Читать книгу Граф Феникс. Калиостро - Николай Энгельгардт - Страница 7

Едва полковник Фридрих Гвальдо вступил во двор своего дома, как его окружили пациенты, прося о помощи и торопясь рассказать о своих недугах, кажется, на всех языках Европы, так как тут были лица разных национальностей пестрого населения Северной Пальмиры. Полковник, однако, на немецком языке изъяснил, что в этот день приема у него не будет, так как в настоящий момент небесная констелляция, сиречь положение звезд, не благоприятствует врачеванию. Ответ сей понимавшими по-немецки был переведен остальным и выслушан с величайшим благоговением.

Врач вежливо поклонился и поспешно скрылся на одной из лестниц, выходивших в узкий, сырой, колодцеобразный и достаточно зловонный двор итальянского дома. Лестница, по которой подымался Гвальдо, была тоже темна и смрадна, с узкими, выщербленными каменными ступенями, со сводами, мрачными нишами, толстым столбом, вокруг которого следовало карабкаться наверх. Держаться можно было только за веревку, продетую в кольца, закрепленные в стене, и заменявшую перила. Поднявшись на третий этаж, выше которого был только чердак, господин Гвальдо толкнул ногой дверь и вступил в небольшую переднюю. Из внутренних покоев донеслись к нему звон струн и прекрасный женский голос, певший итальянский романс:

Пиччикато[31] ритурнели последовало за первым куплетом романса. И тут господин Гвальдо довольно приятным и отработанным баритоном запел второй куплет:

С последними словами куплета господин Гвальдо распахнул дверь и, сияя улыбкой, вступил в обширную комнату, роскошно убранную коврами, гобеленами, мягкой мебелью, с большим окном, выходившим на крыши соседних строений. Оно было открыто, и через него обильно лился солнечный свет и врывалось свежее дыхание весеннего ветра. На подоконнике стояло множество горшков с цветущими розами. Ароматные, цветущие деревца в кадках стояли и в разных местах покоя.

На диване полулежала женщина в легком кружевном домашнем наряде, распахнутом на груди. Она была не первой молодости, но поразительной красоты. Черные кудри рассыпались на ее классической головке, покоившейся на подушках, налитые плечи и грудь, лебединая шея – все казалось взятым у античной нимфы. Пристальное исследование при столь ярком утреннем свете обнаружило бы немало изъянов во внешности красавицы: взор больших черных глаз ее был явно утомлен жизнью, полнота членов начинала переходить пределы совершенства. Но, вероятно, вечером она еще могла поражать мужчин своей яркой итальянской красотой.

В руках женщины была гитара, струны ее перебирали прелестные тонкие пальцы. Одна ножка свешивалась с дивана, раздвинув легкие одежды, и открывалась до колена. Золотая туфелька с красным каблучком упала на ковер, и можно было любоваться изяществом ее маленькой ступни.

Войдя в покой к сей прелестнице, Гвальдо направился прямо к дивану и хотел привлечь к себе женщину, но та резко отстранилась от него, и лицо ее выразило гневное неудовольствие.

– К чему эти нежности, Джузеппе? – спросила она насмешливым тоном по-итальянски. – К чему это пение? Ни к вашему брюху, ни к докторской профессии не идут такие ухватки.

– Будьте снисходительны, дорогая Лоренца, – возразил ей тоже по-итальянски доктор, названный теперь именем Джузеппе, впрочем, совершенно равнодушно отходя от дивана и садясь в кресло. – Ваше пение пробудило во мне воспоминание былых, счастливых, дней.

– Вместо воспоминаний я просила бы вас, Джузеппе, заняться делом. Я не понимаю, чего мы здесь дожидаемся уже третий месяц. Вы заставляете меня проводить дни в скучном затворничестве. Если бы не мои соотечественницы, которые оказались в этом доме, и не общение с ними, я, право, умерла бы со скуки.

– А именно соотечественницы для вас и опасны, дорогая Лоренца, – наставительно заметил Джузеппе. – Они могут собрать сведения о вашем прошлом и распустить про нас невыгодные слухи.

– Итак, вы хотите, чтобы я даже лица человеческого не видела? – с досадой вскричала Лоренца.

– Вы видите меня, значит, нельзя сказать этого, – смиренно возразил Джузеппе.

Красавица с явным неудовольствием отвернулась от него. Последовало краткое молчание. Потом вдруг Лоренца засмеялась, обнажая жемчужные зубы, и захлопала в ладоши.

– Ах, знаете ли, Джузеппе, с кем я вчера познакомилась?

– С кем же?

– С карлицей певицы Габриэлли, что живет в доме напротив вместе с еще одной артисткой, Давией. Это певицы придворной оперы. Карлица чрезвычайно умная и забавная особа. Она знает весь Петербург, рассказала мне много интересного о покровителе Давии, сеньоре Безбородко[32]. Это знатный и богатый человек! Карлица уверяла, что при моей наружности и голосе я могла бы обворожить всех петербуржцев. Она сулит мне огромный успех. А между тем по вашей прихоти я теряю даром время, скучая в этой противной комнате, как пленница!

– Еще немного терпения, дорогая Лоренца, и вы будете вознаграждены. Уже сегодня я получил приглашение от князя Потемкина. Но принужден был от него уклониться, так как оно было сделано в небрежной форме.

– Зачем? Зачем уклонился? Я хочу видеть Потемкина! Это такой вельможа! – с живостью вскричала Лоренца.

– Потемкин не уйдет от нас. Если рыбка клюнула мою наживку, случая еще не бывало, чтобы она сорвалась с крючка. Предоставьте это моей опытности. А знакомство ваше с карлицей весьма кстати. О Габриэлли я много слышал. Ей покровительствует господин Елагин[33], главный директор театра и секретарь императрицы.

– Габриэлли – дочь повара, а принята ко двору и осыпана бриллиантами! Чем я хуже ее? – капризно заговорила Лоренца.

– При моем содействии, дорогая, вы получите здесь положение выше какой-нибудь актрисы, которая является во дворец, чтобы пропеть арию. Вельможи обнимаются с ней за кулисами, как с женщиной легкого поведения, но в обществе она не принята. Поприще иное, блистательнейшее, предстоит вам! Немножко лишь терпения. Однако знакомство с госпожой Габриэлли для нас весьма ценно, и я сегодня же буду у нее от вашего имени как урожденной графини ди Санта-Кроче.

При последних словах Джузеппе оба громко захохотали Но затем Лоренца снова приняла недовольный вид.

– Терпение! Терпение! – сказала она. – Вам хорошо проповедовать терпение. Отправив меня в Петербург, вы сами отлично проводили время в Курляндии, ухаживая за сентиментальной немкой, сладкие письма которой столь вас занимают.

– Вы напрасно меня упрекаете, Лоренца Я провел время прескучно в проклятом замке барона Медема. Скудный стол тяжеловесные баронессы, унылый климат – проклятье! Но я там сделал важные знакомства. Шарлотта фон дер Рекке урожденная баронесса Медем, конечно, не более чем сентиментальная дура. Но в нашем ремесле такие и нужны. Связи и родство ее огромны. От родителей Шарлотты я получил важные рекомендательные письма.

– Прекрасно! Но тогда чего же вы здесь дожидаетесь вот уже третий месяц? Имея столько рекомендаций и дипломов, почему вы, Джузеппе, не откроетесь?

– Потому что я должен был собрать все нужные сведения и прощупать почву. А кроме того, здесь был господин Месмер. А мы никогда не начинаем работу в городе, где уже кто-либо действует с надлежащими полномочиями. Теперь господин Месмер отбыл. Я это узнал только сегодня и на днях выступлю из тени. Вам еще много будет работы, Лоренца!

– Ах, мне уже надоело работать на вас, Джузеппе! Мне надоело скитаться по Европе из одной столицы в другую! Я утомлена кочеванием и хотела бы пристать к покойной пристани.

– Вы работаете не на меня, Лоренца, а на великое дело преображения человечества! – важно заявил собеседник красавицы. – Вы знаете, что я имею начальников и выполняю волю пославших меня сюда.

Лоренца пожала плечами и стала перебирать струны гитары.

– Однако нужно одеться! – подымаясь с кресла, с живостью заметил Джузеппе и вышел из комнаты.

Лоренца посмотрела ему вслед мрачным, полным ненависти взглядом черных очей, потом взяла несколько аккордов и запела…