Читать книгу Эпидемии. Так начиналась микробиология - Николай Гамалея - Страница 7

1923 г.

Со времен Пастера и его последователей установилось убеждение, что заразные болезни вызываются живыми существами – микробами, размножающимися в пораженном организме и отравляющими его своими ядами. Пастером именно была опровергнута предшествующая теория, по которой заразой считались путридные и разлагающиеся вещества, аналогичные ферментам. Десять лет новая наука о живых возбудителях инфекций росла, развивалась и накопляла блестящие открытия. Для очень большого числа заразных болезней были соответствующие бактерии, для других же были – в качестве возбудителей – открыты простейшие животные, и бактериология превратилась в микробиологию.

С течением времени, однако, оказалось, что и эго расширенное понятие не охватывает всей области инфекций. Целый ряд очень важных болезней, как острые сыпи, бешенство, чума рогатого скота и т. д., не укладывался в рамки микробиологии. Возбудители этих болезней не могли быть находимы под микроскопом, не росли (за исключением virusa перипневмонии) в искусственных культурах, проходили через фильтры, задерживающие бактерии.

Когда впервые познакомились с такими заразными началами, то стали говорить о «Contagium vivum fluidum». Такое название дал Бейеринк (Centr. f. Bacter. 15 июня 1899 г.) и вслед за ним Марциус (Pathogeneze innerer Krankheiten) причине мозаичной болезни табачных листьев, увидя, что эта зараза проходит через фильтры и дифундирует в желатину. Это мнение, однако, не получило распространения, так как реорганизация несовместима с капельно-жидким состоянием, а все возбудители инфекций должны были быть причислены к живым организмам ввиду их способности к беспредельному размножению.

Об этот факт размножения вирусов в пораженных организмах разбивались и дальнейшие попытки к химическому определению их природы. Так, например: когда Мровка (Zentr. f. Bacter., г. 67, 1913) нашел, что вирус чумы кур (Hühnerpest), не теряя заразительности, осаждается миллоновым реактивом, диализом, сернокислым аммонием, и отнес его потому к глобулинам, то это заключение встретило серьезные возражения.

Но и этот, казалось бы, непреложный аргумент с присущей исключительно только живым существам способностью к размножению не остался непоколебимым.

Если я не ошибаюсь, первыми в этом отношении были опыты с бактериолизинами (Гамалея. Основы общей бактериологии, 1899), которые, раз полученные при помощи казеина или автолиза, воспроизводились затем безгранично все с новыми порциями бактерий при переливке из пробирки в пробирку. В настоящее время этот непрерывный процесс растворения бактерий, вызываемого продуктами этого растворения, получил особую известность под названием бактериофагии. Если вопрос о бактериофагах представляется пока спорным, так как некоторые их считают живыми существами, то в той форме опыта, которая дана мною и которая заключается в действии трипсина на бактерий в присутствии хлороформа, жизнедеятельность представляется исключенной. Между тем и при этих условиях в продуктах растворения бактерий получается вещество, вызывающее дальнейшее их растворение и, значит, способное к безграничному размножению. Эти опыты с трипсином важны в том отношении, что теперь – через много лет – они, наконец, подтверждены исследованиями Боркхардта (Klin. Wochenschr, № 7, 1923) и независимо от него Здравомыслова и Костромина (материалы съезда бактериологов и эпидемиологов, 1923), Последними учеными подтверждено ранее и то мое мнение, что трипсин играет роль только в начале кризиса саморазрушения, которое затем продолжается при помощи веществ, получающихся из самих бактерий. По обоим исследованиям разрушение бактерий вызывается действием биогенного амина – кластина, являющегося составной частью тела бактерий и соединенного внутри бактерий с каким-либо радикалом Р в комплексе типа КР. Действуя извне на этот комплекс, кластин выхватывает из него радикал Р, разрушая бактерию и оставляя внутри клеточный кластин выделенным в свободном состоянии для нового разрушения бактерий. При таком условии кластический процесс может продолжаться неопределенно долго.

Описанные только что явления не стоят без сомнения одиноко и могут быть связаны с аналогичными в чисто химической области. Так, Делзек и Лебед (см. Doererke, К. Wochenschr., № 20, 1923) действуют интерокиназой при 0° на инактивный панкреатический сок, трипсиноген превращается в трипсин, но, кроме того, эта смесь, прибавленная в количестве 10 % к новой порции инактивного сока, снова активирует его и дает активаторов для новой порции сока; такие переходы были сделаны без перерыва 30 раз. Недавно Эренбург и Левенталь (Klin. Wochensch., № 2, 1923) нашли, что в продуктах автолиза казеина появляется вещество, обладающее триптическим действием. Итак, мы видим, что существуют процессы, симулирующие инфекцию и вызываемые растворимыми веществами.

В «Основах общей бактериологии» я пытался применить к бактериям в высшей степени плодотворный принцип, установленный К. Бернаром для животных и растений, принципы тождества основных жизненных процессов для всех организмов. Последующее развитие бактериологии вполне подтвердило это мнение, но если это верно и если кластины играют важную роль в жизненном процессе бактерий, то подобные явления должны наблюдаться и в животном организме и должны, значит, существовать также и цитокластины.

К теории цитокластинов я еще вернусь, но предварительно должен коснуться некоторых иных мнений по данному вопросу. Недавно Фридбергер и Мейснер (Zentr. Bact., № 5–6, 1923) сообщили свои исследования о криптантигенах. Фридбергер, как известно, стоит на том, что сыпной тиф вызывается протеем Х₁₉. За это, по его мнению, говорит и постоянная агглютинация протея сывороткой сыпнотифозных людей и то, что кролики, которым введены органы сыпнотифозных морских свинок, приобретают способность агглютинировать протея своей сывороткой. Протея, однако, нет в крови больных, ни у свинок, ни у людей. По мнению же Фридбергера, он все-таки там имеется, но в криптантигенной форме не видимой и не культивируемой. Для доказательства этого мнения Фридбергер и Мейснер предприняли опыты с брюшным тифом. Они привили морским свинкам органы брюшнотифозного трупа, убивали их на высоте лихорадки и заражали их мозгом и другими тканями свежих морских свинок. Уже со второго пассажа брюшнотифозные бактерии не могли больше быть находимы даже культурно у свинок, но в течение месяцев перехода через свинок вызывали лихорадку. Эти свинки оказывались иммунными по отношению к внутрибрюшинному введению многократно смертельной дозы брюшнотифозных бактерий. Мозг, селезенки и кровь переходных свинок, введенные кроликам, вызывали появление в их крови специфических агглютининов с типической кривой. Контрольные опыты с нормальными органами дали отрицательные результаты. Таким образом, переход тифозной бактерии через невосприимчивую для типичного брюшного тифа морскую свинку превратил эту бактерию в невидимый и некультивирующийся вирус. Антиген брюшного тифа может, значит, существовать в двух формах – фанеро- и криптантигенной.

Кроме этих опытов Фридбергера и Мейсснера, которые, разумеется, нуждаются в проверке, существуют еще и другие факты сходного значения. Интересны, например, так называемые тканевые гормоны Габерланда, найденные у высших растений и обнаруженные также при заживлении ран при регенерации у животных (Freund, Archiv Pathol, u. Pharm., 1921, 21, 273). Относящиеся к затронутой мною теме примеры подобраны в уже цитированной статье Дера «Невидимые заразные вещества и их отношение к проблемам общей биологии». Дер напоминает, что биологи давно считают основными живыми элементами не клеточки, а более мелкие образования – физиологические единицы Спенсера, пангены Дарвина или де Фриза, биобласты Гертвига, плазмы Визнера и т. д. К этим жизненным единицам возможно было бы прибегнуть для объяснения проблем фильтрующихся вирусов и бактериофагов.

Хотя, как мы видим, нет недостатка в гипотезах для установления новой этиологии загадочных инфекций, остро связанных с невидимыми вирусами, мне кажется, что для большинства из них следует держаться прежней микробной этиологий. Действительно, история последних лет показывает, что один за другим открываются микробы этих инфекций: желтая лихорадка, бешенство, а теперь также и оспа уже потеряли свою загадочность. По поводу последней могу указать, что Гецова (Klinische Woch., 1923, № 31) подтвердила гистологическим исследованием тождественность изменений, вызываемых у кроликов прививкой культур Плоца (из института Пастера), с одной стороны, и вакциной, с другой.

Теория цитокластинов должна, как я думаю, найти свое приложение совсем к иным – эндогенным инфекциям. Есть болезни, прогрессирующее течение которых обусловлено переносом заразы с больных на здоровые клеточки. Чрезвычайно наглядно такой перенос демонстрируется следующими опытами Фрея (Deut Med. Woch., 1923, № 17). От действия пиперидона (1 на 1000), а также и экстрактов различных тканей происходит вакуольное перерождение ядросодержащих красных кровяных шариков (амфибий и птиц) и эти больные шарики способны вызывать снова появление вакуолей у здоровых. Не такова ли этиология злокачественных опухолей? Подобно тому, как толчок для появления бактериокластинов может быть дан казеином, трипсином, тканевыми соками, так под влиянием очень разнообразных воздействий рентгеновых лучей, дегтя, паразитизма, червей эпителиальные клеточки приобретают способность к безграничному размножению, метастазированию и трансплантации, а также и к заражению других клеточек, как доказывается превращение рака в саркому. К тому же для куриной саркомы установлено, что она воспроизводится фильтратом вытяжки из опухоли, т. е. «невидимым вирусом». Что при неоплазмах цитокластины ведут к созиданию, тогда как бактериокластический процесс есть разрушительный, не является принципиальным отличием, так как между разрушением и созиданием не качественная, а количественная разница.

Есть еще и другие болезни, которые я склонен отнести к эндогенным цитокластическим инфекциям: острая желтая атрофия печени, злокачественная прогрессирующая анемия, лейкемия. Две последние формы встречаются и у животных, причем в этих случаях найдены «фильтрующиеся вирусы».

Все изложенное мною доказывает, что современная бактериология ищет новых путей. Она углубляет свой анализ и, не считая более микробов конечными патогенетическими факторами, старается определить значение более элементарных единиц – кластинов, криптантигенов, биобластов. При этом ей приходится обогатить свою методику (помимо центрифугирования, здесь важную роль играет микрофильтрация), перенося свое влияние от коллоида и протеинов к биогенным аминам.

Если все это знаменует кризис, то он ведет только к расширению области микробиологии и, быть может, установлению существования, кроме живой заразы, еще и Contagium fluidum inanimatum для эндогенных инфекций, вызываемых цитокластинами.