Читать книгу История России XIX – начала XX вв. - Николай Цимбаев - Страница 3

Основы самодержавной власти. Императорская Россия, как она сложилась в XVIII веке, – неограниченная самодержавная монархия. Ее важнейший принцип – абсолютная верховная власть императора, власть законодательная, исполнительная и судебная. В духе просветительской философии Екатерина II, которая была крупным политическим писателем, рисовала образ самодержавного монарха, чья важнейшая забота – благо подданных, и именно отсюда, из интересов подданных, она выводила необходимость сосредоточения в одних руках и законотворчества, и исполнения законов, и судебной власти.

В начале XIX века идеи просвещенного абсолютизма устарели. Лучшей гарантией против деспотизма и наиболее разумной формой государственного устройства в дворянском обществе стали считать «истинную монархию», как ее определял французский мыслитель Ш. Монтескье: правление одного лица, ограниченное законом и основанное на принципе разделения властей. Хотя при самодержавном правлении полное осуществление разделения властей было невозможно, еще Екатерина II провела в 1775 г. губернскую реформу, когда на губернском уровне исполнительная власть была отделена от судебной. Александр I пошел дальше, с первых месяцев своего правления он обдумывал проекты реформ, где неизменно присутствовала идея разделения властей. Правда, ни император, ни его приближенные не имели четкого представления о глубине и последовательности необходимых реформ и особенно о том, насколько совместимы правовые принципы предполагаемых преобразований с традициями управления и политической культурой России.

Министерская реформа. Суть министерской реформы, которая начата была в 1802 г. и продолжалась в два этапа вплоть до царствования Николая I, заключалась в приведении высшего государственного устройства Российской империи в соответствие с принципами «истинной монархии». Было учреждено восемь министерств: военно-сухопутное, морское, внутренних дел, иностранных дел, финансов, юстиции, коммерции и народного просвещения. Со временем министерства должны были заменить старые петровские коллегии, которые не упразднялись, но включались в состав соответствующих ведомств.

В отличие от коллегий, министерства не обладали судебными функциями, они задумывались как органы исполнительной власти. Важным новым принципом стала единоличная власть министра. Его ответственность перед императором дополнялась необходимостью отчитываться перед Сенатом, особо подчеркивалось, что министр не имеет права в своем ведомстве ни вводить новые законы, ни отменять прежние, его власть была «единственно исполнительная».

Предусматривались совместные заседания министров как некая гарантия от самодержавного произвола, для чего учреждался новый орган – Комитет министров, влияние которого на дела было, правда, ничтожным.

Министерская реформа создавала четкую иерархическую систему: министерства – департаменты – отделения – столы. Неотъемлемыми ее чертами были неоднократно описанные в классической русской литературе чиновничий произвол, взяточничество и прямое казнокрадство. Вопреки первоначальным правительственным декларациям, резко возрастала роль бюрократического аппарата, министерства стали инструментом дальнейшей централизации власти, все нити которой сходились в руках императора. В практике повседневного управления министерская реформа изменила немногое, однако ее проведение давало возможность говорить о глубоком реформировании основных принципов государственного устройства Российской империи. Александр I демонстрировал умелое сочетание реформаторских начинаний с твердым отстаиванием принципа неограниченной самодержавной власти.

Реформа образования. В духе правительственного реформизма велось преобразование и системы народного образования. Усложнение государственного аппарата, увеличение числа чиновников объективно требовали все большего числа грамотных, образованных людей. Александр I и его «молодые друзья» отлично это понимали. Ими была разработана единая система народного просвещения, основанная на принципах преемственности учебных программ и доступности низшего и среднего образования для представителей всех сословий.

Россия была разделена на шесть учебных округов, в которых главная роль была отведена университетам. В короткое время были открыты Казанский, Харьковский, преобразованы Дерптский и Виленский университеты. Они готовили чиновников для гражданской службы, медиков, учителей. Престиж университетского образования постоянно повышался. По уставу 1804 года университетам предоставлялась значительная автономия: университетская корпорация выбирала ректора и профессоров, имела собственный суд. Университетские профессора составляли цензурные комитеты, которые должны были осуществлять контроль над книгоиздательской деятельностью. Устав о цензуре, принятый в 1804 г., был мягок и способствовал появлению новых журналов и расширению круга авторов.

Постепенно складывалась система среднего образования, основным звеном которой была шестиклассная губернская гимназия. Возникали специальные учебные заведения – Демидовский, Ришельевский и Царскосельский лицеи, Институт инженеров путей сообщения, Московское коммерческое училище. Особое внимание правительство уделяло совершенствованию системы военного образования, где главная роль отводилась кадетским корпусам. На низшей ступени образование давали одноклассные приходские и трехклассные уездные училища. Система народного образования, созданная в первые годы царствования Александра I, доказала свою прочность и просуществовала без серьезных изменений более ста лет.

Конфессиональная политика. В русле просвещенного гуманизма действовал новый монарх и в области конфессиональной политики. Он подчеркивал важность принципа веротерпимости, снял запреты на деятельность масонских лож, которые рассматривались им как инструменты нравственного совершенствования человека и общества. В отличие от большинства европейских стран, в России открыто действовали иезуиты, чье влияние было особенно заметно в привилегированных частных школах и пансионах.

Крестьянский вопрос. Наибольшей осторожностью отличалось отношение императора к крестьянскому вопросу, который приобрел первостепенную значимость еще в екатерининское царствование. Прекращая вопиющие злоупотребления времен Екатерины II и Павла I, Александр I отказался от раздачи казенных крестьян в частные руки. Подобно своему отцу, он пытался жестко регламентировать нормы эксплуатации крестьян, запретил продавать крепостных поодиночке, совершенно в духе показного лицемерия прекратил газетные публикации о продаже дворовых.

В 1803 г. был издан указ о вольных хлебопашцах, по которому помещик мог отпускать своих крепостных крестьян на волю за выкуп. Правда, такое право помещики имели и прежде, но новый указ должен был свидетельствовать о правительственном внимании к крестьянскому вопросу. Практического значения указ о вольных хлебопашцах не имел: до крестьянской реформы 1861 г. вольными хлебопашцами стали чуть более одного процента от общего числа крепостных крестьян.

Михаил Михайлович Сперанский. Своего рода вершиной правительственного реформизма стала деятельность М. М. Сперанского. Сын сельского священника, он благодаря способностям и совершенно исключительному трудолюбию стал выдающимся юристом и сделал блестящую административную карьеру. К 1807 году Сперанский стал ближайшим сотрудником императора, который сделал его товарищем министра юстиции, членом многочисленных комиссий и комитетов. Он почти ежедневно беседовал с императором, обсуждал с ним проекты преобразований, от его мнения в определенной мере зависела текущая правительственная политика, его рекомендация учитывалась при назначении на высшие государственные посты. Современникам он напоминал временщиков XVIII века. Недоброжелатели «поповича» приписывали ему роль злого гения, который овладел волей Александра I и пишет законы и указы, чтобы править Россией ради собственной славы и на погибель дворянства.

В действительности это было преувеличение: Сперанский никогда не выходил из роли послушного, хотя и в выешей степени талантливого и компетентного исполнителя указаний императора. Александру I он был необходим прежде всего как опытный правовед, умевший облекать императорские идеи в юридические формы. Кроме того, в случае необходимости именно на безродного статс-секретаря можно было возложить вину за непопулярные меры. Собственно говоря, так и происходило до начала 1812 г., когда последовала опала Сперанского, столь же немотивированная, как и его возвышение.

Государственно-политические взгляды этого деятеля не отличались определенностью. В повседневном обиходе он был англоман и сторонник английского общественного уклада, основанного на невмешательстве власти в частную жизнь граждан. Одновременно Сперанский преклонялся перед французским императором Наполеоном и созданным по его указанию «Кодексом», который воплотил нормы буржуазного общества. Будучи разночинцем, он ощущал глубинные изменения, происходившие в социальной структуре российского общества и не видел разумных оснований для воскрешения екатерининской правительственной системы, которую много и охотно критиковал. Образ управления, существующий в России, по его мнению, противоречил принципам «истинной монархии», как ее понимал Монтескье. Введение твердой законности было, согласно Сперанскому, неизбежно связано с обращением к теории разделения властей и с реформированием крепостного состояния. Он даже говорил о невозможности истинно монархического управления в стране, где «половина населения находится в совершенном рабстве, где сие рабство связано со всеми почти частями политического устройства и с воинскою системою и где сия воинская система необходима по пространству границ и по политическому положению».

Однако и в крестьянском вопросе, и при проведении рекомендаций о разделении властей в государственное устройство и практику государственного управления Российской империи Сперанский проявлял крайнюю осторожность. Он ясно видел, что в строго правовом смысле реализация принципа разделения властей ведет к ограничению самодержавной власти, что было неприемлемо для Александра I и что сам Сперанский считал преждевременным. Он утверждал: «Первое начало власти в России кажется весьма просто. Государь, соединяющий в особе своей все роды сил, единый законодатель, судия и исполнитель своих законов – вот в чем состоит на первый взгляд вся конституция сего государства».

В 1809 г. по указанию императора он подготовил проект под названием «Введение к Уложению государственных законов», где указывал на неотложность преобразований, связывая их с европейскими революционными потрясениями. Главную задачу преобразования он видел в том, чтобы правление, «доселе самодержавное, постановить и учредить на непререкаемом законе». При решении этой задачи возможны две системы: одна – «облечь правление самодержавное всеми внешними формами закона, оставив в существе его ту же силу»; другая – «учредить державную власть на законе не словами, но самим делом». Сравнивая эти две системы, Сперанский остроумно заметил, что «первая из них имеет только вид закона, а другая – самое существо его; первая под предлогом единства державной власти вводит совершенное самовластие, а другая ищет в самом деле ограничить его и умерить».

Работа М. М. Сперанского над планом государственных преобразований получила одобрение Александра I, но сам план серьезно не обсуждался и к его реализации не приступали. Император, большинство высших сановников и российское дворянство в целом верили в благодетельность самодержавной власти и не считали нужным ограничивать ее даже внешними формами. Творческие способности самодержавной инициативы не были исчерпаны. Затрагивать прерогативы императорской власти в условиях постоянной внешней опасности казалось неразумным.

Конституция Финляндии. Примером умелого политического маневрирования, когда ради внешнеполитических целей Александр I счел возможным поступиться основополагающими принципами самодержавного правления, стало дарование особого статуса Финляндии, присоединенной к Российской империи в 1809 г. Далекая и мало кому известная тогда окраина Европы не имела прежде собственной государственности. По воле императора Финляндия получила Конституцию, которая гарантировала незыблемость религии, коренных законов, прав и преимуществ финского народа. В пределах Великого княжества Финляндского российский самодержец выступал как конституционный правитель, опиравшийся на выборный Сейм.

Автономия Финляндии и ее конституционное устройство создавали совершенно новую государственно-правовую ситуацию в Российской империи: политические права новых подданных российской короны были четко определены и гарантированы законом, что немыслимо было на остальной территории самодержавной России. Подчеркнутое уважение Александра I к коренным законам Финляндии проистекало не из внутреннего положения этой страны и не было вызвано требованием финского общества. Главным было его желание утвердить в глазах европейского общественного мнения свою репутацию монарха, который правит, опираясь на законы. Тем самым он противопоставлял себя Наполеону, который не считается с правами народа и действует, используя грубую силу. Внешнеполитический расчет Александра I вполне оправдался – именно с ним народы Европы связывали надежды на свое освобождение от наполеоновского владычества.

В делах внутренних дарование Финляндии автономии осталось почти незамеченным, хотя Сперанский и его немногие единомышленники какое-то время надеялись, что финляндский конституционный опыт станет образцом для остальной Российской империи. Однако этого не произошло, и Конституция Великого княжества Финляндского не стала толчком к осуществлению плана государственных преобразований Сперанского.

Государственный совет. Из крупных предложений Сперанского было осуществлено одно: 1 января 1810 г. был учрежден Государственный совет, «Учреждение» о котором гласило: «Никакой закон не может быть представлен на утверждение императора помимо Государственного совета». Одновременно был упразднен Непременный совет. Таким образом, речь шла об организации высшего законосовещательного учреждения в России, которое внешне продолжало традиции XVIII века, но в действительности его роль была принципиально иной. В сферу компетенции Государственного совета, который первоначально состоял из двадцати пяти сановников, не входили, в отличие от высших законосовещательных органов екатерининского времени, вопросы исполнительной власти и судопроизводства, его деятельность была организована строго по рекомендациям теории разделения властей.

Создание Государственного совета повлекло за собой совершенствование работы министерств, что выразилось в утвержденном в 1811 г. «Общем учреждении министерств», которое увеличивало число министерств до двенадцати, регламентировало их деятельность и определяло пределы компетенции, прежде достаточно размытые. Следует признать, что практически осуществленные разделы плана государственных преобразований способствовали совершенствованию государственного механизма Российской империи, но никак не выходили за пределы той цели, что действительно была для Александра I, – «укрепление самовластия».

Реформаторские планы Сперанского. Остальные части плана Сперанского остались на бумаге. Среди них наибольший интерес представляет попытка организации управления на началах разделения властей и привлечения к нему выборных представителей. Подчеркивая, что вся полнота власти в империи должна принадлежать монарху, Сперанский выстраивал многоступенчатую систему судебной и исполнительной власти, в основе которой были выборные волостная, окружная, губернская и Государственная Думы. Крепостное состояние оставалось без изменений, но все население России план делил на три «состояния»: дворянство, среднее состояние, куда включались купцы, мещане и государственные крестьяне, и «народ рабочий», то есть крепостные крестьяне, дворовые и рабочие люди. Гражданские и политические права каждого из «состояний» были различны.

Детали плана Сперанского давно утратили свое значение, но исключительную важность имеет то обстоятельство, что в основу выборного начала он положил не сословный принцип, хотя внешне и не покушался на дворянские привилегии, но принцип имущественного ценза (владение недвижимой собственностью или движимым имуществом). Этот, по сути своей буржуазный, принцип противоречил основам сословного строя Российской империи, которая сохраняла сословное деление до 1917 г., и стремление к его реализации действительно давало основание видеть в Сперанском противника дворянства.

Александр I ловко использовал антидворянскую репутацию Сперанского и поручал ему дела, в необходимости которых был убежден, но которые могли вызвать недовольство дворянства. Император помнил обстоятельства своего восшествия на престол и ни при каких обстоятельствах не желал ссориться с первенствующим сословием. С именем Сперанского связывали непопулярный указ о придворных чинах, которые объявлялись лишь почетными отличиями и не давали служебных преимуществ. На Сперанского была возложена ответственность за реформирование финансовой системы, которая была расшатана бременем военных расходов и присоединением России к континентальной блокаде. Сперанский предложил план, согласно которому в финансовой сфере последовательно проводился принцип разделения властей. По его инициативе в 1811 г. был создан Государственный контроль, который воплощал власть судебно-ревизионную.

Другие структурные изменения были отложены, а практические действия Сперанского в финансовой области свелись к резкому повышению прямых и косвенных налогов и некоторому сокращению государственных расходов. Были увеличены подушный оклад с крепостных крестьян и оброчная подать, собираемая с казенных крестьян, оклад с мещан, гильдейские сборы с купцов, возросли питейные сборы и цена на соль, которая тогда была универсальным средством консервации продуктов. Меры Сперанского позволили вдвое увеличить государственный доход, но вызвали повсеместное всеобщее недовольство. Реформатор действовал крайне прямолинейно, он мыслил не как экономист, но как фискал. Сильнейшее раздражение дворянства вызвало введение налога на ревизские души, который должны были платить помещики. Для России налог на дворян-земле-владельцев был делом необычным, и это переполнило меру дворянского терпения.

Николай Михайлович Карамзин. Выразителем общественного недовольства стал историк Н. М. Карамзин, который представил царю глубоко продуманную записку «О древней и новой России в ее политическом и гражданском отношении». Воспитанный на просветительской литературе, Карамзин ощущал себя «по чувствам» республиканцем и притом верноподданным царя русского. Он находил в этом противоречие, но только мнимое, ибо полагал возможным соединять убеждение в правильности политической доктрины Монтескье с преклонением перед исторически сложившейся системой власти в России. Он считал невозможным «ограничить самовластие в России, не ослабив спасительной царской власти».

С особой силой историк обрушился на предложения Сперанского и некоторых других политических писателей о наделении Сената политическими правами. В разделении властей Карамзин усматривал величайшую опасность: «Две власти государственные в одной державе суть два грозных льва в одной клетке, готовые терзать друг друга, а право без власти есть ничто. Самодержавие основало и воскресило Россию: с переменою Государственного Устава ее она гибла и должна погибнуть, составленная из частей столь многих и разных, из коих всякая имеет свои особенные гражданские пользы. Что, кроме единовластия неограниченного, может в сей махине производить единство действия?»

Опираясь на свои исторические изыскания, Карамзин дал формулу: «Самодержавие есть Палладиум России: целость его необходима для ее счастья». Дворянство он считал вернейшей опорой трона и отстаивал незыблемость политических прав и привилегий дворянства. Он отвергал конституционные проекты, «какой-нибудь Устав, основанный на правилах общей пользы», и видел один верный способ избежать злоупотребления власти и появления «другого Павла». Обращаясь к Александру I, он восклицал: «Да царствует добродетельно! Да приучит подданных ко благу! Тогда родятся обычаи спасительные, правила, мысли народные, которые лучше всех бренных форм удержат будущих государей в пределах законной власти».

Под пером Карамзина рождалась теория российского консерватизма, склонного к отрицанию не только реформ, но и важности самих государственных установлений. Главную ошибку александровских реформаторов историк видел в «излишнем уважении форм государственной деятельности», тогда как в действительности «не формы, а люди важны». Карамзинский завет правителям России звучал вполне определенно: «Искать людей!» По сути это была консервативная утопия.

Падение Сперанского. Александр I заинтересовался общими историко-политическими рассуждениями Карамзина, но вовсе не они определили отставку Сперанского. Тот знал о недовольстве придворных, о дворянском ропоте и еще в феврале 1811 г. просился в отставку, но просьба была отклонена. Однако к началу 1812 г., когда неизбежность войны с Наполеоном стала очевидна, Александр I не мог не считаться с настроением дворянства, которое составляло костяк офицерского корпуса и которое видело в Сперанском наполеоновского ставленника. Разумеется, это было не так, но Сперанский действительно злоупотреблял доверием царя, читая дипломатическую переписку, что не входило в его служебную компетенцию. В марте 1812 г. реформатор был отправлен в ссылку, в дворянских кругах его опала была встречена восторженно.

Падение Сперанского не означало принципиального отказа Александра I от преобразовательных планов. Без особых сожалений пожертвовав реформатором-бюрократом, император продемонстрировал не только политическую волю, но и умение лавировать, преодолевая сопротивление консервативно настроенных придворных кругов и дворянства в целом. Александр I отнюдь не был либерален, но, будучи действительно крупным государственным деятелем, он яснее, чем его окружение, видел невозможность сохранения старых принципов и методов управления, необходимость преобразования государственного организма. Понимая неизбежность реформ, он обсуждал их принципы в кругу «молодых друзей», который был для него убежищем как от устарелой екатерининской знати, так и от цареубийц 11 марта. Однако ни он, ни его друзья не имели навыка государственной деятельности, их планы, теоретически безупречные, с трудом находили воплощение на практике. И тогда Александр I доверил дело реформ опытным бюрократам, первым, но не единственным среди которых был Сперанский, рядом с которым по праву стоял А. А. Аракчеев.

Либеральная бюрократия. Сперанский – символ и олицетворение «либеральной бюрократии» александровского времени. Само это понятие возникло позже, но оно хорошо выражает повторяющийся феномен российской действительности. Принципиальная отличительная особенность «либеральной бюрократии» – стремление провести крутые кардинальные преобразования, административные, социальные и, гораздо реже, политические реформы, опираясь на послушный бюрократический аппарат, на механизм государственного насилия. Для «либеральной бюрократии» характерно невнимание к отечественной исторической традиции (именно в этом Карамзин обвинял Сперанского), ориентация на опыт «передовых стран», опора на верховную власть и пренебрежение как общественными настроениями, так и народными массами. Не имея твердой поддержки в обществе и народе, «либеральные бюрократы» приходили к власти и получали возможность для своих начинаний в такие моменты, когда прежний механизм управления страной давал серьезные сбои, и от них без труда избавлялись, когда положение стабилизировалось. Так было и при Александре I, и в эпоху Великих реформ Александра П.

Можно добавить, что первоначальные намерения и объективные результаты реформаторской деятельности «либеральных бюрократов» всегда разительно не совпадали. Сперанский, вне зависимости от его теоретических воззрений, был верным слугой самовластия, что вполне оценили в нем и Александр I, через несколько лет после опалы вернувший его на важные посты, и позднее Николай I. К либерализму как учению о политической, гражданской и экономической свободе, которое утверждалось в Европе и в России в период после наполеоновских войн, деятельность «либеральной бюрократии» не имела никакого отношения.