Читать книгу Молодые короли - Николай Гумилев - Страница 9

Правду мы возьмем у Бога

Силой огненных мечей.

Могучий царь суров и гневен,

Его лицо мрачно, как ночь,

Толпа испуганных царевен

Бежит в немом смятенье прочь.

Вокруг него сверкает злато,

Алмазы, пурпур и багрец,

И краски алого заката

Румянят мраморный дворец.

Он держит речь в высокой зале

Толпе разряженных льстецов,

В его глазах сверканье стали,

А в речи гул морских валов.

Он говорит: «Еще ребенком

В глуши окрестных деревень

Я пеньем радостным и звонким

Встречал веселый юный день.

Я пел и солнцу и лазури,

Я плакал в ужасе глухом,

Когда безрадостные бури

Царили в небе голубом.

Явилась юность – праздник мира,

В моей груди кипела кровь,

И в блеске солнечного пира

Я увидал мою любовь.

Она во сне ко мне слетала,

И наклонялася ко мне,

И речи дивные шептала

О золотом, лазурном дне.

Она вперед меня манила,

Роняла белые цветы,

Она мне двери отворила

К восторгам сладостной мечты.

И чтобы стать ее достойным,

Вкусить божественной любви,

Я поднял меч к великим войнам,

Я плавал в злате и крови.

Я стал властителем вселенной,

Я Божий бич, я Божий глас,

Я царь жестокий и надменный,

Но лишь для вас, о, лишь для вас.

А для нее я тот же страстный

Любовник, вечно молодой,

Я тихий гимн луны, согласной

С бесстрастно блещущей звездой.

Рабы, найдите Деву Солнца

И приведите мне, царю,

И все дворцы, и все червонцы,

И земли все я вам дарю».

Он замолчал, и все мятутся,

И отплывают корабли,

И слуги верные несутся,

Спешат во все концы земли.

И солнц и лун прошло так много,

Печальный царь, томяся, ждет,

Он жадно смотрит на дорогу,

Склонясь у каменных ворот.

Однажды солнце догорало

И тихо теплились лучи,

Как песни вышнего хорала,

Как рати ангельской мечи.

Гонец примчался запыленный,

За ним сейчас еще другой,

И царь, горящий и влюбленный,

С надеждой смотрит пред собой.

Как звуки райского напева,

Он ловит быстрые слова:

«Она живет, святая дева…

О ней уже гремит молва…

Она пришла к твоим владеньям,

Она теперь у этих стен,

Ее народ встречает пеньем

И преклонением колен».

И царь навстречу деве мчится,

Охвачен страстною мечтой,

Но вьется траурная птица

Над венценосной головой.

Он видит деву, блеск огнистый

В его очах пред ней потух,

Пред ней, такой невинной, чистой,

Стыдливо-трепетной, как дух.

Лазурных глаз не потупляя,

Она идет, сомкнув уста,

Как дева пламенного рая,

Как солнца юная мечта.

Одежды легкие, простые

Покрыли матовость плечей,

И нежит кудри золотые

Венок из солнечных лучей.

Она идет стопой воздушной,

Глаза безмерно глубоки,

Она вплетает простодушно

В венок степные васильки.

Она не внемлет гласу бури,

Она покинула дворцы,

Пред ней рассыпались в лазури

Степных закатов багрецы.

Ее душа мечтой согрета,

Лазурность манит впереди,

И волны ласкового света

В ее колышутся груди.

Она идет перед народом,

Она скрывается вдали,

Так солнце клонит лик свой к водам,

Забыв о горестях земли.

И гордый царь опять остался

Безмолвно-бледен и один,

И кто-то весело смеялся,

Бездонный радостью глубин.

Но глянул царь орлиным оком,

И издал он могучий глас,

И кровь пролилася потоком,

И смерть как буря пронеслась.

Он как гроза, он гордо губит

В палящем зареве мечты,

За то, что он безмерно любит

Безумно-белые цветы.

Но дремлет мир в молчанье строгом,

Он знает правду, знает сны,

И Смерть, и Кровь даны нам Богом

Для оттененья Белизны.

«Мы прекрасны и могучи,

Молодые короли,

Мы парим, как в небе тучи,

Над миражами земли.

В вечных песнях, в вечном танце

Мы воздвигнем новый храм.

Пусть пьянящие багрянцы

Точно окна будут нам.

Окна в Вечность, в лучезарность,

К берегам Святой Реки,

А за нами пусть Кошмарность

Создает свои венки.

Пусть терзают иглы терний

Лишь усталое чело,

Только солнце в час вечерний

Наши кудри греть могло.

Ночью пасмурной и мглистой

Сердца чуткого не мучь;

Грозовой иль золотистой

Будь же тучей между туч».

Так сказал один влюбленный

В песни солнца, в счастье мира,

Лучезарный, как колонны

Просветленного эфира,

Словом вещим, многодумным

Пытку сердца успокоив,

Но смеялись над безумным

Стены старые покоев.

Сумрак комнат издевался,

Бледно-серый и угрюмый,

Но другой король поднялся

С новым словом, с новой думой.

Его голос был так страстен,

Столько снов жило во взоре,

Он был трепетен и властен,

Как стихающее море.

Он сказал: «Индийских тканей

Не постигнуты узоры,

В них несдержанность желаний,

Нам неведомые взоры.

Бледный лотос под луною

На болоте, мглой одетом,

Дышит тайною одною

С нашим цветом, белым цветом.

И в безумствах теокалли

Что-то слышится иное.

Жизнь без счастья, без печали

И без бледного покоя.

Кто узнает, что томится

За пределом наших знаний

И, как бледная царица,

Ждет мучений и лобзаний».

Мрачный всадник примчался на черном коне,

Он закутан был в бархатный плащ,

Его взор был ужасен, как город в огне,

И, как молния ночью, блестящ.

Его кудри как змеи вились по плечам,

Его голос был песней огня и земли,

Он балладу пропел молодым королям,

И балладе внимали, смутясь, короли.

«Пять могучих коней мне дарил Люцифер

И одно золотое с рубином кольцо,

Я увидел бездонность подземных пещер

И роскошных долин молодое лицо.

Принесли мне вина – струевого огня —

Фея гор и властительно-пурпурный Гном,

Я увидел, что солнце зажглось для меня,

Просияв, как рубин, на кольце золотом.

И я понял восторг созидаемых дней,

Расцветающий гимн мирового жреца,

Я смеялся порывам могучих коней

И игре моего золотого кольца.

Там, на высях сознанья – безумье и снег…

Но восторг мой прожег голубой небосклон,

Я на выси сознанья направил свой бег

И увидел там деву, больную, как сон.

Ее голос был тихим дрожаньем струны,

В ее взорах сплетались ответ и вопрос,

И я отдал кольцо этой Деве Луны

За неверный оттенок разбросанных кос.

И, смеясь надо мной, презирая меня,

Мои взоры одел Люцифер в полутьму,

Люцифер подарил мне шестого коня,

И Отчаянье было названье ему».

Голос тягостной печали

Песней горя и земли

Прозвучал в высоком зале,

Где стояли короли.

И холодные колонны

Неподвижностью своей

Оттеняли взор смущенный,

Вид угрюмых королей.

Но они вскричали вместе,

Облегчив больную грудь:

«Путь к Неведомой Невесте

Наш единый верный путь.

Полны влагой наши чаши,

Так осушим их до дна.

Дева Мира будет нашей,

Нашей быть она должна!

Сдернем с радостной скрижали

Серый, мертвенный покров,

И раскрывшиеся дали

Нам расскажут правду слов.

Это верная дорога,

Мир иль наш, или ничей.

Правду мы возьмем у Бога

Силой огненных мечей».

По дороге их владений

Раздается звук трубы,

Голос царских наслаждений,

Голос славы и борьбы.

Их мечи из лучшей стали,

Их щиты как серебро,

И у каждого в забрале

Лебединое перо.

Все, надеждою крылаты,

Покидают отчий дом,

Провожает их горбатый,

Старый, верный мажордом.

Верны сладостной приманке,

Они едут на закат,

И, смущаясь, поселянки

Долго им вослед глядят.

Видят только панцирь белый,

Звонкий, словно лепет струй,

И рукою загорелой

Посылают поцелуй.

По обрывам пройдет только смелый…

Они встретили Деву Земли,

Но она их любить не хотела,

Хоть и были они короли.

Хоть безумно они умоляли,

Но она их любить не могла,

Голубеющим счастьем печали

Молодых королей прокляла.

И больные, плакучие ивы

Их окутали тенью своей

В той стране, безнадежно-счастливой,

Без восторгов, и снов, и лучей.

И венки им сплетали русалки

Из фиалок и лилий морских,

И, смеясь, надевали фиалки

На склоненные головы их.

Ни один не вернулся из битвы…

Развалился прадедовский дом,

Где так часто святые молитвы

Повторял их горбун мажордом.

Краски алого заката

Гасли в сумрачном лесу,

Где измученный горбатый

За слезой ронял слезу.

Над покинутым колодцем

Он шептал свои слова,

И бесстыдно над уродцем

Насмехалася сова.

«Горе! Умерли русалки,

Удалились короли,

Я, беспомощный и жалкий,

Стал властителем земли.

Прежде я беспечно прыгал,

Царский я любил чертог,

А теперь сосновых игол

На меня надет венок.

А теперь в моем чертоге

Так пустынно ввечеру;

Страшно в мире… страшно, боги…

Помогите… я умру…»

Над покинутым колодцем

Он шептал свои слова,

И бесстыдно над уродцем

Насмехалася сова.