхода, как просить о переводе его в другой округ.

С этой целью им вчера был подан рапорт комкору с просьбой его перевода в связи с создавшейся обстановкой, но рапорт комкором был разорван с указанием, что настоящий поступок он рассматривает как оскорбление. Весь разговор со стороны комкора был в резком, повышенном тоне, скорее в тоне «Лайдонера», чем в тоне командиров Красной Армии. Указанный случай еще более обострит их взаимоотношения, а посему полагал бы для пользы дела необходимым принять меры к разрядке настоящей атмосферы, о чем и прошу Вас настоящим рапортом.

Отношение комкора к наштакору сотрудниками штаба расценивается как «генеральская причуда», а отнюдь не как строгие законные требования. А посему, учитывая угнетенное состояние наштакора, очень трудно восстановить авторитетность командира корпуса среди состава штакора»[23].

Обеспокоенный нездоровой обстановкой, сложившейся во взаимоотношениях командира корпуса с начальником штаба и комдивом Цветаевым, Петр Янович Ванаг, не сумев разрешить проблему своими силами, обращается 23 декабря 1924 г. к члену Военного совета Ленинградского военного округа Воронину:

«Мною неоднократно подавались Вам рапорта о «солдафонстве» командира корпуса тов. Блюмберга. Эти поступки вредно отражались на работе как штаба и управлений корпуса, так и на жизни корпуса в целом.

Рапортами за № 44сс от 17–I–23 г., за № 83сс от 17–IХ– 23 г., за № 89сс от 10–XI–23 г., за №… от 31–Х–24 г. мною доносилось об инцидентах с тов. Зарайским, нач(альником) арт(иллерии) кор(пуса) тов. Калининым, с несколькими работниками штакора XI во время полевой поездки. С тов. Бэм, с комдивом 56 тов. Цветаевым; кроме того, доносилось об инцидентах с комдивом XVI тов. Овчинниковым, тов. Гирундовым…

Все эти случаи рисуют комкора как резкого и болезненно нервного. Следует отметить, что большинство инцидентов выпадает на время, когда проводится какая-либо серьезная работа, и меньшинство – на время, когда работа является повседневной. Последние случаи рисуют комкора отнюдь не как командира Красной Армии.

Если в свое время я приписывал все эти случаи болезненности тов. Блюмберга, то теперь от этого мнения мне пришлось отказаться, вернее отказаться от мысли, что излечением недугов тела будет излечен и его дух. Постоянство аналогичных случаев заставляет убеждаться, что характер тов. Блюмберга неисправим, до болезненности злопамятен, очень высокого о себе мнения, во всем видит оскорбление своей персоны, диктатор, не считающийся с мнением других. В случаях, когда мне по сути того ли иного вопроса необходимо поговорить с ним, он обижается, считает себя оскорбленным, говорит, что учить его незачем, что не надо читать ему «нотаций».

После внушения, произведенного ему Вами по случаю инцидента с комдивом 56 тов. Цветаевым прошло непродолжительное время, и налицо новый инцидент, равный предыдущему по своему значению, если не больше.

Сущность инцидента и последствия его в прилагаемом к сему рапорте военкома штаба корпуса за № 32.

Касаясь последнего случая с наштакором тов. Захаровым, заявляю, что не столь важную роль играет не сам инцидент, как подавленное состояние штаба в его работе, когда везде чувствуется натянутость и все держится не на авторитете, а на страхе. Так, приказания, будучи отданными в другом тоне, в других выражениях не оскорбляли бы сотрудников и не разлагали работу штаба.

Дальше так продолжаться не может – работники и штаб корпуса не в состоянии нести своих обязанностей.

Прилагая к сему копию рапорта наштакора, прошу о принятии мер и о переводе тов. Захарова в южные округа, т. к. здоровье его не позволяет оставаться в Ленинграде (чахотка)»[24].

Прошло около десяти лет. Жан Карлович уже не командовал крупными общевойсковыми соединениями, а работал в высшем учебном заведении – в Военно-инженерной академии РККА. Из аттестации за 1934 г., на начальника командного факультета Военно-инженерной академии Ж. К. Блюмберга, подписанной начальником штаба, врид начальника академии И. М. Цальковичем:

«Тов. Блюмберг более года возглавлял оперативно-тактический цикл академии и, хотя имеет отличную оперативно-тактическую подготовку и большой боевой стаж и опыт командования строевыми крупными соединениями в мирное время, не сумел создать себе должный авторитет в цикле, сколотить преподавательский состав, установить должные взаимоотношения с аппаратом академии и факультетом. Более полугода командует ведущим в академии командным факультетом. Выявил себя весьма дисциплинированным, волевым командиром. Упрям. Болезненно самолюбив, малейшее служебное указание воспринимает как обиду. Сух. Замкнут… Занятия с комсоставом проводит квалифицированно, но методически не интересно, скучно, не захватывает аудиторию… Единоначальником быть еще не может не только по формальным причинам (кандидат ВКП(б), но еще не имеет должных политических навыков для того. Факультетом руководит удовлетворительно. Недостаточно подготовлен в инженерных вопросах, что иногда приводит к несамостоятельным решениям в этой области…» Военный комиссар академии И. Ю. Рабинович к изложенному выше добавил: «С руководством оперативно-тактическим циклом не справился, так мы не сумели вовремя помочь в этой работе тов. Блюмбергу. Характером обладает тяжелым, недостаточно гибок и это требует постоянного к нему внимания…»[25]

Комдив Ж. К. Блюмберг был арестован 13 декабря 1937 г. Военной коллегией Верховного суда СССР 26 апреля 1938 г. по обвинению в принадлежности к антисоветской организации приговорен к расстрелу. Приговор приведен в исполнение в тот же день. Определением Военной коллегии от 19 июля 1957 г. реабилитирован.

Командир командиру рознь. На одной и той же должности работали совершенно разные люди. На примере Ж. К. Блюмберга можно было видеть один стиль работы и его результаты. На примере другого командира корпуса, а именно И. К. Грязнова, мы увидим совершенно другую картину. Приведем биографическую справку на И. К. Грязнова, находящуюся в его пенсионном деле.

«Иван Кенсаринович Грязнов. Родился 11 января 1897 г. в Михайловском Заводе Екатеринбургской губернии в семье известного уральского общественного и кооперативного деятеля. Закончив общее образование, обратился к кооперативной деятельности в пределах Пермской губернии, выполняя работу уездного инструктора по кооперации при Оханском земстве.

В 1916 г. по досрочному призыву призван на действительную военную службу в 194-й запасный пехотный полк. По окончании Чистопольской школы прапорщиков направлен для службы в 123-й запасный полк, из коего отправился в действующую армию, где и оставался в должности младшего офицера роты и помощника начальника учебной команды 49-го Сибирского стрелкового полка до конца февраля 1918 г. По демобилизации вновь возвратился к кооперативной деятельности в пределах Красноуфимского уезда Екатеринбургской губернии.

Принадлежа по убеждениям к партии левых эсеров, 16 мая 1918 г. восставшим кулачеством Красноуфимского и Златоустинского уездов схвачен и подвергнут жестоким истязаниям. Освобожден отрядом Красной гвардии. По выздоровлении вступил в ряды Красной Армии и был назначен инспектором формирования Красноуфимского, фронта. Во вспыхнувшем всеобщем восстании, командуя отрядом в осажденном белогвардейцами Красноуфимске, прорывал путь на Кунгур. Сформировал из отрядов 2-й Красноуфимский полк и командовал им. В августе вступил в командование отрядами Манчажского направления, сформировал из них 1-й Красноуфимский полк. Командуя им, 23 сентября 1918 г. вступил в командование 1-й Красноуфимской бригадой 4-й Уральской дивизии. 12 марта 1920 г. вступил в командование 30-й стрелковой дивизией. 13 июля 1920 г. вступил во временное командование 5-й армией. 1 сентября 1920 г. возвратился к командованию 30-й дивизией и отбыл с ней на Южный фронт. В июле 1922 г. назначен командиром 7-го армейского корпуса»[26].

Как видим, данная биографическая справка оканчивается должностью командира 7-го стрелкового корпуса. Затем были и другие должности – командира и военного комиссара 18, 8 и 6-го стрелковых корпусов, помощника командующего войсками Среднеазиатского военного округа, заместителя начальника Управления механизации и моторизации РККА, командующего Забайкальской группой войск ОКДВА, командующего войсками Забайкальского и Среднеазиатского военных округов. Перечень должностей достаточно большой, и, разумеется, И. К. Грязнову было поле деятельности для проявления своих организаторских способностей и методических качеств и навыков. И как же оценивали его вышестоящие начальники и командиры? Скажем прямо – оценивали справедливо, отдавая должное его способностям и качествам.

Будучи начальником 30-й стрелковой дивизии, И. К. Грязнов получил следующую аттестацию (характеристику) от командующего Харьковским военным округом А. И. Корка: «Обладает сильной волей и решительностью, широко проявляет инициативу, умеет разбираться в боевой обстановке, в обращении с подчиненными обладает спокойствием и выдержкой, дисциплинирован и поддерживает дисциплину среди своих подчиненных, крепкого здоровья и вынослив в походной жизни, умственно развитый, любит военное дело и отдается работе всецело, кандидат РКП(б), предан рабоче-крестьянской власти.

Общее образование – торговая школа, военное образование – школа прапорщиков; пополняет свои военные познания самообразованием; приобрел за время Гражданской войны большой боевой опыт; отличный строевой начальник.

Под руководством тов. Грязнова 30-я стрелковая дивизия весьма успешно действовала на Восточном и Южном фронтах; тов. Грязнов временно командовал 5-й армией; за боевые отличия награжден орденом Красного Знамени и ценными подарками.

Вывод: соответствует занимаемой должности; после проведения через академические курсы может быть назначен на должность комвойск округа»[27].

Что мы видим? Начальник (командир) дивизии по своей подготовке и деловым качествам достоин руководить войсками округа! Этим сложным войсковым организмом! Такого вывода удостаивались немногие командиры дивизий. Но Август Иванович Корк, давая такую аттестацию и делая такие выводы, мог и ошибиться, подойти к личности И. К. Грязнова пристрастно. Однако трудно заподозрить в пристрастности командующего войсками Украины и Крыма М. В. Фрунзе, который в октябре 1922 г. (через полгода после назначения И. К. Грязнова на корпус) коротко, но емко характеризовал его: «Хороший администратор. Глубоко предан делу. Энергичен. Практический стаж достаточен для занимаемой должности. С окончанием ВАК будет хорошим комкором»[28].

Конечно, корпус это не дивизия: и задачи значительно сложнее, и количество подчиненных частей во много раз больше, нежели в дивизии. И не сразу можно овладеть искусством слаженно управлять этим участком войскового организма. Не сразу все получилось и у Ивана Грязнова на корпусе. В ноябре 1923 г. М. В. Фрунзе, командующий войсками Украины и Крыма, подписывает такую аттестацию на командира 7-го стрелкового корпуса И. К. Грязнова: «Прекрасный начдив, но как комкор оказался не на высоте задач. Недостает достаточной широты кругозора для охвата всей работы. Энергию развивает большую, видна любовь к делу и желание овладеть им. При должном руководстве и поддержке сверху с задачей справится. Должности признаю при общем недостатке в людях соответствующим»[29].

Свой кругозор И. К. Грязнов значительно расширил, окончив десятимесячные Высшие академические курсы (ВАК) при Военной академии РККА. После окончания ВАК он был назначен командиром и военным комиссаром 18-го стрелкового корпуса. В 1925 г. корпус передислоцируется в Сибирский военный округ (штаб корпуса в г. Иркутске).

Из аттестации на командира 18-го стрелкового корпуса И. К. Грязнова за 1925 г., подписанной командующим войсками Сибирского военного округа Н. Н. Петиным: «Энергичный, с твердой волей командир. Любит военное дело. Требователен к подчиненным, но не всегда умеет подобрать хороших работников. Работоспособного штаба не создал. Отчасти по этой причине имеет тенденцию руководить частями дивизий непосредственно. Инициативен. Имеет большой боевой опыт гражданской войны. Здоровье удовлетворительное – поход вынесет. Должности командира корпуса соответствует»[30].

Надо особо отметить, что над «ошибками», т. е. над устранением недостатков в своей работе И. К. Грязнов работал постоянно и настойчиво. Свидетельством тому, что он хорошо знал положение дел в частях корпуса и разбирался в кадрах комсостава, тщательно подбирая им место, где они могли принести наибольшую пользу делу, является приводимое ниже письмо И. К. Грязнова на имя командующего войсками Сибирского военного округа от 3 июля 1925 г. Из этого письма можно сделать много выводов о политических, организаторских, умственных и других качествах автора письма, т. е. И. К. Грязнова. Особенно его волнует положение дел в кавалерийской бригаде.

«Тов. командующий!

Разрешите в личном письме изложить ряд моментов, касающихся корпуса.

1. Положение Ургинского дивизиона 73-го кавалерийского полка по ряду моментов нельзя признать удовлетворительным. Снабжение и довольствие кавалерийской части там весьма затруднительно и стоит больших денег. В частности, сейчас срочно ассигновать на переброску годового запаса продфуража дивизиону до 30.000 рублей, в противном случае будет упущен момент и переброска поздней осенью будет стоить значительно дороже.

Расквартирование там дивизиона как конной части также далеко неудовлетворительно. Взаимоотношения с полпредством (полномочным представительством СССР в Монголии. – Н. Ч.) я не могу признать нормальными, о чем я вхожу к Вам с официальным рапортом. Учеба дивизиона, конечно, стоит на весьма низком уровне; командный состав в своеобразной обстановке разбалтывается и разлагается. В результате из 9-ти сабельных эскадронов бригады целых 22 %, т. е. более 5-й части фактически как боевой единицы не существует и по существу в бригаде боеспособны только два полка. Мне неизвестны особые политические соображения, кои обусловливают необходимость там таких конных сил, как дивизион, однако я полагал бы более целесообразным держать там отдельную охранную роту, снабжение и содержание таковой стоило бы неизмеримо дешевле. Наконец, если по особым монгольским условиям нужна именно конная часть, выгоднее было бы содержать там отдельный эскадрон небольшой численности по особым штатам за счет общей нормы едоков Республики. Это в значительной степени облегчило бы положение стоящей там части и вернуло бы к боеспособности весь 73-й полк бригады. Благо, что дивизион там на полулегальном положении и однажды, с приездом какого-то китайского вельможи, его намеревались прятать.

Во всяком случае, нынче необходимо незамедлительно удовлетворить дивизион упомянутыми выше суммами на переброску и заготовку продфуража и прочих видов довольствия и дать испрашиваемую у Вас полпредством сумму в 2400 рублей на ремонт людских помещений и конюшен.

2. Как Вам известно, бригада своими договорными отношениями с «Единением» поставила себя в весьма пиковое положение в отношении поставки всех видов довольствия, Нынче ни одна организация, по-видимому, не намерена выступать поставщиком сена для бригады. Командование бригады заверяет, хотя, правда, их заверения и утверждения очень часто бывают чрезвычайно легкомысленными и безответственными, что они хорошее сено и по достаточно сходной цене могут заготовить в Монголии хозяйственным способом на всю годовую потребность. Мною приказано изучить вопрос заготовок сена со всей серьезностью. Однако, вероятнее всего, возникнет именно указанное решение. В таком случае бригаду необходимо срочно подкрепить фуражными деньгами не менее как на 75 % годовой потребности, дабы они смогли создать годовой запас и своевременно перебросить его в Верхнеудинск. Самое важное, что деньги нужны будут в наикратчайший срок, ибо в противном случае сезон сенокошения будет упущен.

3. Вопреки Вашим указаниям прод(овольственный) маг(азин) продолжал отпускать бригаде гнилого овса. Полагаю необходимым просить Вас о предании виновных суду. Подобная возмутительная безответственность, влекущая за собой и тяжелые последствия для армии и большие убытки казне, достойна высокого возмездия.

4. Вопрос о подыскании надлежащего начальника Бурятской школы желательно разрешить в кратчайший срок. Я приказал теперь же заместить весь негодный состав школы работниками наилучшей квалификации и к осени постепенно провести бурятизацию всего обслуживающего состава, ибо на этой почве возникают нездоровые тенденции к антагонизму и национальной розни.

Желательно как можно скорее продвинуть вопрос о выделении денег на покупку лошадей для школы. Это самое больное место, в значительной степени смазывающее интерес личного состава и общественного национального мнения к этому важному и совершенно новому начинанию.

Затем, тов. командующий, в интересах дальнейшего развертывания бурятских национальных формирований очень важно теперь же озаботиться подготовкой и среднего командного состава. Внутри школы несколько очень дельных товарищей, коих было бы крайне желательно послать в нормальные кавалерийские школы, бригаде предоставлено всего лишь три места. Естественно, что этого и для самой бригады мало и выделить для школы даже одно место трудно. А было бы желательно послать человека 4–6. Большая просьба добиться особого увеличения наряда на четыре места для школы.

По национальным навыкам выгоднее школу посадить на казачье седло – просьба укомплектовать школу на 100 % казачьим снаряжением целиком; по сведениям таковое в окружных складах (Омск) имеется.

5. Хотя вопрос с Турчаниновым в данный момент не имеет особой остроты, однако все же следовало бы как можно скорее разрешить этот вопрос.

Теперь с начальником штаба. Если Центр не даст кандидата на эту должность высшей квалификации, я считал бы наиболее верным назначить на эту должность Писарева. Обстоятельство, что он был комбригом этой бригады при условии, что во главе бригады будет стоять высокий политический авторитет Зубавина, не будет иметь никаких дурных последствий в вопросе столкновения «авторитетов».

Вторым не менее ценным кандидатом будет Погребов. Он имеет большой строевой стаж, был наштадивом и наштабригом кавалерийских, хорошо развит и знает военное дело вообще и, в частности, кавалерийскую службу до тонкостей. Однако и тот и другой могут быть назначены на этот пост только при условии, что во главе бригады будет стоять не Турчанинов.

6. Теперь вопрос с 36-й дивизией.

Положение с Самсоновым Вам известно. Во всяком случае необходимо, чтобы он в дивизию не возвращался. Онуфриев выдвигает вместо него Кокина. Я, со своей стороны, вполне согласен с этой кандидатурой и на днях буду поддерживать ее перед Вами официальным рапортом. В таком случае первым кандидатом вместо Кокина встал бы Тестов или Филин.

7. Не имея ответа на телеграмму мою о Писареве, вынужден остановить еще раз Ваше внимание на этом вопросе. Вам Писарев прекрасно известен. Работник он очень и очень не первоклассный. Моральная оценка его также не особенно высока. Годится ли он в начальники оперативной части пограничного корпуса, стоящего на основном и важнейшем операционном направлении для Востока? Конечно, нет. Эта работа требует большого умственного кругозора, больших методических навыков, солидного служебного штабного стажа и ряд прочих специфических внутренних черт в характере и проч. Конечно, не всякий строевой начальник, какой угодно высокой должностной квалификации окажется способным выполнять эту специфическую работу. А тем более Писарев, который приехал сюда, по-видимому, главным образом потому, что у него живет здесь семья. Для штаба корпуса начальник оперативной части квинтэссенция всего аппарата, и, безусловно, желательно замещение этой должности лицами достаточно высокой служебной квалификации. Это особенно важно сейчас, когда весь аппарат оперативной части и без того заново укомплектован строевыми работниками (Тестов и Вриони), не имеющими ни малейшего штабного опыта. А тут еще и начальник части ученик на этой работе. Теперь Ермаков едет на ВАК. Логвиненко также намечается к командированию. Стало быть, Писареву придется выполнять и обязанности наштакора. Само собой разумеется, что такое положение не выдерживает критики. Каков же выход: Писарев все же знает кавалерийское дело достаточно прилично. Опыт командования кавалерийскими соединениями у него большой. Надо полагать, что начальником штаба бригады он будет удовлетворительным.

Во всяком случае, начальником оперативной части штаба корпуса необходимо иметь работника иного склада и иной квалификации в области этой специальной службы. На крайний случай Никитин или помощник начальника оперативной части Рябцев лучше подойдут на эту работу.

8. Последний вопрос о кандидатах на ВАК.

Я особо настойчиво просил о помещении на ВАК из начальников управления корпуса Сивкова и Бандина. Логинова полагал желательным послать туда, но при отсутствии к тому возможности считал необходимым его послать на курсы усовершенствования военно-хозяйственных работников.

Вами приняты кандидатуры Бандина и Логинова. Сивков отвергнут. Между тем как он, как строевой и боевой работник по своему служебному положению более нуждается в прохождении ВАКа, чем начальник снабжения корпуса.

Почему, если бы удалось кандидатуру тов. Логинова перенести на курсы усовершенствования военно-хозяйственных работников при Военно-хозяйственной академии, Сивкова надо послать на ВАК, тем более, из него может быть не только хороший артиллерийский, но и общевойсковой начальник. Однако за счет полного снятия кандидатуры Логинова этого делать, независимо от приведенных мотивов, все же не следует.

С тов. приветом И. Грязнов»[31].

Прочитав это письмо, снова и снова приходишь к выводу, что правы были соответствующие начальники, когда молодому начдиву И. К. Грязнову (ему было только двадцать четыре года) допускали возможность доверить командование войсками военного округа. Какой широкий оперативный кругозор, какая забота о порученном участке дела, какое умение разбираться в людях! Талантливый самородок! Но округ он получит под свое начало только в 1935 г. – Забайкальский военный округ.

По содержанию данного письма следует сделать некоторые пояснения:

Урга – так тогда называлась столица МНР (ныне г. Улан-Батор).

Верхнеудинск – современный Улан-Удэ.

Зубавин Н. П. – командир 5-й отдельной кавалерийской бригады.

Турчанинов М. А. – бывший командир той же бригады.

Онуфриев И. А. – командир 36-й стрелковой дивизии.

Ермаков Н. П. – начальник штаба 18-го стрелкового корпуса.

Тестов С. В. – старший помощник начальника оперативной части штаба 18-го стрелкового корпуса. С апреля 1931 г. – командир 10-й стрелковой дивизии. В конце того же года переведен в ВВС РККА. Занимал должности командира авиационной бригады и бомбардировочного корпуса. С октября 1937 г. – начальник штаба ВВС РККА. Репрессирован в 1938.

Логинов И. М. – начальник части военно-хозяйственного снабжения того же корпуса. В годы Великой Отечественной войны – начальник тыла ряда фронтов, генерал-лейтенант.

Бандин А. П. – корпусной инженер того же корпуса. С апреля 1936 г. – помощник начальника Инженерного управления РККА по оборонному строительству. С февраля 1937 г. – начальник инженеров морского берегового строительства Управления Морских Сил РККА. Репрессирован в 1937 г.

Сивков А. К. – начальник артиллерии того же корпуса. перед Великой Отечественной войной – военный атташе при полномочном представительстве СССР в США, начальник Артиллерийской академии РККА. В годы войны – командующий артиллерией Северо-Кавказского фронта, генерал-лейтенант артиллерии. Погиб в 1943 г.

Приведем еще несколько документов, характеризующих личность И. К. Грязнова. Они подписаны известными стране и армии военачальниками, под началом которых Ивану Кенсариновичу приходилось работать и учиться. Бывший Главком Вооруженных сил Республики И. И. Вацетис на КУВНАС при Военной академии имени М. В. Фрунзе руководил группой, в которой учился И. К. Грязнов. Вот что он отмечал в его выпускной характеристике:

«Тов. Грязнов обладает хорошей военно-научной подготовкой и большим боевым опытом. Он прибыл на КУВНАС (повторно) с определенно усвоенной им методологией по ведению занятий по тактической и штабной подготовке. Двухмесячная работа в специальном направлении в области тактики и штабной службы развили до совершенства его блестящие педагогические способности. Активность, инициатива, быстрота действий, тактичность и корректное отношение к товарищам – как к равным, так и нижестоящим по должности, – все перечисленные качества тов. Грязнова являются отличительными чертами характера этого богато одаренного корпусного командира.

Уставы и наставления знает отлично. Методология ведения военной игры как по тактике, так и по штабной службе усвоена им в совершенстве.

Есть все основания предполагать, что тов. Грязнов, работая неустанно над своим образование, будет в состоянии руководить тактической подготовкой подчиненных на более высоком, против ныне занимаемого, служебном посту»[32].

Более высокие посты потом у И. К. Грязнова были. Вот как в декабре 1932 г. характеризует своего заместителя начальник Управления механизации и моторизации РККА И. А. Халепский:

«Тов. Грязнов весьма способный культурный и растущий боевой командир. Тов. Грязнов систематически продолжает работать над углублением и развитием своего оперативного кругозора. В течение последнего года с исключительным упорством и энергией работал над собой по практическим и теоретическим вопросам оперативного и тактического применения механизированных и танковых соединений и частей. Результатом этого явилось непосредственное участие тов. Грязнова в разработке и написании уставов и наставлений для механизированных и танковых войск.

Личные качества: человек сильной воли, хороший организатор, прекрасный методист в деле постановки занятий с комсоставом и войсками, среди подчиненных пользуется уважением, прекрасный товарищ. Как член партии безукоризнен. Занимаемой должности вполне соответствует»[33].

Комкор И. К. Грязнов арестован 15 августа 1937 г. на посту командующего войсками Среднеазиатского военного округа. Военной коллегией 29 июля 1938 г. по обвинению в участии в военном заговоре приговорен к расстрелу. Приговор приведен в исполнение в тот же день. Определением Военной коллегии от 5 мая 1956 г. реабилитирован.

Писатель Лев Разгон в книге «Непридуманное» в главе «Военные» дает свои оценки тем кадрам РККА, которые встречались на его жизненном пути, таком тернистом и многострадальном. С этими оценками можно соглашаться или не соглашаться, но это свидетельство современника, имеющего право на свое личное мнение. Приведем фрагмент из этого повествования.

«Говоря о драме своего поколения, я думаю о том, что в беллетристике прошлого пышно называлось «крушением идеалов». На наших глазах гибли боги, которых мы – как это и положено по нашему материалистическому мировоззрению – сами создали. Под «богами» я разумею не идеи и не застывшие великие личности прошлого, а наших современников, живых, совершенно реальных людей.

Для моего поколения (я, конечно, говорю о том слое, представителем которого я был) такими живыми «богами» были политики, поднявшиеся на иерархическую ступеньку «вождей» и «соратников», и те, кто именовались героями гражданской войны. Удивительно, что, несмотря на наш искренний демократизм, мы никогда не подозревали в героизме рядовых участников гражданской войны. Нет, в героях у нас ходили только военачальники! Конечно, наше восхищение вызывал любой человек, у которого на гимнастерке, френче, толстовке, пиджаке был приколот орден Красного Знамени – очень редкая тогда награда. Но, вспоминая сейчас прошлое, я отчетливо понимаю, что в разряд героев у нас входили люди только от комбрига и выше. Признание нами их божественной сущности было искренним. С политиками дело обстояло несколько сложнее. Уж очень быстро мы начинали понимать, что политики – боги еще более приземленные, чем мы, простые и грешные люди… они мелко плутуют, отказываются от своих слов и обещаний, занимаются интригами и подсиживанием… На наших глазах множество «богов» неохотно, но быстро слезало с божественной горы и отправлялось в низину. Парторгами заводов, управляющими курортами, директорами музеев.

С военными этого не случалось. Даже уходя в отставку, они продолжали оставаться нашими героями. Да что говорить. Ими любовались люди поумнее нас, позорче, чем мы.

Ах, как нравился Тимошенко Бабелю! С каким наслаждением он рисовал «красоту гигантского его тела…, ордена, вколоченные в грудь».

Мне не пришлось лично знать угрюмого, туповатого и неудачливого маршала Тимошенко, который с беспомощным отчаянием смотрел, как крошечные отряды финских егерей громят наши большие соединения; как немецкие танковые дивизии отрезают, уничтожают и берут в плен целые армии фронта, которым он командовал. Из наркомов, из главнокомандующих, из маршалов он ушел в ничто, в неизвестность, на страницы скучных, никем не читаемых монографий и диссертаций. И остался навсегда в русской литературе живым, веселым и пленительным Савицким, изображенным Бабелем не только с живым интересом, но и с нескрываемой любовью. Я не знал ни начдива шесть, ни народного комиссара обороны и не могу поверять героя моей любимой книги реальным человеком.

А вот «прославленного Книгу» я знал. И довольно хорошо. В годы моей жизни в Ставрополе бывший адъютант командира ставропольских партизан, а ныне начальник управления крайпищепрома Иван Иванович Иванько решил написать книгу о Гражданской войне и нанял меня в «литературные негры». Для этого он меня познакомил с генерал-майором в отставке Василием Ивановичем Книгой. И я много дней провел в особнячке бывшего командира ставропольских партизан, а затем прославленного Бабелем начдива.

Василий Иванович был суетливый человечек невысокого роста, даже дома ходивший хоть в подштанниках, но с генеральскими погонами. У него была молодайка жена, огромный сад, необхватный огород. коровы, гуси, куры, свинки и подсвинки. Кроме того, раз в месяц он садился в свою личную машину и личный шофер возил его по тем ставропольским колхозам, которые носили его имя. Оттуда, вслед за его трофейным «хорхом», шел колхозный грузовичок, полный подарков – щедрот обильной ставропольской земли.

В пренебрежительном забвении, в котором он пребывал, ему льстил интерес к нему человека, которого Иван Иванович ему представил как «московского писателя». Отдав хозяйственные распоряжения, он меня усаживал за стол, наливал в чашку саксонского фарфора водку, настоянную на чесноке, ошарашивал ее и, поглаживая потрясающей красоты усы, начинал рассказывать. О Гражданской войне, да и вообще о всякой другой войне, он рассказывать не то что не любил, а не умел, «мы тут как врезали им!.. А потом мы их порубили!.. Ну, мы от них драпали, пока кони не пристали. Тут пришлось драться…. Интереснее всего были его рассказы о том, как он был гостем у царя. Василий Иванович Книга был первым георгиевским кавалером на Юго-Западном фронте, а знаменитый Козьма Крючков на Западном. Обоих привезли на целую неделю к царю…

Гражданская война не оставила у Василия Ивановича таких ярких воспоминаний. А о Великой Отечественной он вспоминать и вовсе не любил. …Да и то сказать… Во время знаменито-несчастной операции на Крымском полуострове Книге поручили командовать конницей, которую зачем-то согнали туда видимо-невидимо. Обрадованные немцы двинули на наши конные дивизии танки. Василий Иванович – как это он делал раньше – построил свою дивизию в ранжир, выехал вперед, скомандовал: «Шашки вон!» – и кинулся на танки… Его – легко раненного – удалось вывезти на кукурузнике. А конница вся полегла под гусеницами немецких танков. После этого было приказано самим Верховным – Книгу близко к фронту не подпускать. И до конца войны остался он только генерал-майором и матерно крыл более удачливых товарищей. А Верховный Книгу не расстрелял, не разжаловал, я этому уже тогда не удивлялся, знал по рассказам моих товарищей по Первому лагпункту о том, что служба в Первой Конной давала особые преимущества.

Но сколько я ни всматривался в своего занятного, суетного собеседника, я в нем не мог опознать и тени того, что делало его живой легендой в глазах Бабеля, в наших глазах, даже в глазах тех, кому он был знаком главным образом своими поборами. Ну, был не очень умный, глубоко невежественный, но лично храбрый человек, который в глазах Верховного обладал главным достоинством – он мог ему доверять. Такой – приказ выполнит, хотя бы это был приказ зарезать мать родную…»[34]

Недалеко от В. И. Книги ушел и другой выходец из Первой Конной армии – Иван Васильевич Селиванов, командовавший в 1933–1934 гг. 6-й Чонгарской кавалерийской дивизией. Из воспоминаний генерала армии А. Т. Стученко, занимавшего тогда в штабе этой дивизии должность начальника оперативного отделения. «…Это была колоритная личность. На царской службе он был кузнецом в коннице. С первых дней революции боролся за Советскую власть, объясняя это просто: «Советская власть и коммунисты против буржуев, значит, я за Советскую власть». Воевал храбро. За подвиги в гражданскую войну был награжден двумя орденами Красного Знамени. Продвигался по служебной лестнице. А грамота, культура остались прежними. Разговаривать с Селивановым было невозможно: мы не понимали его, а он нас. Все его руководство сводилось к подписыванию бумаг. Но нести ему документ на подпись было пыткой: комдив читал по слогам. Ф. К. Корженевич (начальник штаба дивизии. – Н. Ч.) обычно посылал с документами меня. Селиванов к этому привык и почти никогда не звал начальника штаба, а кричал:

– Стученко, бежи ко мне, подпишу тебе бумажки! Бывало и так:

– Стученко! Напиши бумажку Ворошилову Клименту.

– Какую бумажку?

– Напиши, пусть шлет нам побольше винтовок с намушниками.

– Слушаю, сейчас напишу.

– Только живо, и мне давай на подпись.

Приношу обоснованно составленный документ – вдвоем с Корженевичем голову ломали.

– Позвольте, прочту. – предлагаю я, зная способности Селиванова к чтению.

– Читай.

Прослушал он, что мы сочинили, и смотрит на меня, сердито двигая верхней губой с коротко подстриженными усами.

– И шо ты тут напысав?.. Шо наговорыв? Пиши, як я говорю.

И начнет диктовать:

«Здорово, дорогой Климент!

Пишет тебе Селиванов Иван – комдив 6-й Чонгарской.

Пришли на дивизию винтовок с намушниками, а то мушки сильно бьются в конном строю».

Через несколько минут приношу на подпись продиктованное письмо, Селиванов подписывает. Прихожу к Корженевичу и показываю ему творение комдива.

– Давай-ка наш вариант. Его пошлем. Я сам подпишу за комдива. А это брось в корзину.

Управлял дивизией фактически начштаба Ф. К. Корженевич – умница и хороший организатор…»[35]

Иван Васильевич Селиванов после 6-й Чонгарской кавалерийской дивизии командовал 6-й Узбекской (впоследствии 19-й) горнокавалерийской дивизией. С августа 1939 г. – командир 30-го стрелкового корпуса. В 1940 г. получил звание генерал-лейтенанта. В июле – августе 1941 г. исполнял обязанности заместителя командующего 29-й армией. Арестован 23 ноября 1941 г. Особым совещанием при НКВД СССР 13 февраля 1942 г. по обвинению в проведении агитации пораженческого характера приговорен к расстрелу. Приговор приведен в исполнение 23 февраля 1942 г. Определением Военной коллегии от 4 сентября 1954 г. реабилитирован.