Читать книгу Мы меняем души, не тела… - Николай Гумилев - Страница 2

Из книги «Путь конквистадоров»

Оглавление

«Я конквистадор в панцире железном…»

Я конквистадор в панцире железном,

Я весело преследую звезду,

Я прохожу по пропастям и безднам

И отдыхаю в радостном саду.


Как смутно в небе диком и беззвездном!

Растет туман… но я молчу и жду

И верю, я любовь свою найду…

Я конквистадор в панцире железном.


И если нет полдневных слов звездам,

Тогда я сам мечту свою создам

И песней битв любовно зачарую.


Я пропастям и бурям вечный брат,

Но я вплету в воинственный наряд

Звезду долин, лилею голубую.


«С тобой я буду до зари…»

С тобой я буду до зари,

Наутро я уйду

Искать, где спрятались цари,

Лобзавшие звезду.


У тех царей лазурный сон

Заткал лучистый взор;

Они – заснувший небосклон

Над мраморностью гор.


Сверкают в золоте лучей

Их мантий багрецы,

И на сединах их кудрей

Алмазные венцы.


И их мечи вокруг лежат

В каменьях дорогих,

Их чутко гномы сторожат

И не уйдут от них.


Но я приду с мечом своим;

Владеет им не гном!

Я буду вихрем грозовым,

И громом, и огнем!


Я тайны выпытаю их,

Все тайны дивных снов,

И заключу в короткий стих,

В оправу звонких слов.


Промчится день, зажжет закат,

Природа будет храм,

И я приду, приду назад

К отворенным дверям.


С тобою встретим мы зарю,

Наутро я уйду

И на прощанье подарю

Добытую звезду.


Песнь Заратустры

Юные, светлые братья

Силы, восторга, мечты,

Вам раскрываю объятья,

Сын голубой высоты.


Тени, кресты и могилы

Скрылись в загадочной мгле,

Свет воскресающей силы

Властно царит на земле.


Кольца роскошные мчатся,

Ярок восторг высоты;

Будем мы вечно встречаться

В вечном блаженстве мечты.


Жаркое сердце поэта

Блещет, как звонкая сталь.

Горе не знающим света!

Горе обнявшим печаль!


Credo

Откуда я пришел, не знаю…

Не знаю я, куда уйду,

Когда победно отблистаю

В моем сверкающем саду.


Когда исполнюсь красотою,

Когда наскучу лаской роз,

Когда запросится к покою

Душа, усталая от грез.


Но я живу, как пляска теней

В предсмертный час больного дня,

Я полон тайною мгновений

И красной чарою огня.


Мне всё открыто в этом мире —

И ночи тень, и солнца свет,

И в торжествующем эфире

Мерцанье ласковых планет.


Я не ищу больного знанья

Зачем, откуда я иду;

Я знаю, было там сверканье

Звезды, лобзающей звезду.


Я знаю, там звенело пенье

Перед престолом красоты,

Когда сплетались, как виденья,

Святые белые цветы.


И, жарким сердцем веря чуду,

Поняв воздушный небосклон,

В каких пределах я ни буду,

На всё наброшу я свой сон.


Всегда живой, всегда могучий,

Влюбленный в чары красоты.

И вспыхнет радуга созвучий

Над царством вечной пустоты.


Греза ночная и темная

На небе сходились тяжелые, грозные тучи,

Меж них багровела луна, как смертельная рана,

Зеленого Эрина воин, Кухулин могучий

Упал под мечом короля океана, Сварана.


И волны шептали сибиллы седой заклинанья,

Шатались деревья от песен могучего вала,

И встретил Сваран исступленный, в грозе

                                                                                 ликованья

Героя героев, владыку пустыни, Фингала.


Друг друга сжимая в объятьях, сверкая доспехом,

Они начинают безумную, дикую пляску,

И ветер приветствует битву рыдающим смехом,

И море грохочет свою вековечную сказку.


Когда я устану от ласковых, нежных объятий,

Когда я устану от мыслей и слов повседневных —

Я слышу, как воздух трепещет от гнева проклятий,

Я вижу на холме героев, могучих и гневных.


Песня о певце и короле

Мой замок стоит на утесе крутом

В далеких, туманных горах,

Его я воздвигнул во мраке ночном,

С проклятьем на бледных устах.


В том замке высоком никто не живет,

Лишь я его гордый король,

Да ночью спускается с диких высот

Жестокий, насмешливый тролль.


На дальнем утесе, труслив и смешон,

Он держит коварную речь,

Но чует, что меч для него припасен,

Не знающий жалости меч.


Однажды сидел я в порфире златой,

Горел мой алмазный венец —

И в дверь постучался певец молодой,

Бездомный, бродячий певец.


Для всех, кто отвагой и силой богат,

Отворены двери дворца;

В пурпуровой зале я слушать был рад

Безумные речи певца.


С красивою арфой он стал недвижим,

Он звякнул дрожащей струной,

И дико промчалась по залам моим

Гармония песни больной.


«Я шел один в ночи беззвездной

В горах с уступа на уступ

И увидал над мрачной бездной,

Как мрамор белый, женский труп.


Влачились змеи по уступам,

Угрюмый рос чертополох,

И над красивым женским трупом

Бродил безумный скоморох.


И смерти дивный сон тревожа,

Он бубен потрясал в руке,

Над миром девственного ложа

Плясал в дурацком колпаке.


Едва звенели колокольца,

Не отдаваяся в горах,

Дешевые сверкали кольца

На узких, сморщенных руках.


Он хохотал, смешной, беззубый,

Скача по сумрачным холмам,

И прижимал больные губы

К холодным, девичьим губам.


И я ушел, унес вопросы,

Смущая ими божество,

Но выше этого утеса

Не видел в мире ничего».


Я долее слушать безумца не мог,

Я поднял сверкающий меч,

Певцу подарил я кровавый цветок

В награду за дерзкую речь.


Цветок зазиял на высокой груди,

Красиво горящий багрец…

«Безумный певец, ты мне страшен, уйди».

Но мертвенно бледен певец.


Порвалися струны, протяжно звеня,

Как арфу его я разбил

За то, что он плакать заставил меня,

Властителя гордых могил.


Как прежде, в туманах не видно луча,

Как прежде, скитается тролль,

Он, бедный, не знает, бояся меча,

Что властный рыдает король.


По прежнему тих одинокий дворец,

В нем трое, в нем трое всего:

Печальный король, и убитый певец,

И дикая песня его.


Рассказ девушки

В вечерний час горят огни…

Мы этот час из всех приметим,

Господь, сойди к молящим детям

И злые чары отгони!


Я отдыхала у ворот

Под тенью милой, старой ели,

А надо мною пламенели

Снега неведомых высот.


И в этот миг с далеких гор

Ко мне спустился странник дивный,

В меня вперил он взор призывный,

Могучей негой полный взор.


И пел красивый чародей:

«Пойдем со мною на высоты,

Где кроют мраморные гроты

Огнем увенчанных людей.


Их очи дивно глубоки,

Они прекрасны и воздушны,

И духи неба так послушны

Прикосновеньям их руки.


Мы в их обители войдем

При звуках светлого напева

И там ты будешь королевой,

Как я могучим королем.


О, пусть ужасен голос бурь,

И страшны лики темных впадин,

Но горный воздух так прохладен

И так пленительна лазурь».


И эта песня жгла мечты,

Дарила волею мгновенья

И наряжала сновиденья

В такие яркие цветы.


Но тих был взгляд моих очей,

И сердце, ждущее спокойно,

Могло ль прельститься цепью стройной

Светло-чарующих речей.


И дивный странник отошел,

Померкнул в солнечном сиянье,

Но внятно-тяжкое рыданье

Мне повторял смущенный дол.


В вечерний час горят огни…

Мы этот час из всех приметим,

Господь, сойди к молящим детям

И злые чары отгони.


«Когда из темной бездны жизни…»

Когда из темной бездны жизни

Мой гордый дух летел, прозрев,

Звучал на похоронной тризне

Печально-сладостный напев.


И в звуках этого напева,

На мраморный склоняясь гроб,

Лобзали горестные девы

Мои уста и бледный лоб.


И я из светлого эфира,

Припомнив радости свои,

Опять вернулся в грани мира

На зов тоскующей любви.


И я раскинулся цветами,

Прозрачным блеском звонких струй,

Чтоб ароматными устами

Земным вернуть их поцелуй.


Людям будущего

Изда вна люди уважали

Одно старинное звено,

На их написано скрижали:

     Любовь и Жизнь – одно.

Но вы не люди, вы живете,

Стрелой мечты вонзаясь в твердь,

Вы слейте в радостном полете

     Любовь и Смерть.


Издавна люди говорили,

Что все они рабы земли

И что они, созданья пыли,

Родились и умрут в пыли.

Но ваша светлая беспечность

Зажглась безумным пеньем лир.

Невестой вашей будет Вечность,

     А храмом – мир.


Все люди верили глубоко,

Что надо жить, любить шутя

И что жена – дитя порока,

Стократ нечистое дитя.

Но вам бегущие годины

Несли иной, нездешний звук,

И вы возьмете на Вершины

     Своих подруг.


Пророки

И ныне есть еще пророки,

Хотя упали алтари,

Их очи ясны и глубоки

Грядущим пламенем зари.


Но им так чужд призыв победный,

Их давит власть бездонных слов,

Они запуганы и бледны

В громадах каменных домов.


И иногда в печали бурной

Пророк, не признанный у нас,

Подъемлет к небу взор лазурный

Своих лучистых, ясных глаз.


Он говорит, что он безумный,

Но что душа его свята,

Что он, в печали многодумной,

Увидел светлый лик Христа.


Мечты Господни многооки,

Рука Дающего щедра,

И есть еще, как он, пророки —

Святые рыцари добра.


Он говорит, что мир не страшен,

Что он Зари Грядущей князь…

Но только духи темных башен

Те речи слушают, смеясь.


Русалка

На русалке горит ожерелье

И рубины греховно-красны,

Это странно-печальные сны

Мирового, больного похмелья.

На русалке горит ожерелье

И рубины греховно-красны.


У русалки мерцающий взгляд,

Умирающий взгляд полуночи,

Он блестит, то длинней, то короче,

Когда ветры морские кричат.

У русалки чарующий взгляд,

У русалки печальные очи.


Я люблю ее, деву-ундину,

Озаренную тайной ночной,

Я люблю ее взгляд заревой

И горящие негой рубины…

Потому что я сам из пучины,

Из бездонной пучины морской.


На мотивы Грига

Кричит победно морская птица

Над вольной зыбью волны фиорда,

К каким пределам она стремится?

О чем ликует она так гордо?


Холодный ветер, седая сага

Так властно смотрят из звонкой песни,

И в лунной грезе морская влага

Еще прозрачней, еще чудесней.


Родятся замки из грезы лунной,

В высоких замках тоскуют девы,

Златые арфы так многострунны,

И так маняще звучат напевы.


Но дальше песня меня уносит,

Я всей вселенной увижу звенья,

Мое стремленье иного просит,

Иных жемчужин, иных каменьев.


Я вижу праздник веселый, шумный,

В густых дубравах ликует эхо,

И ты проходишь мечтой бездумной,

Звеня восторгом, пылая смехом.


А на высотах, столь совершенных,

Где чистых лилий сверкают слезы,

Я вижу страстных среди блаженных,

На горном снеге алеют розы.


И где-то светит мне образ бледный,

Всегда печальный, всегда безмолвный…

…Но только чайка кричит победно

И гордо плещут седые волны.


Осень

По узкой тропинке

Я шел, упоенный мечтою своей,

И в каждой былинке

Горело сияние чьих-то очей.


Сплеталися травы,

И медленно пели и млели цветы,

Дыханьем отравы

Зеленой, осенней светло залиты.


И в счастье обмана

Последних холодных и властных лучей

Звенел хохот Пана

И слышался говор нездешних речей.


И девы-дриады,

С кристаллами слез о лазурной весне,

Вкусили отраду,

Забывшись в осеннем, божественном сне.


Я знаю измену,

Сегодня я Пана ликующий брат,

А завтра одену

Из снежных цветов прихотливый наряд.


И грусть ледяная

Расскажет утихшим волненьем в крови

О счастье без рая,

Глазах без улыбки и снах без любви.


«По стенам опустевшего дома…»

По стенам опустевшего дома

Пробегают холодные тени,

И рыдают бессильные гномы

В тишине своих новых владений.


По стенам, по столам, по буфетам

Все могли-бы их видеть воочью,

Их, оставленных ласковым светом,

Окруженных безрадостной ночью.


Их больные и слабые тельца

Трепетали в тоске и истоме,

С той поры, как не стало владельца

В этом прежде смеявшемся доме.


Сумрак комнат покинутых душен,

Тишина с каждым мигом печальней,

Их владелец был ими ж задушен

В темноте готической спальни.


Унесли погребальные свечи,

Отшумели прощальные тризны,

И остались лишь смутные речи

Да рыданья, полны укоризны.


По стенам опустевшего дома

Пробегают холодные тени,

И рыдают бессильные гномы

В тишине своих новых владений.


Мы меняем души, не тела…

Подняться наверх