Читать книгу Подлинная история Дома Романовых. Путь к святости - Николай Коняев - Страница 58

После взятия Тулы Гермоген уговаривал Шуйского не медлить с подавлением мятежа в «украйных городках», но бояре не позволили царю Василию последовать мудрому совету. Не нужно было боярам спокойствие в государстве, настояли они, чтобы Шуйский распустил войско на отдых.

И случилось то, что и должно было случиться…

Вбирая рассеявшиеся после разгрома Ивана Болотникова казачьи шайки, усиливаясь польскими отрядами Яна Сапеги и Александра Лисовского, войско самозванца нанесло поражение Василию Шуйскому и встало на подступах к Москве в Тушине.

Не только в князьях и боярах появилась тогда расшатанность, но и в простых людях.

«И разделились, как чернь, так и знать… – свидетельствует летописец. – Один брат в Москве с царем Василием в осаде, а другой – в Тушине с вором. Отец – в Москве, сын – в Тушине. И сходились ежедневно они на битву, сын против отца и брат против брата».

Вскоре в Тушине объявилась Марина Мнишек.

«Я заставил Дмитрия влюбиться в Марину, чтобы лучше оттенить ее необычайный характер, – отмечает А.С. Пушкин. – У Карамзина он лишь бегло очерчен, но, конечно, это была странная красавица; у нее была одна только страсть – честолюбие, но до такой степени сильное, бешеное, что трудно себе представить. Посмотрите, как она, отведав царской власти, опьяненная призраком отдается одному проходимцу за другим, разделяя то отвратительное ложе жида, то палатку казака, всегда готовая отдаться каждому, кто только может дать ей хотя бы слабую надежду на более уже не существующий трон. Посмотрите, как она переносит войну, нищету, позор и в то же время сносится с польским королем, как коронованное лицо с равным себе, и жалко кончает свое бурное и необычайное существование. Я уделил ей только одну из сцен, но я еще вернусь к ней, если Бог продлит мою жизнь. Она волнует меня, как страсть. Она – ужас что за полька, как говорила (кузина г-жи Любомирской)».

Эта ужас что за полька быстро сговорилась с Тушинским вором о вознаграждении (300 тысяч рублей и Северское княжество с четырнадцатью городами – ее папаше) и 5 сентября тайно обвенчалась с царьком, публично признав в шкловском еврее Богданко спасшегося супруга – царевича Дмитрия.

Тогда же в Тушине была образована и своя Боярская дума. В нее вошли князья Д.Т. Трубецкой, Д.М. Черкасский, А.Ю. Сицкий, М.М. Бутурлин, Г.П. Шаховский.

Почти все они были родственниками Романовых, и теперь в Тушине не хватало для комплекта только самого Филарета.

За ним и отправился в Ростов польский отряд Яна Сапеги.

По дороге к полякам присоединились переяславцы, которые не желали упустить случай поквитаться с ростовчанами.

Историки эпизод пленения ростовского митрополита описывают, не жалея героических красок:

«Ростовский митрополит Филарет Никитич с немногими усердными воинами и гражданами заключился в соборной церкви, и, готовясь к смерти, причастился сам Святых Тайн, и велел священникам исповедать и причастить всех прочих. Двери церковные не выдержали напора врагов, началась резня; Филарет хотел было уговаривать переяславцев от Божественных Писаний, но его схватили, сняли с него святительские одежды и босого, в одной свитке, повели в Тушино, подвергая его на пути разным поруганиям» (митрополит Макарий (Булгаков).

Патриарх Филарет. Портрет из «Титулярника». 1672 г.

«Ростовцы… хотели бежать далее на север всем городом, но были остановлены митрополитом своим Филаретом Никитичем Романовым и воеводою Третьяком Сеитовым, который собрал несколько тысяч войска, напал с ним на Сапегиных казаков и переяславцев, но был разбит, бежал в Ростов и там упорно защищался еще три часа. Одолев наконец воеводу, казаки и переяславцы ворвались в соборную церковь, где заперся Филарет с толпами народа, и несмотря на увещевания митрополита, вышедшего с хлебом и солью, выбили двери, перебили множество людей, поругали святыню…» (С.М. Соловьев).

Обращает внимание, как однообразно, почти без комментариев воспроизводятся летописные сюжеты.

Разве только Н.М. Карамзин отметил, что везли Филарета в Тушино в литовском платье и татарской шапке, а С.М. Соловьев подчеркнул тот прискорбный факт, что громили соборный храм в Ростове не ляхи, а свои, переяславцы.

Но это, кажется, и все вариации… Между тем, хотя и скупы сообщения летописи, поразмышлять там есть над чем. Нам представляются важными два момента…

Филарет стремился остаться в незащищенном Ростове, где горожане жили просто, совету и обереганья не имея. Почему он поступил так? Ради того, чтобы поддержать свою паству? Это как-то не похоже на Филарета, да и не мог он не понимать, что, представляя для самозванца интерес, он не оберегает своим присутствием паству, а лишь подвергает ее опасности.

Сюжет летописи тут явно перекликается с рассказом о пленении Марины Мнишек. По дороге из Ярославля она прикинулась больной, чтобы задержаться, пока ее не «захватил» Тушинский вор.

Второй момент, на котором стоило бы остановиться, – это хлеб и соль, которыми пытается встретить митрополит Филарет ломящихся в церковь грабителей.

Н.М. Карамзин и митрополит Макарий стыдливо упускают эту подробность, а менее осторожные апологеты Романовых пускаются в объяснения: дескать, митрополит Филарет желал защитить Ростов от набега польской шайки и, привечая посланцев самозванца хлебом-солью, хотел утихомирить грабителей смирением своим.

Мы видели, как умел смиряться Филарет, когда избивал в Сийском монастыре прислуживавших ему чернецов. Опять-таки и в детской наивности, встречающейся порою у глубокоправославных людей, Филарета заподозрить трудно.

Увы…

Лукавят тут наши уважаемые историки. Поднося тушинцам хлеб-соль, Филарет не о спасении Ростова думал. Подобно своим давним знакомцам Мнишекам, радовался он, что наконец-то попадет к Тушинскому вору.

Версии добровольного перехода Филарета (Романова) на сторону Тушинского вора несколько противоречит рассказ об унижениях, которым подвергался митрополит по дороге в Тушино…

Однако тут мы должны вспомнить об «исторической», как выразился С.М. Соловьев, вражде Переяславля и Ростова. Возможно, что эту «историческую» вражду и пришлось испытать Филарету на себе. Да и едва ли простодушные переяславцы могли испытывать уважение к архиерею, переметнувшемуся к тушинскому царьку… Чему тут удивляться? За все надобно платить.

Но недолго мучился Филарет…

В Тушине судьба его сразу переменилась. С распростертыми объятиями встретила Филарета тушинская родня.

Царек Богданко тоже проявил к Филарету Никитичу милость. Он провозгласил его патриархом.

Хотя, по другим источникам, патриарший сан у шкловского еврея Филарету Никитичу пришлось покупать. Он отдал Богданко за патриаршество яхонт, который был вправлен в его митрополичий жезл. Этот яхонт, как уточняет Бер-Буссов, ровнялся «ценою с полубо́чкой золота».

Так это или иначе, но Романовы сделали следующий шаг на пути к трону!