Читать книгу Соблазненные одиночеством - Николай Фохт - Страница 11

ВИОЛЕТТА. Мне негде больше петь. Нет у меня фортепиано. Эту расческу (кивает на клавиши) взяла у Савелова… Взяла… Выменяла! Он их выбрасывать собирался, я точно знаю. А когда я попросила на вечер, в голосе переменился: старуха, говорит, клавиши новые, ты их спалить можешь, я на них работаю… Пришлось ехать, зарабатывать право на аренду. Главное, он мне утром: ты там, если сбор хороший, пару долларов кинь – за амортизацию. Говнюк.

А кто не говнюк? Я когда в Москву ехала, взрослой уже вроде была. Нет, я не за славой – надоело среди казахов жить, если честно. Они вообще ни хрена в музыке не соображали. Ну еще там была личная история – оставаться никак нельзя было. Мама и рада была, что я свалила – не надо утешать. Отцу вообще наплевать было: я ведь каждый день со второго курса института отчисляюсь. И еду неизвестно куда. А что ему. Он и не догадывался, чем мне этот институт достался. А мама знала… Ладно. Я знала, что прославлюсь – какие разговоры. Еще в третьем классе написала песенку. Стихи сама придумала: "Добрые люди в окошках живут, добрые люди сапожки нам шьют. Днем не смолкает их стук молотков, много наделали нам башмаков, разных ботинок и сапогов" . С тех пор меня композитором и звали. Хотя больше я ни хрена не написала – пела только как заведенная. Ух, пела! Москвы не боялась. Ленка, подружка моя талантливая. В консерву поступила, в Москву. Писала, что таланты очень нужны. Она по Подмосковью ездила: Шопена на арфе играла. На свадьбах. В Мытищах арфа тоже экзотика, как мерседес. Зачем в Москве казахские арфы? Но это я потом уже себя спросила, когда явилась в столицу. Подругу из консервы отчислили: некогда было ей учиться – все время отнимал Шопен подмосковный. Короче, я в театр устроилась – полы мыть. И в общежитии разрешили пожить – со студентами. За семь лет стала неплохой уборщицей, а театр – мой дом родной.

(поет Старая актриса)